Арбалета и два мифа 13 глава

Свиток XIII. Как хорошо быть дома!

    Лдирак старался не смотреть ей в глаза, но она была единственным, что привлекало взгляд. Остальное как-то блёкло, становилось нематериальным и неважным. Золотоволосая дезертирша была чертовски красива, не верилось, что такое существо может лгать.
 -- Когда ты увидишь всё своими глазами, ты поймёшь, что я была права, -- заискивающе промурлыкала Риана. -- Вот тебе ориентир - узда. И ты убедишься, что я могу предсказывать будущее.
 -- Будущее могут предсказывать только оракулы, -- всё ещё боролся кто-то (Лдирак даже не мог понять, которой из них).
 -- А почему вы не допускаете, что я и есть оракул? -- Этот мёдоточивый голос мешал думать.
 -- Оракулами бывают только мужчины, сударыня, -- внезапно рявкнул Илдиго.
 -- Обычно это бывает так, -- возразила Риана. -- Но вы не хуже меня знаете, что история любит умалчивать о величии женщин, превознося мужчин над ними. Неудивительно, что оракулы, принадлежащие женскому племени, не освещались в учебниках, по которым вас когда-то учили.
 -- Дело не в учебниках, чёрт возьми! -- Ругательствами Илдиго хотел вырваться из дурмана её волшебного голоса. -- Вы не оракул, и я вам не верю, хоть убейте.
 -- Убить? А вы как думаете, я способна на это?
    Лдирак и добрая половина сектантов устремили на неё взгляды. Зашуршал восхищённый ропот. Риана была прекрасна, им хотелось верить любому её слову. Илдиго смотрел на неё не дольше секунды и сразу отвернулся. На лице красотки появилось плотоядное выражение.
 -- Да не бойтесь, посмотрите на меня, друг мой. Я не сержусь на вас.
 -- Ещё бы, -- буркнул юноша. -- Только знаете что, сударыня...
    До них донеслось конское ржание. Илдиго усмехнулся, подошёл к окну и радостно объявил: "Нетрой вернулся". И первым бросился его встречать. "Пусть она сейчас попробует наложить чары, на него. А я посмотрю, выйдет теперь убедить, что она оракул". Нетрой сиял как начищенный грош, сжимая что-то в руке.
 -- Ну что, победа? – на ходу спрашивал Илдиго. – Ты привёз?..
 -- В некотором роде. Помнишь, я говорил про узду Орлеонель? Она даже не догадывалась, что это такое, она её совсем не охраняла.
 -- Та самая, ты не ошибался? Вышедшая из рук Мастера оружейников Оэронта много лет назад?
 -- Верно. Похитить её было несложно, я провернул это ещё на "Парящем", когда произошёл погром.
 -- И для тебя это "несложно"? Да эти черти дрались как псы, сорвавшиеся с цепей...
 -- Там было шумно, самое подходящее время для хорошего грабежа. Снять узду с Мглы - вот это потяжелее: кусается чернокрылая лошадка. Но магия-то сильнее. Потом, когда всё немного улеглось, а мы скрылись (бегство даже не стало таким уж позорным, если врагом была нечеловеческая ярость), я провёл несколько опытов и убедился - узда настоящая.
 -- Хорошо, тебе это удалось. А дальше что?
 -- Я хочу найти в ней магические свойства. Раньше ни один Мастер никогда не создавал пустой вещи, это теперь всё переменилось...
 -- Что это?!
    Илдиго, погружённый в торжество своего кумира и приятеля, и не заметил, что они вошли в комнату и все пристально смотрят на узду в руке Нетроя.
 -- Не видишь? -- жестоко рассмеялся Нетрой. -- У меня узда её лошади!
    Лдирак недоверчиво и близоруко прищурился, подошёл ближе и взял уздечку в руки, будто стараясь найти опровержение его словам. Но нет, это была та самая белая узда, которую Риана ему только что описала... Нетрой вырвал трофей из его рук и торжествующе поднял над головой. Банда разразилась весёлым гулом. Лдирак всё ещё был погружён в размышленья.
 -- Что ты с ней сделаешь? -- спросил он.
 -- В насмешку над неудачниками надену на своего коня, -- высокомерно заявил Нетрой.
    И тут Риана пронзительно рассмеялась. Все - кто холодно, кто недоумённо - посмотрели на неё.
 -- Наивный убийца, -- промурлыкала девушка. -- Вы хоть понимаете, что держите в руках?
 -- Узду моей противницы, завоёванную в честном бою, -- холодно откликнулся Нетрой. "Ясно, - подумал Илдиго, - он не хочет делиться своим открытием с ней. Значит, он меня поймёт, значит, я не ошибся! Ей нельзя доверять".
 -- А кто ваша противница, вы не подумали?
 -- Что значит - кто? Вы забываетесь, сударыня!
 -- О, я придерживаюсь другого взгляда. Я как раз помню и понимаю всё очень хорошо, а вот вы...
 -- Ненавижу вашу жеманность! -- Словно проклиная её, он вознёс руку. -- Ненавижу вашу красоту, из-за которой вас до сих пор терпят здесь!
 -- Вот как? -- мягко прошептала она, но глаза её теперь метали молнии, и в них не было смеха. Многие оборачивались к Нетрою с тем же презрением, другие тихо качали головами, желая сказать, что теперь он слишком далеко зашёл.
 -- Да, так, -- мрачно подтвердил Нетрой. -- Я не понимаю, зачем нам нужна такая, как вы, если от вас никакого прока. Даже если вам есть, что сказать, вы не говорите прямо. Вы - девчонка среди мужчин! Вам здесь не место, даже если половина нашей лиги последует за вами. -- Он хмуро посмотрел на Лдирака и сидящих у него за спиной. -- Я знаю, вы вербовали многих, целясь на место вождя.
 -- Замолчите ли вы сегодня, господин болван? -- резко и уже без мёда спросила Риана. -- Вы говорите, мне здесь не место? Вы называете себя мужчиной? Но как вы смеете обвинять меня в том, что Свободные-в-своих-решениях свободно решили, что я в роли Хранителя буду выглядеть предпочтительней, чем вы? А я с вами не согласна. Вы не соблюдаете элементарных законов нашей лиги, вы самовольно изгоняете меня, не считаясь с большинством. Вы говорите, что те, кто идут вам наперекор, - недостойны лиги? А по-моему, это вы недостойны её, раз лезете грязными лапами не в своё дело и перечите святейшему правилу.
