4. Творческий подъём

            (предыдущее: http://www.proza.ru/2012/02/05/2052)

«Ходит нечисть тут и там…»
В. Высоцкий.

Очнулись мы с Чижиком от гула, рёва и грохота. Как же, Большой проспект рядом… Пробудился зверь, «чёрный пёс Петербург», задышал бензиновыми испарениями. Пришлось закрыть окно в нашу «европу». Бывшие моряки -- пьянжужки со стажем -- шутят о жизни на берегу нашего приморского града так: «С утра штормит, а к вечеру качает».

Нас же от вчерашнего не то, что бы, как нынче говорят, плющило и корёжило, но было весьма «кюхельбекерно и тошно». Или, как любил выражаться Чиж: «проснулся – в голове шум, а в карманах – тихо-тихо».

Когда мы слегка поправились частью остатков из гранёного штофа, то Чижик согласился со мной, что отношения на уровне третьего этажа -- это высокие отношения! а я пришёл в настроение, в котором готов был любить весь мир.

Я попросил у Чижа прощения за свою зависть к его «монументу». Чиж в свою очередь извинился за вчерашнее. Мы обнялись.

- … Понимаешь, они поставили здесь памятники коту, собаке, даже крысе! как тоже жителям этого города, - попытался объяснить я, - Правда, бедного Крыса, сидевшего себе во фраке и цилиндре в соседнем дворе под фонарём, в окружении низкой оградки, и никого не трогавшего, наши вандалы уничтожили. А ещё историки говорят, что племя сие сгинуло без следа! Плохо ищите, на себя посмотрите! Уцелел от нашествия лишь потухший фонарь и ограда… Крысу отомстили, видно, за то, что ничего не в состоянии сделать с его живыми собратьями. И особенно, с теми, которые в человеческий рост… А ведь горе тому месту, откуда ушли крысы!

Тут Чиж, соглашаясь, кивнул.

- Кстати, бачковых кошек они тоже извели. А ведь было полно их в каждом дворе. Не пережили те девяностые, в отличие от людей, что только гундосят, что не пережили. Теперь вандалы не знают, что делать с мышами. Кошки-то только-только снова появляться стали!

Чижик слушал, а по окончанию моей речи, грустно вздохнул:
- Они поставили мне памятник, как на могилу. И тут же забыли. Кто теперь знает обо мне? Кто наигрывает мою шуточную мелодию одним пальцем? Я остался в прошлом веке, где и была спета моя песенка… Кем-то же сказано, что если вас пытаются увековечить, значит, нет уверенности, что иначе не забудут. Радуйся! Если у тебя нет памятника, следовательно, ты ещё жив.

