Записки II

Предисловие.

Видимо здесь и есть начало конца.
(Точка Отрыва)

 Дурдом - место моей реинкарнации.  Я сумасшедший, проще говоря, ёбнутый и про это книга, вторая книга о психушке. В ней, как и предыдущей, почти нет имён, нет фамилий. Пусть люди судят о персонажах по их поступкам, я на роль судьи не претендую, хотя свои выводы сделал уже давно. Каждый в состоянии сам определить положительные они или отрицательные эти персонажи.
 Эпизод жизни психов пятого отделения, больницы города Е***, только мне думается, что общие черты есть, много стен, много решёток, через которые на мир смотрят люди, смотрят с отчаянием обречённых на вечное безумие и какой-то непонятной надеждой, бредовой надеждой, что придут дельфины, разрушат стены, сломают металлические прутья и освободят их...
 Дельфины, ****ец… Видимо здесь и есть начало конца. Я знаю, что жизнь - это трэш и когда он закончится, придёт пора умирать т.к закончится он лишь с остановкой сердца, но я также знаю, что мне ещё далеко до финала. Поэтому я буду продолжать трэшить, сходить с ума, плакать и смеяться над самим собой и окружающим. 
 Хочется сохранить рассудок хотя бы временно... ради этих строк, которые расскажут людям обо мне и таких как я. Нас много! Необходимо лишь чуток времени, ни более того.
 Изменить или приукрасить что-то в повествовании нельзя,  нельзя допустить обмана, люди заметят, почувствуют, а значит, не поверят, не поймут - самое страшное. Время продолжить мою книгу... хотя, скорее дневник, кому как больше нравится…
Иногда я мысленно возвращаюсь в жёлтые стены пятого отделения, поздно, когда уже темно на улице, не могу уснуть, не могу успокоить мозг, закрываю глаза и попадаю в начало коридора, слышу голоса людей, с которыми свела меня там судьба. Вот они - бедолаги, по воле случая, оказавшиеся в этом проклятом месте. До деталей, до мельчайших подробностей знаю каждый отрывок, ведь любой человек может написать, как минимум, одну книгу – это будет книга о его жизни. В ней нет ничего, кроме трэша.
В атмосфере беспорядка, на просторах интернета начинается тема. Это реальная история о людях, для которых реальность враждебна. Многие из них, тех, кто осознаёт всю правду, готовы жрать её, реальность, на завтрак, обед и ужин, маниакально, как людоеды поедают человеческую плоть, обжаривая с картошкой. С простотой сумасшедших ускоряют они шаг, проглядывая то там, то тут между строк, словно среди домов города, знакомого с детства. Про них книга. 

Бред.

Овивает странной сладостью
Тень таинственного сна.
Я бы умер с тайной радостью
В час, когда взойдёт луна.
(Луна-Парк)

 ... Лежал я под каким-то лекарством, которым заменили инсулин несколько дней назад. За то, что его отменили, благодарил бога и главврача. Лекарство ночью, во время сна, повышало температуру до сорока градусов. Не знаю его принципа действия. Мне было пох, главное, что не инсулин, смертельная, к тому времени, почти во всей стране запрещённая, штука, под которой люди впадали в состояние комы. Задача медсестры, довести человека до самого предела и резко купировать десятком шприцев с какой-то живительной мутью в вену. Были случаи, психи рассказывали, что людей не удавалось купировать, они превращались в живые овощи и их увозили в реанимацию.
 Любая ***ня, только не инсулин, думал я, послушно оголяя задницу перед уколом. Когда ночью температура поднималась до максимума, я весь, как ящерица, покрывался холодным потом. Сильно знобило, чувствовал даже сквозь сон. Действие лекарства на этот раз достигло пика в четыре часа утра. Спал и меня давили кошмары. Мне снилась общага, 501 комната и я, лежащий с закрытыми глазами на кровати. В двушке был один. Лежал и слушал, как уже полчаса в блок ломилась банда ёбарей, бухих в жопу. Дверь, хоть и выглядела хлипкой, но держала, что надо. Пьяный сосед Женя от таких звуков явно охуел, встал и вышел в коридор блока, потом щёлкнул замком. Уёбки завалились всей толпой в блок.
 - Рыжий дома?.. - заорали они.
 - Не знаю. - спокойно ответил помятый Жека.
 Они подошли к моей двери. Если начнут ломать, этой фанерной ***не будет достаточно пары ударов, чтобы слететь с петель.
 - Ладно. Пошли, пошли... - услышал я голоса Г и Г-а
 - Да там он, сука! - вмешался голос гопника Юры.
 Юра был шакалом. Если бы за его плечами не маячили катайские отморозки, он бы вряд ли сейчас так геройствовал у нас в блоке.
 Потом последовал первый удар ногой по двери. Замок выдержал. Полетели на пол куски штукатурки и щепки от деревянного косяка. Рифма напросилась сама собой: "Последнее слово надломлена дверь, рифмую лажёво, зато прямо в цель." Я отвернулся к стене. Второй удар и петли слетели, петли, не замок. Первым в комнату влетел шакал Юра с весёлым выражением лица, просто я повернулся и видел его улыбку. Не зря выходит подонок ломал дверь. Следом завалились Г и Г-а.
 - Бля, я руку в кровь разбил об твою дверь, пока стучал - заорал Г. – дай, чем вытереть.
 Я поднялся с кровати и протянул полотенце.
 - Хуле не открывал? - обняв своими огромным ручищами спинку стула, спросил Г-а.
 - ***во стучали - ответил я.
 - Я тебе в следующий раз в будку постучу! - заорал Г-а.
 Потом успокоился немного и продолжал: "Пожрать есть?" Не дожидаясь ответа, развернулся на стуле и открыл холодильник. Там было пусто. На второй полке стояла тарелка, в которой остался жир от вчерашней тушёнки. Гопник достал тарелку.
 - Что это? - спросил он.
 - Жир и тушёнка - ответил я.
 - Жирная тушёнка - весело поправил Г.
 Г-а зачерпнул рукой всё, что было в тарелке и отправил в рот, смачно облизав пальцы.
 Потом передал пустую тарелку Г со словами: "Убери, нахуй, а то всё съем!" Тот улыбнулся и засунул тарелку обратно в холодильник. "Ну, будь здоров" - всё ещё улыбаясь, сказал Г и бросил кровавое полотенце мне на тумбочку. Потом бэд компани дружно встала и вышла. Я с безразличием посмотрел им в след через расхераченную дверь. Ненависти не было, только холодное безразличие к этой мрази, напрасно топтавшей эту землю. Они конечно, наверно, изменятся со временем, но не хотелось этих изменений, я бы хотел, чтобы они жили и умерли с этим нынешним лицом, лицом настоящим, истинным... и хотелось бы, чтобы это было вырезано у них на лбу или выженно, как клеймо для скота...
 Я открыл глаза... сквозь металлические прутья виднелась луна, насколько она была красива, за решётками пятого отделения она выглядела ещё лучше, в обычной жизни я редко замечал её, а если и замечал, то не видел в этом ничего особенного. Это всегда так с нами. Помните у М. Булгакова: почему мы так редко смотрим в ночное небо, на звёзды... И всё-таки она прекрасна, сука. Ночная красавица. Я смотрел на неё, перемогая дрожь, озноб во всём теле, скрипя зубами, поминутно вытирая ручьи пота с лица, смотрел и никак не мог оторваться.

Тихий.

Дело было после обеда. Дураков кормили всегда довольно скромно, только чтобы те не протянули ноги, поэтому жрать хотелось постоянно. Хотелось хлеба. Несмотря на это меня сильно развезло в дурке, я очень мало двигался. Пища была стерильной, так её называли сами психи, бессолой, среди е*анутых много диабетиков и эпилептиков, им ни острое, ни солёное нельзя. Человек такая скотинка, ко всему привыкает. Никогда не наедаясь, я до дна выскребал тарелку с овсяной кашей, по утрам её давали стандартно, раз в неделю, она хоть сладкая была, или пюре с куском варёного минтая... жареное нам тоже не полагалось из медицинских каких-то соображений... Самый трэш в меню - борщ, если эту жидкую баланду из капусты, закрашенную свеклой так можно назвать, в ней не было ни то, что мяса, но даже картошка попадалась крайне редко, через раз. Лысый, сморщенный дедок, псих, который как-то раз сидел рядом со мной во время обеда напрямую заявил санитарам, что не будет есть это, людоедное. От чего я чуть не подавился баландой. Потом сидел в коридоре на кушетке. Меня сильно тошнило. И правда, людоедное, суки, подумал я. Подошёл к санитару и попросил активированного угля, тот дал шесть таблеток, я проглотил их без запивки, предварительно разжевав. Потом развернулся и начал бешено блевать на стену и пол. Санитар ткнул мне в сторону сортира. Забежал туда, но до очка не добрался, а заблевал чёрными сгустками раковину. Надо убрать всю эту ***ню, подумал я, иначе кинут парой палат ниже. Ко мне подошёл Тихий из шестой и Таракан. Тихий был странным парнем, он провёл в психушке много месяцев, ему ни раз, предлагали перелечь в третью или вторую палату. Любой другой на его месте согласился бы с радостью, а этот парень просил оставить его в шестой поднадзорке, для тяжёлых и вновь прибывших. В атмосфере хаоса он чувствовал себя лучше.
 - Почему не хочешь перевода? - спрашивала у него врачиха.
 - Боюсь.- отвечал чувак.
 Он потом так и выписался, прямо из палаты №6.
 Так вот, Тихий, ни слова не говоря, засунул руку по локоть в раковину и вытащил со дна горсть прожёванной блевотины, потом бросил её в помойное ведро, я быстро раскрутил колено  и слил остатки этого дерьма, а Таракан схватил швабру и затёр пол, бурча себе под нос: "Погоди, погоди... иди на ***" - обращаясь к другим психам, пытающимся отобрать её у него. Потом Тихий вымыл руки, похлопал меня по плечу и ушёл к себе в палату, за ним следом весело зашаркал шлёпанцами, застучал когтями по полу Таракан. Я, вытирая пот со лба, выкатился из сортира последним и благодарно кивнул головой им в след. Их никто не просил, они помогли мне просто, потому что сами этого хотели. Из глубины коридора уже приближалась бригада санитаров...

