Глава 2

          Глава 2
 
            
            В начале сентября Матвеевы привезли с дачи полный багажник овощей. Пока разгружались Татьяна хвасталась соседям отменным урожаем. Матвеев лишь снисходительно улыбался и без остановки перетаскивал к лифту мешки и коробки с овощами. Польза от дачи неоспоримая, и всё же Сергей Михайлович не переставал вздыхать по костру и таёжным красотам. Перспектива потратить несколько дней на консервирование солений радости у него не вызывала, но жена была абсолютно счастлива.

            Максим Матвеев спешил домой. Он даже забыл, что собирался заскочить к приятелю, живущему в соседнем подъезде. На днях ему удалось достать новый роман братьев Стругацких и Максим хотел в обмен на книгу выпросить у Славки джинсы на выходные. В воскресенье его пригласили на день рождения, и Максим мечтал принарядиться по этому случаю. Одноклассница Сонечка Абрамова была не из простой семьи и нельзя сказать, что она ему очень нравилась, скорее просто хотелось показать, что он не такой уж простофиля. Однажды Сонька между делом бросила такую фразу: «Матвеев, ты вроде умный парень, но одеваешься как пролетарий». Слышать такое было крайне неприятно, даже не столько за себя и за пролетариат, сколько за своих родителей. Это был прямой намёк на то, что Матвеевы не умеют устроиться в жизни, поэтому он и ходит в болгарских джинсах. Сонька, как говорили, имела виды на Максима. Считается, что девочки взрослеют раньше, и в конце семидесятых появилась мода на то, чтобы девочки вели себя более смело и сами выбирали себе пару. Нет ничего зазорного в том, чтобы самой позвать понравившегося мальчика в кино или на танцы. Откуда берутся слухи и всевозможные веяния никто толком не знал, а потому всё списывали на «армянское радио» или чаще всего на Сашу Пушкина. Кто придумал всё валить на русского классика, возможно, армяне в отместку за «армянское радио». Поэтому на вопрос откуда ты это взял, чаще слышали в ответ «армянское радио сказало». А на вопрос кто? Был ответ: «Кто-кто! Саша Пушкин!». Сонька была не из робких и предпочитала действовать напролом. Но сегодня Матвееву было не до Сонькиного дня рождения, его распирало от вопиющей новости, и он страшно торопился домой. В голове у него гудел целый рой: «Ого! Вот это дела!». Газета «Правда» это вам не «армянское радио» и не одна бабушка сказала. Это источник надёжный во всех смыслах. Сегодня классный руководитель Игорь Игоревич зачитал школьникам статью из газеты «Правда», которая вызвала настоящий переполох. И теперь Максим торопился поделиться важной информацией с родными. Он пулей влетел на третий этаж, открыл дверь своим ключом. По запаху из кухни догадался, что родители занимаются закрутками на зиму. «Эх, что за люди! Тут такое творится!» – подумал Максим и бросил портфель себе под ноги. Сногсшибательная новость жгла ему язык, и он выпалил с порога:

            – Вы слышали?! Разоблачили предателя Родины!

            Впервые в его юной жизни произошло событие грандиозного масштаба, и Максим был в крайне возбуждённом состоянии. Мать с отчимом переглянулись между собой. Сергей Михайлович отставил трёхлитровую банку с огурцами и сухо поинтересовался:

            – Да. И кто на этот раз?

           Слово предатель, страшное, как выстрел в упор, не произвело на родных оглушительного эффекта. Максим уловил скрытую иронию в голосе Сергея Михайловича, и с удивлением замер в дверном проёме кухни. Родные явно не разделяли его справедливого негодования. Это озадачило. «Что это с ними?», – подумал Максим и продолжил не так уверенно:

            – Какой-то второсортный писатель, по фамилии Солоницын. – он в точности повторил фразу учителя.

            – Нет, ты только послушай, что несёт этот недоросль. – сказал Сергей Михайлович.

