Синдром Пика. Глава 3

Мы стояли плечом к плечу на крыльце дома, разглядывая огни больницы. Я нервничал гораздо сильнее полковника, хотя по его лицу трудно сказать, чувствует ли он что-то вообще. Словно сокол, он вглядывался в ночь, высматривая одному ему известные мелочи. Его боевой опыт мог помочь, но предстоящее не представлялось возможным даже с его помощью.

- Я не понимаю, как удастся пройти сквозь охранников на крыше. Пусть сейчас уже достаточно стемнело, но у них же прожекторы и никто не проскользнет к больнице без их ведома.

- Знаешь, в чем их основной минус? Именно в этих прожекторах. Ты не представляешь что такое - стоять на посту. Вокруг темнота, готовая поглотить тебя и сделать таким же неприметным, как и все вокруг. Яркий пучок света от прожекторов очень хорошо помогает разглядеть хоть что-то среди абсолютной черноты беззвездной ночи, но вот рядом с этим лучом ты перестаешь видеть вообще. Как фотоснимок, когда сзади объекта съемки ярко светит солнце.

- То есть все так просто? Мне нужно залезть на рекламный щит и перемахнуть через забор, а там аккуратно пробежаться до входа в больницу?

- А что ты хотел? Самый хороший план - простой план. Нечего разглагольствовать, пора действовать.

- Если меня не заметит охрана сверху, это не значит, что не увидит охрана у входа. Они постоянно обходят периметр.

- Вот здесь я тебе и помогу. Главное успей проскочить. Они откроют двери в 11.30 и впустят больных, а значит охранник пройдет мимо тебя в 11.15 во время регулярного осмотра местности. Как только он повернется к тебе спиной, спрыгивай со щита и бегом к черному ходу.

- Но что именно Вы будете делать?

Полковник опустил голову и буркнул под нос:

- Заглаживать вину.

Я не стал задавать лишних вопросов, тем более мне до сих пор было непонятно, в полном ли согласии с головой живет полковник. Когда мы вышли из дома, ночь окончательно вступила в свои права. Звезды и луна прятались за облаками, помогая воплощению моего желания в жизнь. Словно неприступный форт, в темноте вырисовывались очертания больницы. Справа от здания я разглядел тот самый рекламный столб, стоящий в окружении брошенных машин. Его массивный каркас нависал над забором буквой Т и едва не касался колючей проволоки. Забор под напряжением, придется переползти на край вывески, прежде чем спрыгнуть. Высоко, но ничего другого не остается.

Михаил Юрьевич сохранял безразличное выражение лица, создавая впечатление бесстрашного и непобедимого человека. У ворот по-прежнему толпились зараженные. Многие были истощены дневной битвой за жизнь, чтобы продолжать борьбу ночью, поэтому легли на теплый асфальт в попытке заснуть. Люди устали кричать, устали бороться и просто ждали, когда ворота откроются и для кого-то кошмар закончится, а кого-то отправят ждать смерти.

Мы разделились. Я быстро добежал до столба, ощутив неприятную тяжесть в легких. С каждым новым вздохом тяжесть превращалась в слабую ноющую боль. Времени уже не оставалось, поэтому я постарался выкинуть из головы мелкие неприятности. Совсем скоро тело вовсе перестанет меня слушаться, нужно это остановить и как можно быстрее. Полковник должно быть уже находился рядом с воротами. Я достал телефон, заботливо подаренный Брэдли и сверился со временем - 11.05. У меня было десять минут, чтобы незаметно вскарабкаться. Стены больницы находились в опасной близости, поэтому действовать нужно быстро. Лучи прожекторов периодически пролетали рядом со мной, освещая пустую стоянку автомобилей на территории ЦРБ.

