В поисках смысла и формулы бытия

         1 октября 88 г. Был в бане; на глаза попался и запомнился банщик с головой Сократа. Правда, ничем выдающимся он даже в повадках не отличался. Ходил себе, убирал дубовые листья от веников, чистил до блеска шайки, ремонтировал дверь по настоянию какого-то привередливого мужика. Где-то в метро встретился ещё один такой «мыслитель», а всё же впечатление от них как от людей больных с гипертрофированным черепом и только. Ну а вчера в бане наблюдал старика лет семидесяти; дряхлый, согбенный, с наростом на правом бицепсе, но в принципе очень интеллигентный человек, бодрящийся и с критическим, ироничным отношением к действительности. Говорил своему знакомому:
       - …Воруют почти все, но есть и такие, которые пройдут мимо миллиона и не тронут, потому что не ими было положено… В общем говоря, народ нынче гадкий, гораздо хуже, чем в прошлом веке. Вот я читаю графа Льва Николаевича Толстого; он ведь всем своим крестьянам дал волю…
      
          В первый день отдыха удалось поездить туристическим автобусом по Москве. И на этот раз огромный город представился весь в плане, если смотреть с Воробьёвых гор. В Москве девять миллионов человек. В 18-м веке Москва вся была на территории Садового кольца, теперь же город в диаметре более 30 километров. Красная площадь имеет возраст почти что 500 лет. И вот после круиза по Москве шагаю по улице Горького. У памятника Юрию Долгорукому народ греется на скамейках, иные дремлют,  будто коты. Думаю сегодня о свободе, которой следует дорожить, о том, что не всем хватает места под солнцем. Видно, между прочим, что живущие в Москве, ничуть не более счастливы, чем провинциалы. Всё в самом человеке…
          6 октября 88 г. Вечер. Еду нынешней ночью в Тулу. Хожу, как неприкаянный по Москве. Скучно и одиноко. Улица Горького кишит людьми, много развлекающейся молодёжи; пьют, гуляют и всё это производит тягостное впечатление не потому что им хорошо, а мне, допустим, грустно. Вижу, что всем скверно, и всё, чем они живут, - пустяк, суета и кокетство. Для поиска сюжетов нужны разговоры а не одни только наблюдения.
      
         На Курском вокзале мужик-бродяга спал в углу, подстелив под себя пальто. Физиономия самая типичная: грязная, испитая. Рядом толпился народ, хвост очереди за мороженым едва не топтал бедолагу. Вдруг явились двое милиционеров и стали его поднимать, требуя чтобы убирался. Мужик встал и, желая хоть как-то досадить властям, сильно встряхнул перед самым носом у милиционеров своё пальто Пыль облаком пошла по воздуху. Народ сразу развеселился, многие хохотали, приветствуя находчивость бродяги.

         В поезде не было ничего примечательного, если не считать деда, который шутил, бравировал и заигрывал с женщинами. Старик прошёл войну, рассказывал как горел два или три раза в танке на Курской дуге, но всякий раз экипаж спасала река. Рассказывал анекдоты и всё старался убедить попутчиц в том,   что женщины грешат больше мужчин.

         Не успел я и глаз сомкнуть, как оказался на вокзале в Туле. Я поступил неразумно, отправившись в Ясную Поляну ночью да ещё накануне Дня конституции. Тула показалась не очень приветливой, хотя и солидной внешне. Везде то же самое: обыденность, тщетность. В Ясной всё было закрыто; тишина стояла святая и вечная. Милиционер великодушно разрешил пройтись по территории усадьбы.

         И я вновь, как три года назад, брёл по аллеям, стоял один у могилы Толстого и думал о том, что человек велик пока он жив, а потом время стирает в порошок всё или почти всё из того, чем он жил, а от большинства людей не остается ровным счётом ничего. Мы только ищём, разгадываем самих себя до самой смерти. Толстой упорно шёл за своим богом – истиной, ценил её и в себе, и в самой жизни.

         На вокзале прицепилась ко мне цыганка с намерением погадать, и я был поражён тем, как она, шельма,   угадала и мои беды и боль душевную. Я был точно под рентгеном, таковы у них сверхнормальные способности. К полудню приехал в Серпухов. А по дороге в электричке запомнился один мужик, весьма похожий на Ноздрёва, с такими же бакенбардами. Что-то ему не сиделось. Он то и дело вскакивал, уходил по проходу и возвращался с недовольным видом, жестикулировал, бормотал невнятное. Видимо так ведут себя умалишенные.

