И день уходит в ночь

     Солнце, сняв штанишки, сшитые из облаков, нагишом разлеглось на небе, разбрасывая во все стороны лучи. Каркала ворона на столбе, внизу увидев разлагающуюся падаль. Язвы дорог лизал прохладный ветер. Пролив карабкался на берег, заглатывая камни как наживку. Волны, ощетинившись слегка, качали синь на мокрых спинах.
     Я сидел на крыльце и, скучая, смотрел на пролив, на сопки заросшие елью, рябиной, сланником и мхом. Вздохнув, я встал и направился к проливу. Я шёл вдоль неухоженной улицы с печальными глазами домов. Я остановился у старого полуразрушенного дома, во второй половине которого не было окон, и он глядел мёртвыми глазницами, выплёвывая тоску на проходивших мимо людей. Здесь иногда ночевал ветер, зарывшись в сорванные старые обои, лежавшие на облупленном полу.
     У дома к полусгнившему забору была привязана собака толстой короткой верёвкой за ошейник, и бабка, обхватив обломок доски толстыми короткими пальцами, с силой била её по голове. Собака не лаяла, она жалобно скулила, преданно глядя в глаза своей хозяйки.
- Вы зачем убиваете собаку? - спросил я её.
Бабка опустила доску и посмотрела на меня щёлочками глаз. Смуглое скуластое лицо было хмурым, как покрытое тучами осеннее небо.
- И день уходит в ночь,- сказала она.
- Продайте мне собаку,- предложил я.
- Дашь тысячу? - спросила она и в щёлках её глаз загорелись звёздные огни.
Я порылся в кармане, но денег не обнаружил, я их просто с собой не взял, не в магазин же собирался.
- Сейчас, я сбегаю домой за деньгами, а вы не трогайте собаку,- сказал я и, торопясь, побежал опять к дому.
Вернувшись, я остановился у забора. Собаки нигде не было. Я забежал в сени и почувствовал запах ночи. В маленькое окошко, засиженное мухами, сочился свет. Большие зелёные мухи садились на кровь, капающую со стола на грязный пол и противно жужжа, мельтешили перед глазами. Бабка в замызганном халате с надетой поверх него рабочей курткой, со знанием дела, разделывала тушу собаки. К горлу подступила тошнота, я выскочил на улицу, вдыхая свежий прохладный воздух.
      Душа скулила, как собака привязанная к забору. Я шёл по дороге мимо убогих старых домов, покосившихся заборов к проливу, который гладил берег мокрой холодной волной и молча слушал лепет мелких студёных ручьёв, бегущих к нему и несущих ему пресную свежесть и шёпот дремучего леса. Я дошёл до пролива, сел на берегу и долго глядел в его солёную темень, стараясь не думать о несчастной собаке.
       Солнце золотыми крыльями лучей коснулось воды и, ополоснув их, покатилось чуть окровавив горизонт. Жужжали комары, больно кусая лицо, руки, и я их, как мог, отгонял но, не выдержав, встал и пошёл домой. Сумерки задвигали занавес. День уходил в ночь.