Я прыгнул, пытаясь обхватить столб двумя руками и подтянуться до самого верха, где к нему крепился щит, но не тут-то было. Мои руки не слушались. Собрав силы в кулак, я снова запрыгнул и на этот раз смог обхватить столб надежнее. Затем руки предательски разжались, и я рухнул на спину. Неестественная слабость росла внутри, и небольшое препятствие превратилось для меня в непреодолимую преграду. Попробовав еще, я понял, что нужно искать другой выход. Но что мне могло помочь? Минуты приближались гораздо быстрее, чем казалось. Я взглянул на экран, на котором ярко светились цифры 11.12. Другого шанса могло и не быть, поэтому я запаниковал. Бросаясь из стороны в сторону, мне не удавалось придумать мало-мальски грамотное решение. Я озирался по сторонам в надежде найти что-то, что поможет мне забраться наверх, но вокруг на меня глазели лишь фары автомобилей. "Время уходит" - эта мысль пульсировала во мне вместо того, чтобы придумать выход из положения. Постаравшись успокоиться, я еще раз медленно оглянулся. В машине неподалеку все стекла оказались выбитыми. Я с надеждой заглянул внутрь. Салон обчищен до нитки. Утащили даже прикуриватель. Пустой салон никак не мог помочь и я нырнул в багажник. Кроме канистр, пустых сумок и мешков, в нем находились запаска и буксировочный трос. Короткий звуковой сигнал напомнил о том, что охрана вышла на регулярный осмотр территории, а я, отчаявшись, смотрел в багажник машины и не мог решить, что делать дальше. Я закрыл глаза и попытался отвлечься от происходящего. Выход пришел сам собой в ту же секунду. Сломя голову, я бросился к столбу. Крепкий трос перевязал вокруг своего тела, а другой конец перебросил через вывеску. Обхватив обеими ногами столб, я стал карабкаться по тросу, как по канату. С каждым разом моя хватка становилась слабее, но ноги делали свое дело и не давали опуститься обратно, пока руки отдыхали. Совсем скоро я оказался на вывеске. Грудь прожигало изнутри, боль становилась невыносимой, но времени на промедление не было. С трудом сдерживая стон, я отвязал трос и перевесил через вывеску. Я не мог предположить, что свободный конец, подхваченный ветром, угодит прямо на забор. Тут же сноп искр вылетел из решетки. Невозможно было не заметить этот фейерверк. Я бросился к тросу и вместо того, чтобы сбросить его вниз, принялся тянуть его на себя. Один из военных, обходивших стоянку, отделился от остальных и пошел ко мне. Я старался изо всех сил, чтобы трос поскорее оказался на рекламном щите. Охранник включил фонарь и принялся равномерно осматривать метр за метром, по направлению ко мне. Его фонарик внезапно высветил рекламное полотно, но лишь на мгновение, а затем снова принялся рыскать по асфальту парковки. Когда он подошел вплотную к ограждению, трос лежал на щите. Постояв с минуту, охранник развернулся и побрел обратно.

Свет одного из прожекторов освещал лавный вход, в то время как другой стелился вдоль по трассе за больницей. По ней неспешно двигался крытый тентом грузовик, только что выехавший из гаража ЦРБ. Я осторожно достал телефон, силясь не выдать себя светом экрана, и увидел, что ворота не открывали уже 19 минут. Что же могло им помешать? Может у них закончилась сыворотка? Это вполне объясняло задержку. Грузовик ехал за сывороткой, но куда? Жаль нет возможности проследить за ним. Я видел только силуэт охраны, но ясно разглядел как один из тех, кто стоял ближе ко мне на автомобильной стоянке поправил в ухе портативный микрофон, видимо слушая приказ.

Наконец ворота открылись и тут же, оттолкнув охранников, к дверям устремился силуэт. Оба прожектора тут же высветили Михаила Юрьевича. Вот как он решил отвлечь охрану. У меня было несколько секунд для преодоления забора, чем я не замедлил воспользоваться. Повиснув на руках, я решился и спрыгнул. Острая боль прострелила ноги, но также быстро исчезла. Оказавшись на стоянке, я сразу же увидел Мартынова и его преследователей – двух охранников с автоматами. Прожекторы неустанно повторяли каждое его движение, словно привязанные. Я осторожно двинулся к заднему входу, стараясь не шагать громко. Пока охранники были заняты поимкой полковника, прожекторы были не опасны. Военные, догоняющие Мартынова, что-то истошно кричали, но на большом расстоянии их слова терялись в воздухе. Я прошел приблизительно полпути и инстинктивно бросился на землю, стараясь не попасть под яркий свет. Один из патрульных на крыше внезапно разрезал темноту лучом прожектора и снова «прилип» к Мартынову. Не хотелось думать о том, что будет, когда его поймают, а еще меньше я размышлял о собственной судьбе в этом случае. Полковник метался из стороны в сторону, но военные умело загоняли его к дверям больницы. Мартынов огляделся по сторонам, возможно даже увидел меня, потому что мне показалось он замер на долю секунды, а только затем ворвался внутрь ЦРБ. Охрана влетела вслед за ним и двери захлопнулись. Какое-то время прожекторы оставались на месте, но затем снова, со старанием ищеек, принялись прочесывать местность. Оставаясь на асфальте, я медленно полз к стене. Справа прямо на меня надвигался яркий пучок света, и я собрав все силы одним прыжком кувыркнулся вперед. Еще несколько раз пришлось кувыркаться из стороны в сторону, но я все же оставался незамеченным. Как и говорил полковник, свет прожекторов проходил в паре метров от меня, но я оставался невидим. Скоро я уже стоял у стены больницы, прислонившись к ней спиной. Дверь должна была находиться за углом здания, примерно в 50 метрах от меня. Мало, но даже эту короткую дистанцию я не мог преодолеть – невдалеке я заметил приближающегося охранника. Пока он вел себя спокойно, не замечая меня, но так не могло быть вечно. Каждый его шаг приближал меня к неминуемой расплате. Словно надзиратель, он шел объявить мне смертный приговор. Я не верил, что он выстрелит, но и боялся спровоцировать, поэтому не двигался с места. Поглядывая во все стороны, темный силуэт неумолимо сокращал дистанцию.