    Она воинственно подняла голову, яро убеждённая в своей правоте. Залюбовавшись её "религиозным порывом", Лдирак и ещё семеро перешли к ней за спину. Нетрой вспыхнул, но с ним остались ещё шестеро, среди которых был и Илдиго.
 -- Вы имеете прав на Хранительство не больше, чем любой из присутствующих, -- сказал Нетрой мрачно. -- А теперь - втрое меньше. Нам никогда не был нужен главный, чтобы помыкать нами. Мы всегда боролись за свободу.
    Нетройцы согласно зашумели...
    ...Нетрой покраснел, ему снова стало не хватать воздуха.
 -- И вы сразились? -- тихо спросила Арбалета. Он с ненавистью на неё взглянул, но утвердительно склонил голову, на большее ему не хватало сил. Она закивала: -- Да, понимаю, что случилось дальше. Меня интересует лишь, жива ли Риана.
 -- Она была оглушена и потеряла много крови, но вроде дышала. Проклятая чума, мне жаль даже того воздуха, который она вдыхала!
    Альтнарио усмехнулся, Дананжерс нахмурился.
 -- Что ж, враги перегрызлись сами, -- сказала Арбалета, стараясь скрыть скорбь.
 -- Чтоб ты провалилась Констэ в зубы, орлангская драчунья... -- скривив губы, буркнул Нетрой. Нэрси хотел сказать ему, что следует, но благоразумно сдержался: Нетрой еле дышал, раны снова немного кровоточили.
 -- А уздечка? Пытался ты надеть уздечку на бедную лошадь? -- не слушая злобных выпадов, спросила девушка.
 -- Да, -- хрипя ненавистью, вынужден был признать Нетрой. -- Он кусался и сбрасывал её, чего никогда раньше не делал. Когда же мне удалось...
 -- Жестокий глупец.
 -- Конь сейчас здесь, -- вмешался Альтнарио вполголоса, -- я уговорил спасти его бальзамом Вальфлавиуса.
    Арбалета молчала, она вспомнила, что Нетрой давно странно смотрел на её узду. А ей даже в голову не могло прийти, что в ней есть что-то ценное.
 -- Ладно, -- наконец, проговорила она, многозначительно кивая на большие часы, -- у меня сейчас ровно столько времени, сколько требуется на быстрый полёт и смиренную мольбу о прощении за опоздание. Констэ уже ждёт.
 -- Тогда и мы с тобой, -- подхватил Нэрси, а Альтнарио нахлобучил шляпу. -- Пора отдать своё почтение эфроданиманту, он нас заждался.
    ... -- Если честно, я несколько удивлён вашим визитом, господин Дананжерс, -- протянул Верховный Чародей-Всех-Эпох. -- Не представляю даже, как реагировать. Это же надо, такая персона и вдруг сама соблаговолила меня посетить. Или, может, это не вас я вижу в Реальсте, а какую-нибудь туманную копию?
    Гость замер в дверях. Констэ разразился кратким грозным смехом.
 -- Но тем не менее видеть вас я рад. Ведь я уже снова думал, что вы меня предали.
 -- Что навело вас на такую странную мысль? -- улыбнулся Нэрси.
 -- А почему нет? Обычно назначаемые мной градоправители дорожат оказанной им честью. Они носа не кажут из-за стен города и чтят закон, чтят моё слово.
 -- Как и я, эфроданимант.
 -- Вы?! Ну превосходно, сударь! Так значит, я ошибаюсь? Я неправ, когда говорю, что вы дня не можете провести в Селмивьяне? Я лгу, когда утверждаю, что никто не знает, где вас искать, даже ваше доверенное лицо, господин Мальклат? Так по-вашему, это я оклеветал вас?! В таком случае, вы не дорожите не только своим титулом, но и своей жизнью!
 -- Я выезжал из доверенного мне города, признаю. Но почему это должно разуверить вас в моей преданности? Никого не подозреваете вы так сильно, как меня, а всему виной моё несчастное происхождение.
 -- А если и так? -- несколько остыв, проскрипел Констэ.
 -- Если так, то это несправедливо - винить сына в ошибках отца. В конце концов, я присягал вам!
 -- О, даже так! Вот, о чём вы теперь заговорили!..
    В светскую беседу вмешалась неожиданная мелодия. Она была весёлой, лёгкой и потому такой неуместной в столь напряжённый момент. Эфроданимант медленно повернул голову на звук и, несмотря на великое раздражение, на гнев, с трудом удержал радостный вскрик: Аомета вернулась, Аомета в Реальсте! Впрочем, взгляд его выражал скорее не радость, а примерно вот что: "Тебе скипетром по ушам съездить или ты уже сделала верные выводы?"
 -- Между прочим, сударь, -- со свойственной ей фамильярностью, небрежно растягивая слова, промолвила служанка, -- вы сами сказали, что каждое моё возвращение для вас ознаменовывается звоном музыки. К тому же я знаю, что вашим первым приказом обычно бывает взять лютню и...
 -- Так вы намерены предвосхищать желания своего господина, сударыня? -- холодно осведомился Констэ, но в глазах у него плясали солнечные зайчики.
 -- О, если только ему это будет угодно, -- с горделивым смирением ответила Арбалета.
 -- Ты мой бич, Аомета, или ангел-хранитель господина Дананжерса.
    Нэрси не посмел взглянуть на неё - боялся выдать.
    Объявили о прибытии господ Арфэля Мальклата (управляющий замка Бора), Еронфы Фаверги (князь Данверна), Уэнсо Нилиса (Первый Воитель Двух Земель) и Юэста Кельберно (Верховный Чародей Орланги). Констэ ещё не заговорил, а лишь снисходительно наблюдал за поклонами, которые ему отвешивали его подданные.
 -- Сегодня явно день сюрпризов, -- проговорил он. -- Такие блестящие персоны в одночасье...
 -- Эфроданимант, -- одновременно произнесли гости, мгновенно смолкли и посмотрели друг на друга с неприязнью.
 -- Говорите вы, Мальклат, вы здесь единственный, за кем я не посылал.
 -- Эфроданимант, я боялся, что не застану градоправителя Селмивьяны и здесь, но, благодарение небу, я его, наконец, настиг.
 -- Не беспокойтесь, Мальклат, больше не утруждайте себя. Он вернётся сам, за это я ручаюсь. Но даже я не угадаю, насколько он пропадёт в следующий раз.
    Арфэль угодливо поклонился и мелкими шажками подбежал к Нэрси. Аомета слегка отшатнулась, но, подумал Констэ, она ведь и правда не терпит, когда видит унижение. Остальные господа хотели что-то сказать, но не успели - эфроданимант нелепо сменил тему.