            Отчим гневно взглянул на пасынка, отложил в сторону закаточную машинку и опасаясь наговорить лишнего, вышел из кухни. Максим сделал шаг в сторону пропуская его, одновременно пытаясь сообразить, что же всё-таки это значит. Они всегда хорошо ладили. В детском саду Максим даже называл Сергея Михайловича папой. И делал это нарочито громко, чтобы другие дети видели, что и у него есть отец. Взрослея, всё больше обходился нейтральными обращениями, но уважал всегда. И отчим знал об этом. Трещина в отношениях, после неудачного сплава по реке Чуя затянулась. И всё вернулось на круги своя. Максим обиженно промямлил:

            – Мам, ну чего он. «Правда» же написала. Игорь Игоревич сказал, что такая газета словами просто так не бросается.

            Родители знали о Солоницыне гораздо больше, чем Максим. Они читали публикации автора в «Новом мире» и кое-что из самиздата. Конечно, такая литература прошла мимо подростка. Пришлось бы многое объяснять, а как можно объяснить неприглядную правду из истории своей страны. На каждом шагу говорят о справедливости, как после этого рассказать школьнику про репрессии и о том, почему боевой офицер Солоницын оказался в лагере и многолетней опале. Когда вспыхнула очередная кампания по травле писателя, Матвеевы договорились не обсуждать эту тему дома. Посконная мужицкая правда колола глаза партийной номенклатуре. И понеслось – Солоницын вредный для страны человек! Не зря сидел. Мало дали. Произведения Солоницына не представляют из себя никакой литературной ценности. И в довершение, как контрольный выстрел, припечатали клеймо предателя. Казалось, ну теперь всё – конец. С таким клеймом невозможно жить, а этот упрямый человек продолжал жить. Организаторы травли бесились ещё сильнее, было очевидно, что они не справились со своей задачей. Испуг правящей верхушки был понятен. Только дай волю, другие подтянутся и тогда пиши пропало – начнётся брожение умов, а кому это надо.

            Татьяна Васильевна пристально посмотрела на сына и сказала:

            – Никогда не дели людей по сортам. Очень легко ошибиться. Относись ко всем одинаково, а жизнь сама расставит всё по своим местам. И вообще научись читать между строк.

            – Как это?

            – Скоро поймёшь.
      
            Праведный гнев, которым зарядили Максима на школьном собрании, стал улетучиваться. И всё же юношу терзали смутные сомнения, в этой истории всё не так просто. Слыханное ли дело – предатель Родины! А родители даже не удивились, закатывают огурцы в трёхлитровые банки, как будто ничего не случилось.

            Мать положила ему на тарелку обед и вышла из кухни. Максим без настроения сжевал котлету с картофельным гарниром. Вымыл посуду и пошёл к себе. Родители о чём-то тихо переговаривались в своей комнате, Максим постоял возле закрытой двери, но войти не решился. Ему было досадно за своё непонимание и очень хотелось во всём разобраться.

            У Максима был молодой и активный классный руководитель. Учитель рассчитал всё. Игорь Игоревич был парень не промах и умело манипулировал школьниками, прикрываясь высокими словами. Они часто ходили всем классом в походы, ничто так не объединяет, как панибратское отношение со старшим товарищем. В туристических вылазках пара бутылок недорого портвейна была их маленькой тайной. Задерживаться в школе учитель не собирался, он давно наметил себе цель – стать инструктор обкома комсомола. Игорёк не стеснял себя в выборе средств, для достижения этой цели. Правила игры были простые как три рубля. Это Игорь усвоил давно. Партия сказала: надо! Комсомол ответил: есть! Учитель прекрасно понимал, что одним портвейном не обойдёшься. Надо нарабатывать авторитет. Статья в газете «Правда» была очень кстати. Пока другие раскачивались и ждали указаний сверху, Игорь Игоревич провёл классный час и собрание одновременно. Протокол комсомольского собрания отправил в обком. В высоком ведомстве бумажку могли и замылить, тогда его инициатива останется незамеченной. Поэтому копию протокола он переслал заказным письмом в «Комсомольскую правду». Как любили говорить старшие товарищи – этот вопрос им был тщательно проработан.
 