Вдруг я заметил линию света от центрального входа и человека, устремившегося в мою сторону. Это был полковник! Он вылетел из больницы, словно пробка из под шампанского. С огромной скоростью он налетел на патрульного и оба рухнули на афальт. Это подействовало на всех. Прожекторы теперь однозначно зависли над полковником. Я видел, как ему досталось после столкновения. В свете прожекторов мне было отлично видно бледное, растерянное лицо с выпученными глазами. Вот уж не думал, что его можно вывести из равновесия. Со всех сторон Михаила Юрьевича окружили военные. По негласной команде каждый из них передернул затвор автомата. У ворот сегодня я уже видел, что военные не могут открыть огонь по мирному населению и без сомнений развернулся и побежал к заднему входу. Дверь оказалась открытой, да и как иначе? Ведь каждые полчаса отсюда увозили излечившихся. Тишина вдруг взорвалась оглушительной очередью двух автоматов. На мгновение я застыл, как вкопанный. Снова очередь в воздух? Ну да, конечно, по-другому и быть не могло. Стоя перед входом в больницу, радость от того, что все удалось, переплеталась с тревогой за полковника. "Спасибо, Михаил Юрьевич. Я у Вас в долгу" - подумал я и вошел в дверь.

Первое, что бросилось мне в глаза, это гробовая тишина. Длинный, заваленный разбросанными препаратами и шприцами коридор уходил далеко вдаль, разветвляясь десятками комнат. Мне не нравилась тишина, она давила и пугала одновременно.

Я двинулся вперед, мечтая поскорее увидеть кого-то из докторов. Главное, чтобы они начали меня слушать, а там я объясню, что отстал от остальных и заблудился. Детское оправдание, но не убьют же меня за это. Они должны помочь, раз помогают остальным. Как раз вовремя, ноги и руки снова ныли, а дышать становилось все труднее. Как только я сосредоточился на своем состоянии, тотчас же разразился страшным кашлем и оперся на стену, чтобы не упасть. Легкие горели огнем, с каждым разом мне казалось, что я выплюну их вместе с кровью, которая брызгала изо рта. Я начал часто и интенсивно дышать, стараясь наполнить легкие воздухом и расслабляя их, как учил полковник. Вскоре попытки возымели эффект. Кашель постепенно прекратился. Капли пота начали сползать по лбу и только от их ледяных прикосновений к коже я понял, что здесь было нестерпимо холодно. Это был неестественный холод. Значит военные тоже знали, что для избегания кровавых приступов нужно заморозить кожу. Это подтверждало, что они умели бороться с этой болезнью.

Поворачивая за угол я чуть было не вздрогнул от неожиданно громкой музыки. Телефон, который мне вручил Стас, надрывался и трезвонил, разнося вдаль свою мелодию. В последнее время я ненавидел звонки, потому что кроме плохих новостей они не приносили ничего хорошего.

Звонок от Стаса. Без промедления я нажал кнопку ответа.

- Дружище, зачем ты звонишь? Что-то случилось?

По тяжелому дыханию из трубки я понял, что Стас куда-то шел.

- Сань, я не мог не позвонить. Есть хорошие новости. Мои друзья сообщили, что неподалеку от Борисоглебска замечен поезд. По слухам там как раз то, что так нужно нам всем. Это вакцина, понимаешь? Ты сможешь вылечиться!

- То есть она существует? – мне не верилось, но надежда крепла с каждой секундой.

- Конечно! Про это я и говорю! Полноценный готовый к действию антидот!

Я не мог поверить своему счастью. Трубка повисла у меня в руке, и я мог разобрать только жужжание динамика и нечто похожее на голос своего друга. Сердце так и норовило выскочить из груди от ощущения неземной радости и облегчения. Я даже почти забыл о постоянной головной боли и желании растерзать спину, с которым я пока мог бороться.

- Ты меня слушаешь, Сань?

- Да, извини, я не мог найти слов. Я буду жить?

- Конечно, дружище! - радостно воскликнул Стас и затараторил без умолку, - Я сразу набрал твой номер, как только узнал. Весь вчерашний день меня терзала совесть, и я не мог понять, правильно ли сделал, заставив тебя уйти. Я боялся, да и сейчас боюсь. Пока, кажется, я не болен, но все может быть. Поезд находится на железнодорожной станции в Поворино, ты же знаешь, что это близко. Я постараюсь добраться туда как можно быстрее. Я добуду дозу, слышишь? Правда я не уверен, что поезд действительно там. Говорят, он постоянно перемещается, чтобы не попасть в руки умирающих, так и не доехав до больниц.

