Милосердие. Сказка

Зима стояла вьюжная и морозная. Злая.
И казалось иногда, что, беспощадно заледенившая все вокруг, она и человеческие сердца  сковала льдом равнодушия, ожесточения и лени. Но все живое бежит от холода и тянется к теплу. Не так ли?
Васька была еще совсем молоденьким воробышком – у нее даже клювик все еще был желтым – и затянувшиеся морозы она переносила тяжело. Но она очень старалась. Она не ленилась, как люди, весь день до самой темноты она не позволяла себе и на миг остановиться в поисках пищи. Сытая птица не замерзнет даже на самом жестоком морозе, а Васька не собиралась умирать. И она часто удивлялась, глядя на ленивых избалованных людей, которые, ожидая транспорт на остановках, все жаловались и жаловались. Они все время жаловались. Но ведь всего-то им и нужно было подождать на холоде пять или десять минут, и теплый автобус увозил их к их теплым домам, так маняще и так недосягаемо светящим в ночной город теплыми окнами, словно дразня, словно насмехаясь над теми, кто остался снаружи.
Если бы Васька могла попасть внутрь! Эти окна были такими большими и светлыми, за ними, несомненно, было тепло! Там она смогла бы прервать хотя бы на мгновение свой бесконечный полет и немного отдохнуть. В тепле и сытости, как эти кошки на подоконниках. Но жадные люди не желали ни с кем делиться своим теплом. Они плотно закрывали окна-маяки. И продрогший до самого своего крохотного сердечка воробышек вновь и вновь оставался на холоде и в темноте.
А морозы все крепчали. И даже Васька с ее врожденным воробьиным упрямством не надеялась уже пережить эту суровую зиму. Она была всего лишь маленьким желторотиком, в конце концов. Но однажды случилось чудо.
Оно было открыто! Одно из огромных окон огромного серого здания было чуть приоткрыто, и сквозь щель из него в самую зиму вырывался яркий теплый свет, манящий всех птиц, пролетавших мимо.
Но только Васька осмелилась подлететь к нему. И опьянела. Здание дышало теплом! И оно было наполнено сотнями незнакомых, непонятных звуков, каждый из которых эхом отдавался в груди птицы. Она была безумно напугана. Но, тем не менее, она нырнула в щель. И окунулась в поток тепла.
Она не думала о том, что будет дальше, и ей было все равно, какие опасности ожидают ее впереди. Здесь было тепло. Тепло означало жизнь для нее.
«Смотрите! Воробей!» - раздался снизу смеющийся человеческий голос.
И второй человек откликнулся сердито: «Форточку надо закрывать!»
Но Васька не испугалась этих людей – они были далеко внизу и не могли причинить ей вреда. Дверь тихо скрипнула, и раньше, чем она закрылась за спиной изумленной девушки, птица уже вылетела в коридор.
Весь день до самой темноты Васька изучала свой новый дом. Он был большим и просторным. И там была еда. А в отделе тканей Васька обустроила себе очень уютное гнездышко. И в этом смысле он казался ей идеальным местом для жилья. Но вот в людях она очень быстро разочаровалась.
Сначала они смеялись, кричали, заметив ее: «Воробушек! Птичка!» - и бросали на пол хлеб, но Васька и тогда не жаловала их. Пусть она и была желторотиком, но человеческое лицемерие было ей известно хорошо. И люди показали себя. Они были такие шумные и постоянно бегали за ней, хотя Васька совершенно ничего им не делала и даже не понимала, что им от нее нужно. Но Васька не переживала из-за этого. В конце концов, от самых назойливых она могла улететь под самый потолок, а то и за решетку вентиляции, где и пряталась первое время, сверху изучая нравы местных обитателей.
«Птичка!» - рассмеялась светловолосая девушка, переведя взгляд с экрана компьютера на воробья, сосредоточенно чистившего перышки, сидя на перегородке между отделом тканей и их отделом.
Васька недоверчиво покосилась на нее темно-карими бисеринками глаз. У девушки глаза были прозрачно-голубые и очень чистые, не такие, как у тех, других. Она вообще не была на них похожа. Она была похожа на Ваську. Такой же желторотик. Худенькая, хрупкая как воробышек, но очень подвижная, неутомимая, и улыбка у нее была очень искренняя.
«Птичка, ты здесь откуда? – продолжала она, словно допрашивая Ваську, и, раскрошив в ладони нечто, определенно, съедобное, высыпала это на пол у стены, - Ешь!»
И, посмотрев на нее очень внимательно, Васька впервые слетела на пол к человеку. А ведь ее кто только ни приманивал! Но этот желторотик не была похожа на всех. Она не кричала и не лгала, и не готовила ловушек, и с огромным сачком по коридору она за ней тоже не бегала.
Каждый день она кормила и поила птицу, и много, много с ней разговаривала. Обо всем на свете: о фотографиях и загадочном «Фотошопе», о морозах, о том, как хорошо, что в такие морозы Васька в тепле, а не мерзнет на улице, о дураке-начальнике и о том, что когда станет теплее она поймает Ваську и выпустит ее на волю. Она говорила, что Васька красивая и умная, и что она – желторотик. И она обещала, что не даст ее в обиду. Даже когда та женщина с холодными жестокими глазами приказала отловить и уничтожить птицу, она вступилась за нее. Она бы никому не дала причинить Ваське и малейшего вреда.
Она бы ни за что не позволила этого, если бы была в магазине в тот день. Васька верила в это и была благодарна ей за это – самое важное, самое живое – тепло.
Но ее не было. Птица моргнула, но не отвела внимательного взгляда от лица администратора. Женщина коротко вздрогнула и отвернулась, чтобы не видеть этих глаз. Такие крохотные, как бисер, и такие понимающие, словно она, и правда, может понимать. Думать. Чувствовать. Бред!
«Ну? Что застыли? – бросила она раздраженно, посмотрев на охранников, - Кончайте уже!»
Все было очень просто для нее: в отделе тканей были недовольны жизнью этого воробья, а это были важные для центра арендаторы. А выпустить птицу на волю – зачем? Ведь там она, все равно, замерзнет и умрет. И будет умирать долго и мучительно, наверное. Так не лучше ли эта короткая судорога? Разве так не милосерднее?
…Настя с самого утра чувствовала себя какой-то странно подавленной.
Вчера ее не было. А сегодня за все утро она ни разу еще не видела свою милую Васю, не слышала ее задорных трелей. И ей было даже не то, чтоб тревожно. Ей было страшно.
Она сменила воду, она накрошила хлеба, она все ждала и ждала…
А потом на стол перед ней легли руки продавщицы из соседнего ряда, и ее пальцы показались девушке словно сведенными судорогой. И словно судорога свела горло женщины, когда она заговорила – на тон тише, чем обычно, почему-то.
«Настя, ты не жди… Не спрашивай ничего. Нету больше Васи…»
Девушка сильно сжала пальцами компьютерную мышь и ниже наклонилась над столом. У нее был срочный заказ. Он был срочный…
А слезы все никак не хотели останавливаться. Слезы не хотели понимать…
За что?


08.02.2012.