Палата №5.

Я надеялся на скорую выписку, возможно, хотел выбраться слишком рано, все хотели, «в прорыв идут штрафные батальоны» (Высоцкий), но прорыва не получилось. Меня перевели во вторую палату, считай, курорт, а мне стало хуже. Я снова начал слышать эти разрывающие мозг голоса и всё вышло из-под контроля.
 Тори сказал мне как-то: «Что, сука, хорошо тебе? Как на курорте живёшь, жрёшь пайку родительскую!» - замолчал на секунду и продолжил – «Иди в конец коридора» - Я пытался сопротивляться, но не смог – «падай на колени» - злорадствовал он, я встал на колени рядом с ведром – «Жри помои!» - уже шёпотом зазвучал голос.
 Я заревел и, вытирая сопли, полез руками в еденные продукты. Достал протухшую банановую кожуру, засунул её в рот и начал жевать. Сзади на меня навалилась санитарка и оттащила меня от этого говна. Потом отвела в палату, а через полчаса пришёл врач и сказал переодеваться. Мою одежду опять забрали, выдали мне кальсоны и футболку с длинным рукавом. Потом заставили свернуть матрас, повели в палату №5. Это место ничем не отличалось от шестой, тоже поднадзорка для тяжёлых больных. Мне указали на койку. Расстелил матрас, лёг на него, как в гроб – не шевелясь. Успокаивал себя, пытаясь придушить, хоть немного, внутренний страх. Двери закрылись и понеслось. Пациенты, все, как один, подорвались с кроватей, закипела движуха… 
Чувак с выбитыми зубами, стоя на койке, орал матерные частушки (таких я даже не слышал никогда). «Маньке целочку порвали, Саньку в жопу выебли…» - что-то типа такого.
 Другой с заячьей губой сначала подсовывал мне бутылку воды, а потом сказал: «Не хочешь?.. Правильно. Не пей, у меня слюна отравленная!» Перекрестился и продолжал, глядя мне в глаза. – «Ты в бога то веришь? А нет его, бога то. И рая нет, только ад. Ко мне вот всё черти приходят...» - Перекрестился – «Рая то, нет. Ад только!»
 Этот чувак после пытался сбежать из психушки через окно, когда его отпустили погулять по коридору, хотел сигануть со второго этажа, уже створку открыл и на подоконник залез.. Можно сказать, что санитары его в полёте перехватили. Я видел, как его кидали на вязки, как вязали ему руки, ноги, грудь,  как параллельно херачили в вену какую-то прозрачную муть, под которой человек может спать несколько суток. И, что главное, в этот момент я видел его глаза, глаза человека, которого распинали на кресте. Эти глаза не изобразил бы никто на этом свете, суки, никто.  Я видел чертей, про которых он мне говорил. Они плясали перед этими глазами, они были повсюду. Знаю, что это не мой больной глюк - это обречённость. Он действительно был обречён, неизлечим и бежал через окно не от дурки, а от своих страхов. Я понял это, заглянув в его глаза.
 Нет лекарства от сумасшествия. Его нет. В средние века считали, что это результат одержимости души демонами и чертями. Не верю в дьявола. Просто видел, как некоторые излечившиеся возвращались в жёлтые стены, через неделю, через месяц, через полгода. Нам никто не мог помочь. Один знакомый псих по фамилии Сух**аткин, прямо на осмотре, сказал главврачу: против этого у вас ничего нет. И ей нечем было возразить, у них действительно было море всякой дряни, которую мы жевали утром и вечером в виде пилюль, которую нам засаживали в задницы и пускали по венам, но не было лекарств от сумасшествия, т.к их нет в принципе, были успокоительные и прочие препараты, то, что лишь на время замутняло сознание.
Интересно, чтобы сказал на всё это Господь? Почему он не оставил нам шанса в виде таблетки?..
 "...по Моему гневу и Моему негодованию, и узнают мщение Мое, говорит Господь Бог. Так говорит Господь Бог: за то, что … совершу над ними великое мщение наказаниями яростными; и узнают, что Я Господь, когда совершу над ними Мое мщение. (Библия. Иезекииль, глава 25).
 Если есть бог, то он просто злой садист, терзающий наши души. По крайней мере, мне так казалось в тот момент. Найдётся много умников, кто подведёт под это научную, медицинскую канву. Останется только одно НО, из них никто там не был, ни санитары, ни врачи. Для них дурка – работа, ночуют они дома с семьёй, нас с ними разделяют стены и решётки. Я там был, потому имею право на любое самое нелепое мнение.
Не честно, по-ублюдски, вот так процитировать готовый отрывок из библии и им всё объяснить. Давно не ищу правды, это стёб, а её нет. Верить или не верить – личное дело каждого.  Этого права не отберут санитары.
Вот когда лежишь в дурдоме и тычут тебя иглами, капельницы ставят, в задницу колют, что ни просто сидеть, но и ходить трудно, таблетками пичкают, от которых, то ссышься, как суслик, то запирает, то глюки ловишь, вот тогда можешь верить, можешь не верить, всё равно это тебе не поможет. Многие дураки молятся, крестятся перед иконой в конце коридора, у каждого из них свой крест, который они накладывают на себя синими исколотыми руками и в этом каждый из них сродни Иисусу Христу.
...Через час двери палаты №5 открыл врач, он посмотрел на меня и сказал неожиданно: "На выход".

Нищий.

Да, ты уже полумертвец,
Душа твоя давным-давно устала.
 (Депрессия)

 Вообщем, вот так и носило меня, как говно в проруби, из палаты в палату... Хорошо себя веду, переводят поближе к курорту, накосячу, кидают в коридор на койку или ближе к поднадзорке... Мне больше нравилось находиться в коридоре, я мог часами лежать на спине, не двигаясь, руки вдоль туловища. "Не кантовать" - шутили про меня психи...
 В палату предварительно постучавшись, засунул голову Нищих, такая была у чувака фамилия, но все его звали просто Нищий. Он был неизлечимым, прожил в дурке на тот момент что-то около пяти лет, ему было под сорок, но выражение лица выдавало в нём большого ребёнка. Высокий, худой как смерть, вытянутое лицо, почти лысый с двумя растрёпанными пучками волос по бокам головы.
 Так вот, Нищий просунул голову в палату и сказал: "Тук.. тук"... Этому его научил его хозяин, Р***, тоже псих. Нищий был у него кем-то вроде раба, так, для развлечения, поскольку других развлечений в дурке не было.
 - Зачем пришёл? - крикнул ему Р***.
 - Таблеточек... - залопотал Нищий.
 Р*** не пил свои лекарства, прятал таблетки под язык, а сам делал вид, что глотает, санитары особо и не доёбывались до него. Потом он скармливал таблетки горстями Нищему, а тот ловил глюки, развлекал своего хозяина и других психов.
 - Иди сюда - сказал Р***, Нищий подошёл шаркая шлёпанцами. - А ну ка полай! - приказал ему хозяин.
 - Гав.. гав... - сказал тихо Нищий.
 - Громче - засмеялся тот.
 - Гав..гав.. - закричал Нищий и потянулся за таблетками, но Р*** не отдавал ему горсть.
 - Покажи собачку.
 Нищий встал на цыпочки, загнул запястья перед грудью и высунул язык. Р*** высыпал ему в рот горсть таблеток, придурок жадно прожевал их и попросил: "А чаю... чай." - он просил спитые чайные пакетики, которые жевал, глотая заварку, и ловил кайф.
 Р*** достал из тумбочки пригоршню спитых чайных пакетиков, их было штук десять.
 - Здесь ешь - сказал ему Р*** - и засмеялся беззубым ртом.
 Нищий стал быстро жевать и глотать один пакетик за другим. Я встал с койки и вышел... прошёлся в начало коридора и сел на кушетку рядом с палатой №6. Откуда-то из туалета выбежал Таракан, стуча когтями и, как всегда, что-то бурча себе под нос, он поскакал вдоль коридора, встречным курсом на него уже двигался обдолбанный лекарствами и заваркой Нищий. Глаза его были замутнены, но как только он увидел Сашу, в них появился какой-то нездоровый интерес. Таракан ускорился, пытаясь проскочить между ним и стеной, но Нищий бросился ему на перерез и ***нул в челюсть с правой. Таракану было не в первой получать по морде просто так, получал он периодически, то от психов, то от санитаров.
 - Иди на ***! - весело сказал ему Таракан, отбиваясь от последующих ударов руками.
 - Скотина! - кричал ему Нищий, пытаясь попасть ещё пару раз.
 Удары, в большинстве своём, были неточными, но сам факт, что Нищий, который в своей жизни и мухи никогда не обидел, ни с того ни с сего напал на такого же безобидного Сашу Таракана - вот это было жёстко. Скорее всего, среди дряни, которую он разжёвывал пятнадцатью минутами раньше, попались совсем не безобидные препараты...
 Иногда Нищему давали засыпаться, но чаще он просто жевал чайные пакетики. Засыпались в дурке многие, брали горсть сухой заварки, сворачивали лист бумаги пополам, потом высыпали заварку на жёлоб и отправляли в рот. От этой дряни прёт конечно, но не долго, зато тошнит и поласкает потом основательно, это факт... "Желудок и лёгкие меняются местами...", как в песне Jane Air... "клёвый приход бессмысленно ждать"...
 Пакетики рулят, что тут ещё скажешь. Вкус чрезвычайно чайный, может в этом и косяк.