 -- Аомета, ты видела танцовщиц сиаверкенской школы?
 -- Что? Нет, эфроданимант, -- удивилась девушка.
 -- Они разделены на группы, каждая группа отвечает за отдельный танец. Это занимательное зрелище, когда они танцуют группами. Что скажешь, включить тебя в одну из них?
 -- О, нет, эфроданимант!
    Если бы только они были наедине! Уж она расписала бы ему, по каким причинам не желает терять время на такие глупости... Но ведь он просто хотел поизмываться, зная, что она не станет дерзить при посторонних.
 -- В крайнем случае соблаговолишь играть им на лютне, верно? -- усмехнулся Констэ.
    Он засмеялся, и гостям волей-неволей пришлось последовать его примеру. Завязалась беседа, непринуждённая, но скучная. Альтнарио то и дело вмешивался, сыпля своими безумными дерзостями. Прибывшие не переставали свирепо провожать его злыми глазами. Эфроданимант то бледнел, то краснел, то был готов разразиться проклятиями, то - громовым хохотом. Нэрси не выдержал.
 -- Как странно ведёт себя мой адъютант! -- шепнул он Арбалете.
 -- Не странно, а глупо! Как малое дитя, будто не понимает, что его ждёт, -- ответила она, сердясь и боясь за жизнь друга. -- Не мешает немного приструнить молодца. Изволь потрудиться, господин градоправитель, если не хочешь лишиться приятеля.
 -- А с югом у теперь что, мир? -- хладнокровно встрял Нэрси, краем уха уловив, что речь шла об иноземных союзниках.
 -- Прочнейший, -- подтвердил Констэ и пренебрежительно скривил губы. -- "Властелин пустыни" считает себя моим лучшим другом, а я считаю его своей цепной собакой, чьи укусы, правда, крайне болезненны. Нужно время от времени давать ей кусать нерадивых, а ещё чаще - давать почувствовать короткий поводок. Но не увлекаться, иначе этот смуглолицый Риамс может осознать свою значимость и взбунтоваться. Намордник, по-моему, излишняя крайность, он научит пса ненависти к хозяину, и первым, на кого пёс бросится, когда намордник сбросит, будет сам хозяин.
    Дананжерс учтиво поклонился, признавая правоту Констэ. Арфэль с огромными глазами и полуоткрывшимся ртом внимал своему господину. Арбалета думала, что рассуждения эфроданиманта чудовищны. Её отец никогда не опустил бы союзников до уровня цепного пса. Зато и Альтнарио, вроде, присмирел, а это уже целое достижение.
 -- У вас ко мне какое-то дело, я не сомневаюсь, -- глядя на Нэрси глазами ястреба, произнёс эфроданимант. -- Вы и ваш адъютант можете подождать меня в приёмной, Арфэль покажет вам, куда идти. Я занят.
    Будто бы случайно, покидая комнату, господа обменялись взглядом с Аометой. Служанка же была рада, что её не отослали. Чего не скажешь о высоких гостях, свысока косящихся на неё. Констэ, кажется, наслаждался их настроением, как и спокойствием девушки, которая на вид начинала скучать. Он заговорил нарочно о том, в чём она плохо разбиралась - о коварстве, уловках и государственных хитросплетениях. Вот тогда-то она и стала зевать по-настоящему...
    Арбалета открыла глаза и поняла, что спала. Интересно, как долго? Вокруг было темно: на ней лежало плотное покрывало.
 -- Глупо с их стороны было не заколдовать какие-нибудь трупы под орлангских Правителей.
    У притаившейся под одеялом Арбалеты дыхание перехватило так, что стало дурно. Сердце заныло и провалилось куда-то глубоко в пятки. Если бы не надежда, что она услышит что-то важное, она, наверное, потеряла бы сознание. Этот мрачный голос, несомненно, принадлежал Верховному Чародею-Всех-Эпох, и он продолжал.
 -- Если бы кому-нибудь хватило на это ума, пыл сражающихся был бы надломлен. А теперь слишком поздно, и многие из них до сих пор верят, что Голоса Орлангские живы... И не ошибаются!
    Кровь у неё в жилах похолодела, она задыхалась. И она закричала бы, если б изумление железной рукавицей мгновенно не легло ей на губы и не заставило волей-неволей молчать.
 -- Так вот ваша задача, господа, сломить эту веру. Вы много раз доставляли мне удовольствие наблюдать преданность моей короне. Эфроданимант никогда ничего не забывает. Он помнит и промахи, и успехи своих друзей. И он умеет всё это ценить и воздавать по заслугам.
    Юэст побледнел, Уэнсо нахмурился, Еронфа вздрогнул. Арбалета беззвучно рыдала.
 -- Они должны оставить всякую надежду! Они должны...
    Голос эфроданиманта грохотал как раскаты грома, как колокола самых низких октав. Это была сила, воля и магия, это было нужно, чтобы у всех уложилось в голове. Волны мощи, исходящие из этого сгустка Тьмы, сбивали с ног, приводили в трепет, понуждали кричать... И тут сквозь одуряющую боль власти, слишком мощную, чтобы такой поверхностный волшебник как Арбалета могла ей противостоять, в раскалённый мозг проникла одна нелепая, нежданная, но чёткая и ясная мысль: "Уходи, или он убьёт тебя. Я жду тебя на выходе, ты должна только встать и уйти. Я буду ждать, сестрёнка, я буду ждать, сколько нужно..." Голос смолк, и перед угасающим взором служанки смутно появился образ. У неё начинался бред.
    "Ну сколько можно? - мысленно простонала она, глядя на него. - В конце концов, это невыносимо!"
    "Что именно?" - жестоко улыбнулся Констэ.
    "Можно подумать, это не твоих рук дело!" - вскрикнула Арбалета, из последних сил противясь его заклинаниям. Резкие движения могли бы способствовать этому, но совершать их не представлялось никакой возможности: невидимые кольца стягивали голову и грудь, не позволяя ни дышать, ни думать. Всё её тело горело, страшные призраки и круги мчались бешеным колесом. И тогда в угасающих и уже равнодушных мыслях девушки запоздало промелькнуло, что здесь она слабее эфроданиманта, хоть это и звучало как оправдание. Боль была слишком сильной, чтобы думать. Девушка провалилась в темноту и стихла. Оставалось только благословить одеяло, укрывшее выражение её лица от Чародея-Всех-Эпох.
