Эссе 75. Второкурсник

Несказанная радость распирает студентов, когда они поступают в институт. Сами, а не по протеже чьему-то или за деньги. Там совсем другая эмоциональная окраска присутствует. Там удовлетворение, а здесь палитра шире, богаче. Это и радость, это и гордость, это и мечты... мечты... Тяжела перестройка бывшего школьника и превращение его в настоящего студента. Но вот позади и первая (зимняя) сессия, и вторая (летняя), и сразу же все студенты начинают говорить, что они второкурсники. А что стесняться? Мы и не стеснялись. Я имею в виду себя и Ваграма Агаджаняна. Вчера мы сдали последний экзамен летней сессии. У меня - второкурсника, уже собраны вещи, чтобы ехать домой на Кедровский Карьер, а через неделю мы с родителями должны были лететь в столицу Киргизии, во Фрунзе, чтобы посмотреть предлагаемое место работы и жительства для моих родителей. И конечно же предлагаемую им трехкомнатную квартиру во Фрунзе. Хотя мои родители и в Кедровке жили в прекрасной сталинской двухкомнатной квартире, но перспектива переселиться в южный город очень манила. Я всячески подбивал родителей к переезду. Но они и сами, похоже, были тогда не против, но решили поехать посмотреть "Что? и Как?". Для меня же это была прекрасная перспектива провести каникулы на юге да еще и съездить на недельку на Иссык-Куль. Приглашающая сторона обещала такую программу. И вот, не помню зачем, я, уже второкурсник, вышел из дома в Кировском районе. А в обед я планировал ехать на Кедровку. Похоже без всякой надобности я болтался по Кировскому району и на Севастопольской встретил тоже второкурсника и моего одногруппника, Ваграма Агаджаняна. Он жил на Севастопольской с Толиком Лопатиным, как раз над гастрономом. Ваграм, как и я, вышел из дома поболтаться по городу от нечего делать. Он искренне обрадовался, увидев меня. Ну а как могло быть по-другому, когда один второкурсник видит другого второкурсника, а не встречались они со вчерашнего вечера, когда отмечали сдачу последнего экзамена и очень соскучились друг по другу.

Мы обнялись и расцеловались. Я и сам не знаю как, но ноги привели нас в столовую "Луч" на улице космонавта Леонова, в самом начале. Столовая эта славилась прекрасным буфетом, в котором был еще более прекрасный ассортимент. Ну, и мы, раз уж пришли сюда, поинтересовались этим самым ассортиментом. После недолгих споров о количестве, решили быть скромнее в своих поступках, чем в пожеланиях и выбрали из ассортимента "Белое Рымникское", взяли одну бутылочку, которую тут же и решили продегустировать. "Рымникское" было прекрасно. Цвет вина очень гармонировал с солнечным, теплым днем, а гармония букета была настолько безупречна, что эти компоненты удовлетворили нас полностью, усилили наши чувства до такой степени, что нам стало интересно знать, что будет, если мы возьмем из богатого ассортимента буфета еще тройку бутылок. Мы знали, что второкурсники никогда не сомневаются, и если что решат, то сделают это обязательно. Чтобы быть последовательными, мы взяли еще и плитку шоколада "Золотой якорь" и пошли на берег Томи, чтобы искупаться. В те времена мы не очень-то задумывались, полезно это или нет, и носили плавки летом практически постоянно. Мы болтали непринужденно. Ваграм доказывал мне, что никакой Иссык-Куль не сравнится с Севаном, а я резонно отвечал, что это еще как посмотреть. Вот для меня Иссык-Куль был лучше, поскольку я его посмотрю и оценю уже через пару недель, а, когда я буду на Севане и буду ли вообще на той Севанской воде, вилами писано. Ваграм сердился и доказывал, что я не прав. Ох, как не прав. Чтоб не усугублять ситуацию и найти консенсус, мы тормозились на одной из лавочек в Березовой роще, через которую шли к Томи и, присев на ту лавочку, расправились с еще одной "Рымникской". Причем я провозглашал тосты за Севан, а Ваграм - за Иссык-Куль. Тем самым мы восстановили истинно второкурсническую приязнь друг к другу и продолжили путь к реке. У воды, где-то в районе морфологического корпуса, мы увидели компанию девчонок и спросили их разрешения присоединиться к ним для совместного принятия солнечных и воздушных ван. Если бы мы не были второкурсниками, мы сказали проще "вместе позагорать", но, как настоящие второкурсники, мы не могли так выражаться. Настроение у нас было прекрасное, мы искренне верили, что Севан и Иссык-Куль - лучшие озера в мире и предложили девчонкам выпить по этому поводу.

Девчонки идею поддержали, и мы вчетвером глоток за глотком, глоток за глотком, под анекдоты и шутки медленно и верно расправились с оставшимися у нас двумя бутылками "Рымникского", и плитка шоколада не была лишней. Периодически мы окунались в воду, плюхались у берега. Непонятно почему, но мое внимание привлек речной трамвайчик, который ходил по Томи, а в этот момент почему-то стоял как привязанный на одном месте. И тут "Рымникское" говорит мне: "А нырнуть с этого трамвайчика в Томь слабо?".