            Далёкий от чужой мышиной возни, Максим Матвеев негодовал искренне, поэтому непонимание близких людей озадачило юношу. Возникла уйма вопросов, на которые требовалось найти ответ, а мысли путались в его голове. Что не так? Солоницына называют антисоветчиком. Родители Максима никогда не были антисоветчиками. Тогда почему они симпатизируют опальному писателю, даже после того, как на него поставили клеймо предателя Родины. Слишком много вопросов и странностей в этом деле. У себя дома Максим слышал тост, который Сергей Михайлович произносил в День Победы: «За товарища Сталина – стоя!». И все поднимались из-за стола. Про бывшего руководителя страны даже в учебниках истории упоминалось довольно сдержанно, а в торжественном голосе отчима отчётливо слышались нотки уважения. Если кто-то из гостей пытался возразить: «А может не стоит?». Сергей Михайлович строго пресекал: «Стоит. Так считали наши фронтовики. А им лучше знать. Первый тост за товарища Сталина. Не было бы Иосифа Виссарионовича, кто знает, чем бы всё обернулось». Максиму было непонятно, как у самых близких для него людей может уживаться симпатия к таким совершенно противоположным личностям. Вот и в истории с Солоницыным он обнаружил очевидную нестыковку, которая поставила его в тупик.            

             На следующий день родители уехали на дачу. Максим взял стремянку из кладовой и достал с антресолей стопку газет. Номер газеты «Правда» он запомнил и найти злополучную статью не составило большого труда. Даже не статью, а небольшую заметку, набранную мелким шрифтом. Перечитал. В семье периодики выписывали много, но ему не приходила в голову мысль о том, что солидное издание со звучным названием «Правда» не более чем нагрузка к «Советскому спорту» любимой газете главы семейства или любимой маминой «Литературке». Максим задался целью разобраться в том, что происходит в стране. Теперь он не позволял Сергею Михайловичу отправлять на антресоли свежие номера газет и стал читать газету «Правда» регулярно. Родители никак не комментировали неожиданное увлечение сына политикой, они понимали, что этот порыв ненадолго. Длинные статьи, набранные под копирку, навевали на юный организм тоску и уныние. Максим очень скоро оценил шутка отчима: «Если мучает бессонница, почитай газету «Правда». Как можно писать таким казённым языком? Через пять минут он с раздражением бросал газету на диван. Что-то было не так!? А что? По-прежнему оставалось тайной, покрытой мраком. Одолеть минотавра советской публицистики оказалось непросто, а спасительной нити Ариадны юный искатель истины так и не нашёл. Поблуждав в пещерах пропаганды, Максим махнул рукой на эту историю, устав выяснять, что же не так с писателем Солоницыным. В его возрасте было много других более важных дел. Может Сонька права – во время голосования на комсомольском собрании, перед тем как поднять руку она обвела всех презрительным взглядом. Впрочем, она всегда делает вид, что знает обо всём на свете больше других. Не пойдёт он к ней на день рождения. Строит из себя непонятно что, а руку всё-таки подняла, самой последней, но подняла. Максим достал стремянку и отправил стопку газет с названием «Правда» пылиться на антресоли.

            – О! А они как сюда попали? – удивился Максим, слезая со стремянки и держа в одной руке альбом с фотографиями сплава.

            Татьяна Васильевна весной делала генеральную уборку и убрала альбом вместе со старыми журналами. Как же Максим забыл про него. Он знал, что Захаров звонил в июне, но Сергей Михайлович отказался сплавляться. В этом году Матвеевы купили не только дачу, но и машину, и теперь были должны всем своим знакомым. Денег на поездку не было. Максим сел на диван и стал рассматривать снимки. С налётом лёгкой ностальгии вспоминая свой, как ему казалось прежде, неудачный опыт рафтинга на Алтае. Максим рассматривал фотографии и с улыбкой вспоминал свою команду. Четыре дня проведённые там были лучшим временем. Адмирал, Захаров, Вадик Соломин, Кныш и, конечно, потрясший его своим поступком Олег Сидоров. Теперь он понял, что даже если они больше никогда не встретятся – эти люди навсегда его команда. Уж никак не Женька Присмотров со своим шмотьём. Там всё настоящее. «Зря я тогда психанул на батю, он же за меня переживал», – подумал Максим. Вспомнил как проиграл схватку с рекой, захлопнул альбом и понёс в свою комнату. Прав был Адмирал. Это хороший опыт.