***
Обычное утро. "Ещё одно утро, ещё один повод сделать вид, что у нас всё ещё впереди" (Наив)
 Открыл глаза раньше, чем обычно и секунд десять не мог сориентироваться, где нахожусь. Попутал, как это часто бывает в больнице, думал сначала, что дома, потом, что в общаге. Потом посмотрел на беленные стены, на решётки и сообразил... дурка... пятое отделение. Встал с кровати, посмотрел в сторону соседа по койке... Гад лунатил всю ночь и чуть не наступил на меня, вообще выспаться толком не дал. "Гад!" - подумал я. Сейчас убогий сладко спал и, наверняка, уже не помнил своих полуночных шатаний. Я вышел в коридор. Мне на встречу в конец коридора гусарской походкой шаркал тяжёлый, вроде Валера его звали, пусть так и будет, гусара в нём напоминали чайного цвета кальсоны и футболка с длинным рукавом + огромные усищи. "Добрый вечер" - обращаясь ко мне, сообщил псих и улыбнулся. Я потёр заспанное лицо, посмотрел в окно, вроде пол пятого утра, ну *** с тобой вечер так вечер и положительно кивнул. Следом откуда-то из другой палаты вышел афганец Володя. Псих пожелал доброго вечера и ему. "Добрый вечер?.. Доброе утро!" - поправил Володя, но тот отрицательно качнул головой и повторил, что вечер добрый.
 - "А утро не доброе?.." - засмеялся Владимир.
 - "Добрый вечер!" - последний раз подтвердил псих.
 - "У тебя всегда добрый вечер!" - сказал кто-то из санитаров, проходя мимо.
 Для психов, действительно, вечер добрее любого другого времени суток. Что для дурака утро?.. Утро - это череда уколов, капельниц, осмотр бригады садистов т.е врачей, запихивание таблеток в глотку санитарами и т.д, хуже того - это ещё один день борьбы с собственными страхами... и никогда не знаешь, чем и где он закончится, в лучшем случае под капельницей, в худшем на вязках или в реанимации... всякое бывает, а вот вечер действительно добрый, перекуры в сортире, тяжёлые шаркают по туалету, выпрашивая хабоны, в какой-нибудь палате уже собралась большая компания, отправили гонца за кипяточком к санитарам или в платную. Потом мутят чифирь, высыпают две пачки чая в пластмассовую термостойкую бутылку, заливают кипятком, закрывают крышкой, взбалтывают и дают пять минут настояться, потом выливают в кружку и пускают по кругу. Вечер для психов - это конец дневного трэша, какая-то эфемерная надежда на то, что уснув, мы проснёмся завтра нормальными людьми...

***
В тот день на территорию дурки занесло телевизионщиков. Не знаю, каким образом, но они как будто прочувствовали момент, пришли вовремя, одним словом. Человек семь-восемь больных выползли из отделения вместе с кухаркой. Они ждали грузовик, который развозил по отделениям бидоны с харчем. Бидонов, как правило, было три: с супом, там либо борщ, людоедное, либо капустная какая-нибудь баланда, второе, пюре или каша, или та же капуста только тушёная, ну и компот, либо кисель, либо чай. Бидон с супом обжигает руки, поэтому повариха несла в руке вачеги. Вышли и сели на раздолбанную железную штуковину, которая когда-то была скамейкой, тем, кому сидячих мест не хватило, шаркали ногами вокруг. И вот телевизионщики, с камерой. Подошли к психу и давай его спрашивать... Ну, простые вопросы, по сути. Как живётся? Не обижают ли? На камеру снимают, тот отвечает, что всё мол, нормально. И спрашивают на последок: а чего не хватает в больнице? Чего хочется? Чувак подумал секунду и говорит: "Пельмешков бы..." А потом этот выпуск новостей случайно по телевизору в отделении в столовой увидели все. Правда, киногерой был не из нашего отделения. Но в следующий раз, когда за бидонами я выходил с Володей, он случайно этого мужичка увидел. Подошёл к нему, пожал руку, по плечу похлопал и говорит: "Звезда!", а потом добавил, шлёпая губами, как бы передразнивая: "Пельмешков бы" и улыбнулся.
 Мечтают люди о простых вещах, которых в обычной жизни даже не замечаешь, пельмени. Вон в магазе, в пяти шагах от дурки их целая гора, замороженных, а в чипке на территории есть даже варёные, только откуда у тяжёлого деньги на варённые-то. Хотя я больше любил пряники, на свободе вроде бы нафиг не нужны, а в психушке - деликатес, не иначе...

Death.

Жизнь и смерть – так устроен наш белый свет.
(Луна-Парк)

После пятой палаты меня опять бросили в коридор. Лежал в конце коридора, а коек там стояло штук десять спинка к спинке, на всю длину. Руки вытянул вдоль туловища, а ноги сомкнул... Тори говорил, что в гроб я лягу именно так. В тот период слышал его, как никогда, отчётливо. Не пытался разговаривать с ним раньше. Изначально он лишь заставлял меня, отдавал приказы, которые я безоговорочно выполнял. Помню, ещё до того, как лечь в дурку, на квартире моей бабушки, я слышал его голос... Он, то бухал у соседей сверху, то выходил на улицу, чтобы покурить с компанией каких-то девок,  то куда-то уезжал на машине, возвращаясь через час или два... а в то утро сказал, что у него есть работа для меня и он простит мой косяк, если я её выполню. Был день, часов двенадцать, я побрился и, отпросившись у родителей, вышел на улицу, я долго мотался по городу, а потом, вместо того чтобы вернуться, поднялся этажом выше бабушкиной квартиры и нажал на звонок. Мне открыл сосед, наглый молодой еврей, работавший в администрации города, за его спиной стояла ещё пара парней... одного я не помню, а второй точно был армянином или татарином с густыми чёрными бровями и тёмными волосами.
 - Чего надо? - спросил сосед.
 - Я по поводу работы – сказал дрожащим голосом, на деле, практически обосрался от страха.
 - А с чего ты взял, что у нас есть для тебя работа? - засмеялся тот вместе с остальными.
 Я пожал плечами растерянно, потом наступило пятисекундное молчание. Они смотрели на меня, улыбаясь, как будто следили за моей реакцией. И вдруг армянин перестал улыбаться и сказал: "Если только на ночь!"  Я глянул в его глаза. У него был, блять, ничего не выражающий взгляд, в этот момент страх проник в самые мои кости. Такое ощущение, что наяву разговаривал с самим сатаной. Я попятился, отрицательно мотая головой, а он продолжал смотреть мне прямо в глаза, до тех пор, пока не закрылась дверь...
 Так вот, я никогда не пытался заговорить со своим внутренним Тори, а тут лежу после пятой, отошёл немного от впечатлений и спрашиваю про себя: а за что мне это?
 Он сначала молчал, а потом ответил: Ты, гнида, друга моего убил, его из-за тебя в армию загребли, в Чечню отправили, а там мы вместе были. Ты нихуя не знаешь, а я всё знаю. Его чечены окружили, распяли на кресте, поставили так, чтоб нам видно было, и начали от него живого куски мяса ножами отрезать. Слышишь, от живого, сука. Он кричал сначала, а потом я смотрю в оптический прицел, а он как будто видит меня и шепчет, мол, убей...
 - Ты убил? - спрашиваю.
 - Да убил - Тори кричит - в сердце лучшему другу выстрелил. С тех пор я слышу и мне на всё похуй, на тебя, на себя, на маму твою, на всю твою семью, сдохнешь ты или выживешь - мне похуй.
 Я продолжал задавать вопросы обо всём: о жизни, о том, что думали обо мне друзья и однокурсники, называл конкретные имена. Он отвечал на все вопросы, он рассказал, что обо мне говорят и что думают другие, кто симпатизирует ко мне, а кто тихо ненавидит, в глаза улыбаясь, всегда держит за пазухой тот самый камень. Он рассказал, что Таня, девушка, с которой я тусил до дурки, молится за меня, как за мёртвого, а для своей группы я пропал без вести, никто не знает где я, никто. Я закрыл лицо руками и зарыдал, это была минутная слабость. Быстро успокоился и начал сначала улыбаться, а потом откровенно расхохотался. Я мёртв, суки. Ура! Для них всех я мёртв и это прекрасно. Они будут учиться, оканчивая курс за курсом, знакомиться, трахаться, жениться, рожать детей. Они, мои друзья и враги, и даже простые знакомые, все, кого я знал при жизни. Я здесь, вне всего этого.  Другое пространство, где даже времени нет, вакуум какой-то... И, между тем, я знаю о них, что они будут всё это делать, а они обо мне нихуя не знают и не узнают, потому что меня нет. У какого-то философа: за пределами комнаты, в которой мы находимся, нет ничего, то есть лишь наше теоретическое знание о том, что там что-то есть, а на практике это недоказуемо для человека находящегося внутри той самой комнаты и его личное пространство ограничивается четырьмя стенами. Сетьков рулит, мать вашу!
 Лежал неподвижно два с половиной дня и всё это время я говорил с ним, с Тори, с демоном, хотя не произнёс ни слова. Демоны тащат душу на дно лишь до поры до времени, до того момента, пока ты борешься с ними, пытаешься изгнать, но если вести диалог со своим внутренним злом, оно перестанет быть таковым. Надо понять, тебе с этим жить. Взамен получишь откровение и возможность читать других людей, читать, как открытые книги, необходимо лишь поверить в то, чего нет и быть не может. Берегите мозги, мысли не всегда совпадают со словами.