    Судя по всему, длилось это недолго, всего какую-нибудь пару минут. Потом забытье превратилось в обычный крепкий сон без снов, без кошмаров. Когда Констэ отпустил своих гостей, он медленно приблизился к своей служанке и приоткрыл ей лицо. Аомета спала как маленький ребёнок, с выражением детской серьёзности. Это благородное спокойствие после бескровных сражений на поле боя политики подействовало на тирана так же, как действует нежданный бескорыстный подарок из рук давнего врага после того, как тебя предали давние друзья. Констэ смотрел и понимал, что все прихоти и сложность магии не сравнятся с простотой и естественностью этого лица.
    В дверь постучали, и, едва получив раздражённое согласие, вошёл мальчишка Вэн-Бэсторен. В лице у него не было выводящей из себя насмешливости, и Констэ сдержался, не сделав ему даже упрёка, и ограничился холодным тоном.
 -- В чём дело, юноша?
 -- Господин Дананжерс видел, как ваши гости покинули Реальст, и просит аудиенции.
 -- Он должен был ждать, пока я не позову его.
    Глаза эфроданиманта злобно сузились, он ухмыльнулся и произнёс какое-то заклятье. Он знал, что в этот самый миг где-то в недрах его дворца градоправитель Селмивьяны смертельно побледнел и скорчился от боли. Пусть знает своё место, щенок, нахальная обезьяна. Сынок Лета II слишком безбоязненно присылает к нему своих адъютантов, это означает, что потухший факел благородства и гордости его сердца вполне может разгореться опять. Ломать, ломать, пока не поздно, причинять боль. Это немалое достижение - изменить нравственные устои такого человека, как последний отпрыск рода Фернарта, родоначальника этого древнего генеалогического древа.
 -- Что это с вашей служанкой? -- бросил юноша, чтоб разрядить обстановку.
 -- Да какое мне до неё дело.
 -- Простите, если я заблуждался, эфроданимант, -- овладел собой Альтнарио, -- но мне казалось, вам есть дело до этой девушки.
 -- С чего вы взяли, господин наглец?
 -- Она была с вами в одном секторе на турнире и выглядела как знатная дама. Да и вообще, все в Реальсте знают, что вы подолгу о чём-то говорите с ней, во всяком случае, запираетесь в комнате, куда не пускаете больше никого.
 -- Вот как говорят в Реальсте. Удивительно просто, откуда все всё узнают.
 -- Эфроданимант... ведь они живут с вами под одной крышей. Это не странно.
 -- Верно, и я один против этого стада, этого сброда. Я не могу знать про каждого, но каждый волен знать про меня.
 -- Ты опять сердит? -- прошелестел слабый голос из-под одеяла. -- Опять тебе кто-то имел удовольствие не угодить?
 -- Ха, лентяйка очнулась, -- с лаской проговорил эфроданимант.
 -- А что ей ещё остаётся в то время, пока Верховный разрушает? Надеяться, что тебя не зацепит, и ждать, пока начнётся созидание.
    Констэ хмуро выслушал её, косясь на адъютанта. Он не знал, что за человек Альтнарио, и как он может отреагировать. Аомета бледно улыбалась, переводя взгляд с одного на другого, но краски уже возвращались на её лицо. Констэ задумчиво сказал, чтобы юноша привёл своего господина немедленно, а когда Альтнарио ушёл, со вздохом обратился к фаворитке с недолгим, но вдохновенным монологом о тяжести власти безграничной монархии. Служанка внимательно его выслушала, несколько надменно, как показалось эфроданиманту, кивнула, когда он закончил, и спокойно ответила:
 -- Ты, сударь, слишком много об этом думаешь. А есть ли в тебе уверенность, что ты тот, за кого себя выдаёшь? Что, если ты живёшь чужой жизнью?
 -- Не забывайся, Аомета, -- сухо возразил Констэ. -- Помни, что ты говоришь с величайшим завоевателем всех эпох. Если не это моя жизнь, то что же?
 -- Ты можешь быть завоевателем, но ты прежде всего человек. Хочешь, я это докажу? Это очень просто: сейчас ты несчастен. И несчастен не от тяжести власти, а потому что тебя либо ненавидят, либо боятся. Нет в Двух Землях того, кто пошёл бы за тебя на смерть без принуждения, просто веря в тебя и твою правоту. Только из-под палки твои войска стронуться с места.
 -- Но мои илиманты, мои преданные воители...
 -- А твои стервятники в мантиях, на которых невинная кровь не успевает высыхать и потому всё время красная, мастера только в пьяных дебошах и нападениях на того, кто слабей. И то при условии, что мишень - это спящая деревня, в которой не найдётся и одного стоящего клинка, жители которой зачастую не представляют, что такое магия. И это по-твоему даёт право падать на них с неба и...
 -- Я не тиран, как шепчутся в народе. -- Его тон был ужасающе спокоен, глаза - насторожены как два злобных пса. -- Сильные строят этот мир, и не их вина, если дорогу к величию приходится прокладывать по головам тех неудачников и слабаков, которые не способны ни бороться, ни говорить. Кто мешал крестьянам, убитых мной, присягнуть новому Правителю? Что мешало им на худой конец вооружиться и вступить со мной в переговоры?
 -- Им мешало как раз то, чего ты никогда не умел ценить, эфроданимант, - они были добры.
    Он быстро отвёл от неё взгляд, услышав столько презрения в своём титуле, который до сей поры произносить при нём осмеливались лишь с восторженным трепетом, учтивой вежливостью или высокомерно (это, конечно, были те, кто глупо заявил о своём не восхищении новой политикой много лет назад).
 -- Смеёшься надо мной, а, Констэ? -- ехидно спросила девушка. -- Ты эгоистичен и ни во что не веришь. Но правда не умрёт даже если у неё не останется ни одного честного сторонника. Люди, которым ты вспарывал животы, были рождены для солнца и тихого счастья, а не для сражений. Легко убивать тех, кто умеет любить. Вот мне и интересно, когда-нибудь в своей жизни ты был способен хотя бы тайно, для себя самого, снимать личину чудовища ради этого светлого безоружного чувства, но способного разоружить улыбкой сострадания?
    Констэ резко впился в неё взглядом.
 -- Где ты нахваталась этой неслыханной дерзости? -- спросил он почему-то шёпотом. -- Раньше ты не была так смела. Если я и догадывался о твоих мятежных преступных мыслях, я хотя бы не видел этому явных подтверждений. Что сегодня сорвало маску с тебя?
 -- Что ж, видимо, я...
    Она хотела сказать "...я устала скрывать самые очевидные вещи", но в этот момент вошли Нэрси и Альтнарио, и под этим двойным взглядом девушка закончила:
 -- Видимо, я действительно забылась, эфроданимант.
 -- И ты не просишь меня, чтобы я забыл твои слова?