Мой друг просто сиял радостью по телефону и не догадался даже спросить взяли меня в больницу или нет. Хотя возможно он знал, что в борьбе с дикой толпой я скорее отсижусь выжидая, чем брошусь в гущу и чего-нибудь добьюсь. Да и если так, то я не в праве его осуждать, он видел насколько я слабохарактерный.

- Стас, я видел грузовик, отъезжающий от ЦРБ. Наверняка он приведет к лекарству. Лучше приезжай сюда и проследи, откуда наша больница пополняет свои ресурсы.

На мгновение воцарилась тишина, а потом он тревожно спросил:

- Извини, я совсем забыл. А ты сам в больницу попал?

- Не совсем, но можно сказать и так.

- Боже мой, ты счастливчик! Я не хотел тебе говорить, но недавно узнал, что туда невозможно пройти, если ты не похож на ходячий фарш. Как тебе удалось?

Чувствовалось, что я разговариваю с журналистом. Он был в курсе всего и вся.

- Не важно, главное, что скоро меня начнут лечить. Я не хочу умирать, Стас.

- Что ты такое говоришь? Даже не думай об этом! Мы еще не посидели за кружечкой пива в нашем любимом спорт-баре, смотря футбол. А болезнь в наши планы совсем не вписывается. Верно? Я сначала заскочу в Поворино, а если там поезда не окажется, отправлюсь к тебе. Вакцина будет у тебя уже очень скоро.

- Стас, а как в других местах с болезнью? Борисоглебск опустел, никто не жаловался ни администрации города, никто не кричал на улицах о конце света, как показывают в фильмах. Просто все, кто не побоялся выйти на улицу, стеклись к ЦРБ.

- Я уезжал в такой спешке, что даже не заметил, как пусто на улицах, но что меня ужаснуло, так это шоссе. Брошенные машины, в некоторых разлагаются люди. Кто-то бродит по дороге, словно зомби и вымаливает проезжающих о спасении. Они думают, что водители знают где можно от этого спастись. Глупцы. От этого вируса невозможно спастись! Военные приговорили людей к смерти, чертовы ученые добились своего и изобрели смертоносное биологическое оружие. Вот только безалаберность и безответственность обрекла страну на вымирание. И мнимое спасение находится в поезде, который существует в слухах и рассказах! – Стас изменился. Теперь он говорил об этом так, будто ненавидит эту заразу всей душой, до кончиков пальцев, каждой клеточкой тела. Он что-то недоговаривал.

- Стас, постой, откуда такое отчаяние? Даже я нахожу в себе силы для надежды, а ты вообще еще не заражен.

- Замолчи! Я могу сказать лишнего, - он вздохнул и продолжил тихо и настолько спокойно, насколько мог, - Ты приехал ко мне потому, что у тебя нет никого, ближе. Я это ценю. Но этот визит не остался без последствий. Сегодня я хотел расковырять лицо вилкой и ничего не мог с собой поделать. Казалось внутрь загнали раскаленные угли. Я найду вакцину и спасу нас обоих. Пока.

Стас положил трубку.

Пустота. Вот что было в моей голове, в мыслях, в чувствах. Она разрасталась и не давала думать. Я убийца лучшего друга. Только эта мысль билась о стенки мозга, только она грозила расколоть голову. Я постарался заглушить чувство вины, но голова не перестала пульсировать. Мысли о худшем отошли на второй план, на первый вылезла боль, пронзающая и медленно утихающая, словно волнами накатывающая на глаза. Что происходит со мной?! Я хотел закричать, но боялся. В больнице тоже могла быть охрана, а мне нужен был любой из докторов. Хотя бы выслушает, прежде чем избить и выкинуть за дверь.

Это здание мы с группой изучали в Архитектурно-строительном колледже. Государственные здания не отличались индивидуальностью при возведении, но это являлось исключением. Подобно цветку, оно имело общий центральный зал, а в разные стороны отходили коридоры-лепестки, ведущие в разные блоки. Таких здесь насчитывалось три и именовались они литерами «А», «Б» и «В». В этом плане постройки наряду с легкостью доступа во все части больницы присутствовали и минусы, а именно невозможность перехода из блока в блок в обход центрального холла. Поэтому мне предстояло отыскать сердце здания и выбрать правильный коридор. Петляя по затерянным закоулкам больницы, я то и дело натыкался на разбросанные ампулы, шприцы, посуду для инструментов и даже инвалидные кресла. Вещи валялись посреди проходов, что говорило о спешке при сборах персонала и пациентов. Но если здесь никого не осталось, то куда они переведены? Разместить в одном блоке всех, кто лежал сразу в трех нереально.