Лёня.

Обычный день в психушке прошёл также незаметно, как и начался. На ужин дали кусок варёного минтая с пюре и булочку с чаем. Вторую булочку я стянул у мужика, который сидел рядом за столом. Этот чел раздавил, перед ужином, голой рукой осу на окне, та его естественно жиганула и руку разбарабанило, поэтому он ежеминутно, потирал укус, и ему было явно не до хавки. После я сидел на кровати в коридоре и наблюдал, как психи, в другом конце этого же коридора, о чём-то беседуют друг с другом и санитарами. Один дедок в кальсонах предлагал бабке санитарке выйти за него замуж, говорил:
 - Выходи... выходи! Заживём. Корову заведём... - и поправлял полиэтиленовый пакет, который одел себе на голову.
 - Давай, давай - соглашалась та - пойдём...
 Двери в отделение неожиданно щёлкнули с той стороны, открылись и я увидел, как к нам заводят какого-то молодого парня с короткими волосами, позже я познакомился с ним, его звали Лёня. У него был холодный взгляд, недобрые глаза, в них я не прослеживал безумия или каких-то отклонений, наверно, у этого парня их никогда и не было. Причин, по которым он попал в психушку, я не знаю, но точно не болезнь, болен он не был, хотя я не врач, конечно. Его отвели в душевую и заставили переодеться в кальсоны и футболку. Потом санитар что-то объяснял Лёне, тот слушал внимательно, и в конце кивнул головой, мол, понял. Вечер продолжался... Я встал, перекрестился перед иконой Богородицы и пошёл в сторону столовой, часто заходил в столовую вечером, когда там уже никого, это было единственное место, где можно побыть в одиночестве хотя бы несколько секунд. Бродил между столами и думал о том, о чём обычно думает любой псих, о ерунде.
 В столовую передо мной зашёл Лёня. Мне оставалась пара шагов, когда услышал звон разбиваемого стекла. Я ускорился и, повернув за угол коридора, увидел разбитое стекло под потолком, через него фигачил холодный воздух, ветер носил по столам салфетки.
 - Вот ****ь, дело пахнет керосином – сообразил и бросился подальше от всего этого - сбежал, сука... - я быстро пронёсся по коридору, только с одной мыслью, чтобы санитары и ОМОН не заластали меня за компанию. Навстречу мне пробежала санитарка. Когда я упал на койку и занял наблюдательную позицию, я увидел, как мечутся санитары, они успели уже сообщить дежурному врачу, тот вызывал ОМОН, ну вот, замес.
 Интересно, этот парень, сиганувший из окна второго этажа, пролетел через решётки ограды с острыми наконечниками или, как сосиска висит на них по ту сторону отделения, думал я. Поистине каскадёрский прыжок. Он поставил у окна сначала стол, потом стул, другой стул взял в руки, кстати, столовая была единственным местом, где не было решеток на окнах, врачи думали, что сигануть в окно, находящееся на уровне полутора метров от пола, под самым потолком неспособен никто, после этого случая зарешётили всё, к ****ям. Так вот, парень, держа один стул в руках ножками вперёд, разбежался, прыгнул сначала на второй стул, потом на стол, а потом, как Александр Иншаков через два стекла на улицу, ёба.
 Через пятнадцать минут Лёню волокли под руки два здоровенных чела-омоновца, тот шаркал мокрыми тапками, оставляя грязные следы на полу. Лицо его слегка было изрезано стёклами, но стул явно принял основной удар на себя. Потом его передали санитарам, те жёстко закрутили ему руки и поволокли в шестую. Я встал и выдвинулся в их направлении, потом сел на кушетку и наблюдал, как героя бросали на вязки, перетягивали ему верёвкой из простыни грудь. Парень сопротивлялся изо всех сил, но как будто не в надежде вырваться, не от отчаянья, а из какого-то спортивного интереса, на его лице была радость и улыбка бойца. Сейчас вкатят в вену огромную дозу лекарств, Лёня выгнулся, как пружина, не давая медсестре попасть иглой по вене. Один из санитаров сорвал крест у него с шеи. И вот сначала одна игла пронзила вену, чел ещё сопротивлялся, потом вторая... последние движения... и конец. Лёня вырубился на три дня. Потом его спрашивали врачи: "Зачем он это сделал, куда собирался бежать ранней весной в одних шлёпанцах и кальсонах?" Лёня ответил: "Никуда, я просто хотел проверить..."
 - Что проверить? - спросила врачиха.
 - Можно ли отсюда сбежать! - улыбнулся злорадно ей в ответ тот.
 После, как оклемался, Лёня проходил мимо моей койки. Посмотрел на церковные книжки, которые лежали на подушке. Мама привезла мне их. Я ещё не листал.
 - Можно почитать? - спросил он - а то у меня даже крест забрали...
 - Можно, дочитаю и принесу - сказал я.
 Лёня в ответ положительно кивнул головой, мол, понял.

Пасха.

1 мая. Пасха. Я сидел на кушетке. Санитары переместили её подальше в конец коридора, наконец-то додумались. И теперь на ней часто тусил я с Часиком, сидел молча и смотрел в крашенную стену, а Часик рядом, постоянно сучил ногами, болтал и дёргал меня за рукав футболки, акцентируя моё внимание словами: "Слышь, слышь..." Я в ответ кивал, хотя половину того, что он говорил, пропускал мимо ушей и он продолжал трещать дальше... про каких то тёлочек, про свою работу (работал он маляром, шпаклёвщиком, разнорабочим...) про то, что на деньги, получаемые по инвалидности ему скоро купят комп и т. д.
 В отделение в сопровождении санитара вошёл священник, в руках у него был крест и ёмкость со святой водой, с ним был ещё кто-то, нёс корзинку с пасхальными яйцами. К священнику потянулись больные, он каждого крестил, кропил святой водой и давал пасхальное яйцо. Я сидел на кушетке и смотрел на всё это издалека. Потом священник прошёл по коридору и подошёл ко мне, я продолжал сидеть и смотреть в одну точку. Тот перекрестил меня, окропил, по лбу и за ушами побежали струйки святой воды, потом он протянул мне яйцо. Я поблагодарил. Священник ушёл. Я посмотрел по сторонам, психи очищали скорлупу и жевали яйца.
 Вдруг в дверях отделения появились два санитара, они тащили мужика, один за руки, а другой за ноги, мужик извивался, как змея и кричал: Что вы делаете?.. Куда вы меня привезли?.. Ухо, ухо!.. Яйцо... яйцо... Когда его затащили в шестую, оттуда пулей вылетел, напуганный криками, Саша Таракан, он пробежал по коридору и забился где-то в углу столовой. Ещё одного вяжут, подумал я и посмотрел на крашенное в луковой шелухе яйцо. Мимо проходил Володя с ещё парой лёгких и сказал кому-то из дураков: "Видишь, как люди на Пасху с ума сходят." Собеседники засмеялись... Душераздирающие крики из поднадзорки прекратились. Значит уже наширяли всяким говном - подумал про себя - теперь будет спать дня два, как минимум. Потом я ударил себя яйцом по лбу раз... второй раз... со второго раза разбил, очистил и съел...

