Часть вторая, мистическая

                (предыдущее: http://www.proza.ru/2012/02/09/69)


Главка первая. Новая встреча.

Дождь шёл по морю, по реке Смоленке, по Малой, Средней и Большой Неве - вода шла по воде, яко по суху - затем поднялся на Адмиралтейскую набережную, откуда взлетел на само бывшее морское министерство, окропляя его золотой парусник на шпиле, далее последовал прыжок  навстречу весёлым взглядам маскаронов и равнодушным, свысока  --  статуй Зимнего дворца, оттолкнувшись от которого одной ногой, он легко проплыл над ангелом-хранителем на Александрийском столпе и опустился на арку Главного Штаба. Оттуда виднелась Мойка и каналы… 

Да, дворник, говорил себе Дождь, стекая по стёклам, сметая остатки пены ушедшего дня с мостовой и тротуаров, делая редких водяных человечков (которые сами знают, что на девять десятых состоят из воды) ещё более водянистыми, поливая и их заодно. Дворник, прав болтун Язычник… Что то с ним сейчас? Не получал ли Пыжик от него весточки? И Дождь двинулся на Фонтанку, некогда просто безымянному ерику, перетоку Невы -- к Пантелеймоновскому мосту, рядом с правоведческим училищем, где было место работы легенды города – наведать Чижа.

Нет, отвечал тот, поздоровавшись. Ничего не слышал, хотел у тебя спросить про его «погружение». Может, Ветер чего-нибудь нашептал? Яз любил бросать слова на ветер. И он не слышал?.. Ну, тогда и не знаю что сказать. Он мог бы меня вызвать, наиграв одним пальцем на фоно мою мелодию, как все делают, так тоже нет! Никаких вестей с самого начала… Что же могло случиться? 

Дождь постоял, раскачиваясь из стороны в сторону, размышляя. Погоди, Чиж, а в кого он должен был превратиться?.. о чём книга? О родившихся в начале пятидесятых… про город наш… про меня и про него… Потом расспрашивал меня про 50-ые-60-ые и позже на тему тогдашнего пития. Просветил я его, конечно. Выходит, Чиж, он отправился назад на полвека! Выходит, так, Дождь. Как он выразился, «погрузился» в тему. Я ещё пожелал ему удачного всплытия…

Дождь посмотрел на бедного промокшего Чижа и сочувственно произнёс: Да ты просто Водяной! Твоими стараниями, Дожж… Дождевик бы не помешал. Пора сходить согреться… знаю-знаю, ты у нас бессребреник. Чистильщик за идею! Ничего, хорошо для нас с тобой, что я – не такой. Все эти свадьбы, правда, швыряют мне на счастье одно серебро, да медь, но за день набирается. Если б меня ещё не похищали, то жить было б можно. Идём, знаю тут одно заведение. Посидим, поокаем, да заодно и покумекаем, что делать.

Ха! Кто ж меня в приличное место пустит? – отвечал Дождь, - может, по-простому поступим? Возьмём «огненной воды» и куда-нибудь забуримся. Чиж отрицательно покачал головой. Где ты здесь найдёшь незакрытые дворы или парадняки? Сады патрулируются… Летний, так даже с собаками, хотя там и статуй сейчас нет. Реконструкция!  После погрома их ещё в советские времена молотком туда продолжали ночью лазать всякие чудики и чудачки, и одна такая потом писала заяву в прокуратуру на патрульного: «Он покусал меня собакой!» Кстати, нет ли одиннадцати? а то, и ту жидкость, что теперь именуется водкой не купим. Время – не твоя стихия? Конечно…оба мы – счастливые, часов не наблюдаем. Ладно, идём, узнаем в магазине.

И они пошли, причём, Чиж, у которого зуб на зуб не попадал (ввиду отсутствия оных у пернатых или редкости их во рту), на ходу приплясывал, пытаясь согреться, и напевал: «Дождь, Дожж, Дож! Мя не трожь…»

Добыв искомое, бутыль весьма внушительного вида, наши герои нашли тихую арку, и Дождь потребовал, чтоб первые глотки сделал приятель – в медицинских целях. Что ж, что ж, что ж… буль-буль-буль! - стало ему ответом.   Когда уже Дождь оторвался от сосуда с живительной влагой, то с радостью обнаружил чудесное превращение Чижика в… Пыжика. Нет, не в телёнка северного оленя, как то воскликнула бы вконец обкурившаяся сова из анекдота, а в существо полное собственного достоинства. Пожалуй, даже переполненное им. Пришлось слегка отлить тут же.

