Тоска без тоски. Картинки моей памяти

Идея.
Было это в середине 90-х годов прошлого века. Собралась я поехать в Милан. Почему именно Милан? Потому, что там есть Ла Скала, где поют самые-самые итальянские и неитальянские певцы своими итальянскими или не итальянскими голосами, но все поют роскошно и волшебно. Воздух там напоен чувственностью творчества. Тем более в то время я решила заняться оперным пением. Почему? Чтобы исполнить свою давнюю мечту из детства — петь красиво и громко под оркестр, стоя  на сцене в лучах софитов. Откуда такая мечта? От табуретки, на которой я стояла и пела перед студентами консерватории, мне было тогда 5 лет. Но это уже другая история.
 Пошла к знакомой в турагенство и мы стали обговаривать мой индивидуальный тур — гостиницу, маршруты, авиалинии, ну и конечно посещение оперного театра. Тут она и говорит:
- Ты как раз попадаешь на открытие сезона, и в этот день дают какую-то тоску. Заказывать  билет? Он очень дорогой.
Засмеявшись и мимоходом ее поправив, что не тоску, а Тоску, спросила,  кто там поет и сколько стоит.
Получила ответ, что она все узнает точно и мне сообщит потом, а сейчас ей надо только лишь мое согласие, чтобы она смогла забронировать билет.
- Кстати, куда тебе бронировать билет? Партер или ложа? На галерку билетов нет.
- Гулять - так гулять! А давай — партер!
- Дорого будет, - вздохнула она.
Но я приняла решение и была настроена на «пана».
Картинка 1. Покупка.
Наступил день отъезда. Все как обычно — отлет, перелет. Вежливые стюардессы. Спокойные и полуспящие пассажиры.
Милан. Красота. Чистота. Спокойствие. Но у меня была цель — театр. И я стала к нему готовиться по-своему.
Накануне театра, прогуливаясь по улочкам Милана, наткнулась на магазинчик, на витрине которого кокетливо красовались ножка  в восхитительном чулочке. И мое женское сердце забилось в восторге от этой красоты. Мне сразу вспомнилось, что для театра при моем тщательном отборе, и как я не старалась, цвет колготок мне не понравился. Решив, что несоответствие цвета - весомый повод удовлетворить свое эстетическое любопытство, я завернула в магазинчик, чтобы одним глазком, всего лишь одним глазком, глянуть на итальянскую красоту!
Толкнула дверь - зазвенел колокольчик. Вошла и ахнула. От пола до потолка были коробки, коробки. Да не простые коробки, а все с изысканными узорами, с надписями, подписями, похожими на кружева.  На колокольчик откуда-то выскользнула милая дама в ореоле взбитых и легких волос. Улыбаясь, она внимательно на меня посмотрела и стала ждать от меня чего-то. Я спохватилась, закрыла рот, открытый от удивления, улыбнулась и поздоровалась. Сказала только лишь:
- Хеллоу!
Пушистая дама заулыбалась, закивала и стала здороваться со мной на всех языках.
Я стояла, глупо улыбаясь, и кивала. Кивая, как два китайских балванчика, мы в ожидании уставились друг на друга.
Очнувшись и придя в себя, поняла, что должна что-то сказать и что-то попросить. Но я смогла только показать на витрину и  выдохнуть:
- Белиссимо!
Пушистая дама заулыбалась, закивала  и  стала мне что-то  рассказывать. Потом легко подкатила огромную лестницу, вспорхнула на нее повыше, достала одну коробку, потом другую. Спустилась с ними и распахнула их передо мной. А там...о, там была вторая кожа ног - изумительные ажурные колготки, чулки невероятного цвета. Она смотрела на меня — оценивала мои параметры и  одновременно раскрывала маленькие коробочки. Доставала из коробочек ажурную кипень сеточек, ловко вдевала в них свою изящную ручку, подгибая наманикюренные пальчики, и показывала мне цвет, фактуру переплетения. Я цокала языком, закатывала глаза, проводила кончиками пальцев по ткани и млела. А пушистая дама ловко разворачивала следующую коробочку и опять подносила к моему лицу очередную очулоченную ручку. Но что-то ей не нравилось! Она сбрасывала с руки чулочек, и снова и снова открывала коробочки, смотрела. Я стала впадать в какую-то прострацию от такого изобилия.