***
В палату вбежал Часик и начал прыгать, как ёбнутый, между койками, под ритм ремикса на музыку из "В мире животных", ну, собственно, он отдалённо напоминал обезьяну из той старой советской заставки... Мой сосед по койке, пузатый мужик, молча смотрел на то, как парень ебашил шлёпками по полу, а потом, когда совершенно проснулся, сказал: "Иди отсюда. Прыгай в коридоре". Потом встал, вывел колбасёра из палаты, лёг на кровать, сказал про Часика, как будто сам себе: "Дурак ****ный", отвернулся к стене и уснул.
 Я лежал на койке, глядя в потолок, в таком состоянии находился с самого утра. Тема закончилась и вдруг следующая композиция - новая песня группы Звери.
До того, как сбежать из Тагила, я сидел за столом в комнате у гопников Г и Г-а, поздний вечер. Рядом парни из комнаты ниже этажом, которых подставил, через несколько дней. Натравил на них это чеченское чудовище Руслана, а тогда мы сидели все вместе, бухали, обмывали их поступление на худграф. Г. попросил одного из них, его звали Миша, чтоб тот принёс свою музыку, парень сходил и врубил кассету, на ней были Звери. ""На ночь витамины и легко уснули, снилось, как пингвины плавали, тонули, прыгали с трамплина и на дно тянули, белые пингвины, мы уже уснули". Я закрыл лицо руками.
В дурке слова песни этой группы звучали как-то по-особенному. Оправдывали моё пребывание в жёлтых стенах, объясняли мне простые вещи: ничего не может быть дороже чести, а для некоторых даже смерть имеет чисто формальное значение, есть они, нет их, не говоря о жизни, потому что живут без чести. Лёжа неподвижно на койке психиатрической больницы, отделения номер пять, я слышал звуки гитар группы Ромы Зверя, слова его новой песни:
 
Быть собой и ни о чем не жалеть
Вот и все, просто запомни меня

 Ничего не может быть дороже чести, а для некоторых даже смерть имеет чисто формальное значение, есть они, нет их, не говоря о жизни, потому что живут без чести...

Очередь.

Рассказать о психушке - это значит обязательно упомянуть очередь. Мог бы я вообще не писать про весь этот трэш, я мог бы перечеркнуть в памяти каждый день, что мне и советовала сделать моя лечащая врачиха, навсегда позабыть тех людей; с их мыслями, переживаниями, с их болью, у каждого из них была своя боль, своя история, своя жизнь, приведшая в жёлтые стены, дать возможность времени всё сравнять с землёй, но это не правильно и я этого не одобряю. Однако, если бы я даже последовал совету медички, я не забыл бы одной вещи, не смог стереть из памяти... Рассказать о психушке - это значит обязательно упомянуть очередь. Длинная, растягивающаяся всегда на пол отделения очередь за таблетками. Впереди нагловатого вида психи, бившие в сортире Сашу Таракана и насмехавшиеся над Нищим, санитар суёт одному из них в руки стаканчик с таблетками и второй с кипячёной водой из чайника. Псих закидывает таблетки в рот и запивает водой, я то знаю, что таблетки он не проглотил, а спрятал под язык и вечером отдаст их Нищему, швыряет стаканчик об стол, санитар проверяет рот и отпускает, следом ещё какие-то люди. Потом идёт Слепой. Я помогаю ему, держу за плечи. Он, как обычно, осторожно семенит ногами. Отказывается от таблеток. Объясняет санитару, что не хочет пить мочегонку. Для него поход в сортир проблематичное дело, слепой передвигался, правой рукой, постоянно касаясь стены. Было дело, коек в коридоре наставили так много, что заставили ими всю стену (больных было валом) и сходить по маленькому с тех пор для него стало целым путешествием. Санитар силой запихивает ему таблетку в рот, дед хрипит и ругается. Потом подходит моя очередь, я без вопросов глотаю таблетки, как назло вода в чайнике закончилась, запрокидываю голову и глотаю на сухую, мне не привыкать. Показываю рот, санитар просит высунуть язык и тщательно что-то разглядывает там, потом хлопает по плечу и отпускает.
 Зачем мы вообще глотали все эти таблетки?.. Ведь я точно знаю, что никому из нас они особо не помогали. Очередь в психушке не за мечтами, ни за надеждами на излечение или чудо и даже не за хлебом, она просто есть, нам всем нужно было принять это для себя и не спорить, споры с санитарами всегда приводят на вязки без вариантов. Следом идут ещё люди, много. Юрист, про него я, кстати, так и не рассказал, Серёга программист... Юрист помогает Соловьёву, тяжёлый, про Соловьёва ходили байки по отделению, что он профессор в прошлом. Двуликий Янус, рядом с ним Часик. Хлопает парня по животу и говорит: нифига ты отъелся, оба улыбаются. Володя афганец с ещё одним афганцем, недавно попавшим в жёлтые стены. Второй даже колбасу не может жевать, так его наширяли успокоительными и ещё *** знает чем, за то, что он домой звонил по чужому сотовому и просил забрать его из дурки. Володя тогда заступался за него, а, один хрен, на вязки кинули, на уколы. Вот Таракан, санитар осторожно даёт ему горсть таблеток, заставлять Сашу бесполезно, ему похую, терять нечего, и эта странная, не ограниченная ни стенами больницы, ни силой санитаров, свобода, поражала всегда, ещё люди и чем дальше, тем тяжелее... Очередь бесконечна и у меня порой создавалось впечатление, что мы все, не только всё отделение, но и все люди стоим в этой очереди, по сути своей бесполезной, просто она есть и нам надо было принять это и не спорить, все стоим в этой очереди, каждый со своими заёбами в голове. Общество больно и если кто-то не признаёт, не хочет замечать нас - симптомы этой болезни, на улице, в магазинах, на работе, не хочет признать своё с нами равенство, тот просто обманывается и в этом, наверно, счастлив. Ведь каждый считает, что он здоров и с ним ничего произойти не может, ни при каких раскладах. Чтобы утвердиться в этом подчёркивает недостатки, косяки, внешние физические, а если они заметны, то и душевные травмы других людей. Так проще жить, так больше уверенности в том, что сам не окажешься в жёлтых стенах. Только я скажу вот что, клетки шизофрении и других расстройств, есть в каждом человеке, в каждом без исключения, сумасшествие есть в любом. На сто процентов не защищён никто, поверьте шизофренику. От этого нет лекарств. Просто посмотрите вокруг, на улицах, а потом посмотрите в себя наконец, проанализируйте свою жизнь. Всё ли внутри адекватно?.. Многое тогда станет на свои места. Смотрю на людей, мне становится страшно.

***
Платная палата. Последние дни моего пребывания в дурдоме... Мне разрешили пользоваться карандашами. Врачиха сказала, что рисование полезно для моего восстановления. Я нашёл в одной из тумбочек стопку газет, на страницах которых были изображены какие-то люди; производственники, спортсмены и прочие звёзды местного масштаба т.к газеты были областными. Потом, родители привезли угольки, сангину и рисовать стало проще. Всё это делало моё пребывание в жёлтых стенах короче, а окружающее мягче, что ли. Рисовал мужчин и женщин, их улыбающиеся лица и время за этим занятием шло быстрее. Те люди, которых перерисовывал, они ведь тоже не знали, что какой-то незнакомый парень, псих из дурки, измарал их изображениями огромное количество бумаги... Помню, когда я только попал в больницу, пытался рисовать на туалетке, хотя сейчас воспоминания об этом настолько расплывчаты, что я с трудом верю, возможно, этого не было вовсе.
 Со мной в палате лежало два человека, а в самом блоке палат было три. Один из моих соседей, пожилой мужик, маленького роста и с седыми волосами подошёл как-то раз и протянул фотографию. С этой старой фотки, хранившейся в его кошельке, которую не выудили, при поступлении, санитары, улыбались дети.
 - А кто это? - спросил я.
 - Мой сын и моя дочь - ответил чел – нарисуй, крупнее, углем.
 Положительно кивнув, я достал из тумбочки лист писчей бумаги, приступил к работе. Мужик лёг на свою койку и начал откровенничать, мол, до выписки ему остался один день.
 - Родственники заберут? Жена? - перебил я.
 - Жди да радуйся, никто ко мне не придёт. Жена меня сюда и упекла. За то, что я одеколон пил, сдала меня в дурку. Так поместили бы в отделение для наркоманов и алкашни, а ни по этой части. Это ведь для ёбнутых отделение...
 Познакомился - говорит - с батюшкой из церкви, которая как раз за этим корпусом расположена, рассказал ему, что, да как, он хоть деньгами помог на билет до дома.
 Изображение получалось довольно похожим, я начал тушевать фон.
 - А дети где?.. - перевёл взгляд от картинки к фотографии, а потом передал ему и то и другое.
 - Далеко отсюда живут - мужик аккуратно убрал работу в тумбочку, а фотку спрятал в лопатник, после чего крепко пожал руку и благодарно улыбнулся. На следующее утро его выписали...

***
Под утро очень хотелось ссать... казалось, что мочевой лопнет, затопив всю палату. Однако, в туалет через блок я идти не торопился, лежал тихо, не двигаясь. Из-за стен раздавались странные звуки, такое ощущение, что по мою душу, разговоры. Страшно, ****ец. И ссать к тому же хотелось нестерпимо, сильнее и сильнее. Казалось, что соседи по палате кучкуются, чтобы дружно выебать меня. Господи, я же не сделал им ничего плохого... Голоса усилились, потом послышались шаги в коридоре т.е в блоке. Я забился в угол между койкой и стеной, сжался в комок, а рукой надавил на низ живота, чтобы продлить хоть немного свои муки. Мысленно уже представил, как моча потечёт по ногам в тот момент, когда зайдёт санитарка и прощай выписка, здравствуй поднадзорка. Такое ощущение, что не ссал всю жизнь. В коридоре кто-то ходил. Чёрт бы их побрал. Пол пятого утра. Почему они не спят?.. Психи. Дожить до рассвета - есть такой рассказ у Быкова, пришёл на ум именно он.
 Ещё полчаса позади. Кто-то приблизился к двери. Я крепко зажмурил глаза. Замок щёлкнул и... санитарка с градусником. Вскакиваю с койки. Быстро иду через блок к туалету. Едва успел, когда доставал, обоссал руку, уже не важно. Вернулся. Поставил градусник, заварил чай. В коридоре появился заспанный сосед по палате.
 - Чего не спали? - спрашиваю.
 - Да новенькому плохо было, молол мне какую-то херню всю ночь, не выспался из-за него, а под конец вообще обоссался под себя - объяснил мужик.
 - Понятно - вслух говорю.
 Про себя думаю: выходит, что весь этот ночной замес лишь в моей больной голове, опасности не было изначально. Тишина снаружи, внешне, трэш внутри. Мой страх, он никуда не делся, а ведь мне пара дней до выписки. Потом я взял ведро со шваброй и пошёл затирать мочу.