Размышляя, я не заметил, как попал в просторное помещение, заполненное контейнерами и ящиками, окрашенными в зеленый цвет и ни одного человека рядом. Имущество определенно принадлежало военным. Вперемешку с огромными ящиками стояли маленькие коробки, заполняя все огромное помещение зала. Рядом никого не было и я, не боясь, подошел к первому контейнеру с надписью 90Р6. Этот же номер стоял на двух соседних ящиках. Справа от него стоял контейнер с шифром 92Р6. Я не видел, что внутри, но мог догадываться, что это и есть то противоядие, про которое говорил Стас. Что написано на остальных я смотреть не стал, да и смысла не было. Доберусь до врачей, пусть уже сами думают, чем меня лечить.

Передо мной зал расходился тремя большими коридорами. Над каждым из них висела табличка с буквой блока. Я пришел из пустого блока "В". Мне нужно было попасть в тот, где происходит прием больных. Если дверь, через которую впускают людей находится точно с противоположной стороны, то очевидно, что мне надо идти только прямо и я выбрал блок "А".

Пробравшись через коробки, я двинулся навстречу своей судьбе. Зубы застучали от холода. Как же я завидовал охранникам в теплых военных куртках. Футболка на мне замерзла и только усугубляла положение. Пальцы на ногах переставали чувствовать, зато о спине я уже не думал. Продвигаясь дальше, я отличил на одной из стен невдалеке темные разводы. Конечно я не спец, но кажется это засохшая кровь. Придумывая возможные истории, из-за которых кровь могла оказаться на стене, я ускорил шаг. Мне не терпелось встретиться хотя бы с кем-нибудь. Я верил, что стоит им меня увидеть, так все сразу бросятся меня осматривать, расспрашивать и примутся за лечение, которое непременно поможет. Полежу в этом лагере спасения несколько дней, после чего выйду другим человеком, отправлюсь к морю и найду лачугу подальше от человекоподобных, пока не кончится этот ужас. Сразу вспомнились родители, которые наверное ждали меня к себе со дня на день. Царство им небесное. Но со мной всегда были друзья: Стас и Серега.

Воспоминания так неожиданно нахлынули на меня, что их нельзя было остановить. Я вспомнил школу и человека, который остался навсегда в моем сердце и стремительно исчез из него так же быстро, как и появился. Это был Сергей Ханин. Со школьных времен мне было трудно найти друга. И если со Стасом мы росли вместе, то Серега появился неожиданно в третьем классе. Не знаю как это возможно, но наши совершенно разные характеры неожиданно дали нам почву для дружбы. И правду говорят, что противоположности притягиваются.

Я настолько погрузился в свои мысли, что не заметил приближение голосов. Это были приглушенные металлические фразы, как будто говорили из глубокого колодца. Мое сердце радостно подпрыгнуло. Это могли быть врачи в спец костюмах или на худой конец охранники, которые проводят меня в приемную. Им легче поверить в мои глупые оправдания, чем в то, что их товарищи снаружи пропустили кого-то на территорию лагеря незамеченным.

Голоса становились отчетливее и я мог распознать двоих говорящих. Вместе с их равномерным приглушенным диалогом я различал еле уловимый шорох, но не мог понять что это. Чуть позже я расслышал непрекращающееся шарканье, которое обычно издается, если не поднимать ноги при ходьбе. Достаточно широкий коридор раздваивался влево и вправо и понять с какой стороны доносится речь, было невозможно. Трусость и только она не дала мне совершить смертельной ошибки. Вместо того, чтобы поскорее показаться моим "спасителям" я решил переждать немного и узнать кто это.

Передо мной у стены стояла больничная каталка, заправленная простыней. На ней лежали скальпели, зажимы и еще какие-то медицинские приспособления, которые я видел впервые. На мое счастье ткань свисала со всех сторон до самого пола, и я легко скрылся под ней. Оставалось сделать прорезь для обзора. Застиранная бесконечное число раз простынь легко поддалась и треснула. Небольшое отверстие идеально подходило для слежки и не давало шансов меня обнаружить. Из-за угла показались трое: двое мужчин в белых халатах и противогазах тащили за собой, одетого в обычные джинсы и футболку молодого паренька. Он был так слаб, что слегка шевелил губами. Эти двое вели его под руки, хотя слово "вели" не совсем подходит. Ноги парня волочились по кафельному полу больницы с тем самым шуршащим звуком, который я слышал раньше. Я так ждал встречи с кем-то, кто мне может помочь, но сейчас словно ребенок, прятался от спасителей. Видимо мозг еще не окончательно перестал рассуждать. Здесь было много подозрительного. Во-первых эти ребята совершенно не походили на докторов. Возможно, конечно, что они только помогают здешним врачам, но тогда возникает другой вопрос: почему этого больного беднягу просто несут? И тут до меня дошло. Они скорее всего ведут парня сюда, на эту самую каталку, под которой я прячусь. Если они увидят меня, то не поверят ни единому слову.