 -- Я бы просила, но бесполезно, -- усмехнулась она. -- Я в ваших руках, и вы ни на секунду в этом не усомнились. Так какой же смысл мне о чём-то вас просить, когда меня того и гляди заключат в Наринзор?
 -- Наринзор? Ну, это уже лишнее. В конце концов, такие славные господа, как Тисарк, Шеонам, Ликкорис и другие, о которых вы, безусловно, слышали, заточены в крепость отнюдь не за проповеди в лицо эфроданиманту, а за протестантские убеждения, смущавшие умы граждан, прежде безукоризненно почитающих закон.
 -- Так значит, писать революционные гимны, писать знаменья былой свободы - менее мужественно, чем вот так без толку наговорить вам с три короба? -- вскрикнула служанка. -- Возможно, я не нашла бы слов для этого разговора, если бы не слышала об аресте этих мятежников. Это не дало ничего вам, а мне, возможно, принесло нелепую смерть. Нечего сказать, вы прекрасно сравнили меня с этими лихими людьми!
 -- Сударыня... -- вырвалось у градоправителя Селмивьяны, до сих пор с болью и ужасом наблюдавшего за небывалой сценой.
 -- Что, господин Дананжерс? -- как ни в чём не бывало откликнулась Аомета.
 -- Принесите нам воды, -- приказал Альтнарио, поняв, что Нэрси не может больше выдавить ни слова. -- Немедленно, слышите? Этот разговор вам слышать не обязательно.
    Красная, задохнувшаяся, она покорно кивнула и вышла.
 -- Ну что ж, такое безумное прямодушие вполне в духе этой девушки, -- пробормотал Констэ. -- Надеюсь, она догадается, что её просто отослали и никакой воды не надо.
    Если бы возможность уйти была предоставлена Арбалете в момент, когда голос тирана и тайна, открытая им, чуть не свели её с ума, - да, тогда её ещё долго не встретили бы в Реальсте. Но сейчас, когда страх и изумление были вытеснены праведным гневом и страстным желанием хоть как-то за себя отомстить, наследница Орлеонелей, быстрее даже, чем следовало, вернулась в зловещую залу, держа в руках хрустальный графин с обыкновенной водой с такой гордостью, будто это переходящий кубок. Она подошла к столу и не побоялась на этот раз выразить всё своё врождённое изящество, воспитанное благородным Магистром и намерено скрытое осторожной Аометой. Девушка поставила воду, прямо и смело взглянула Констэ в лицо, улыбнулась его гостям, как бы говоря, что уже ничего не боится, с высокомерным спокойствием поклонилась и неторопливо ушла.
    Трое выразительно посмотрели ей вслед. Единственный, пожалуй, кто сохранил невозмутимость, это Альтнарио - он был восхищён своей сестрёнкой и был взволнован, ему захотелось броситься в бой во имя этой святыни, этого идеала борьбы и бесстрашия. Градоправитель Селмивьянский тщетно пытался скрыть от эфроданиманта бьющую его дрожь, и он совсем не напрасно испугался за дочь Орлангских Правителей. Было мгновение, когда Констэ готовился выпустить когти. Но на сей раз Арбалета избежала этих когтей.
 -- О чём же вы хотели со мной поговорить, господа? -- медленно и отчуждённо спросил Верховный.
    Нэрси рта не успел раскрыть, как двери бесцеремонно раскрылись, и вошла, прямая и строгая, Палория Солвени. За ней попятам мчался церемониймейстер и две служанки, твердившие, что без объявления и позволения входить нельзя. Но Констэ сегодня был явно в настроении рассматривать ошалевших наглецов, поэтому выгнал слуг и, сделав знак Дананжерсу подождать, внимательно посмотрел на гостью. Он даже не потрудился встать со своего места.
 -- Простите моё вторжение, эфроданимант, -- проговорила Палория слишком быстро, чтобы поверить в искренность её извинения. -- Я ждала у вас в приёмной, сколько могла, я просидела там два дня.
 -- Вы смеётесь надо мной?
 -- Два дня! И это при том, что мимо меня постоянно проходили не только те, кто выше меня по положению, но и простые лакеи, безвольные марионетки, слуги, низкие лизоблюды. Даже мысль о том, что их общество предпочли моему, оскорбляет меня. Поэтому я и пришла сюда так некрасиво, и мне не стыдно.
 -- Чего вы хотите, Солвени? -- Констэ просто наслаждался звуком её дрожащего от негодования голоса. Вторая безумная злюка за один день. Какая прелесть.
 -- Я... Постойте, что же это я… -- У неё даже голова закружилась, она прислонилась к стене. -- Я хотела вам сообщить, но так рассердилась, что обо всём забыла. А я... я теперь приняла пост своего отца.
 -- Что? Пост Хранителя Чёрной Библиотеки? И как, когда это произошло, и почему я ничего не знаю?
 -- Произошёл обыкновенный обряд посвящения. Позавчера утром. А не знаете вы ничего, потому что два дня не желаете меня видеть.
    Она сердилась не так, как Аомета. Она была больше похожа не на мученицу за свою идеологию, а на оскорблённую девчонку. Так оно, в принципе, и было. Палория была очень юна.
 -- Вы видите, я честно хотела обо всём вам рассказать, но на то не было вашей воли.
 -- Как нет и сейчас, сударыня, -- с трудом сдерживая смех, заметил Констэ.
 -- Отнюдь, эфроданимант! Вы только что задали мне три вопроса, на которые я охотно ответила. Больше я ничего не хочу сказать и не открою рта, чтобы не досаждать вам.
 -- Да неужели? А для раскаяния за своё поведение? И объяснения, куда запропастился мой Библиотекарь? И для молитвы, если вас в чём-то заподозрят и пробьёт ваш последний час?
 -- Вы... до сих пор не знаете, что случилось с моим отцом? Но ведь я отправляла вам письмо...
 -- Сударыня, вы принимаете меня за сумасшедшего?
 -- Мой отец умер!
    Дананжерс и Альтнарио посмотрели друг на друга: они-то знали, что Орвер Солвени находится куда ближе к этой бренной планете, чем заявила Палория. Всё же в ней было немалое мужество, ведь она рисковала и собой, и отцом, и мятежниками, Констэ мог разоблачить её в любой момент.
 -- Умер! Как это случилось? -- с любопытством, лишённым всякого сожаления, поинтересовался эфроданимант.
 -- Когда мы возвращались с Дождливого архипелага, на нас было совершено нападение то ли пиратами, то ли мятежниками, я не знаю. Отец отважно сражался и погиб от пяти опасных ран, борясь со смертью до самого материка. В день, когда мы сошли на сушу, его душа покинула этот мир.