***
Тёплый был день, по-летнему тёплый. Солнце проникало сквозь решётки в туалете и отражалось от белого кафеля. Я зашёл отлить, а после надолго залип у окна, засмотрелся. Природа брала своё, оживала и радовала глаз, даже в этом гиблом месте.
 Следом за мной в туалет завалился мужик из соседней палаты. Бывший зек. Ну, про него я уже рассказывал вроде. Закурил и тоже глянул в окно.
 - А ты из-за чего здесь? - спросил он - Я вот по синьке, тут всё понятно, а ты?
 - Я голоса слышу - улыбнулся я в ответ.
 - Как это? Нет, я просто хочу понять, сам такого никогда не слышал. И что они тебе говорят?
 - Много чего говорят.
 - Например? - не унимался мужик.
 - Говорят, что мне делать, приказывают.
 Мужик взглянул на меня недоверчиво, как будто хотел определить по моему выражению лица, вру я или нет. Потом затянулся, хотел что-то добавить, но не стал.
 В тот же день к нам в блок кинули парня лет тридцати пяти, из крутых, весь на понтах, скорее по привычке. Хотя, на удивление, он оказался совсем не борзым, просто знал себе цену. Мы познакомились. Чел рассказал, что отлежать ему здесь надо неделю, чтоб получить справку, мол, дурак, и, тем самым, замять дело по бизнесу. Yes, yes, какой крутой замес! (Noize MC)
 Твердил, что партнёры хотят его кинуть на деньги пока он в дурке.
 - Успевают, суки, урвать побольше! - ругался парень - Надо съёбывать пока не поздно. *** им всем!
 Мужик из соседней палаты, как раз в этот момент, пристал ко мне со своим телефоном: "Пополни мне счёт. Вот карточка мегафоновская. Не умею." Я уткнулся в карточку, изучая инструкцию. Парень перехватил у меня телефон,  карту, глянул раз и парой движений пополнил счёт.
 Неделю он так и не вытерпел, провалявшись дня четыре перед телевизором, получил справку и свалил, оставив нам после себя полный холодильник...
 Не всегда в дурдом приводит сумасшествие, иногда такие вот жизненные заморочки, хотя чаще желание закосить от армии. Во время моего пребывания был один такой дурак, "защитник родины", морда, что жопа, а этот случай с крутым, наверно, всётаки единичный.

***
Вскипятив чайник, облепленный изнутри трёхсантиметровым слоем накипи и включив кнопку воспроизведение, я лежал на койке и слушал записи Гражданской Обороны. В моём распоряжении было всего три кассеты, видимо, первые, попавшиеся под руку родителям, когда они собирали для меня из дома мафон, по воле случая в этот список попала Гражданка... чему я был очень рад, когда получил передачку. До выписки мне оставалось два дня. В соседнюю платную палату положили какого-то шального парня. Этот малый до больницы копил деньги на машину, ну и, считай, уже накопил, когда впал в жесточайший запой. Сказать, что это был обычный запой – значит, ничего не сказать. После нескольких дней пьянки с друзьями чувак забил на покупку тачки и решил отправиться путешествовать. Поехал он в Москву, где пропил или попросту просрал все оставшиеся деньги. Мало того, под конец поймал белочку и его отправили подлечиться по месту прописки, т.е в город Е., дурдом, отделение №5...
 Мы познакомились ради формальности, здоровались, но говорить нам было не о чем. Так вот за два дня до выписки этот *** завалился в мою палату и попросил сходить за сигаретами. В дурке это в порядке вещей, ни так, что один заслал другого, как в общаге, просто у одних есть разрешение выходить на улицу от главврача, а у других нет. Я сходил за сигами, отдал парню пачку крепких и сдачу. Вечером чел зашёл снова.
 - Можешь в магазин сходить? - спросил он.
 - Могу, не вопрос - отвечаю - что купить?..
 - Водки надо! - подняв глаза, с надеждой произнёс чел.
 - Это запрещено, здесь только курить можно.
 - Не.. не. Ты в пластиковую бутылочку перельешь и пронесёшь в рукаве.
 От этих слов я охуел окончательно. Блять, неужели и в дурдоме! Да сколько можно, суки.
 Ты сейчас серьёзно? - говорю - Дурак что ли, мне два дня до выписки осталось. Санитары заластают, даже бухнуть не успеешь!.. Не пойду и тебе не советую.
 - Ладно. Считай, что мы ни о чём не говорили - парень исчез в дверях.
 Ну, ****ец, я считал минуты, проведённые за решётками, а количество слёз, пролитое мной в жёлтых стенах и моими родными, за их пределами вообще счёту не поддавалось. Долбаёбу надо было только в очередной раз залиться, чтож, я пожелал ему в тот момент научиться ценить время. Услышал, как хлопнула дверь блока, чувак прихватив пластиковую бутылку отправился за живой водой. На что он рассчитывал?.. Сложно сказать, но через одну минуты его вернул в палату санитар, ещё через пять, дежурный врач уже знал об этом, а через десять, парня повели в общее отделение. Он сильно волновался и просил, даже умолял, санитара дать ему возможность поговорить с главным врачом, тот схватил его под руку и поволок за собой, как щенка... Щёлкнул замок, двери закрылись. Мне было не жаль его. Я порадовался в душе. Ему ещё предстояло понять, осознать цену времени и цену слов. Сказанное за секунду, может изменить привычный ход вещей на день, на месяц, на год, на всю оставшуюся жизнь, поэтому надо думать о словах, о том, что говоришь вслух, чтобы ни пришлось впоследствии думать о времени. Теперь я знал твёрдо, у меня было много дней и ночей, чтобы догнать эту простую вещь.

***
День моей выписки был солнечным! Каким же ещё он мог быть?.. Свет проникал в палату, освещал койку, на которой лежали упакованные в пакет вещи (да, немного) и сидел я, сложив перед собой ладони в замок.
 Врачиха на утреннем осмотре сообщила, что я выписан и рекомендовала вычеркнуть из памяти каждый день лечения, она сказала, мол, этого со мной не было, а я, мысленно, послал её нахуй.
Я не хочу отгораживаться стенами от своего прошлого - это жёлтые стены, т.к оно - моё прошлое, а значит настоящее и будущее, никуда не денешься. Без прошлого нет будущего. Хотя в данном случае эта фраза звучит не очень-то здорово.
 Тогда мне не довелось попрощаться ни с кем из тех, кто оставался в отделении, но я навсегда запомнил их лица. Нам не обязательно было прощаться, да и ни в правилах это дурдома. Все мы были обречены вернуться...

Дневники.

В Икарусе, движущемся в мой город, воняло бензином, он был полон, солнце нагрело металлический корпус, было душно, скучно и беспонтово... Место мне досталось в самом конце салона, на диванчике, я упал в кресло, закинул голову назад и закрыл глаза. Обычный автобус, словно машина времени, нёсся в мою новую жизнь. Время, хвостом оставляемое позади, уже жрали огромные мохнатые комки шерсти, хранители вечности или попросту Лангольеры, созданные сумасшедшей фантазией Стивена Кинга... Что они оставляли мне?.. Да, ровным счётом, ничего... Я разговаривал с Тори. Гад говорил мне, что это не конец, это лишь начало, что предстоит вернуться и всё повториться много раз. И будет повторяться до тех пор, пока я не затяну петлю на шее. Я научился мириться с такой постановой. Выбора у меня не было. В одном он точно был прав, теперь мне предстояло вернуться: "Было время уйти, а теперь возвратись, возврати свою старую новую жизнь!"
 Приехав домой, первым делом, перерыл свои общаговские вещи, которые давно вывезли родители. Сколько барахла, ****ец. Где же блокноты?.. Единственное свидетельство моего сумасшествия. Их должно было быть три. Два нашёл среди каких-то коробок, третий пропал, сука, бесследно. Самый важный дневник, по количеству инфы, по её значимости. Забил. Начал перелистывать те, что нашёл, страница за страницей. Стихи, пропитанные каким-то детским максимализмом, зарисовки соседей, вот Д. и Антоха из города Н., Надя, Оля и ещё много кто... Записи, в которых отчаяние и страх, надежда. Телефоны одногрупников, точнее одногрупниц... Катя К., Король и шут Форэва, хуль. Я невольно улыбнулся и вспомнил её СМСку: "Сам ты панк! Зайти-то не мог!" Настя, зам старосты, которая на следующий день после того, как я пил портвейн рядом с факультетом, а потом шарахался пьяный по ХГФ, сказала: "Просто это было не хорошо!" Ясен перец. Чего ж тут хорошего, когда я упал уже на крыльце и другая одногрупница Надя О., поднимая меня, сказала, что всем расскажет про этот инцидент, хотя говорила, конечно, в шутку, бухали-то мы вместе... и все остальные Таня Ш, Дина, Маша К, Люба, ещё одна Маша, с очень сексуальной попкой и всем остальным, которая искренне была уверена, что мне нравятся секс бомбы. Тогда это звучало, как тонкий намёк на толстые обстоятельства. Ну, по большому счёту, она была права. Вырвал листок, смял и выбросил в мусор.

