Круиз 20. Прощание с Мексикой

                20.
         Прощание с Мексикой.

Знаю, чую, уверен. Времена эти буду с грустью вспоминать, ностальгировать.
А сейчас уже весьма наелись
Идет вторая половина апреля. Заканчиваем широтный предпоследний профиль. Естественно, пять баллов «в личико». Приближаемся  к концу работы на плановых геотраверзных маршрутах.
Будет еще заправка с танкера. Будет последний заход. Можно догадаться куда. Опаздываем. Но уже ничего не боимся. И хрен-то с ним. Пустят, куда денутся? Мы ж не враги им. Себя показали, хочется думать не с худшей стороны.
А ведь когда мы тут болтались, то подходя к берегам гостеприимной, уж чего не отнимешь, Мексики, то удаляясь, в ней, в сомбрерной стране проходил чемпионат по футболу. И кажется, мы в нем участвовали.
Если кто-то из футбольных болельщиков читает эти малопривлекательные строки, не торопитесь подвергать меня и моих товарищей – законному презрению. По крайней мере объективному. Или субъективному? Мне не разобраться. Сложно.
Среди моих коллег я не встречал ни одного, повторяю ни одного, болельщика. За футбол или хоккей. Отбор нас, из «вереницы, романтикой тронутых», происходит помимо нас до институтов, техникумов, мореходок. Извиняйте нас, но: хождение на стадионы, сидение перед дебилоскопом, слежение за турнирными таблицами, все аспекты «болезней» за родные команды – проходят мимо нас.
Это не значит, что я, к примеру, не отличу пузырь от шайбы. И при случае ответственную игру поглядеть, отчего же нет?
Ребята! Болельщики! Одно Вам скажу ото всех нас. Ежели вы вдруг переметнетесь в наш лагерь, чего Вам не желаем искренне, это ни в коей мере не спасет Вас от «домашней пилы». Загадка, но факт. Более того! Вам лучше. У Вас больше законных всемирно-утвержденных поводов убегать из дома к чертям собачьим. Вам не суждено услышать, что либо вроде: «Сходи в магазин, все одно по ящику сейчас футбол. А мы с соседкой пока поглядим, как там «Зенит».
А? Что, может такое в кошмаре присниться?
Я уж не говорю о поводах для выпивки. Законных. Нам труднее. Приходится изворачиваться. Но наши голоса с Вами: «Зенит – чемпион!»

Пришла р/д из Петропавловска. От тамошнего начальника партии. Спрашивает,  сколько заказывать билетов на самолет. Себя-то мы знаем. А кто прилетит нас встречать? За рыбой то есть. И тут меня посетило: А не означает ли это «приемку полевых материалов»?
А кто-то должен сопровождать спецрейс. Со всем имуществом и оборудованием. Назначали одного – выдвигает уважительную причину. Спецрейсом обратно никто и никогда не хочет лететь. Можно застрять.
22 апреля, в знаменательную дату, день рождения Владимира Ильича, закончили работу на плановом широтном профиле. Приурочили. Не специально. так само получилось. Раньше бы об этом высоко рапортовали.
А вот помпа приурочил к этому дню демонстрацию увлекательного фильма. Восьмисерийного документального: «Всего дороже». О том, как Леонид Ильич всю страну после войны поднял на недосягаемую высоту. Интересно, что все мы ходили смотреть с большим желанием. Совершенно не «из-под палки» Будто бы чуяли, что больше этот фильм уж не удастся поглядеть никогда. Прожита и перевернута навеки страница нашей недавней истории.
Миха зашел ко мне вечерком. Вопрошает просто так, от нечего делать:
-Чего до конца не досидел на фильме. Сожалеешь или не очень, что теперь такое небрежное отношение к Брежневу?
Тут меня опять осенило. Ой, не к добру. Не иначе забуду в Питере из Аэропорта сначала позвонить домой, а потом уж заявляться. Не приведи, Господь.
Однако, так говорю я, затронувшему не очень давний, но «уплывший лом», Мишане:
-Ты выпьешь кофе, а я начну. И вспомним мы, как распрощались с «Ленькиной эпохой». Об одном из крупнейших «обломов». Это ведь и тебя могло коснуться. Но не судьба. И как это я забыл?
Все мы имеем маленькие слабости. Я – особенно грешен. Склонен к дешевым эффектам. Хорошо, что на сцену не попал. А то бы точно реплики путал. Особенно из трех букв. 
Но Мишаню я заинтересовал. Если б не серьезная киношная прелюдия, то так просто не получилось бы.