          Дорога на этот раз лежала в Тарусу, где жил Константин Паустовский, и куда меня давно тянуло. Хотелось увидеть прекрасные места по берегам Оки, да и сама Мещера, которую воспел Константин Георгиевич, представлялась мне сказочным местом. Не мог Паустовский жить где попало, да и на карте Таруса выглядела солидно – до Москвы рукой подать. Но приехав в центр этого городка, я ужаснулся захолустью, нищете и убогости нашей провинции. Природа – да, она была на уровне моих представлений, хотя и не везде, но городишко – дыра, а люди – пьющий, ни на что не годный народ. Каждый второй, как могло показаться, искал возможность выпить. Мужички кучковались и горестно обсуждали эту свою задачу. Кто-то одиноко сидел в парке, потроша банку рыбных консервов.

          Кого ни спрошу, не знают, где жил Паустовский. Потом одна девчонка все же показала направление. Иду по дрянной, запыленной улице в гору. Спрашиваю ещё одного мужика с пропитым лицом где дом Паустовского. Этот огорчённо заметил, что какой-то сукин сын  сжёг недавно дом Паустовского. Я внутренне ужаснулся, не поверил. Иду дальше и вскоре вижу красные ворота, небольшой, убогий домик. На стене мемориальная доска, говорящая, что в этом доме с 1955 по 1968 годы  жил писатель Паустовский. Дом расположен на крутом, обрывистом берегу реки Таруски с захламлённым руслом.
      
         Неподалёку от дома старуха и женщина помоложе жгли листья и говорили о чём-то. Я спросил, живёт ли кто-нибудь теперь в этом доме?
      - Никто. Летом была дочь Паустовского. Сейчас сюда тянут газ, и со временем в доме будет музей…
      - А вы помните Константина Георгиевича?
      - Да. Помню. Хороший был человек, - отвечала глуховатая женщина.
      
        Я поднялся затем выше в гору, где среди берёзовой рощицы пряталось кладбище. Осенью тут уже отошла краса, а весной это место, должно быть, дивное… Могила Паустовского выглядела очень просто – холмик, огороженный низенькой, в два вершка, оградкой и гранитный камень без всякой обработки с закреплёнными на нём мелкими металлическими буквами.
      
        Я сказал присутствующим на кладбище  парню лет тридцати с женой или ещё кем-либо, что, видимо, таковой была воля Паустовского – схоронить без вычурных памятников.
      - Да, - отвечал малый, - тут он часто сидел, обдумывал свои произведения, писал и говорил: «Вот тут меня похороните» Тут недалеко и жена его с сыном похоронены…
      Я удивился: отчего же умер сын Паустовского?
      - Да он вроде бы наркоманом был, - сдержанно проговорил незнакомец. – Утонул в ванне, будучи пьяным.
      
       Женщина при этом сердито проворчала парню; не следует, мол, распространяться на подобные темы. Мне было горько узнать, что сын Константина Георгиевича Алексей, 26 лет отроду, лежал тут же неподалёку, под берёзами. Возвращался я долго, проехал мимо Курского вокзала чёрт знает куда – до Тушина. В гостиницу попал едва ли не в одиннадцать. Сегодня хочется доброту и человечность, любовь к истине, к близким возвести в святое правило, и пусть оно ведёт меня в будущее. Я приобрёл опору более надёжную нежели одно лишь писательство.

        12  октября 88 г. Вечером вышел на прогулку до Быковского кинотеатра. Какие тут красивые места, какие милые аллеи и деревянные дома в окружении берёз! И привычные, приятные голоса самолётов, электричек. Странно, но я возвращаюсь в Подмосковье, словно домой и чувствую себя здесь очень хорошо. По возвращению в гостиницу с полчаса болтал с одной стюардессой, сидя у телевизора. Шла передача для москвичей, где какой-то удивительный дядя демонстрировал свои непостижимые способности – считал, запоминал, мостом лежал на спинках стульев и другой мужик наступал ему на живот. А когда этот феномен расслабился, минут пять сидел страшно усталый, точно вагон разгрузивши…
      
        15 октября 88 г. Вчера вечером вышел из кинотеатра в Быковской березовой роще. На улице морозно, холод, неуют. Подумалось: как же пакостно устроена жизнь, что всегда приходится терпеть и холод, и неустройство, и все такое прочее. А потом пришла мысль:    «Ну и что! На это всё есть голова, ум, который должен выручать, а во-вторых, и физическую, и душевную боль несут в себе все – это путь жизни и никуда от него не денешься. Так стоит ли беспокоиться, горевать? А потом были отдельные мысли, которые я фиксировал и поражался тому урожаю, который может быть собран даже в течение одного дня.