Плеер.

Тори... как было уничтожить его?.. Искренне надеялся когда-нибудь сожрать его печень, если она у него имелась в наличии, съесть печень своего врага, значит победить, приобрести тайные знания и способности, но в тот момент, она была в сыром виде. Мне предстояло, смахнуться с ним, со своим страхом. Когда приступ захватывал меня, я с трудом мог сосредоточиться на чём-то, не воспринимал слова, которые мне говорили, слыша лишь один голос, голос внутри меня... Со временем я научился заглушать его. На этом этапе болезни у меня появилась такая возможность, мне просто необходимо было отключиться, уснуть, хотя бы на пять минут и эта сволочь затыкалась. Легко сказать, он мог придти в любой момент, во время движения или в состоянии покоя, на работе или дома, когда я был один или разговаривал с кем-то, он был везде... Закрывал глаза - мне становилось легче... Я вырубался, заставляя себя уснуть, стоя в автобусе, везущем меня на работу, в маршрутном такси, я научился отключать мозг на такое время, которое было необходимо для достижения результата. Оставалась лишь улица. Во время ходьбы не уснёшь. Тори пользовался этим по полной программе. Моё движение превращалось в непрекращаемый махич с самим собой...
 Однажды я нашёл дома свой старый плеер, включил, работает... Вот оно - единственное, что может уравнять наши шансы. Ну, чтож, сука. С того самого дня плеер стал частью меня, плеер и наушники капельки, а первый раз было так.
Вышел на улицу, медленно пошёл по городу по своим обычным делам, в кармане заряженный под завязку плеер... жуковская панк-группа Депрессия. Я уже чувствовал приближение Тори, всегда чувствую его, в такие моменты краски начинают меняться, становятся темнее, пропадают цвета, больше сумбура, наверно... И вот он, гад. Нажимаю плэй.
 
Всё не так, и всё не то, происходит,
Не по плану жизнь идёт, зря проходит.

 Аккорды панка смешались с каким-то негативом внутри меня, и я почувствовал, как музыка противостояла сумасшествию, как она наполняла меня энергией и способностью жить дальше, жить наперекор всему, пусть это была даже ёбнутая бестелесная ***ня, у которой нет названия, пусть это был даже я сам. Аминь.

Нет движения вперёд, есть лишь цели,
Млечный путь к звёздам на карусели.

 Я ускорял шаг,  люди переставали замечать моё уродство, неестественные движения рук, подёргивания головы, чем быстрее шёл, тем легче становилось, эта мразь не могла идти со мной в ногу, тем более она не могла догнать, уходящую в никуда музыку панка.
 
Депрессия, аа-а, депрессия, аа-а, депрессия внутри меня.

 Было много групп и до и после, наверно, я подсознательно пытался вернуться к той музыке, которую слушал в общаге, которую ненавидели мои соседи - гопники и любили мои самые близкие друзья. Со временем мне удался этот камбэк к своим старым кассетам. Теперь я цифровал их на пионере, нарезал на диски. Носители поменялись, а музыка осталась той же самой. Единственная группа, к которой так и не смог вернуться, был Пилот. Больше не воспринимал её, отторгал на уровне подсознания, а ведь когда-то это была моя любимая команда. Я стал тем, кем являлся сейчас благодаря в первую очередь музыке Пилота и книгам Ильи Чёрта, стал не сумасшедшим, ни в этом смысле, осознание появилось, что всё в мире устроено вот так и не иначе, что ты часть чего-то большего и вообще нет такой величины больше/меньше, ведь нет границ ни в ту ни в другую сторону. Человек - это вселенная, целый мир и гармония этого мира, в том числе психическая - масса противовесов, масса за и против. Важнее, на проверку, гармония с самим собой, а не с миром, тогда в этом мире не будет места для Тори. Именно тогда я дал имя этому злу, чистому негативу, с тех пор он стал Тори, а я, я больше никогда не вернулся к музыке Илюхи Чёрта и группы Пилот.

Д.

Сентябрь. Осень, как абитуриентка пришла ко мне в гости с таким намёком, что надолго. Вообще, это была самая лучшая осень моей жизни, когда я не замечал никакого умирания вокруг, наоборот, впервые за долгое время появилась перспектива, я мог вернуться, чтобы расставить все точки вместо многоточий двухгодичной давности. В начале месяца позвонил Д., тот был рад услышать мой голос, он жил где-то на Вагонке с девушкой, её звали Вэл. Теперь Андрюха крайне редко посещал институт, но не оставлял своих робких попыток всё-таки получить диплом. Он пригласил меня потусить в Тагиле, на его квартире. От такого предложения я отказаться не мог. Приехал в город утром на электроне, сел на маршрутку до Ледового дворца и через минуту она везла меня куда надо. Потом минут пять пешком, я набрал Д., он спустился вниз и открыл мне дверь. Мы поднялись на седьмой этаж. Лифт аля 90-е годы, потом парадка, какие-то запчасти от велика и хламина. Зашли в квартиру.
 - А где Вэл? - поинтересовался я.
 - Уехала к сестре в другой город, - сообщил Андрюха - располагайся.
 Прошёл в комнату, на стенах много картин маслом, много фотографий, запах приятный, как в общаге.
 Д. налил мне кофе и, показав на раковину, полную немытой посуды, сказал: "Плохо без женщины". Я кивнул в ответ.
 - А где Антоха? (чувак из города Н.) - поинтересовался.
 - В общаге, где ж ему быть! Он с братьями сейчас живёт! Недавно в Чехию ездил от секции фотографов. Привёз кучу чешского шмотья, денег долганул у девчонок, которые с ним ездили, сейчас чтобы отдать устроился барменом.
 Мы сгоняли до магазина. Затарились пивом и сухариками, взяли сигарет, вообщем, вечер пошёл, как надо.
 Андрюха закурил, открыл окно на кухне и сказал:
 - Надю помнишь?
 - Помню, конечно.
 - Она сейчас в академе.
 - А что так?..
 - Ну, вышла замуж она по залёту, за Серёгу М. и в академ ушла.
 - Да, ладно?. - не поверил я - Ну ты ошарашил. - засмеялся.
 - Да и похуй. - подытожил Андрюха.

***
На следующий день, с утра, вызвонили Антоху. Чел сказал, что в общаге и будет ждать нас. Это гут. Маршрутка с Вагонки как раз проезжала педовские и упийские общаги. Спрыгнули недалеко от «Зелёнки» и выдвинулись к нему. Антоха, по ходу, только проснулся, когда мы зашли в его комнату на втором этаже. Он доедал вчерашние макарошки, наверно, предвкушая первую утреннюю сигарету. Мы обнялись. Нас опять было трое и это, ей богу, не случайно. Ближе к полудню ехали втроём к Д. на Вагонку. Снова затарились пивасом и куревом в магазине неподалёку. Антоха показывал свои нескончаемые фотографии из Чехии, делился впечатлениями. Говорил, мол, после учёбы мотанет жить туда или в Питер, как минимум. На что Д. грамотно, по-дружески, подъёбывал его через слово.
 - Пошли, покурим! - улыбнулся Антоха.
 Мы вышли на балкон, с которого открывался обалденный вид на город. Вечерело, краски менялись, такой закат я видел только на Урале и больше нигде. Ветерок приятный, тёплый, без малейшего намёка на будущую зиму... Это было прекрасно. Антоха перегнулся через перила и сказал, показывая пальцем на двух малолеток, проходящих под балконом
 - Смотри, на лбу написано ****ы - и плюнул вниз.
 - Как определил? - засмеялся Д.
 - Да тут и определять нечего.
 Андрюха скрылся в комнате и через пару секунд принёс фотоаппарат с объективом огромных размеров.
 - Так лучше разглядишь - подмигнул он Антохе.
 Потом направил объектив на какую-то девушку, которая прогуливалась с шавкой, навёл фокус, максимально приблизил и нажал на кнопку. Глянул то, что получилось, и констатировал: "Ничего так!".
 - А ну ка дай сюда, маленький извращенец, - засмеялся Антоха.
 Я затушил окурок о перила балкона и кинул вниз на асфальт. Взял фотик у Антохи, посмотрел в объектив на вечерний Тагил. Не видел его пару лет, успел соскучиться. Не было в моей жизни города, который бы так вдохновлял меня. Хмурая притягательность, дым предприятий. Он, как я, такой же неразговорчивый, злой, если не знать город близко, а для людей принявших его, вернее друга было не найти. Гигант подарил им своё каменное сердце, как какой-то Данте, ёба. Оно трепыхалось в руках, живее его не было на свете.

