Мишель

                Sont les mots qui vont tres bien ensemble


   Саксофон. Пианино. Гитара. И… ее голос. Влюбиться можно не в человека, а в одно из его проявлений.
   В тот вечер я чувствовал себя как никогда одиноко – хотелось выть и лезть на стенку, но я снимаю комнату у собственной тетки (иллюзия самостоятельности, не более того), поэтому за прорванные ногтями обои и ночные завывания меня ждало приличное намыливание шеи. Я поостерегся делать того, что требовало чувство безысходности. Я не считаю себя пессимистом и даже не подвержен депрессиям, хотя это так модно. Но мы с модой в одном предложении встречаемся только если в нем есть еще и отрицание. И все же иногда становится так паршиво, так одиноко, что накатывает непреодолимая волна грусти и тоски. А выть нельзя… Обидно. Но еще обиднее то, что причина появления всей этой галиматьи в моей не очень отягченной умными мыслями голове мне не ясна. Хотя… что я вру. Ясна, и, честно говоря, это мне никак не помогало. Дело все в том, что вот уже долгое время я не могу влюбиться. «Розовые сопли» - скажите вы и будете отчасти правы. Но после цоканий и закатываний глаз по поводу моих жалоб посмотрите на свою жизнь: если в ней есть кто-то, кого вы боготворите и обожаете всем сердцем – не легче ли тогда жить, делать что бы то ни было, да просто-напросто дышать. Так вот… я тоже так хочу. Нет, у меня была любовь, но она прошла, и вот уже несколько лет меня не посещает этот мелкий засранец со стрелами и луком, то есть я хотел сказать – Амур. Но, как известно, перед тем как все уладится, всегда все сначала портится до самого предела. Я терпеливо ждал: выгнали с работы, лишили стипендии в университете, распустили музыкальную группу, не прошел отбор в команду по регби, умер любимый кот, сломал ногу, взял академический отпуск, сломал другую ногу, подхватил инфекцию, была бы еще нога – сломал бы и ее. Ну куда уж там хуже. И вот, опустившись на самое дно – я сидел в своей маленькой комнатушке и размышлял над тем, как бы выселить за пределы хотя бы этого дома свое разочарование.
   Тетушка готовила на кухне, подпевая телевизору, ее собака выла в унисон, я завидовал собаке. На дворе – дождь, слякоть и тринадцатое марта. Пораздумав над тем, что выселить из этой квартиры мою безысходность можно лишь одним способом, а именно – уйти вместе с ней прогуляться, я напялил куртку и тихо пробрался по коридору к выходу. Тетушка не засекла – она во всю пела дуэтом с Жоржем Брассенсом.
   Я плутал по улицам Марселя добрых два часа. Хотя почему добрых? Злых? Ну, по крайней мере, равнодушных два часа. И тут вдруг… (да, да в жизни так бывает, не только в книгах и кино) сердце ушло в пятки и, манипулируя этими щекоткобоязненными друзьями, повело меня в небольшое кафе, расположенное на одной из узких улочек нашего морского города. Саксофон. Пианино. Гитара. И… ее голос.
   «Она была одета просто, но элегантно» (еще одно глупое клише, а, ну конечно, еще же «правильные черты лица»). Да нет, она была одета так, как одеты все девушки, поющие в ночных кафе – в платье – ничего особенного. Я не помню ее платья, честно признаюсь. А все эти банальные описания каждой складки на одежде – так не бывает, человек этого не запоминает. И я не запомнил. Мне в тот момент было не до того. Помимо того, что своим голосом она явно желала загипнотизировать всех и вся вокруг, она была роскошной. Не такой как все те голливудские куклы, а по-настоящему роскошной. Ее каштановые волосы мелкими кудряшками спадали по открытым плечам (да, это я помню!), изумрудно-зеленые глаза были полуприкрыты. Песня закончилась, и ее ярко-алые губы расплылись в улыбке, оголяя белоснежные зубы и милую щербинку между верхними резцами.
   Она запела вновь – я сидел как прирученный зверек в зоопарке, с открытым ртом смотря на нее. Голос был мягок – лишь дыхание, не более того. Она будто сидела рядом и шептала что-то лишь мне на ухо. Исполнив весь свой репертуар, она скрылась за кулисами. Что мне было делать – я ломанулся вслед. Хотя сейчас я понимаю, что можно было делать – подождать ее у служебного выхода, спросить у бармена про нее и так далее – в общем, куча вариантов. Но мозг в тот момент был отключен, работал другой орган. Я про сердце!
   Сначала она испугалась, потом, увидев охранников, вцепившихся в меня, сказала, что я ее знакомый. Те сразу же развернулись и были таковы. (Каковы, спрашивается?).