Мои опасения не оправдались. Эта парочка шла мимо, обсуждая то, во что я не сразу поверил.

- Рядовой Саврандеев, выполнять приказ! У нас сейчас военное время, а в военное время неисполнение приказа карается расстрелом!

Только теперь я заметил выступающий воротник военной формы из-под халата. Это говорил военный, находившийся ближе ко мне. Даже свободный халат не мог скрыть массивного тела, чего не скажешь о его собеседнике, который был к тому же на голову ниже.

- Я не хочу... Я не буду этого делать.

Сказанные слова стали последней каплей для офицера. Он бросил зараженного и тот с глухим звуком упал на кафель.

- Ты полный придурок! - заорал майор, угрожающе приближаясь к солдату. Тот инстинктивно отходил к стене, выслушивая оскорбления в свой адрес, - Как ты можешь спорить со мной? Я сказал, что ты выстрелишь в него, значит выстрелишь! У нас война! У нас смертоносный вирус, появившийся ниоткуда. Скажешь «не хочу», когда твои родные начнут захлебываться собственной кровью от этой заразы!

С этими словами он встряхнул солдата так сильно, что едва не сбил того с ног. Отшвырнув его в стену, он громко скомандовал: "Рядовой Саврандеев, достать оружие!"

Я не верил собственным ушам. Это был словно страшный сон. Мне казалось, что это Я что-то неправильно понял, но как еще можно понять эти слова? Они собирались убить паренька. Почему? Да какая разница? Они хотели убить человека, невиновного человека. Парень силился подняться, но его руки тряслись и тело снова валилось на холодный пол.

- Достань этот чертов пистолет, сукин ты сын! - буквально зарычал офицер и одним движением вытащил из кобуры свой.

Солдат замешкался и через секунду оказался на мушке у майора.

- Ты выполнишь приказ или больше никогда не сможешь этого сделать! Достань пистолет и пристрели его.

Зараженный не пытался встать, а лишь лежал, конвульсивно вздрагивая от холода и боли. Я прижался к отверстию поближе, чтобы лучше рассмотреть его. У него из глаз потекла кровь. Тонкие струйки сбегали по лицу, оставляя лужу крови. Рот открывался и закрывался, как у брошенной на берег рыбы, выпуская пар. Его губы высохли, а во рту виднелся неестественно черный язык.

Солдат неуверенно достал свой пистолет и навел на не сопротивлявшуюся жертву.

- Это приказ! Нажимай курок или его нажму я.

В коридоре было слишком тихо и я отчетливо слышал, как щелкнул пистолет, говоря о том, что в нем нет патронов. Затем еще и еще раз.

- Ты что, не снарядил пистолет?! – орал офицер.

- У меня не было времени, товарищ майор. Меня отправили сюда из комнаты выдачи защитных комплектов. Я даже не успел получить магазины.

- Что за бред! Не хочешь по хорошему, будет по плохому. Души его!

- Я.. Я не стану, - Саврандеев вжал голову, в ожидании еще одного удара, - не смогу, товарищ майор. Зачем это нужно, если он и сам скоро умрет?

- А ты не хочешь облегчить ему страдания? Ты принимал участие в том, чтобы он стал таким, будь добр, сделай ему последнее одолжение и пристрели - офицер протянул рядовому свой пистолет.

Эхо выстрела несколько раз отразилось от тесных стен коридора. Звуковая волна ударила по перепонкам, усилив и без того жуткую головную боль. Конечности от долгого сидения, начали ныть и я знал, что боль будет только усиливаться. Прогремел второй выстрел и от неожиданности я вздрогнул всем телом. Несколько скальпелей слетели с каталки и со звоном упали рядом.

Я отпрянул от отверстия и прислушался. Военные замерли. Убийцы точно заметили падающие инструменты, но я не слышал ничего: ни звука, ни шороха, ни шагов в мою сторону. Эта тишина заставляла меня паниковать. Я был уверен, что вот-вот выпрыгну сам и пусть лучше они пристрелят меня на месте, чем ждать здесь. Через минуту, которая показалась мне часом, я различил звук приближающихся ног. Единственное, что оставалось - это сбежать, но как? У них пистолеты. Да и куда я побегу? Назад нельзя, слишком длинный коридор. Я превращусь в мишень в тире. А если бежать вперед, то точно не налево. Не хотелось мне видеть то место, куда собирались отнести этого парня. Оставался правый поворот. В любом случае предстояло пройти через палачей, а это снижало шансы до нуля.