***
Через несколько дней я приехал в Тагил на постоянку. В общаге жить не хотел, поэтому искал другие варианты, довольно быстро такой вариант нарисовался. Квартира находилась на первом этаже дома по улице Газетной. Чтобы помочь перевезти вещи я взял с собой брата, он приехал всего на пару дней. Мы обосновались на новом месте. В квартире всё было по панку т.е не было кроватей, из мебели старый совковый шкаф и зеркало, унитаз с неработающим сливным бочком, обои поклеены выборочно и не везде, например, на кухне их не было вовсе, там стены были побелены довольно давно и на них виднелись жирные подтёки и грязь, мне это всё понравилось. К вечеру наконец-то дозвонился до Д., он приехал на новоселье. Мы купили портвейн, довольно едрёный и низкокачественный.
 Накатили, беседа пошла теплее. Ни закуси, ни денег на неё у нас не было, поэтому пили мы просто так.
 - Суки, чем вы меня напоили! - заряжал Андрюха - Пойло какое-то... Блять, мне же ещё Вэл встречать.

***
Скоро будет темно. Когда наваливается темнота, пишется как-то более свободно, наверно, там, откуда берутся эти темы, темно, как в черепной коробке. Когда я один, я не боюсь приступов, меня перестаёт пугать реальность. Ведь в реальности, так есть, приговорён к пожизненному безумию. Без уколов нет нормальности, нет контроля над собой. Со временем я перестал задавать себе вопрос: есть ли жизнь без антидепрессантов, в моём случае без нееролептиков, хотя при моей дозировке это одно и то же. Какая-то девушка, miz-jesus, в своём дневнике в ЖЖ запостила: "Есть ли жизнь без антидепрессантов?" Тогда я по-доброму позавидовал, что не я задал себе этот вопрос, в любом случае, она сделала это вместо меня и это главный вопрос для любого психа.
 Господи, слышишь ли ты?.. Почему чтобы существовать мне необходимо пускать себе в кровь этот яд, я чувствую, как им наполняется печень, расширяются зрачки, начинает немного подташнивать, это он проникает внутрь меня, в такие моменты кажется, что мир сужается до размеров кровати, даже этого пространства достаточно чтобы почувствовать себя настоящим т.е таким, каким хочешь сам, ощущение правда минутное , а потом эта дрянь, постепенно, выбрасывается маленькими дозами, находясь в организме постоянно, всегда. 
 Дельфины... когда они придут за мной?..
 Владимир Семёнович умер, так и не дождавшись их, а я, дождусь ли их я? Господи!..

Обратно в обратно.

Вот оно - утро нового дня, уже смешалось с красным дымом предприятий. Как же красиво. Ради одного этого вида стоило не сдохнуть в психбольнице. Оно проникало внутрь, как прокалывала совсем недавно, ища вену, игла, первый раз, второй, третий и всё мимо, пока, наконец, тело не охватывал болевой шок, а сейчас мне будто пустили под кожу радость.
 Шёл на факультет, у крыльца целая толпа народа, декан толкает какую-то речугу. Я встал позади всей этой движухи и включил плеер... потом прошёл вместе с остальными внутрь здания, поднялся на второй этаж, где-то в середине коридора стояли девчонки из моей бывшей группы, они были рады меня видеть, наверное, обступили, расспрашивали, но больше рассказывали сами. Зам старосты, Настя, говорила, что, когда я пропал, они звонили мне домой, пытаясь выяснить хоть какие-то подробности. Родители ответили тогда, что я здесь больше не живу. В ответ я молча смотрел на Настю и она, видя, что правды ей не добиться, махнув рукой, сказала: "Вообщем, твоё дело!" На что я положительно кивнул.
 Долгое время моя группа пребывала в неведении, жив я или нет, пока случайно, на занятиях по графике, не увидели мою работу в одном из каталогов. Я пытался что-то делать, когда моё состояние ухудшилось, эта работа была последней, успел отправить её на выставку и гравюрку разместили в каталог, на тот момент я уже был в дурке. Тогда Маша и сказала остальным: "Ну, слава богу, участвует, значит живой!" Каталоги показал девчонкам один препод  Д.Ф., который тоже участвовал во всём этом. Кстати, надо отдать ему должное, говно он был редкостное. Позже я узнал, что Д.Ф. распускал про меня слухи, мол, я выкрасил комнату в чёрный цвет, рисовал только монохромные работы, не используя цвета, и настоятельно всем советовал держаться от меня подальше т.к я ****утый и, возможно, опасен. В лицо же это чмо, мило улыбалось и беседовало со мной о жизни. Смешно, ей богу, человек меняет окраску, как какой-то чеховский хамелеон. "Как же можно, быть таким ничтожным?.." (Clockwork Times)
 В реале, кроме смеха, эта мразь ничего не вызывала, даже отвращения...

Рядом со мной.

отчаиваться не надо!
здесь темно писать, но на ощупь попробую.
шансов похоже нет, % 10-20.
будем надеяться, что хоть кто-нибудь прочитает.
(Дмитрий Колесников)

 У каждого в жизни свой рай и свой ад, ни тот который будет когда-то там после смерти, а тот, который здесь на земле. ***та всё, что там, после... Я и так в аду, мои ночные кошмары тому подтверждение.
 Каждый раз, когда возвращался в дурку на проверки, окружающее напоминало мне об этом... Я бывал в городе Е. ни раз, навещал эти беленные стены, им было, точнее, есть что рассказать, только делают они это неохотно. Однажды, приехав на приём, я сидел рядом с кабинетом врачихи, двери отделения неожиданно открылись и санитар вывел парня, который ловил чертей, когда я ещё лежал в психушке, это тот из палаты №5. Взгляд его не изменился, сколько лет прошло, а он всё ещё здесь. Из разговора санитара и врача я понял, что у бедняги флюс и его потащили в зубоврачебный кабинет. Он даже не узнал меня, а я помнил его хорошо, я даже написал о нем в этой книге, только чуть ранее. Он не единственный. Был раз, когда я пересёкся с лунатиком из первой палаты, ему стало только хуже со временем, чел уже гонял не в домашней одежде, а в синей робе, такие выдают вместе с кальсонами и футболкой иногда. Так что вот, а ведь когда-то он добровольно пришёл сдаваться в дурку, чтобы просто немного подлечиться, тогда выглядел бодро, рассказывал про жену и сетовал на то, что от уколов все вены синие... Ещё я видел на улице, рядом с отделением, мужика с которым лежал в третьей палате, тогда раньше он смешным казался, шоркал по отделению женскими шлёпанцами, а сейчас подошёл и попросил немного мелочи. Я протянул ему деньги. На что он благодарно сказал уходя: "Спаси нас бог!" Смотрел на своих старых знакомых, эти встречи лишь убедили в обратном, но кто-то же должен увидеть это, если не бог, так хоть кто-то... пусть увидят, прочтут другие люди, пусть они помолятся за наши пропащие души и тем самым может быть спасут свою собственную. Вопрос возвращения в дурдом - это лишь вопрос времени. Попав сюда однажды, надо быть готовым, что всё повториться, сумасшествие вернётся через год, через десять лет, но вернётся обязательно, каждый следующий раз будет более тяжёлым. Это неизлечимо в принципе, в молодости есть шанс выкарабкаться на длительный срок, как это получилось у меня, с возрастом шансов будет меньше, а в старости они равны нулю. Проще говоря, ебашим, друзья, ебашим до полного безумия. Отчаиваться не надо, как говорил капитан Колесников...

***
Можно жить как угодно, быть кем угодно, главное не быть гнидой! - так мне сказал сегодня Тори, едва я открыл свой дневник на Liveinternete. Просто в голове всплыло, чётко, разборчиво, как всегда. И хотя он мой самый страшный враг, я согласился на все сто процентов. Это мой соавтор, хуль, никак не меньше, а значит вправе сказать своё веское слово, вот оно получайте, жрите: "Давай я напишу!" - сказал он - "Значит так. Похуй.. Это было... Зачем это писать? Пидор. ****утый... Скорей записать надо. *** просто. Панк. Я не буду с тобой... помогать в этом. Хорошо. Ты больной. Он не писатель, он гнида. Падла. Пиши.. пиши... Соавтором меня возьмёте?.. Ёбнутый, панк. ****утый просто. Ты понял меня. Вас убивать надо. Слышишь, нет?.. Не надо печатать. Ты хочешь домой?.. К маме?.. Придётся писать. Похуй. Похуй мне! Ты хочешь, чтоб всё повторилось?.. Ну ладно, пиши, давай. Пойду покурю. Аня лицом тебя... Гнида. Вот и всё. В больницу надо. Будешь дальше писать - ебанут тебя! Похуй! Какой счёт?.. Он ёбнутый, кстати! Я написал! Похуй на это. Если вы мрази, панки, найдётесь, то мы с Лёхой будем дальше мыкать вас. Ты больной. Болен я. Поэтому иди нахуй!.. Какой счёт, блять?.. Это всё из-за девушки! Я не сужу. Я контролирую. Вот и всё письмо. *** излечишься..."
 Добавить мне нечего... Все намного реальней, чем кажется!
 Этому посту позавидовал бы даже мой лечащий врач, если бы прочитал, осталось только поставить точку.
                2012