Поражённый его логикой, я уважительно посмотрел на почётного жителя Петербурга. Голова! Но тогда надо ей пользоваться, пока в ней снова не зашумело. И я решил излить душу:
- Хотелось бы у тебя совета. Мы с автором не в ладах. Тем, который желает рассказать историю про этот город, про нас с тобой, про юность родившихся в 53-м и ещё, Бог знает, про что…
- Но это же хорошо, - изрёк Чижик.
- Чего хорошего? То, что он со мной не в ладах?
- Не… что про нас написать хочет и про прочее.
- В том и проблема… На него, похоже, нашло затмение, а мне приходится отдуваться. Замысел, в общих чертах, мне известен, но замахнуться на такую махину (я вскинул руку в сторону дома напротив в нашем дворе-колодце) не могу решиться.
Чижик уставился на этот дом, словно надеясь прочесть текст на его стене. Потом осведомился:
- А нельзя его послать?
Я вздохнул:
- Я ж – существо подневольное, сам знаешь. Мною все пользуются. Как принято сегодня говорить: «Клиент всегда прав, и его приходится облизывать».
- Ну ты, прямо, как негр какой-то…
Я аж потемнел лицом, и перепугавшийся Чижик быстро уточнил:
- … литературный. Ну, в чёрном теле тебя держит.
Я выдохнул. Чиж, желая отвлечь меня, спросил:
- А как автора кличут?
- Ааабэлла.
- Аа…а? Натощак не выговоришь! Но у тебя ничем, окромя духовной пищи, не разживёшься. Горазд лишь баснями кормить.  Азазелло, говоришь? Не к ночи будь помянут!
- Нет, тот – московский гость.
- Выходит, твой бес пониже рангом будет?
- Само собой! Они отсюда на повышение -- в первопрестольную уходят. Там главари.
- Затмение, видать… и на беса нашло… - Как мне показалось, даже слегка сочувственно пробормотал Чиж, - … не зря Достоевский называл Петербург – городом сумасшедших.
- Мой бес там будет не ко двору…
- Чего так? – заинтересовался Чиж.
- Так… Он – бес Сомнения. А такие нигде не нужны.
Чижик помолчал, потом кивнул:
- И нам тоже.
(Это бы -- в «Тайный трактат». Верить для нас – достаточно. Ведь «Сомнения – наши предатели», как говаривал славный ВильЯм, он же –Шекспир. Тютчев постулировал: «В Россию можно только верить… умом Россию не понять…» Хотя встречалось и иное, как будто, иноземное мнение: «Давно пора, еб*на мать, умом Россию понимать!», что неправильно. Мы сами-то себя понять не можем, куда уж страну…).

Чижик поднялся из-за стола, но, сделав шаг, растянулся на полу. Я помог подняться и принёс тряпку:
- Это – Дождь…
- А ведь скользкий тип… если не взглянуть глубже, - пробормотал Чижик.
- Надо же…  - подумал я. И решил его успокоить: А знаешь, ты не забыт…
- Что? – удивился Чиж, - о чём ты?
- Есть такой музыкант и даже с ансамблем: «Чиж и компания». Если верить тексту его песенки, то и выпить, как ты, не дурак.
- Знаю о нём, - мрачно изрёк Чиж, - он только прикидывается «пьяницей и музыкантом, и непризнанным талантом». Сам же давно затмил меня…
- Бог ты мой… - невольно вырвалось у вашего покорного слуги. Тогда я попробовал зайти с другого конца:
- Чиж, а как же молодожёны, что тебя обихаживают, осыпают монетами, чокаются с тобой рюмкой на верёвочке? Вот она – твоя вторая молодость. Да и другого такого персонажа не найдёшь, и тебя-то точно ни с кем не спутаешь!

Он расплылся в щербатой улыбке и благодарно кивнул мне, соглашаясь… Мы чокнулись по последней. И нам стало совсем хорошо…

И было так, пока я не вспомнил:  надо же над романом работать! А… не хотелось. Толчок хотя бы какой, совет… Может, Чиж что присоветует?

- Не знаю, как сейчас, - начал Чиж, - а прежде, чтобы что-то натворить нуждались в Музе.
Я улыбнулся:
- Теперь её кличут Клавой. Уменьшительное – от клавиатуры. Могу позвать.
Чиж даже клюв разинул:
- Дама здесь, и ты молчишь?..
Я только усмехнулся в ответ.

- Зови! – трубно, даже с каким-то ликующим клёкотом, произнёс Чиж. Я не поверил своим глазам: вместо маленького пыжившегося Чижика на его месте восседал Орёл! Представив его разочарование при виде Клавдии, мне стало жаль его и захотелось оттянуть этот миг, но я не знал, что придумать. Конечно, она – тоже своего рода  -- представительница рода пернатых, о таких в народе говорят: «худа, как палка, черна, как галка», однако это явно не та птица, которую бы хотел увидеть наш друг…
- И тебя не смущает её имя? – спросил я.
- Имя?.. а что оно означает?
- В переводе… кривоногая.
- Наездница! – хитро прищурился Чижик, -- А в действительности?
- Эта дама из тех, что… не дам.
- А может быть, дам, но не вам? – намекая, усмехнулся он.
Ах, ты так… значит, сам напросился! – и я воззвал:
- Кла-ава! Гряди!