Шаги остановились прямо передо мной. Я уперся руками в пол сзади себя и согнул ноги у груди, готовый к атаке. В этот момент простыня стала медленно сползать на пол. По спине юркнула капля пота. Кожа загорелась от волнения, даже жуткий холод не спасал. Все мое внимание было направленно на простыню, которая предательски соскочила с каталки и открыла меня их взглядам.

Опешивший от неожиданности солдат не знал, что предпринять. Направленный на меня пистолет находился в опасной близости. Я сделал то, к чему готовился - изо всех сил ударил его двумя ногами под коленные чашечки. С криком он грохнулся рядом со мной, а пистолет откатился далеко в сторону. Я подхватил скальпель и бросился в сторону спасительного коридора. Крупный офицер готовился перехватить меня, присев, словно американский футболист перед атакой. Выждав нужный момент, он бросился на меня. Расстояние стремительно сокращалось, но я не переставал бежать, стараясь не думать о том, что солдат скорее всего уже подобрал оружие и целится в меня. Я замахнулся скальпелем на бежавший впереди танк и полоснул перед собой. Кажется попал, но это не возымело никакого эффекта. Оглушительный удар пришелся мне прямо в лицо. На скорости я пролетел пару метров и покатился по полу. Из носа хлынула кровь. Скальпель, все еще был у меня и я наугад взмахнул рукой в ту сторону, где находился офицер. Из-за разбитого носа на глаза выступили слезы, и я почти ничего не видел, но зато отчетливо слышал его звериный рев. Я попал в бедро. Он схватился за ногу и попытался достать торчащий из раны скальпель. За его спиной возник солдат с пистолетом в руке. Его лицо скорее зеленого цвета, чем белого, говорило о страшном испуге. Он прихрамывал на одну ногу и не спускал меня с мушки, но стрелять не спешил. Он еще раз взглянул на мертвого парня, который лежал неподалеку в луже собственной крови, затем снова на меня и остолбенел. Сейчас он не мог выстрелить, но я боялся того, что он передумает быстрее, чем я успею убежать. Воспользовавшись этим замешательством, я еще раз ударил ногой офицера. Удар пришелся прямо между ног и тот упал, как подкошенный. Я подскочил на ноги и бросился прочь.

- Стреляй в эту сволочь! Убей его, сука! – по-звериному хрипел майор.

До поворота оставалось каких-то пять метров. Испуганно оглянувшись, я увидел, как солдат бросил пистолет к ногам и офицер тут же его подхватил. Стена рядом со мной разорвалась осколками штукатурки. Несколько угодили мне в лицо. Еще один выстрел пролетел над головой и ударил в потолок. Остальные выстрелы доносились до меня уже из-за поворота. Нужно было где то спрятаться, но я не мог остановиться. Инстинкт самосохранения подталкивал вперед. Этот коридор то и дело пересекали другие. Я свернул в один из них, затем еще и еще.

На шаг я перешел лишь оказавшись в просторном помещении, напоминавшем приемное отделение. Кровь остановилась сама, но порезы на лице саднили. Суставы ломили от нагрузки, а голова грозила разломиться на две части. Жмурясь от боли, я огляделся. На стене слева висело широкое электронное табло с фамилиями врачей, кабинетами и временем приема. Впереди располагались массивные окна. Стекла на окнах военные сменили. Теперь там вставлено небьющееся стекло, которое могла повредить только пуля большого калибра, выпущенная с близкого расстояния. Лишь сейчас я обратил внимание на то, что все стекла первого этажа состояли из этого материала. Справа в стене виднелось окошко, в котором, судя по вывеске должна сидеть дежурная медсестра. Вся центральная часть, плотно забитая ящиками и коробками, напоминала склад военных вещей. На этот раз на боковых стенках я прочел надписи "ИСЗ", "ППИ" и другие ничего не говорящие мне сокращения.

Позади не было слышно шагов, но в любую секунду я ждал услышать топот десятков ног преследователей. Наверняка во все концы больницы направили команды смерти для меня. Черта с два я дам им убить себя! Особенно сейчас, когда Стас почти раздобыл нам противоядие. Мне не терпелось рассказать ему про все, что происходило в больнице, но для начала нужно выбраться отсюда или хотя бы найти безопасное место. На стенах висели плакаты с изображениями больных гриппом и СПИДом, но ни одной схемы эвакуации или плана здания на случай пожара. Ничего, что могло бы мне помочь.

Медленно обходя ящики и решая, куда двинуться дальше, до меня донеслось эхо басовитого голоса. Едва слышимые команды повторялись одна за другой, с каждой секундой становясь все более различимыми. Не задумываясь, я забрался на стоящий неподалеку ящик и оказался в углублении, между двумя высокими контейнерами. Только очень высокий человек мог заметить мою спину. Я вжался в крышку ящика, чувствуя, как раскачивается тело при ударах испуганного сердца. Тем временем голоса раздавались совсем рядом. Громоподобный голос знакомого мне офицера оглушал. В нем кипела ярость и ненависть.