- Пошли. – Сказала она и направилась к одной из белых дверей, выстроившихся вдоль стены.
Мы прошли в ужасно тесную комнатушку, которая, по-видимому, была ее гримерной.
- Ну? – Спросила она.
- А… - можно я провожу вас домой. – Выпалил я. Но учитывая, что ноги стали как вата, а в горле был ком размером с оба моих кулака – это было неплохой фразой моего проржавевшего мозга и начинавшего работать (впервые за долгое время) сердца.
- Ты не маньяк?
- Там посмотрим. – Улыбнулся я. Она рассмеялась, видимо решив, что я не очень умен, а значит и не очень опасен.
- Ну пошли. Мишель. – Она протянула руку, которую я сжал с такой силой, что, наверное, ее подозрения по поводу моего не крепкого ума, только подтвердились.
- Шаааарль. – Протянул я.
- Подожди минутку. – Попросила Мишель, выталкивая меня из гримерной. И ровно через минуту (я засекал) она вышла уже не в платье, а в потертых джинсах, кроссовках и мятом сером плаще.
- Ну что ж, уже ходят автобусы, в путь, Шааааарль. – Рассмеялась она.
   И правда, на улице уже не было дождя, зато все также была слякоть, а к тому же лужи, утро и четырнадцатое марта. Мы шли молча. Скажете: «Дурак!». Конечно, так, но, я не знал, то говорить. Я влюбился: чувство, которое я так долго ждал, все равно взяло да и обрушилось на меня нежданно-негаданно. Все мысли, которые я проговаривал, засыпая своей воображаемой будущей любви, вылетели у меня из головы в ту же секунду, как я услышал пение Мишель. А то, что осталось  – лучше бы этого ей не слышать, она заподозрит, что я все-таки маньяк. Пришел, увидел, победил – это не про меня. И, что уж тут таить, не про кого из нас. Не стоит врать себе – все мы трусы, просто некоторые из нас скрывают это лучше других.
- Эй, Шарль, Шаааарль! – Окликнула меня Мишель. Мы уже были на остановке и даже успели дождаться автобуса, пока я находил слова и обдумывал интонацию, с которыми обращусь к ней. Я не глядя вошел в пустой автобус за ней. Вы уж простите, но позволю себе еще одну романтическую фразу: все вокруг как бы померкло, в ярко-белом, ослепительном сиянии для меня оставалась лишь она.
   Мы сели у окна друг напротив друга. Мишель начала разговор, пристально глядя в мои глаза своими изумрудами. Я не смогу привести здесь этот разговор по одной весьма значительной причине. Я его не помню. Вам опять врут, когда дословно приводят каждую фразу, сказанную когда бы то ни было, тем более в такие моменты. Мозг как в тумане, сердце заходится в ритме румбы, а что-то все-таки регистрирует каждое слово? Не смешите меня, ни слова, ни звука не помню – только ее улыбку и изумруды…
   Вру, теперь я вам вру. Я помню конец разговора, потому что, если бы забыл, ничего бы не было после.
- Может, оставишь свой номер телефона. – Робко спросил я.
- Нет. – Улыбнулась Мишель.
- А… понятно. – Я от такого резкого и честного ответа немного опешил.
- Да ты не понял, его просто нет. Ни номера, ни телефона. – Слова, звучащие крайне неправдоподобно в наш век. – Да, правда нет. – Добавила она, читая мои мысли.
- А может, адрес? – Спросил я.
- Да, только при одном условии. Хорошо?
- Да... – выдохнул я.
- Я запишу его здесь, а потом мы выйдем. – При этих словах она подышала на окно и пальцем написала свой адрес. Спустя несколько секунд запотевшее стекло вновь стало прозрачным. – Пошли. – Сказала она.
   Я был в ступоре. Это было сразу и жестоко, и мило, и так по-детски.
- Пойдем-пойдем. Если это судьба, ты его отыщешь. – Мишель потянула меня за собой к выходу.
   И тут мне пришло в голову, что я провожаю ее домой, так, наверное, адрес на окне мне и не понадобиться. Но, то ли она была ясновидящая, то ли на моем лице выражалось все, о чем я думаю, Мишель лукаво произнесла:
- Я иду не домой, мне надо на учебу. Что поделать, приходится совмещать все сразу – вот и не сплю ночами. И, правда, мы стояли около здания университета искусств.
   Она улыбнулась, поцеловала меня в щеку, тем самым сожгла ее, и убежала.
Вот так… Взяла и просто убежала. Без «пока», «до встречи», «приятно познакомиться», «ты самый лучший», «я люблю тебя» - просто убежала, молча.