«После дяди Юры Андропова на олимп взошел Черненко. Только 1984 годик начался. Ну, пришел и пришел. А нам-то что? Ни с какого бока. Правильно. Далеко, как до неба. До всех них. Кстати – и отлично. А ежели вдруг – ра-а-з! Фортунное колесико взяло и повернулось. И оказался ты в двух шагах. Но всегда случается это глупее, чем в Скворцово-Степанове.
Конец весны, начало лета. Пятница вечер. Из Рамбова на электричке едем на заслуженный воскресный отдых. Состав компании – переменный. «Отметились» в разливе. Дротик с нами был. Чего-то со своей косой линии в полярку заглядывал.
Едем. Вышли в тамбур с Кехой покурить. Ни к селу ни к городу Дротик, хихикая, мне и говорит:
-Мой батька-то, слышь, с Костиком вместе шашками в Молдавии махали.
Мы в рамбовской «капельнице» совсем по чуть-чуть коньячка приняли. После аванса. Я потом уж вспомнил: молдавского. Это уже была первая странность того вечерочка. И были мы практически «сухие». Поэтому я услышал, что Дротила ляпнул. Иначе б пролетело мимо уха. Но ничего не понял сразу-то. Переспрашиваю лениво:
-Каким Костиком? Казаком Костей Платовым?
(Был такой, не был – фиг его знает).
-Каким Платовым. Да с Константином Устиновичем. С Черненкой.
Вот тут-то, с этого момента мои мысельки и покатились под горку все быстрее и быстрее.
Сверкнуло в башке: «Генеральный секретарь КПСС…, комсомольская юность…, борьба за становление Советской власти в Молдавии…»
Везде уже биографию очередного вдалбливали. Так то по радио и ящику. А тут в тамбуре заплеванном между Стрельной и Володаркой  слышу агитацию. И от кого? От близкого друга – Кехи.
А может он тронулся? Заглянул в глаза. Нет. Обычные. Скалится в рыжие усы. Подмигивает, правда. Но это характерно для Дротика. Надо расспросить подробно. Приступил. Оказалось.
Папаша Дротика – доктор, профессор Горного института. заслуженный, уважаемый. Без дураков. (Это я знал). Начинал свою боевую молодость действительно на Украине, в Молдавии. Был большим комсомольским вожаком. И в подчинении у него – Костик Черненко. В подчинении!
Потом старший Дротов двинулся в науку. Сам опять же. И достиг уровня. Соответствующего. А Константин Устинович продолжал стезю комсомольскую. И тоже достиг. Не будем сравнивать. Снимем шляпы, ребятушки.
Задал главный вопрос:
-Столько лет кануло. И в каких они теперь отношениях?
Кеха индифферентно пожал плечами:
-В нормальных. Бывало, перезванивались. Один раз, очень давно, помог с квартирой. Когда маманя папаню слишком допекла.
Мать у Дротилы тоже была не последним сотрудником в советской науке. Тоже доктор.
-Это как допекла? – заворожено лепечу я.
Да как? Мы в коммуналке жили. И отец и мамаша в науках – по уши. Мы с сестрой подросли. Тесновато. Мать, по случаю, отца и наставила. На путь. Он очень не хотел. Упирался. Из принципа.
-Ну, и… Ну, не тяни кота-то, - уже торопил, не веря в реальность происходившего, я Кеху.
-В командировке папаня был. В Москве проездом. Зашел на прием. Поговорили, вспомнили, попросил поспособствовать. Как очереднику. Через день вернулся – предлагают поглядеть варианты.
Сказка! А встречаются же люди еще в нашей лапотной. Не от мира сего. Только это и обнадеживает.
-Это ж было еще при Леньке? – воскликнул я.
-Конечно, - фыркнул Дротик.
-Ну, а сейчас чего же? – не особенно понимая о чем спрашиваю, пробормотал я.
-Да ничего. Позвонил, поздравил Костика.
«Ни хрена себе, - думаю, - фантастика! Будничные звонки по телефону. К небожителю».
«Как думаешь, Мишаня, чего бы наш дед у нас просить стал? Если б нас с тобой, к примеру, Фурцева грудью вскормила, а они с кэпом прознали, - прервался я.
-Еще масла, - пробурчал Миха. – Ври дальше».
-Обижаешь начальника, - вовсе не обиделся я.
Продолжаю правдивейшую и жалостливую историю.
Чуть не заорал я тогда Дротиле:
-Так чего же ты, скромник наш, до сих пор в подвале на Косой тухнешь? Почему не в Академии наук? Не где-нибудь там, в Москве, около Мавзолейной площади.
