Мое нежитие

Красиков, журналюга, акула желтой прессы, ныне в опале. Его величество главный редактор сорвал вчерашнего любимчика с первой полосы и швырнул в колонку на предпоследней странице. Анархист по натуре, журналист по этому поводу не переживал. Как там пел Цой? «Но если есть в кармане пачка сигарет, значит, не все так плохо на сегодняшний день!». А сигареты пока еще были.
Жаль, что только в фае театра курить как-то не принято. Красиков прошелся вдоль глянцевых портретов актеров. Мимолетного внимания удосужились лишь женские личики. Местные актеры сегодня на втором плане. Сегодня они отдыхают. Отпуск служивым оплатил какой-то чудак, ради которого, собственно, акула и приплыла в эту тихую заводь.
Аренда театра в субботний день стоит немалых денег. Но такое чудачество еще как-то можно понять, «новые русские» выкидывают «финты» и покруче. Но чтоб выйти самому на сцену, да еще вышаркиваться перед дармовым зрителем (все билеты сегодня раздавались бесплатно)…. Хм, в этом случае покрутить пальцем у виска – мягко пошутить. Но редактор сказал : «надо!», Красиков сказал  - «есть!». А что остается делать после того, когда три недели пропадаешь в беспробудном запое, а на двадцатый день являешься, открываешь дверь редактора ногой и требуешь надбавки к зарплате?
Если редактор вошел в положение, когда Красиков с повинной явился на следующий день, естественно, что положить на такое вхождение никак нельзя. Надо идти куда пошлют, тем более, что пока посылали не так далеко, как могли.
Красиков повертел «программку» в руке, потер пальцем – твердая мелованная бумага. Такой бумагой ни в туалет, ни костра не развести, только и пользы, что  на журналы, да на программки. «Житие мое». Актер – он, режиссер – он, сценарист - опять он. Гриневский Александр. Журналюга прищурился, хитро огляделся – стоит прицениться к публике халявного представления.
Как ни странно, зрители разношерстны: пенсионеры, молодежь, надменная богема и обладатели заплат в самых неприличных местах, все перемешивались, кучковались, вновь расходились. Вывод: халяву любят все! Что ж, заголовок получится не такой уж и гениальный, но внимание привлечет-таки.
Раздался звонок. Публика стихла, воспользовавшись всеобщим шоком ожидания, пенсионеры рванули в зал занимать лучшие места. Однако и им пришлось занимать очередь уже за Красиковым – инстинкт журналиста оказался сильнее рефлексов завсегдаев очередей. Бабка с соломенной авоськой выпучила глаза и троекратно перекрестилась, когда журналист, подобно Булгаковскому Коровьевому, проявился перед ней из ниоткуда и заслонил немаленькой спиной двустворчатую дверь в зал.
В зале, вопреки всем правилам халявы, было чистенько и уютно, играла мелодия инструментальной музыки, если доверять памяти газетного факира - звенела скрипка Ванессы Мэй, японка изрыгала смычком с помощью струн «шторм».
Когда «Шторм» стих, основная масса публики успела рассесться по местам, в зале погас свет, на мгновение наступила темнота, затем ослепительный заяц прожектора высветил пятно в центре закрытых занавес. Все замерли в ожидании.
Бархатное полотно колыхнулось – на сцене показался плюгавенький человечек средних лет. Красиков вытянул ноги, включил диктофон – одно только появление «актера» уже располагало к глубокому молодецкому сну. Пусть электроника поработает, пока хозяин спит.  Между тем, со сцены заструился неожиданно приятный голос.
- Здравствуйте. Я рад, что вы не пожалели своего времени на встречу со мной. Я постараюсь оправдать ваши ожидания. Будет здорово, если представите себя в гостях у старого знакомого. Мы душевно разговорились, и я, в порыве воспоминания, вдруг начал делиться с вами самыми сокровенными моментами своей жизни. Поделюсь самым хорошим, добрым и веселым, что со мной происходило за прожитые годы. Не спрашивайте, зачем мне это надо, просто захотелось. Очень прошу не перебивать, я в первый раз на сцене перед большим количеством людей. Мне неловко, несмотря на то, что светооператор пообещал сделать так, чтобы вы меня видели, а я вас нет… 
Под мерное приятное воркование, Красиков, со спокойной совестью анархиста, начал похрапывать. Разбудил его всеобщий хохот зала, журналист встрепенулся, отчаянно завертел головой – что такого упустил? Артиста-самоучку закидали помидорами? Вроде, нет, вон он на месте, по-прежнему в руках держит микрофон и счастливо улыбается. Зал ликовал, аплодировал, со всех сторон неслись восхищенные возгласы.