       «Мой крах не в том, что я не умён, а потому что прельщался мыслями от дьявола и не владел собой».

       «Видеть и наблюдать, в какой мере строится водораздел, контроль мыслей у людей , и кто есть кто ввиду этого»

       «Для обдумывания мало-мальски серьёзных решений затрачивать время. А противоречащих друг другу решений не принимать никогда. Это порок воли, а не разума».

       «Уважать в себе мыслящего человека. Совершенствовать гибкость ума, логику. Читать, размышлять, писать дневник».

       «Верной считать прошлую свою идею о том, что жить, бороться, совершать поступки следует по самому высшему разряду».
      
       Сейчас посмотрел вторично фильм «С вечера до полудня» по пьесе Виктора Розова. Высокий класс показа психологии героев.
      
       20 октября  88 г. Ленинград. Вчера бродил по городу; вышел на набережную и затем двинулся в сторону центра. Полюбовался на Петропавловскую крепость, крейсер «Аврора», посетил Летний сад, размышляя о том, что всё в жизни как-то не так – противоречия всюду и даже в том, что многие великие люди жили тут, находя на Неве желанный причал. Кутузов, например. Красивый дом его до сих пор стоит на набережной. А вот деревьев здесь очень мало. Хорош Летний сад, но скульптуры покрыты пылью, похожей на сажу, и внушает мысль об упадке и запустении.
      
        В Зимнем дворце с удовольствием разглядывал картины Эрмитажа. Очень многие статуи из белого, искрящегося мрамора. Глубокой по замыслу показалась картина Рембрандта «Возвращение блудного сына». Прощение отцом сына и прощение вообще, может быть, единственное, что отличает по-настоящему человека. Сегодня утром прошёлся вновь по Невскому и взял билет до Москвы.

        Занятный вышел разговор на вокзале с одним пожилым хохлом. Толковали с ним о перестройке.  Мужик с виду оптимист, очень убедительно поведал что наше общество за время застоя и всю советскую историю пережило много потрясений, а теперь и вовсе разруха – крах и политический, и экономический, и духовный. Социализм, дескать, как система себя не оправдал, ибо его принципы неприемлемы для успешного и динамичного развития.
      
         - Вот сейчас развалится этот вокзал, - говорил хохол, улыбаясь, - а мне наплевать, и тебе, и всем, потому что ни ты, ни я своих средств сюда не вложили, а вот если развалится, например, мой дом, - это уже другой вопрос…
Говорил он еще, что перестройка – пустая затея, ничто не улучшится, пока эту систему – социализм – мы не похороним. По его мнению,  вся надстройка нашего общества в лице  партийных, государственных и общественных органов – просто несуразность, не дающая никакой пользы.
      
          - Во что превратили народ! Изнасиловали! – сетовал с улыбкой мужик.
      
          21 октября 88 г. Предпринял поездку в Павловск, это километрах в тридцати от Ленинграда. Райское место! В просторном парке очень высокие, тянущиеся к солнцу сосны и берёзы. Иду по тропинке мимо каналов; воздух редкой чистоты и свежести, но все же это оазис среди измождённой, загубленной природы. Неужели так неминуемо, неизбежно зло от прогресса? И какой же это, к чёрту, прогресс! Купил здесь книгу с письмами Льва Толстого; очень этому рад.
      
          22 октября. Нынешней ночью мчался на «Красной стреле» из Питера в Москву. Читал с большим удовольствием Толстого. С утра было очень холодно, ветрено; пришёл в гостиницу ослабленным духовно. Работы было немного, и после обеда опять свободен. Читал в «Литературной газете» стихотворение Бориса Заходера «Памятник». Впечатление потрясающее.
 
               
                Памятник

                Сказать по правде, памятников нет.
                Ни рукотворных, ни – нерукотворных,
                Настанет срок, - увы, сотрётся след
                Всех наших дел и славных, и позорных:
                Сотрётся след побед и прочих бед,
                След вдохновений и трудов упорных,
                Черты царей на серебре монет
                И надписи в общественных уборных;
                След океанов и массивов горных,
                Самой Земли, её сестёр – планет…
                Ведь всякий срок – увы, всего лишь срок.
                И он пройдёт,
                Сотрётся след Вселенной,
                Где мы с тобой сумели – между строк –
                Прочесть усмешку вечности
                Мгновенность.
                Сотрётся след…
                Но не горюй, поэт;
                Ты тоже усмехнулся ей в ответ.