Дождь смыл и это.

Теперь оба были в полном порядке и могли вести серьёзную беседу о том, как им спасти национальное достояние.
- Вернёмся к нашему Емеле, - начал Пыжик, - сукину сыну, который напугал нас и расстроил своим исчезновением.
- Сукину сыну? – спросил Дождь.
- И ещё какому! Но… это, как говорится, НАШ сукин сын и других нам не надо.
- Соглашусь. Чужие - нам ни к чему, своих – больше, чем нужно.

Пыжик слегка откашлялся и констатировал:
- Приятно, что встреча протекает… в атмосфере… полного взаимопонимания.
Дождь искоса взглянул на него и дальше услышал:
- Город наш называют Северной Венецией, ибо в нём мостов и каналов даже поболе, чем в ней. А в Венеции правили дожи, которые сами, правда, мало что решали, но… Предлагаю впредь тебе именоваться Дожем!
Дождь ничего не имел против. Дож, так Дож… как ласкательное, уменьшительное.
А Пыжик продолжил:
- Уважаемый Дож, были в Вашей практике случаи проникновения в иные эпохи?
- Не приходилось, - честно признался Дож, - Я просто в них жил, но проникать…
- А известно ли Вам от кого сие может зависеть? – не отставал Пыжик, - Например, вон – Михайловский замок, где задушили Павла Первого, и там бродят призраки прежних времён…
- Призраки… Везде, помимо своего гения места, имеется дух, а точнее, духи времени. От них и зависит такое «погружение». По крайней мере, официальное. Через кого могут действовать бесы, не скажу. Но нам-то прямая дорога только к Духу того времени. Через Ветер Перемен, которого они дружно не любят, чуть ли не так, как друг дружку, но всё же, слышал, поневоле иногда общаются. Задача непростая.  С этим мне надо идти к своему Господину Ветру. Многое зависит от того, в каком Он будет расположении… духа.
- А нельзя как-то выйти на Дух города?
- Это ж нынешний Дух времени, только и всего.
- Странно… Есть ведь почти неизменяемые вещи: каменные поезда старых домов Петербурга, неизменный Ты, Дож, как его погода… ангелы-хранители… они, кстати, не могут в том посодействовать?
- Разные епархии, как я понимаю.
- Тогда давай ещё хлебнём, глядишь, надоумит.

Новая порция «живой воды» произвела на Пыжика удивительное действие: вся его важность куда-то испарилась, и он снова стал Чижом.
- Хм… говоришь, всё зависит от направления, куда дует твой господин? Значит, надо держать нос по ветру и соответствовать его веяниям! Улучить момент хорошего настроения, но главное – как поддать! Что? Да, я хотел сказать: подать. Вот над чем придётся поработать. Предстоит придумать легенду. Чего ты так на меня выпялился? Легенда и есть в переводе (слава Богу, латынь изучал когда-то): «То, что должно быть прочитано». Это ж и обо всех мемуарах сказано. Речь не идёт о том, что «узнано». Про-чи-та-но!
- Я не умею писать, и Ветру об этом известно…
- Тогда - услышано. Какая разница, звучат слова, читаемые с бумаги, или затверженные наизусть?
- Думаю, Ветру тоже не важно. Говори, что заучивать?