И через секунду (уж не подслушивала ли?) она явилась.
Проглотившая аршин, ровная, без намёков на выпуклости и вогнутости, в строгом чёрно-сером платье до пят с белыми рисунками букв на нём и высоким воротом, будто поддерживавшем её узкое и длинное лицо, которое венчала высокая причёска.
Я украдкой взглянул на Орла и убедился, что снова узнаЮ его: из Чижика, как будто выпустили воздух. Бедняга…

- Вы меня звали, Эмиль? – открыла она рот. Открыл рот и Чижик, не ожидавший такого. Тёмный! Не знает, что Эмиль и Емельян – одно и тоже?  «Усердный» -- по латыни. Клава – особа приближенная к автору -- через неё со мной общается. С ней надо держать ухо вострО.
- Эмиль? – повернулся ко мне с идиотским выражением лица Чижик, - Ты – Эмиль?!
- Это -- то же, что Емеля, - отвечал я, не рассчитывая на понимание.
- Эмиль!.. – воскликнул проклятый Пыжик и залился беззвучным сначала смехом, сопровождаемым каким-то клокотанием.
- Что с ним? – спросила Клава.
- Не обращай внимания. С ним такое бывает.
- Эээ… миль! – донеслось из глотки Пыжика, - а-а-а-а-ааа…
- Предлагаю выйти на полчаса. За это время отойдёт, - улыбнулся я Клаве.

В коридоре эта грымза сразу принялась мне выговаривать:
- Автор идеи надеется на вас! У вас же на уме одна гульба и хвальба…
Я перебил её:
- Автор идеи? Бес Сомнения… Критикан, разрушитель всего, что я создаю…
Но эту ехидну так легко было не пронять:
- «Идея» вы понимаете, как «и (г)де я?» в своём сумеречном состоянии! Кто вчера откупал вас от стражей порядка, когда вы с этим мелко…пакостным господином, подравшись и надравшись, валялись здесь на полу в беспамятстве? Клавдия!
- Сс…соседи? Ссуки! – прорычал я, но тут же сбавил тон, - Не стоит забывать, Клаудиа, что мы здесь на острове Буяне,  потому и ведём себя соответственно!
- Каком буяне? О чём вы? – простонала Клава, - Вы ещё не пришли в себя?
- На Тучковом Буяне, - отчеканил я, - на Петроградской Стороне.
В ответ она покрутила пальцем у виска.
- Но, послушай, Клав, замысел Ааа… странен, жанр спорен. Я не знаю с чего начать. Этот Чиж пригодится в целях воссоздания антуража того времени сквозь призму…
- Алкоголизма! – завершила мою фразу Клавдия, - Автор просил передать, что полностью отдаёт в ваши руки повествование. Вы можете показать всё, на что способны… в ином русле, чем вчера. Он даже позволил себе пошутить: «Язык и то поведает, что голова не ведает», и процитировал великого: «Поэт – орудие языка», мол, надо не владеть языком, а служить ему! У вас теперь полностью развязаны руки, как алкоголь давно развязал вам язык.

Я стоял, не веря ушам. Полная свобода слова! Ладно, пусть будет его идея – в моём оформлении… Так оформлю: он её не узнает!

- Автор, как ни странно, верит в вас… - завершила свою речь Клавдия, - а я буду ждать – для работы. Погружайтесь в материал…
И, повернувшись кругом на каблуках, как солдат промаршировала к компу в дальней комнате. Наверняка, чтоб настучать на меня. Уу!..

- Эмиль! – послышалось из кухни, - можешь возвращаться, я успокоился.

                (продолжение: http://www.proza.ru/2012/02/07/2058)