    И вдруг она разрыдалась. По-настоящему, задыхаясь, с тихими стонами, которые якобы тщетно пыталась подавить. Альтнарио подумал: "Гениальная актриса - вот кто невеста нашего Эрляна". А Дананжерс просто безмолвно восхищался талантливой игрой, в которую он легко уверовал бы, если бы не видел собственными глазами, как в тайной пещере Вулиан целительница меняет повязки на ранах живого и бодрого Хранителя Чёрной Библиотеки, искренне поражённого добротой тех, кого прежде почитал за врагов короны и закона.
 -- Я велю казнить вас на месте, если вы немедленно не уймётесь! -- прикрикнул Констэ.
 -- Прошу... простить меня... эфроданимант... -- пролепетала убитая горем девушка. -- Просто моя потеря ещё слишком свежа... Я ещё не освоилась с нравами столичных дворян и не умею с ними разговаривать... Чего же вы просите от меня при разговоре с вами?.. И потом эта Библиотека...
 -- Эта Библиотека, по вашей милости, о которой не удостоился знать даже я, целиком и полностью лежит на ваших плечах. За вашу распущенность я всей душой хотел бы засадить вас в Наринзор. Но я этого не сделаю. Пока. Пока у меня нет другой кандидатуры на место Хранителя. Вы меня поняли?
 -- Благодарю за доверие и милосердие, эфроданимант.
 -- Вижу, вы довольно быстро успокоились. Так ли искренна была ваша истерика, вот что я хотел бы знать. Но это неважно. Дело в том, что я могу убить вас в любой момент. Даже сейчас. (Она отшатнулась, он оскалился.) Да, а что вас смущает? Вы это знали, когда ворвались ко мне и прервали мою беседу. А раз так, то и я не стану с вами церемониться. По-моему, когда всё так законно и ясно, обвинять в тирании и бесчеловечности следует не меня. Я лишь советую вам: прочь. Это ваш шанс.
    Она кивнула, поклонилась и с привычным прощанием покинула общество. "Где-то я это уже видел", - подумал Альтнарио.
*
    Арбалета проделала путь на Вулиан в каком-то забытье. "Не ошибаются..." Что знает Констэ, если думает, что они живы? Её родители живы! И Альтнарио это, видимо, подслушал, раз попытался вывести наружу, не смея войти и вмешиваться в чёрные дела эфроданиманта. Добрый юноша слышал невероятные слова и понял, что сейчас должно происходить с ней, с Арбалетой. Он пытался её спасти и вошёл при первой возможности, испытав некоторый гнев Констэ. Теперь из мятежников только она и он знают эту тайну, а она должна быть разглашена всюду! Скорее, скорее!
    "Входного пламени" она не заметила, потому что спешила и ничего не видела. Мгла звонко проскакала через всю площадку, в глазах у её наездницы сияла решимость, завораживающая всех, кто её видел. Арбалета пронеслась по длинному туннелю в недра горы, минуя освещённые факелами холлы, коридоры и залы. Ей даже в голову не пришло, что для начала нужно отпустить пегаса, она летела, не разбирая дороги. Опомнилась она только тогда, когда резко притормозила у самых дверей Лунной Залы. Это уж какое-то святотатство - пегас в святилище.
 -- Ты побольше многих людей заслуживаешь войти туда, -- проговорила девушка своей подруге, погладив ей тёмную тенистую гриву. -- Но я не имею права ввести тебя, понимаешь? Прости. Я скоро вернусь.
    Вернулась она ещё быстрей, чем собиралась: ни одного из "патриархов" в Зале не оказалось. После нескольких минут поисков удалось найти Линерона, который окаменел при виде всадницы, мчащейся сквозь гору.
 -- Что... что это...
 -- Живы!..
 -- Кто?
 -- Мои... мама и папа... живы...
    Последовала долгая пауза.
 -- Голоса Орлангские? -- тихо уточнил Магистр.
 -- Я своими ушами слышала, как Констэ признл это!
 -- Арбалета, ты убьёшь меня напрасной надеждой! Я очень хотел бы тебе верить, но боюсь разбить своё старое сердце. Повтори эту удивительную новость ещё раз, только убедительно, серьёзно, спокойно...
 -- Как я могу быть спокойна! -- вскричала Арбалета, трепеща от счастья. -- Только что убийца вознаградил меня за все годы, которые я тайком рыдала в подушку, за всё то время, которое я оплакивала своих последних, отнятых родных... Он сделал это не намерено, он говорил страшное, он призывал своих злейших прислужников рушить надежду и сеять страх... Он желал смерти и мне, и моим родителям, он пытался убить нас и признавал свою неудачу с сожалением... И всё же теперь я не хочу его смерти! Невыносимо было стоять рядом с ним и думать, что теряешь время. Сознавать, что ты не кинешь яд ему в стакан, не ткнёшь украдкой кинжалом... А теперь я свободна от кровожадных мыслей, от дьявольских наущений... Я могу просто радоваться и любить, могу быть добра, могу не разжигать насильно той злобы, которой во мне никогда не было...
 -- Арбалета, Арбалета!
    Старый волшебник обнял её и зашептал что-то. А её трясло, её голова кружилась, слёзы на щеках блестели как звёзды. Арбалета преобразилась, когда точно сформулировала своё состояние, она никогда ещё не была так хороша, как в эту минуту. Линерон отстранился и, пристально глядя ей в лицо, произнёс:
 -- Сражаясь, ты не только боролась за правое дело, но причиняла боль другим. А сейчас, в слабости, в доли оставшейся в тебе женственности, в смиренной радости, ты не смогла бы сиять лучезарнее, не смогла бы потрясти своим благородством сильнее. Я горд, восхищён тобой, дитя моё.
    Они не знали, что в нескольких шагах от них стоит ещё один свидетель этого пылкого порыва. Этот некто не мог оторвать взгляда от этих двух людей и мысленно перефразировал фразу Магистра: "Я устрашён тобой, девушка".
 -- И что теперь делать? -- спросила Арбалета, немного придя в себя.
 -- Мы придумаем, дитя моё, мы успеем всё обдумать. Ничего не бойся, ни о чём не размышляй. Радуйся, но помни о том, что теперь предстоит долгий путь. Нужно выяснить у Констэ всё, что он знает об этом, а такое дело представляется мне весьма опасным. Но у нас есть время, уверен, что есть. И помимо тебя найдутся смельчаки, найдутся шпионы, готовые всё разузнать. Я опасаюсь только, не стало бы тебе дурно: ты вся горишь, у тебя нездоровый румянец. Ты хорошо себя чувствуешь?
