Реформатский взгляд на Вечерю Господню

РЕФОРМАТСКИЙ ВЗГЛЯД НА ВЕЧЕРЮ ГОСПОДНЮ
Шейн Розенталь

В этом докладе я хотел бы изложить три вещи, и они состоят из аргументов, вытекающих из слов установления, параллельных отрывков Писания и различных глав нашей доктрины.

Слова установления

Таинство как таковое предполагает как знак, так и означаемую вещь (например, в Рим.4.11 различается внешнее, плотское обрезание, и внутреннее и духовное, как печать праведности по вере). В самом деле, самый тесный сакраментальный союз имеет место там, где знак можно на самом деле назвать означаемой вещью: обрезание завета, пасхальный агнец, камень, который есть Христос, крещение банею возрождения и т.д. Поэтому мой первый аргумент состоит в том, что сама природа таинства предполагает использование образного языка и привлечение языковой метонимии.
В случае со словами установления у нас есть четкие основания для понимания таинства в виде сакраментального контекста. В церемонии Пасхи (Седере) все блюда имели символическое значение. Горькие травы и хлеб скорби символизировали страдания Израиля в земле Египетской. Поэтому Христос, когда Он установил Свою Вечерю, по сути восстановил или вновь интерпретировал пасхальную символику. Хлеб скорби больше не означает воспоминания о страданиях Израиля под властью фараона, но означает теперь страдания истинного Израиля, Иисуса Христа, в руках Его собственного народа. По контексту простая истина заключается в том, что ученикам была преподана метафора. Еще один момент, который следует воспринять как факт, заключается в том, что ученики не среагировали с удивлением (что они часто сделали) на то, как Иисус мог быть в двух местах одновременно, или каким образом они могли есть плоть Господа, Который был с ними рядом. На основании имеющихся данных представляется, что они истолковали Его слова образно наподобие символики пасхальных блюд.
Поэтому мы понимаем слова «Сие есть Тело Мое» как метонимию. В рамках этой фигуры речи хлеб назван Его Телом. Поэтому мы утверждаем реальное присутствие Христа в таинстве не в веществе хлеба, как учат лютеране, но в том, что мы можем назвать сакраментальный хлеб реальным Телом Христа.  Наши друзья и братья не допускают этого подхода. Мартин Хемниц отрицает здесь саму возможность метонимии. Подобно этому Ч.П.Краут говорит: «Язык сам покончил бы жизнь самоубийством, если бы он мог допустить, чтобы глагол выражал не сущность, а символ». Д.Т.Мюллер также комментирует: «Estin никогда не означает ничего, кроме Est, это не может значить significant». Я еще буду иметь дело с этими утверждениями, но сейчас я хотел бы показать их невозможность от противного. Лютеране, если мы обратимся непосредственно к их словам, не могут исполнить своих обещаний истолковать слова Христа в строго буквальном и никогда не в переносном смысле.
1.По мнению лютеран, сказанное относится не к самому хлебу, но к тому, что некоторые догматисты называют «сакраментальным комплексом», то есть к хлебу и Телу. Но это не гарантирует от изменения грамматики текста. Touto является местоимением, которое имеет отношение к тому, что явлено в настоящее время: «Иисус взял хлеб, преломил его и дал ученикам Своим, говоря: возьмите и ешьте, сие есть Тело Мое» (KJV). Грамматически говоря, это слово употреблено в исключительном смысле.
2. Как объясняют лютеране, данное слово означает «в» или «содержит». Таким образом, Тело находится в хлебе, с ним и «под» ним. Но это уже не буквальный смысл. Вопрос, не где Тело, но что оно такое?
3. Слово «тело» означает видимую, физическую вещь, но лютеранская интерпретация явно обращается к невидимому, хотя и вездесущему сверхъестественному Телу. Это не номинальное значение слова, и это явно не буквальное тело.
4. Слово «Чаша» используется в переносном смысле как образ вина. Если лютеране не хотят признавать никаких метафор, то они будут вынуждены признать, что Кровь Христа – это материал, из которого сделана чаша. Если Его Кровь имеет такое значение, то, может быть, мы должны искать святой Грааль? Или таковой у нас всегда под руками?
5. В Евангелиях от Марка и Матфея Иисус говорит о Чаше: «Сие есть Кровь Моя Нового Завета»; но в Евангелии от Луки Он говорит: «Сие есть Новый Завет в Моей Крови». Прямые смыслы этих двух выражений не совпадают. В первом случае Чаша означает Кровь, во втором это символ Нового Завета. Сакраментально можно иметь в виду или то или другое, но если вы вообще не позволяете использовать метафоры, вы впадете в противоречие.
6.  «Изливаемое» используется в переносном смысле. Христос искупил грех, не изливая вино в чашу, но пролив Свою Кровь до смерти на Голгофе. Евр.9.16-28 ясно указывает на это, говоря, что завещание не вводится в действие до смерти наследодателя.
В заключение этого раздела отметим, что Филипп Шафф в своей «Истории Христианской Церкви» указывает на лютеранского богослова Каниса, который в своей «Догматике» (1861) пришел к выводу, что «буквальное толкование слов установления невозможно, и оно должно быть оставлено». 