И я решил "не слабо". Уж как отговаривали меня девчонки и Ваграм, но я все же поплыл. Я уже сейчас и не помню как, но взобрался на борт трамвайчика, помахал рукой своим болельщикам и сиганул с перил в воду. И высота была небольшой, метра два до воды, но и глубина была где-то метр. Трамвай сидел на мели. Помню, я голову успел дернуть назад, и потому не торчком в дно врезался, а вскользь.

Когда я встал в воде на ноги, не чувствовал ни боли, ничего, только что-то застилало глаза. Я смывал это водой, думая, что это ил и песок со дна. Я тогда не понимал, что это кровь. С берега ко мне полубежал, полуплыл Ваграм. Он-то видел, что у меня все лицо в крови. Дальнейшие события я помню отрывочно. Помню: наши новые знакомые ревели, глядя на меня. Ваграм положил мне два платочка носовых, один на голову, другой на нос и, собрав вещи, потащил меня наверх. Потом помню: я лежал в морфологическом корпусе на диване. Пытался встать, но мне не позволяли вставать, потом помню, что Женька Ромашов делал мне рентгеновские снимки. Потом помню, как мне накладывали швы в операционной в МСЧ № 9 в Кировском районе и как хирург мне говорил, что если бы не "Рымникское", мне было бы хуже. А потом я спал, но услышал посвист и проснулся. Я уже был в палате, а в окно заглядывали Ваграм и Ильгам Гасанов. И спрашивали меня, как я себя чувствую. Если честно, то у меня была слабость, меня подташнивало, но, как второкурсник, я не мог в этом признаться друзьям, тем более, что вдруг вспомнил, что я сегодня должен быть дома, в Кедровке, и что если я не приеду, то родители будут беспокоиться. Я сказал ребятам об этом и что не хочу лежать. И тут мне сокурсники рассказали, что у меня большая рана на голове, выше лба, там наложили семь швов, что перелом костей носа и рваная рана на переносице, тоже наложили швы и вдобавок сотрясение головного мозга.

Тем не менее я сказал друзьям, что если они меня не заберут, я все равно убегу. Ребята ушли, нашли Евгения Ромашова и все ему рассказали, Женя дежурил в тот день в рентген кабинете в МСЧ № 9, и он пошел и все уладил с дежурным врачом, и даже договорился, чтобы меня отвезли. Но ребята категорически отказались оставлять меня в моей квартире, а Ваграм настоял, чтобы меня привезли к нему, все равно Толика Лопатина не было дома, он на соревнованиях на каких-то был. И к тому же Ильгам тоже жил в той же квартире и снимал четырехметровку (кладовая с окном, переделанная под комнату). И вот на этом вся история могла бы быть законченной, но в тот день произошло еще одно событие. Автобус на Кедровский карьер отправлялся из Рудничного района от рынка и на полпути до Кедровки шоссе пересекало железнодорожное полотно. Шлагбаума там не было.

Стояли столбы с двух сторон с фонарями светофора и крест-накрест катафоты. По железной дороге составы проходили раз-два в год, ветка была явно заброшена. И вот надо такому случиться, что в последних числах июня 1967 года, как раз в тот день, когда я должен был приехать в Кедровку, и примерно в то же время поезд наехал на автобус, который не обратил внимания на мигания светофора. Авария была жуткой, погибло человек двадцать сразу, и столько же развезли по больницам.

Вечером об аварии узнали на Кедровке, и мои родители в том числе. Пока мама металась по квартире, батя поехал в Кировский район разыскивать меня. Не зря батя был в молодости ГеБешником. Уже часов в двенадцать он пришел в ту квартиру на Севастопольской. Ваграм с Ильгамом ухаживали за мной. Они сварили куриный бульон и поили меня им. Я уже наелся, но они от усердия заставляли меня еще чашечку выпить. Батя увидел сына в бинтах. перевязанного и обрадовался, что "Слава Богу жив". Ваграм все честно рассказал, хотя среди второкурсников и допускается легкое отклонение от правды, о том, что произошло. Батя на удивление воспринял все нормально. Попросил Ваграма с Ильгамом не спускать с меня глаз и ушел, пообещав через полчаса вернуться. Да, нужно отдать ему должное, через полчаса он с бутылкой коньяку вернулся, а пока его не было, пришел Женя Ромашов узнать, как я себя чувствую. Батя поблагодарил ребят за помощь мне и сказал, что и на войне они никогда своих не бросали. Раскупорил бутылку, и они все выпили коньяку за мое здоровье. Мне тоже граммов тридцать дали выпить, потому что пока батя отсутствовал, он взял такси, съездил на мою квартиру, рассчитался с хозяйкой и забрал мои вещи. И вот приехал на Севастопольскую забирать меня. Ребята, после коньяку и Батиной похвалы собрались меня на руках перенести в такси, но тут уж я возмутился, и на меня коньяк подействовал, и я сам спустился вниз и уселся в такси. Тогда это была Волга ГАЗ-21. Вот так я закончил первый курс и стал достойным второкурсником. Во Фрунзе поехал уже без бинтов, но с наклейками на голове и на носу.
http://syedyshev.com/pages/studliferem.php?esse=75#a75
20 октября 2011г.