- Обыскать здесь все! Достаньте эту тварь, по возможности живым!

Я не мог видеть, но на слух их было примерно пять или шесть, не считая командира. Вдалеке начали открываться и закрываться двери, слышались советы: куда и кому заглянуть. Несколько раз я отчетливо слышал щелчки затворных рам. Этот звук невозможно спутать, стоит лишь однажды услышать. Иногда шаги раздавались в непосредственной близости от меня, и тогда я даже прекращал дышать. Не знаю сколько длился осмотр помещения, но мне он показался вечностью. Наконец я дождался заветных слов командира:

- Отставить досмотр! В блок "Б" бегом марш!

Дождавшись пока смолкнут шаги, я осторожно спустился с ящика и оглянулся. Из холла вело лишь два коридора. Развернувшись, я решительно двинулся назад, подальше от вооруженных ищеек. Лучше попытаться найти выход в многочисленных разветвлениях поворотов, чем найти смерть в кровожадных руках майора. Звук шагов звонким эхом разлетался вокруг. Странное чувство, что за мной кто-то следит, не покидало. Каждый шаг я ощущал пристальные взгляды со всех сторон. Всему виной паника, но было еще что-то неприятное и заставляющее бежать мурашкам по коже. Какой-то едва уловимый звук. Еще несколько метров и снова жужжащий фон сливался с биением моего сердца в висках. Не в силах бороться с волнением, я закрутил головой как сумасшедший, в надежде найти источник. Это было не сложно. Под потолком крепилась массивная камера, поворачиваясь на штативе вместе с моими движениями. Первой мыслью было спрятаться. Только смысла в этом мало - везде стоят видеокамеры. От злости и отчаяния я изо всех сил ударил ногой по небольшому ящику. Хрупкая конструкция не выдержала, и оттуда посыпались противогазы и плотные металлические фильтры. Я поднял какую-то увесистую металлическую штуковину и с первого раза попал прямо в объектив камеры, разбив его вдребезги. До меня уже доносились слабые голоса. Медлить было нельзя и я юркнул в первую открытую дверь.

Небольшая комната состояла из старого деревянного стола с кипой документации и широкой тумбой, на которой находилось нечто большое, прикрытое плотной тканью. В надежде, что меня не заметят, я подобрался поближе, решив спрятаться под накидку в нишу между тумбой и стеной. Вот только я не представлял, что откроется моему взору. Как только я приподнял край ткани, комнату озарило голубоватое свечение. Как оказалось, под ней находились мониторы слежения. Я сдернул покрывало и уставился на девять черно-белых экранов, демонстрирующих помещения больницы. Звука не было, а картинки менялись с определенным интервалом. Я больше не был слепым, передо мной было лучшее средство узнать, что здесь происходит. От увиденного у меня закружилась голова. Кадры менялись на мониторах с частотой секунд в десять, но мне хватило того, что я увидел. На самом большом экране несколько докторов в спецкостюмах, похожие на космонавтов, окружили пациента на больничной койке. Мужчина доживал последние минуты. Его рот искривился в агонии и ноги судорожно сжались в коленях. Один из докторов поднял руку и подозвал стоящего рядом охранника. Тот заученным движением достал пистолет и выстрелил в голову мужчине. Потом кадр сменился. Я увидел каталки, на которых лежали мертвые мужчины и женщины. Это были больные, при том безнадежно, но у каждого из них виднелось аккуратное отверстие от выстрела в голову. Я увидел, как в дверь вошел офицер в защитной маске, волоча за собой простыню с чем-то тяжелым. Сомневаться не приходилось - это был человек. Кадр сменился и на экране появился коридор, самый обычный, похожий на остальные. Я посмотрел на другие экраны в поисках чего-то еще. Мой взгляд задержался на экране с лежавшим посреди коридора человеком, тем самым, возле которого едва не остался лежать я. Труп до сих пор не убрали, а значит все силы бросили на мои поиски. Зачем нужно с такой скрупулезностью отбирать больных, чтобы их уничтожать? Должна быть причина, по которой происходят все эти убийства. Подняв глаза на монитор повыше, я ее нашел. На экране виднелась комната, заставленная колбами, шприцами и табличками с названиями. Каждая группа пробирок находилась в своем ящике, наподобие тех, что я видел в центральном зале. На боковой стене я видел те же шифры, что и раньше, вот только рядом была приклеена еще одна бумажка с надписью "объекты не излечились", "наблюдалось замедление развития болезни", "не проверено". Я смертельно ошибался, думая, что этот лагерь сделан для излечения безнадежно больных.