-Пошел ты. Сам знаешь куда. Мне моя Маргоша тыкву всю продолбила. Теперь еще ты вот, нашелся.
Я очень живо представил. Маргоша с сигаретой. И вяжет. И с бокалом сухого. И, как они все умеют, очень доброжелательно, ну просто убаюкивающее:
-А зачем нам? Нам ничего не надо. У нашего Кешички все есть. Мы сами все можем. Все умеем. Мы, как их папанька. Идейные. А то, что у Маргоши колготки все рваные…
Я глянул на Дрота искоса. А ведь он и вправду такой. В отца, видимо. А ведь это великое счастье!
Ладно. Попытаться надо.
Собрался с силой воли. К Кехе обращаюсь. Как к очередной мечте:
-Слушай, старик. Давай мозгой раскинем. Не попытаться – может потом волосы рвать из плешки будем. Не квартиры, не машины, не для себя просить будем. И не просить. А для нашей ленинградской морской геофизики. Под таким знаменем. И без балды, Дротик. Без подтекста. Мол, план есть. А план составим. Проблему, мол, знаем изнутри. Кеха! Только бы выйти на контакт. Ты меня к отцу сводишь? Я дела не испорчу.
Электричка подошла к Ленинграду. Мы и не заметили. Еще долго «колбасили» около метро и вокзала. Дротик сначала недоверчиво очень на меня косился. Потом даже немного приободрился. Договорились.
Неделю провел я в жутко приподнятом состоянии. Бил, что называется, копытом. Десять раз в уме репетировал. Даже пиво не пил. Только курил больше обычного. В следующую пятницу вечером двинули.
Профессор уже жил в отдельной на Васькином острове. Я его по Горному не помнил. Не наш профиль. Очень достойный по всем пунктам мужик. Не чурался рюмашки.
Но очень воздержанно. Мы с младшим Дротовым даже и не прикасались почти. Во! Какие чудеса могут происходить, «если к цели стремишься большой».
У профессора на дому суетилась молоденькая его аспирантка. Помогла сообразить скромный стол. Дротов – старший очень просто, без всякого натяга вышел переговорить со мной на балкон. Я сам себе понравился. Коротко изложил. Просим-де протекцию. Набрался наглости и передавал привет и пожелания долголетия.
Кехин папа воспринял все очень доброжелательно и разумно. Очень коротенько мне, с грустью, поведал:
-Я вас прекрасно понимаю. Сын мне все рассказал. Но я ведь ему давно и много пояснял. Могу помочь в научной работе. И вам тоже. Вот у меня аспирантка-девушка. Почти за нее все делаю. А Кеша, что никак, не соберется? И потом. Он ведь даже не член партии. Да и комсомольцем был из-под палки. А надо ведь, как это не анахронично звучит, - соответствовать. Вот вы ведь партийный. Я знаю. Давайте. Попробуем. Воздействуем на Кешу. Тогда может быть и вернемся. к этому вопросу.
Вот и все, Сергеевич.
Нутром я почувствовал, что мельтешить бесполезно. Хорошо, что не «давши» был. А то б, точняк, стал бы телефончик выспрашивать. Костин.
Круг замкнулся, не начавшись. Я уж перед сном, цельную неделю, мечтал - кого привлеку портфели сзади Дротика носить.
Не удалось Ленинград переименовать в «Нью-Ленинград». Вот, опять. Поганый мой язык. Обломилось нам тогда, Мишаня».
-А Дротиковой тогда об этом поведал? – Как всегда очень необычно отреагировал Миха.
-Да нет, вроде. Кажись забыл в суете, - рассмеялся я, представив, скорую на расправу, Маргошу.
-Ладно. Поезд ушел. А сказка красивая. Да, да. Не обольщайся. Не более того. Как говаривал Владимир Ильич? Про «другую дорогу». Или «путь», не один хрен.
И вот так, приблизительно, закончились дни около 22 апреля 1986 года. Так сказать: наши «ленинские чтения».
А вот если бы Дротик в пионерском отряде дудел в горн? Возглавлял комсомольцев и, особенно, комсомолок? Вовремя вступил бы в ряды самого передового отряда?
Вместо этого Кеха склонился к костру и к гитаре. А ведь весь ход мировой истории мог бы пойти по-другому. Видели б вы Дрота? Вылитый Шакуров на коне с шашкой из «своего среди чужих».
И не надо злиться Маргоше, и «расскатывать губищи» мне. Только мы б тогда Дротика и видели. А так есть хоть о чем вспомнить.
А с Мексикой все же мы прощаемся.