Внезапно в зале включился свет. Красиков, щурясь, поспешно выдвигался к выходу сквозь ряды вставших и дружно аплодирующих зрителей, с многих мест слышались восторженные возгласы «Браво!». Искусство искусством, но упустить интервью не может себе позволить себе даже самый заурядный журналист. 
С грацией хищника из семейства кошачьих Красиков притаился у служебного входа. «Тигровая» акула желтых листков с удивлением обнаружила, что у входа ни вызванного такси, ни другого соответствующего транспорта.
Тихо скрипнула дверь служебного входа, в проеме появился силуэт недавнего виновника оваций. Мужчина надел старомодную шляпу, приподнял воротник длиннополого пальто и не торопливым шагом отправился восвояси. За уходящим метнулась тень.
- Одну минуточку! – Красиков заглянул на ходу в программку – Александр! Господин Гриневский, можно вас на пару слов?
То, что человек остановился, а не прибавил шагу – уже давало надежду на плодотворное сотрудничество.
- Я представитель газеты «Секира слова», прошу уделить мне несколько минут и рассказать о том, что вас заставило пойти на публичную исповедь перед десятками незнакомых людей. К тому же в соседнем кафе уже заказан столик на двоих. – Журналист выпалил заготовленную фразу скорострельной очередью, по опыту зная, что нельзя давать жертве ни секунды на обдумывания.
Но «жертва» особо и не сопротивлялась. Через несколько минут Гриневский, с удовольствием отпив с бокала вина несколько глотков, начал свой рассказ.
- Видите ли, господин журналист, у меня совсем мало времени. В буквальном смысле. Месяц назад мне врачи предрекали месяц жизни. Мой срок истек. Я прожил этот месяц так, как никогда, ни в чем себе не отказывая. Испробовал то, что ранее никогда б себе не позволил. И, тем не менее, не почувствовал полного удовлетворения. К счастью ко мне пришла идея о вот таком выступлении – поделиться с людьми лучшими моментами жизни, оставить о себе, хоть недолгую, но добрую память. Идея мне показалась удачной и несколько дней готовился. И сегодня убедился – не зря. Я счастлив! Самым настоящим образом счастлив! Наверное, ради этого стоило и жить и умереть…
Красиков продолжал кивать окончаниям фраз собеседника, а в голове уже рождалась бомба. И этой бомбе, однозначно, будет тесновато на предпоследней странице!
Пальцы еще не успели остыть от прикосновения прощального рукопожатия, как руки уже тянулись к ноутбуку…
…Прошло около двух недель. Красиков сидел в баре, тупо уставившись в пену пива, тщетно пытался разглядеть среди пузырьков хоть какую-нибудь стоящую тему для статьи. Идеи не шли. Не шли, и все! Возвращенный его статус-кво в редакции держался на последней глиняной ноге. Нужно что-то придумать!
Во внутреннем кармане затеребило назойливой вибрацией. Журналист достал телефон и с сомнением посмотрел на незнакомый номер. За незнакомыми номерами частенько скрываются знакомые люди. И о некоторых из них хотелось бы забыть. Ответить или нет? Нет или ответить?
- Алло?
- Здравствуйте! Это Гриневский Вас беспокоит.
- Гриневский? Какой еще Гри… а Гриневский. Здравствуйте, Гриневский. Вы еще, значит, живы? – Красиков осознавал, что шутка неуместна и жестока, но он был зол, и надо было на ком-нибудь отыграться.
- Да-да! Именно поэтому я узнал ваш телефон в редакции и звоню. У меня произошло два важных события. Неделю назад я побывал на приеме у врача, прошел еще одно обследование и сдал кучу анализов. Вы не поверите! Оказывается, что я абсолютно здоров! Да-да! От болезни не осталось и следов. Вы же понимаете мое состояние? И шок и счастье одновременно. Во-вторых, благодаря вашей статье и успешному прошлому выступлению в администрацию театра посыпались звонки с требованием пригласить  меня еще раз. С театра звонили, буквально, дня три назад. Обещали взять все расходы на себя и выплатить хороший процент с продажи билетов.