***
   Прошло три месяца, я как чокнутый ездил на всех попадавшихся автобусах, нервировал пожилых дам, прося уступить мне место – подышав на окно, я тут же покидал автобус. Потому что ничего не находил. Я не запомнил ни номер автобуса, ни его маршрут – только начальную нашу остановку и конечную. Я проклял современный транспорт, в тайне желая, что наши службы не столь чистоплотны и щепетильны по отношению к внутренности автобусов, как наши граждане по отношению к своей внешности. Не мытые окна транспорта – вот моя мечта на протяжении трех месяцев. Хорошо, что в то время никто не спрашивал, о чем я мечтаю, а то отправили бы меня первым же наичистейшим автобусом в дурдом. В кафе она не появлялась, в университет меня не пускали.
   Вечером, утром, днем, снова вечером – я каждое мгновение надеялся встретить ее или обнаружить ее адрес – но все тщетно. Я отчаялся и опустил руки. Но, как известно, перед тем как все уладится, всегда все сначала портится до самого предела. Да, я прекратил поиски Мишель и окна с теми словами, что привели бы меня к ней. Устроился на работу, снял квартиру (сокрушив тетушку до глубины души), начал бегать по утрам, и есть здоровую пищу.
   На работу я всегда ходил пешком, но однажды, я ужасно опаздывал, пришлось бежать. Была важная встреча и опоздание было равносильно увольнению, чего я точно не хотел, учитывая, что я так долго искал хоть что-то, что отвлечет меня от мыслей о Мишель. Поняв, что не успею, если буду бежать, я прыгнул в первый попавшийся автобус – надо было проехать всего две остановки, так что выбирать мне было необязательно, они все идут по прямой. Запыхавшись от бега,  я повалился на сиденье у окна, от моего частого дыхания оно запотело. Но в то же мгновение я перестал дышать – просто забыл о том, что это необходимо. На стекле появились слова, которые были… адресом. Я не мог поверить своим глазам – это было чудо, хоть чудес и не бывает, но это было именно оно. Работа, совещание увольнение – все это с такой же скоростью вылетело из моей головы, с какой там появилась мысль мчаться к ней. Я записал адрес в телефон, и в блокнот, потом на руке, и еще выучил его наизусть.
   Через двадцать минут я был около ее двери. Постучаться? Позвонить? Крикнуть? Я не знал, что делать. Но тут дверь сама отворилась и передо мной предстала… нет, не она. Женщина лет тридцати, с ведром, полным мусора, что не предвещало ничего хорошего.
Боже, она посмеялась надо мной, это не ее адрес, это издевка.
- Вы кто? – Спросила женщина, недоуменно оглядев меня.
- Я Шарль. – Выдохнул я.
   Женщина изменилась в лице – она испустила непонятный звук, выражающий удивление и облегчение. Потом зашла обратно в квартиру и вернулась уже с листком бумаги, протянула его мне. Там был адрес какой-то вокальной студии.
- Сейчас она там. – Только и сказала женщина.
   Я не произнес ни слова, только кивнул в ответ, и в мгновение ока выбежал из подъезда. Волнение выдавала дрожь в руках, любовь – вскипающее сердце, а нетерпение – ноги, которые хоть и были все переломаны в прошлом, но теперь несли меня как никогда быстро. Студия была недалеко и уже через несколько минут, я искал помещение, где находится моя Мишель.
   И тут я остановился, врос в землю, точнее в плитку на полу – голос, ее голос разливался по стенам здания, проникая прямо в меня, будто электричество. Я не знал, откуда он исходит – акустика была сложная, а мозг мой ничего не соображал, но ноги знали свое дело, ведь их вело что-то другое, нежели мой пошатнувшийся уже было разум. Я распахнул дверь, к которой они меня провели. Она… Мишель, она была там. Она стояла ко мне спиной, но мужчина, которому она пела, недовольно посмотрел в мою сторону. Мишель замолкла и обернулась.
   Не могу передать ничего, что произошло в ту минуту – ни ее выражения лица, ни моих чувств, ничего… Она подбежала ко мне и бросилась в мои объятья.
- Я такая… такая дура! Прости меня! Я не хотела! Я думала, что это просто шутка, но на следующее утро я проснулась с мыслью о тебе, и вот уже три месяца я думаю только о тебе. Я жестокая! Я идиотка! Зачем я так сделала? Прости, прости меня. Я ждала тебя каждый день, каждый час. Но ты не приходил. Знаешь, я мечтала о том, чтобы автобусы никогда не мыли изнутри, чтобы у тебя никогда не было машины, чтобы ты всегда меня искал и однажды нашел! – Она выпалила это все на одном дыхании, а ее горячие слезы стекали с порозовевших щек на мои руки, трепетно державшие ее лицо.
***
   Банально? Надуманно? Слишком красиво? Но меня оправдывает лишь то, что все это от начала до конца правда.