Чиж почесал затылок:
- Погоди, пораскину мозгами, а ты подберёшь, что пригодится. Эпоха, в которой он пребывает сейчас, уже не столь бессловесна. И дух того времени, где сейчас Емельян, он же Эмиль, как его называет наездница Клава, не так тяжёл, как предыдущий, но… Что говорить про тогда, если даже сейчас от него «душок» остался. Конечно, есть и хорошее, но нам-то в официальную инстанцию придётся обращаться, а там – гнусь, по определению. Эхх… не знаю, что тебе и сказать! К тому же, он мог промахнуться и оказаться в куда худших временах. Например, в начале тридцатых, когда извели всю обэриутскую редакцию замечательного детского журнала моего имени: «Чиж». 
Он вздохнул. А какие люди были! Но дух времени их убил. Тлетворный дух… Языком без указания сверху боялись шевелить, рот открыть опасались. Да-да, гланды приходилось удалять через анус…

Что он несёт? – удивился Дождь. А Чиж продолжал молоть:
- … через анус… двуликий Анус. И никого это не шокировало, заметь. Мол, ну, ещё одно дело через задницу делаем, тока и всего… Под занавес же язык был объявлен некой мистической третьей субстанцией…
- Чем-чем? – переспросил Дождь. Чиж запрокинул к нему лицо: Ну, инстанцией… отличной… от марксистской парочки и их тандема – базиса и надстройки.
- Уу… - неопределённо произнёс Дождь, которому понятней не стало. Чиж продолжил:
- Понимаешь, водка нынче давно не та, что была в 19-м веке… ещё до всех этих ректи-фикци…оных колонн французских, чтоб их!.. У нас же в каждом поместье  свою делали, белком очищали, настаивали и в бочке выдерживали. Вот от той водки мысли появлялись! Эта же гадость подавляет всякую мыслительную деятельность! Теперь вся надежда лишь на количество, Дож. Ради спасения Эмиля придётся глотнуть ещё. Не возражаешь?

Дождь не возражал. Сказано – сделано. То, что происходило дальше, трудно описуемо и вспоминалось потом Дождём несвязанными меж собой кусками или эпизодами. Как будто бы они двинулись по ночному городу, протяжно горланя:

«Здесь под небом чужим я, как гость нежеланный,
Слышу крик журавлей, улетающих… вдаль.
Сердце бьётся сильней, птиц летят караваа-аны.
В дорогие края провожаю их я!»

Редкие встреченные прохожие шарахались от нашей странной парочки, которая завывала:

«Дождик, холод, туман, непогода и слякоть,
Вид унылых людей из угрюмой земли.
Ах, как больно душе, как мне хочется плаакать…
Перестаньте рыдать надо мной, журавли!»

Последний куплет они уже шептали сорванными голосами:

«Пронесутся они мимо скорбных распятий,
Мимо древних церквей и больших городов.
А прибудут они, им откроют объятья
Дорогая земля, то Россия моя…»

Между тем, их, словно заколдованных, третий раз приносило на одно и то же место, что они, наконец, заметили. Что за напасть! Мы не иначе, как в Бермудском треугольнике! Пропадём… И Чиж печально продекламировал: «Мы стали злыми, непокорными, нам не уйти. Уже развёл руками чёрными Викжель - пути…» На что Дождь только глупо и пьяно улыбался.

Тут, кажется, Чиж всхлипнул и принялся бить себя кулаком в грудь и мимо, один раз попав в глаз. Дождь, который тихо стекал по стене, качаясь, был не в состоянии его остановить.  Как вдруг избивавший себя замер, потрясённый. Держась за глаз, он выдохнул, оглядев здоровым ночную улицу: Точно! Прав поэт: «Ночь… улица… фонарь (при этом слове Чиж снова схватился за ушибленный глаз), аптека… Бессмысленен и тускл наш свет… живи ещё хоть век, три века – всё будет так. Исхода нет».
Ставший большой лужей, Дождь ничего ему не ответил. А засыпавший рядом Пыжик бормотал себе под нос: «Умрёшь… начнёшь опять сначала… и повторится всё, как встарь… ночь, ледяная рябь канала… аптека… улица…хрр!..»


Как они под утро очнулись – история умалчивает. Дождь куда-то испарился, и пришлось Чижику на своих двоих, а кое-где и на крыльях, добираться до места работы. Он спикировал с другого берега на постамент, стукнувшись о набережную так, что загудело в голове, с трудом удержался от падения в воду, но устоял.   Повернувшись клювом к Фонтанке, Пыжик решил немножко вздремнуть, пока нет свадеб, осыпавших его монетами за смешную надежду на счастье, и затих, бронзовея…


                (продолжение: http://www.proza.ru/2012/02/10/1022)