- Хм. Поздравляю! а от меня что хотите, Гриневский?
- От вас мне ничего не надо! Просто мне не с кем поделиться радостью, кроме вас. Я приглашаю на выступление.
- Спасибо, не знаю только,  смогу ли…
- Ничего-ничего… я понимаю… Второй раз смотреть будет не так интересно. У меня есть еще одна просьба… - голос в телефонной трубке замялся - … мне предложили в театре еще одну идею… идею другого сценария. Если в этом выступлении я делюсь с людьми радостными событиями, то, согласно другой идее, должен буду вспомнить самое тяжелое и мучительное.
- Интересно.
- Правда? В театре тоже говорят, что и такое выступление будет иметь успех. Люди любят всякие там ужасы и переживания. Только… я не совсем уверен в собственном таланте… вы бы не могли бы… э-э… отредактировать мою писанину? Что касается гонорара…
- Нет!
- Но почему? Рукопись наполовину уже готова, думаю, что сегодня и допишу, там будет немного текста, основной упор все же делается на спонтанные воспоминания во время выступления. Я хорошо заплачу. У меня еще осталось немного денег. Как посмотрите на десять тысяч?
- Нет!
- Вы не поняли – десять тысяч долларов!
Костяшки и ногти сжимающих телефон пальцев побелели – мысленно Красиков уже вцепился в пачку банкнотов.
- Как вы сказали? Повторите!
- Десять тысяч долларов.
- Дайте-ка подумать…угу, угу, угу!... Да, думаю, что смогу найти оконце свободного времени для вас. Готовьте файл и отправляйте мне по электронке.
Десять тысяч! Сто Бенджаминов Франклинов! Йо-ху-ху! Красиков ввалился к себе в комнату, включил в ноутбуке почтовый ящик в режим ожидания. Ждем колокольчика!
Однако, после уговоренного времени прошел час, второй, а письма все не было. На мониторе давно уже выписывал кренделя «геометрический вальс», тишина. Может, у Гриневского что-то не клеится с текстом? Ждем-с вечерней звезды… пока еще ждем-с.
На столе стояла пятая бутылка «Балтики» (остальные четыре время от времени позвякивали под ногами), полный бокал пива едва различался среди разворошенных останков мумифицированной щуки. Грустно и печально и пьяно. Похоже, из рук вырвалась очередная птица удачи, не оставив и пера. Жалко, досадно, да ладно…
Красиков потянулся было к бокалу, как раздался звонок.
- М-да?
- Гражданин Красиков Константин Иосософич… Иософофович… кхм. Гражданин Красиков?
- Ну, да. А вы, собственно, кто?
- Младший лейтенант Свиридов с отдела районной полиции. Вам знаком некий гражданин Гриневский Александр Прокоффофофе… гражданин Гриневский?
- Ну, да. А почему, собственно, интересуетесь?
- Пару часов назад гражданин Гриневский был обнаружен мертвым в своей квартире. По предварительным заключениям – естественная смерть. Но момент смерти совпадает с отправкой вам электронного письма. Нужно оформить простые формальности, вы не могли бы к девяти утра завтра подойти к нам, в Свердловское отделение? Можете? Хорошо. Буду ждать, спросите лейтенанта Свиридова.
Красиков бросился к ноутбуку – так и есть, файл от Гриневского пришел. Сжатый архив. Последнее послание человека. Журналист открыл прикрепление. Ворд. «Мое нежитие». Палец застыл над кнопкой, руку словно обдало стужей. «Мое нежитие». И кнопка «enter» напоминает могильный камень. Нет уж, повременим!

Журналист Красиков давно уже известен и популярен. Но мало кто знает, что своим успехом он обязан так и нераскрытому файлу в почте. «Мое нежитие» напоминает, что любой день может стать последним, и надо жить, надо наслаждаться жизнью, помнить, что память о светлом дарует силы, воспоминания же о мрачном несут смерть.