Параллельные отрывки

Теперь сопоставим реформатское понимание Вечери с другими текстами Писания. Тот факт, что в Таинстве мы действительно питаемся Телом и Кровью Христа, но по вере, а не устами, непосредственно следует из многих текстов, которые описывают отношение Господа к Церкви, как виноградной лозы и ветвей, головы и тела, и слов Христа о пребывании в Нем. Кроме того, Христос посылает Святого Духа в Иоан.16, говоря: «Я иду к Отцу, и вы не увидите Меня больше. Но когда придет Дух Истины, Он прославит Меня, потому что Он Мой и откроет Меня вам» (NSV). Поэтому, хотя Христос телесно не пребывает сегодня с нами, мы тем не менее имеем доступ к Нему и все Его преимущества благодаря работе Святого Духа. Поэтому автор Послания к Евреям описывает тех, кто крещен и «вкусил дара небесного» как тех, кто «принял участие во Святом Духе» (Евр.6.4). Кроме того, Иисус называет Себя Хлебом жизни (Иоан.6.48) и также признает, что Дух животворит (Иоан.6.63). Именно Дух Святой объединяет нас с Христом и дарует все Его преимущества.
Но самым важным текстом, помимо слов установления, для нас является 1 Кор.10.2-4. Апостол Павел объясняет, что израильтяне «все крестились в Моисея в облаке и в море».  «Они ели ту же духовную пищу и пили то же духовное питие, ибо пили из духовного камня, который сопровождал их, камень же был Христос». Здесь мы видим, что верные израильтяне действительно восприняли Христа в манне и воде из скалы, как и коринфяне восприняли Его в Вечере. Но как святые Ветхого Завета могли воспринять Его? И как они Его приняли в виде духовного камня, манны и воды из скалы?  Интересно отметить, что сам Лютер, комментируя этот текст, говорит, что «здесь вера заставляет меня понять слово «есть» как «означает», то есть скала Моисея означала Христа». Что значит тогда «означает»? Еще раз напомню, что лютеране отрицают саму возможность связки знака и означаемого. После этого как же мы должны понимать 1 Кор.10.4: «Камень же есть Христос»? Исследуя эту тему, я обнаружил, что многие лютеранские догматисты – прежде всего Хемниц и Мюллер – даже не цитируют этот отрывок, хотя он является стандартным для реформатов на протяжении многих веков. Однако Лютер имел дело с этим текстом, и он пришел к правильному выводу, что речь идет об означаемом и принимаемом через веру. Лютер преодолжал: «Ничто не дает нам права утверждать, что Христос, Который есть Личность, именуется просто камнем» (Works. St.Louis n.d. 2:282). С этим мы должны искренне согласиться и добавить, что Христос, Который есть Личность, не может считаться выпеченным тестом. Возможно, размышляя об этом тексте, лютеранский богослов И.А.Дорнер сделал вывод: «То, что Estin можно понимать и в переносном смысле, не подлежит никакому сомнению, и мы никогда этого не отвергали».
Следует признать, однако, что Лютер был не вполне последователен. В том, что касается слов установления, он заповедует строгий буквализм, тогда как относительно других мест у Павла с точно такой же грамматической структурой он настаивает, что это просто фигура речи. Что важнее всего для нас, так это то, что лютеранский подход отделяет наши Таинства от Ветхого Завета. Лютеране признают, что для Павла в Ветхом Завете святые принимали Христа духовно, а не существенно. Но на самом деле это лишь доказывает реформатскую позицию. Ибо если бы лютеране признали, что есть сама возможность принятия Таинства Духом, а не устами, они подтвердили бы и возможность нашей позиции. Но для них Ветхий Завет совершенно отличен от Нового. Они утверждают, что теперь мы совершенно не можем питаться Христом иначе как физическими устами. Но мы не можем согласиться с этим утверждением. Именно они настаивают на изменении смысла текста, и на них лежит бремя доказательства необходимости такого изменения. Мы считаем, что святые Нового Завета воспринимают Христа таким же образом, как и во время Моисеево, ибо через две главы Павел говорит коринфянам, что все святые «крещены Духом в одно Тело» и все «восприняли одного Духа» (12.13). Последовательность Павла поражает: Израиль был крещен так же, как и коринфяне. Израиль пил духовное питие из той же скалы, что и они, и тем же Духом. Это явный аспект преемственности обоих Заветов и их таинств. И ветхозаветные, и новозаветные святые едины со Христом так же, как и в Вечере, то есть Духом. Учение лютеран о телесном присутствии впадает в противоречие с их же учением о Ветхом Завете и о крещении.