           Это стихотворение снимает некую остаточную горечь о том, что жизнь коротка, а слава относительна, иллюзорна. Жизнь это процесс без удовлетворения, по крайней мере, полного, абсолютного. Разве что в старости, устав от канители существования, почувствовав и желание смерти, как это не раз испытывал  Толстой. Я же для себя утверждаю следующее: жизнь – это путь, понятие «Дао», согласно китайской философии, и надо очень твёрдо верить, что впереди будет лучше…
      
          23 октября.  Москва. Проснулся вялым и скучающим. За окном прохладная, сырая погода, но тихо и потому ещё приятно на улице. Во время утреннего бега пришли и бодрость, и мысли. Всё-таки великое дело бег, прямая польза.

         Кое-что записал для себя, будучи в музее Льва Толстого в Москве:

         «В первый раз живо почувствовал всю случайность этого мира; зачем я, такой ясный, простой, разумный, добрый, живу в этом запутанном, сложном, безумном, злом мире. Зачем?»

         «Жизнь, какая бы ни была, есть благо, выше которого нет никакого. Если мы говорим, что жизнь зло, то только в сравнении с другой жизнью – лучшей или воображаемой. В жизни может быть зло, а сама жизнь не может быть злом. Благо может быть только в жизни, и потому нельзя говорить, что отсутствие жизни может быть благо».
      
         27 октября. Зима в Подмосковье. Тоскливо и одиноко, хотя и уютно; погода ласковая, снега ещё нет. Думается, что в этом году мне труднее тут, а почему? – не могу с уверенностью сказать. Сегодня весь день в работе над рассказом «Жить под этим небом». Очень даже неплохо потрудился, закончил его во втором прогоне. Отделка, шлифовка теперь – главное.
       
        13 ноября. Переживаю трудное время. То, что было предпринято с Ленинградом, долгое время висело надо мной тяжелым вопросом. Я даже Ярцеву писал, чтобы откликнулся, посоветовал. Он ответил, предлагая совокупляться, а я уже склонен был к другому. Помог Чехов: «Жениться интересно только по любви; жениться же на девушке только потому что она симпатична, это все равно что на базаре купить себе ненужную вещь только потому что она хороша. В семейной жизни самый важный винт – это любовь, половое влечение, едина плоть, всё же остальное ненадёжно и скучно, как бы умно мы ни рассчитывали. Стало быть, дело не в симпатичной девушке, а в любимой, остановка, как видишь, за малым».

               
                Письмо В. Ярцеву

               
                "Здравствуй блаженный кот!
          Письмо твоё и порадовало и ввергло в такую досаду, что я целый день ходил сам не свой. Ты с давних пор считаешь, что я живу какими-то умозаключениями, цитатами. Милый кот, это далеко не так. Многое тебе кажется самокопанием, ты всегда твердил: проще надо, надёжней расставить ноги, принять какую-нибудь стойку, держаться злей и уверенней. Не очень-то хорохорься, я легко докажу, что и эта позиция ущербна, да ты и отрицать не станешь, что куда важней – поладить с самим собой, отличить истинное от ложного.  Разве тебе не хотелось чувствовать свободу, гармонию жизни и творчества? Или тебя никогда не мучили соблазны обывательской жизни, как оборотная сторона творческих мук?
      
         Для общего кругозора твой юридический очень даже хорош, но не могу даже вообразить тебя адвокатом. Ты бы стал нервничать, злиться, и проигрывал бы процессы. Гармония видится тебе в занятиях каратэ. Оно, конечно, здорово, но не стоит этому придавать значение какой-то жизненной сути и убивать ради этого много времени, иначе такие же мускулы начнут формироваться и в голове. Наверно я малость позлил тебя.
Ты пишешь: «Отойдёшь от могилы нашего литературного учителя, а вокруг рожи с картин Босха…» Всё так, но честно говоря, пришло убеждение, что лет через десять всё круто изменится. Общество не может оставаться в таком болоте долго. На днях по телевизору шёл фильм «Хождение по мукам», и был момент, когда Рощин говорит: «Россия у нас не готова к демократии». Я дико хохотал, Шура! Как это свежо!
      
         На Новый год поеду, видимо, в Ленинград, а может быть даже раньше. Надо налаживать жизнь конкретно и вплотную. Желаю тебе получить к Новому году жильё и справить весёлое новоселье. Привет всем родным!
                Любящий тебя  Лев."
 
   

           21 ноября 88г. …Человек бывает  велик или мал в зависимости от своей воли. Страшиться слабости и безволия. Жить неистово в достижении своих целей. С помощью этого рычага можно добиться очень многого.
         