 -- Я никогда ещё не чувствовала себя лучше... Да что я стою, нужно бежать, сказать остальным...
 -- Постой, этим займусь я. А ты должна отдохнуть. И ещё одно слово, Арбалета, скажи, Констэ ничего тебе не сделал, ни о чём не догадался?
 -- Где же ему, простофиле, -- улыбнулась она, и Линерон узнал свою колкую и весёлую любимицу, решив про себя, что ей не понадобится проводник до её комнаты, как он полагал сначала.
    Но Арбалета пошла не к себе. Сначала она лично отвела Мглу в пегасню, а потом три часа просидела коленопреклонённой у Лунного Зеркала, страстно молясь. И она, разумеется, не видела, как край плаща, напоминая чёрное крыло, мелькнул за спиной, как какая-то тень стояла позади и не сводила с неё глаз.
    Уходя, Арбалета в дверях столкнулась с Линероном и Ранаэлом, почтительно ожидавшими её. К ней уже вернулось непоколебимое спокойствие, и она, более не касаясь великой новости, заговорила о делах. Всё же пришлось упомянуть, зачем Констэ призвал Нилиса, Фавергу и Кельберно.
 -- А почему именно этих троих он попросил о... такой услуге? -- спросил Линерон, проводя по глазам ладонью, пытаясь убедиться, что всё это не сон.
 -- Да всё ясно, -- тоже волнуясь, возразил Лет. -- Дворянством Андэллы занимается сам Констэ, ибо это он царит в Зарине, центральной провинции. Андэллское дворянство занимается андэллским крестьянством. А для Орланги мозговая система, подающая сигналы всей стране - Данверн. А Фаверга - его гипоталамус. Юэст Кельберно контролирует всю магию Двух Земель, Уэнсо Нилис - всю армию мечей, луков и копий. Неудивительно, что эти три основные составляющие так интересуют Констэ. Он хочет, чтобы его убеждения пользовались популярностью среди всех сильных сословий, чтобы даже те, кто верит в прежние времена, кто в тайне надеется, хотя и бездействует, больше уже не вспоминали об этом.
 -- Но теперь мы знаем правду, -- заметила Арбалета. -- Мятежники всюду. В то время, как констэры будут твердить о смерти Голосов Орлангских, мы напротив убедим всех, что вера и борьба - наше спасение.
 -- Это верно, мятежники умны и отважны. Но это понесёт ещё больше смертей, чем раньше, -- вздохнул Линерон. -- Предательство, трусость, слепота, алчность, кровожадность - вот, что станет нашим противником.
    Они шли в сторону гостиных, когда вдруг услышали резкий звон, сигнал об опасности. Арбалета прибежала к главному холлу первой и была вынуждена отступить: прямо на неё бежал Нэрси Дананжерс, ведя пегаса, на спине которого лежало недвижимое тело... Лета II.
 -- Стой!
    Это подоспел Ранаэл, взмахнувший рукой, после чего поверженный Правитель взмыл в воздух. Повинуясь мановению рук бывшего Верховного Чародея, он прибыл в больничный отсек, где его сразу окружили лекаря, а Нэрси друзья увели наружу, хотя тот здорово сопротивлялся. Его трясло, как Арбалету несколько часов назад, но по совершенно противоположной причине. Не имея возможности действовать, молодой человек заметался по комнате, сжимая кулаки так, что белели пальцы.
 -- Послушай, остановись... -- лепетала чуть живым голосом девушка. -- Прошу тебя во имя нашей дружбы, объясни, что с ним случилось?!
    Нэрси, как слепой, упал на скамью и закрыл глаза. Она, Ранаэл и Магистр склонились над ним.
 -- Их было двое, они действовали сообща... Низкие, подлые отравители!
 -- Лета отравили? -- чуть слышно спросил Линерон. Дананжерс открыл глаза.
 -- Один затеял со мной ссору, прикинувшись пьяным мятежником. Другой увёл моего отца в кабак и там что-то подсыпал ему в выпивку.
 -- Наверное, мастер убеждения, -- вполголоса предположила Арбалета. -- Без магии Лета II нельзя напоить настолько, чтоб он не смог уследить за своим стаканом...
 -- Ш-ш, молчи! - Ну, дальше, Нэрси.
 -- Я едва не убил своего, но он исчез, когда я прижал его мечом к земле. Я быстро нашёл отца и... и мне удалось замедлить процесс заражения крови. Целители сказали мне, что ему осталось часа три, не больше...
    Голос его оборвался. Все мрачно молчали, перебирая в уме самые безрассудные магические и научные способы спасения Правителя Андэллского. Арбалета не знала ни одного заклятья или рецепта, могущего помочь в данном случае, но она знала, куда бежать, знала, кто поможет, даже не заслуживая её доверия...
 -- Заражение крови? -- переспросил Зэрт. -- А каким ядом?
 -- Целители сказали, что голсернаткий доаж, -- сказала Арбалета.
 -- В таком случае чего ты от меня требуешь? -- фыркнул учитель. -- От любого доажа нет противоядий кроме...
 -- ...кроме как от двух близнецов-исключений, -- нетерпеливо подтвердила девушка. -- Поэтому я и пришла к вам. Я хочу узнать то, чего ещё не знаю, получить возможность спасти Лета Дананжерса. Разве вы сами не заинтересованы в этом?
 -- Как ты смеешь такое говорить, -- равнодушно бросил Зэрт.
 -- Тогда помогите ему! Нет, перестаньте скалиться на меня, как дикий зверь! Вы знаете, что делать, вы просто запираетесь! Может быть, вы констэр? Скажите честно, всё это время вы были констэром?
 -- Твоё право думать обо мне что угодно, но оскорблять себя я не позволю, -- холодно произнёс он.
 -- Тогда спасите Лета II. Спасите его, и я поверю, что вы мятежник. Если вы этого не сделаете... я вас заставлю! Я буду сражаться с вами, пока вы не согласитесь спасти моего друга!
    Зэрт сжал кулаки, заклятья чуть не устремились в отчаянную ученицу. Он видел, что она не успела отреагировать и, если бы он действительно спустил магию с рук, была бы повержена. Но он опустил руки.
 -- Арбалета, я не стану скрывать, что спасти его можно при определённых условиях, но я зря говорю это тебе, потому что любая надежда напрасна.
    Он поднял поверх неё печальный взгляд, полный какой-то своей мудростью. Арбалета снова увидела это рассеянное, исключительно Зэртово выражение. Сейчас оно привело её в бешенство.