Аргументы веры

1. Лютеранская доктрина угрожает смыслу Воплощения. Классическая христология настаивает на том, что Иисус Истинный Бог и истинный Человек, но лютеранская доктрина вездесущности заставляет усомниться в Его реальной человечности. Лютеране утверждают, что человеческая природа Христа в Его присутствии (кстати, это средневековая схоластическая категория) невидима и сверхчувственна, но все же существенна и постоянна. Но спросим себя: не противоречит ли это всему, что мы знаем о человеческой природе? Утверждая, что Иисус телесно присутствует везде, нам предлагают пересмотреть саму природу телесности. Логические выводы этого выходят за рамки халкидонской ортодоксии в чистое евтихианство. Противостоя монофизитской ереси, Д.Т.Мюллер правильно отмечает, что «две природы Христа не смешиваются в третью сущность». Именно поэтому мы не считаем, что лютеране являются еретиками. Но мы утверждаем, что их учение о вездесущности идет вразрез с их же христологией, ибо что может быть лучшим примером смешения природ, как не это? Конечно, вездесуща Божественная природа, а не человеческая. Две природы здесь, по сути, смешиваются в некую третью – вездесущую Богочеловеческую природу с нелокализованной телесностью. В целом лютеране отрицают здесь то, что подтвердил Халкидон – а именно, что в Воплощении сохраняются характерные свойства каждой из природ.
2. Лютеранская доктрина искажает смысл страданий Христа. Если Христос телесно присутствует в хлебе, Жертва должна быть принесена в Сионской горнице, и лишь вторично на Голгофе. Более того, Христос с этой точки зрения вторично распинается в каждой Вечере!
3. Наши оппоненты бросают вызов доктрине Вознесения. Подумайте о наставлениях Павла колоссянам: «Вознесите сердце ваше на высоту, где Христос пребывает одесную Бога. О горнем помышляйте, а не о земном». Где сегодня Христос? Он пребывает в высотах, и Его не следует путать с физическими вещами и стихиями. В Рим.10.16 Павел предупреждает нас, чтобы мы не говорили в своих сердцах: «Кто взойдет на небо? То есть, Христа свести». Мы можем обратить это предупреждение к друзьям-лютеранам: не учите, что Христос телесно пребывает здесь, как будто Он не вознесся на Небо!
4. Лютеранская доктрина смущает, если речь идет о Втором Пришествии: «Ибо Сам Господь сойдет с неба» (1 Фес.4.16). Лютеране учат, что Он уже сошел телесно, чтобы осуществлять Свое домостроительство и судить мир, и продолжает делать это каждый день. Это искажение эсхатологии, и у некоторых может возникнуть соблазн считать это также смешением закона и Евангелия.
5. Лютеранская доктрина искажает общение святых. Наши оппоненты отрицают, что святые Ветхого Завета питались Христом так же, как и мы сегодня. Но это разрывает ткань Вселенской Церкви пополам. По сути, лютеран давно следовало бы назвать протодиспенсационалистами. 

Заключение

Если вы согласны с тем, что при установлении таинств может использоваться метонимический язык, то вы должны заключить, что Вечеря Господня является примером такой сакраментальной метонимии. Если вы согласны, что заветы и завещания могут содержать фигуры речи, то вы не должны обращать внимания на возражения лютеран, что слова установления Завета можно понимать только буквально. Если мы установили, что лютеранская интерпретация установлений Завета сама по себе не может восприниматься буквально, то лютеране должны понять, что они поразили себя собственным мечом. Если мы установили, что лютеранское учение о вездесущности входит в конфликт со многими пунктами христианской веры, то оно должно быть отвергнуто. Хотя большинство наших доктринальных возражений против лютеранской позиции касается этого спорного пункта вездесущности, в конечном счете я думаю, что эта доктрина доказывает чересчур. Если она устанавливает Его присутствие в хлебе, то Он должен присутствовать в пиве и жевательной резинке. К сожалению, наши оппоненты чисто сектантскими методами тривиализуют истинные Таинства до уровня понимания младших школьников. Короче говоря, мы считаем, что лютеранский подход изобилует существенными ошибками и противоречиями и идет вразрез с Писанием. То, что лютеране настаивают на общении со Христом исключительно физическими устами, показывает их зависимость скорее от средневековой схоластики, чем от Писания. В противоположность этому мы показали, что реформатская позиция имеет четкое библейское обоснование, вполне согласное с природой таинства, адекватное его контексту и характеру слову установления, и она находится в гармонии с остальными статьями веры. На том стоим и не можем иначе.      

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn
Все права сохранены. Коммерческое использование запрещено