           23 ноября. Сегодня с утра в комментариях перечитал о Чехове и вмиг  почувствовал потребность встряхнуться. Когда я чувствую себя пишущим, дни и дела не видятся мне потерями. Надо писать, в этом – спасение. Вчера был на встрече с Георгием Бурковым. Он очень  милый рассказчик, актер и человек замечательный. Рассказывал о Шукшине, который имел трагическое видение жизни. Очень остро он переживал всю дикость социальных извращений. Однажды на пароходе в период съемок фильма «Они сражались за Родину», видя, что два катера «Рыбнадзора» запустили через всё русло Дона невод – потребовалась ушица для областного начальства – сжав челюсти, произнёс страшным голосом: «Ненавижу».
       
           1 декабря. Кончается год… Поёт Высоцкий – как всегда оригинально и мужественно – незнакомую мне песню. «Соглашайся хотя бы на рай в шалаше, если терем с дворцом кто-то занял.» Сегодня переделывал часть рассказов для Баранова. Хочется мне чего-то неясного. Думаю жить по Чехову.
      
           20 декабря 88 г. Брожу в эти дни по Чимкенту; грустно и печально. Тут мало что изменилось, и тянет сюда уже не слишком. Начал с утра дела и многое успел. Наступающий год должен быть поворотным, я должен очень многое из себя выжать. Решаю по приезду в Воронеж заняться дачей и купить машину. С недавних пор определил для себя ясно и навсегда: первична сама жизнь, писательство не может быть её сутью.
      
           30 января  89 г. На днях возвратился из Москвы, где пробыл в командировке около двух недель, и очень этим доволен. Радует Москва как город, о котором всегда мечталось. Работа в Быково была смехотворной: следили за печками, но была и серьёзная – мы сняли проставку, гидропривод. Бросается в глаза  культура, такт и деликатность в лице руководства Быковского аэропорта. Иное в Воронеже, тут всё больше печенеги. Главным увлечением этих дней оставался театр, и я худо-бедно побывал на спектаклях: «Человек, который смеётся», «Леший», «Сирано де Бержерак», «Доходное место», «Диктатура совести» и др. Впечатлений много. Любовался игрой Юрия Соломина, Александра Михайлова, который был «Лешим». Хороши были Янковский, Абдулов, Броневой и прочие.
      
          На первом же спектакле было весьма милое знакомство. Это была женщина простодушная и с юмором; я купил для неё билет на «Человека, который смеётся». А после побывали ещё на двух спектаклях и немало беседовали. В конце концов она сказала, что надо бы тормозить: всё-таки несвободна. Расстались мы очень любезно и без видимой горечи, была лишь лёгкая грусть, что в общем естественно. Живет она в Томской области.
Москва в эту зиму удивительно приятна, погода стоит до странности тёплая.

          Побывал в этот раз на ВДНХ, у Толстого в его московском доме в Хамовниках и на Новодевичьем кладбище. С Москвой связано уже немало чувств, и всё, что мне тут мило, храню в памяти, в сердце. Демократия в действии, как самый наглядный в столице процесс, но не без осложнений. Все хотят новой жизни, ничего в принципе не меняя. И по этой причине нам еще долго предстоит барахтаться в дюнах убогости и азиатчины.
    
          5 февраля. Прочёл сейчас занятную статью в «Собеседнике» о смысле жизни. Мне казалось, мне одному свойственно издавна и всегда искать смысл бытия, однако, нет, ищут смысл очень многие и молодые, и старые. Счастье жизни – получать радость от всего: от работы, занятий, книг, путешествий, приключений. Если нет такой радости – возникает эмоциональная убогость. Не доводить себя до подобного состояния. Вот бриллиант Д.И. Писарева на тему как строить свою жизнь: «Если вы победите себя, вы сделаетесь автоматом, чисто рассудочным, сухим и вялым человеком. Старайтесь жить полной жизнью, не дрессируйте себя, не ломайте себя, не давите оригинальности и самобытности в угоду заведённому порядку и вкусу толпы – и, живя таким образом, не спрашивайте о цели; цель сама найдётся, и жизнь решит вопросы прежде, нежели вы их поставите».
      
          7 февраля. Зима в этом году стоит удивительная. Мыслимо ли?  Морозов вообще ещё не было. Сибаритствую, по целым дням читаю и всё больше меня занимают вопросы философии, феерия мысли. Вот кое-что из дневников Толстого:   «Произведения истинной науки и истинного искусства суть продукты приносимой человеком жертвы, а никак не тех или иных материальных выгод».

                _______________________