 -- Это только ваше дурацкое убеждение, -- рявкнула она. -- В то время, пока вы тут философствуете, умирает человек, каким вы не станете, даже если вас помножить вдесятеро!
 -- Заткнись, я предупреждал тебя! -- вскричал Зэрт, и огненный шар в его руке угрожающе вспыхнул. -- И слушай, что я скажу! Да, заразу можно выжечь из его крови "солнечным гневом". Но это очень мощное заклятье, которое не каждый решится совершить. И не каждому оно под силу. Чаще всего его совершают вдвоём или втроём.
 -- Как это сделать? -- требовательно спросила она.
 -- Я... не скажу тебе. И не спорь, не угрожай, не злись. Я не могу сказать, потому что знаю: ты рискнёшь, и у нас будет два мертвеца вместо одного.
 -- Если не хотите сказать вы, я пойду к Ранаэлу Суэзу и потребую, чтобы он меня научил, пока не поздно. На то пошло, то и Нэрси будет со мной заодно.
 -- Ранаэл не знает "солнечного гнева". Вернее, не знает, как его вызвать.
    Она молчала несколько мгновений, не понимая до конца того, что он ей сказал.
 -- Как это - Ранаэл не знает? Ранаэл Суэз? Верховный Чародей Андэллы?
 -- Да, потому что он стал Верховным Чародеем при равенстве и Белой Магии, а "солнечный гнев" - Чёрное заклятье.
 -- Ничего не понимаю! Как оно может быть Чёрным, если его используют в целях исцеления?
 -- Потому что очень немногие рискуют именно лечить.
 -- Но что же ещё оно может...
 -- Убийство, разрушение и хаос. Очень сложно направить пламя именно в то, что нужно, в данном случае - в яд в крови. Чем объект конкретнее, чище, тем легче тебе будет задать нужную цель. А яд смешан с огромный количеством посторонних веществ, сжечь именно его почти не представляется возможным. Очень большой риск ждёт и того, кто прибегнет к этой магии, и того, кто ей подвергнется. Пусть даже всё это будет с самыми благими намерениями. Именно поэтому...
 -- Тогда откуда вы знаете о "солнечном гневе", если даже Ранаэл Суэз не знает? -- прервала она его, уже совсем бледная.
 -- Я прочёл это в одном из украденных свитков.
 -- В одном из украденных мною свитков? -- уточнила она убийственным тоном.
 -- Да, -- невозмутимо откликнулся учитель. -- Думаю, ты имеешь право узнать всё до конца, ты ведь вообще очень умная девочка и не станешь совершать покушений на мою жизнь лишь за то, что это знание было похищено мной из последнего свитка, который Лет II самолично уничтожил.
    Арбалета не знала, хочет ли она смерти Зэрта, но в том, что желает ему боли, была уверена. Впрочем, осознав произошедшее, она была вынуждена ухватиться за спинку кресла, чтоб не покачнуться. Мало того, что этот обманщик выкрал рукопись, он даже не отрицает своего преступления! Чёрный Феникс занялся Чёрной магией? Её учитель? Да чему он её научит, чёрт побери?!
 -- То, что вы сделали, низко и подло! Как вы могли противиться тому, что сказал Правитель?
 -- Тебя ли я слышу? -- фыркнул он, и она посмотрела на него быстрым удивлённо-смущённым взглядом. -- Да, маленькая Арбалета, которая так часто не слушалась своего отца, которая уже по началу войны не уставала спорить со всеми на Вулиан. Забавно, -- заключил он ни к селу ни к городу таким печальным голосом, будто в нём собралась вся печаль всех фениксов всех мастей.
 -- Вам-то это откуда известно, если имя «Чёрный Феникс» впервые произнесли полгода назад? -- буркнула девушка и, не дожидаясь ответа, выпалила: -- Да, вы правы! Я и не подумала бы сказать вам, что нужно соблюдать правила, потому что сама большая любительница их нарушать. Но вы мне так омерзительны, что...
    Она успела только увидеть его взгляд, а закончить не успела. Дверь открылась, и вошёл Нэрси Дананжерс. Его шаги были стремительны, но неверны, неуклюжи. Казалось, ещё секунда, и он сорвётся в истерику.
 -- Ну? Что вы придумали?
    Арбалета покраснела до корней волос. Они учинили личные разборки, а Лет умрёт с минуты на минуту. Не зная, что ответить, она пристыжено опустила глаза, но тут её выручил Чёрный Феникс.
 -- Средство есть, но оно очень опасно.
 -- Но оно... -- начала Арбалета, как вдруг поняла, что Зэрт мысленным заклятьем заставил её молчать.
 -- Никто не обучит ему тебя, Арбалета, и не позволит рисковать жизнью. Это сделаю я.
    Арбалета ощутила новую волну удивления и неповиновения. Только что он сказал, что это опасно, и сам же хочет рискнуть?
 -- Только что вы сказали, что это опасно, и сами хотите рискнуть? -- произнёс Нэрси, тяжело дыша. -- Я не допущу, чтоб за моего отца отдал жизнь другой, когда это может сделать сын. Благодарю, но я сам. Скажите лишь, что делать.
 -- Один вы всё равно не справитесь, так что вам придётся принять мою помощь.
    Зэрт махнул рукой в сторону Арбалеты, и она поняла, что снова может говорить. Однако не может теперь выйти за пределы комнаты. Стеной выросло в дверном проёме ослепительное свечение, какое она уже видела, и какое уже было испытано ею на себе. Зэрт коротко кивнул Нэрси, которому впервые было не до защиты права Арбалеты на свободу перемещения. Он, догадалась девушка, понял, что здесь она не сможет вмешаться в опасное предприятие и останется цела. Двое волшебников покинули комнату с большой поспешностью.
    Арбалета осталась стоять на месте, соображая, что делать, чтоб не сойти с ума от неизвестности. Раз уж не поучаствовать в спасении, то хоть видеть своими глазами, что происходит, кто умер, а кто остался жить...
    ...Она не знала, как много времени прошло, но в заточении она провела наверняка не менее вечности и ещё двух часов. Когда магический барьер наконец пал, и девушка бросилась вон, как раз пробило три по полудню. Далеко ей убежать не удалось: она столкнулась нос к носу с Линероном.
 -- Ну, что? Где? Жив? Мёртв? Нэрси? Феникс?
 -- Все трое живы, но долго ещё не выйдут из лазарета.
    Её пронзила дрожь, и Арбалета поникла у Магистра на руках, потому что есть же предел слабому человеческому сердцу.