И вдруг она  опять вспорхнула на лестницу, достала какую-то заветную коробку, нырнула в нее и с восторженным лопотанием, выудила из нее очередную маленькую коробочку. Из ее итальянской скороговорки я уловила знакомое слово — шампанское.  Да, цвет так и назывался — брызги шампанского. Она была удовлетворена! Но все равно она развернула коробочку, очулочила свою ручку, провела  мне по руке, жестами показала, что этот цвет очень подойдет к моей коже и к моим ногам. И еще что-то сказала, но я поняла,  что я буду восхитительна в этих колготках и самой красивой русской в Ла Скала.  Пушистая дама запаковала мою покупку в их фирменный пакет, долго и проникновенно мне что-то рассказывала, что-то очень хорошее и доброе. Я улыбалась и что-то тоже ей рассказывала, как мне нравится Милан, как я завтра пойду в этих восхитительных итальянских чулочках в Ла Скала. Мы  мило побеседовали среди вороха распакованных пакетиков,  коробочек и коробок. Ото всюду свисали изысканные, нежных расцветочек чулочки и колготочки.
Я еле оторвалась от пушистой дамы, помахала ей ручкой и окунулась в неспешную жизнь Милана.
Картинка 2. Подъезд.
Наступило завтра.
Заказанное такси приехало во время. Я выплыла из номера во всем своем великолепии. Поскольку это опера и партер, то нужны были бриллианты. У меня нашлось несколько осколков. Собрала их всех на себе и мне показалось, что я увешана ими как новогодняя елка блестками, и что я обязательно буду светиться в лучах софита. Конечно, помимо бриллиантов на мне были костюм, туфли и чулочки, купленные накануне.
В машине был включен кондиционер и я раскинулась на заднем сидении с комфортом. Но за окном такси было столько всего интересного, что я забыла, что я дама, едущая в оперу и мне надо сохранять лицо и не помять свой вид. Я как маленькая прилипла к стеклу и рассматривала здания, улицы, людей - все, что попадалось на пути, впитывала, впитывала в себя как губка. Поездка заняла пятнадцать минут. И вот когда мой взгляд  уткнулся в памятник Леонардо Да Винчи,  таксист затормозил и вопросительно посмотрел на меня. По взгляду я решила, что он хотел мне сказать: «Мы приехали.  Сеньора может выходить». Только значительно позже я поняла, чего ждал от меня таксист и что он спрашивал своим взглядом - «где сеньору высадить? Здесь или где-то в другом месте? Может чуть подальше?»
Но тогда я всего лишь улыбнулась, расплатилась, и вышла в теплый вечер, попав в толпу зрителей, но каких. Я остолбенела!
Вокруг меня были люди в пляжных одеждах! Все не итальянцы.   Меня обтекали люди в панамочках, в шлепанцах, сарафанах и шортах. Почти у всех  за плечами рюкзачок, из которого торчали подстилки и пляжные полотенца. Пляжная публика куда-то сновала, что-то  спрашивала, что-то собирала, что-то раздавала. Мне тоже сунули в руки какие-то листочки бумаги, какие-то списки. И среди них не было ни одного человека в бриллиантах — все очень демократично!
- Вот это да, — подумала я, —  какая же я дремучая. Наводила себе красоту и лоск, а тут  оказывается все по-простому.
Внутренне мне стало неуютно и я внутренне затосковала. Как-то сама собой всплыла фраза из бессмертного шедевра:
- На-а-а-аши! Где наши?!
Под «нашими» я подразумевала ценителей высокого искусства. 
Потом кто-то у двери махнул рукой,  и толпа ринулась на зов, увлекая меня за собой. Мне понадобились усилия  собрать себя в кулак, чтобы совсем не пасть духом и не поплестись следом за толпой в открывшийся проход. Я осталась переминаться на своих красивых ногах цвета шампанского и посверкивать  осколками бриллантов в лучах заходящего итальянского солнца.
Время поджимало и, набравшись решимости пойти своим путем, я кинулась искать другие двери.
Нашла. Зашла. И вышла. Это был ресторан Ла Скала, где сидела «наша» публика, но она там  уже ужинала, вкушала иную пищу. Меня это вдохновило, и я решила  предпринять марш бросок до другого угла здания — обойти оперу. И вот, когда я почти крадучись и избегая всасывающую толпу в панамках, завернула за угол - мое сердце наполнилось ликованием. Передо мной предстал главный вход в Ла Скала, куда чинно и благородно шествовала «наша» публика.
С воплем:
- Наааашиииии! Я здесь!!! Я с вами!! - кинулась следом. Потом перешла на величавый шаг.
Меня встретили прекрасные итальянские юноши, одетые в бархатные мантии. У каждого на груди висела герцогская цепь. Один из таких юношей  довел меня до моего кресла в партере, усадил, поклонился, улыбнулся и удалился. Я выдохнула и обмякла. Оглянулась, рядом сидела супружеская пара  - настоящие «наши». Расслабившись, посмотрела наверх на галерку — там сидели мои старые знакомые, те, в панамочках. Они компактно рассаживались, доставали бутылочки с водой, снимали панамочки, оживленно болтали.
Картина 3. Тоска.
Свет погас. Действо началось.
Во время увертюры я услышала посторонний звук, кто-то рядом сидел и напевал, чуть ли не в  полный голос. Повернув голову налево, я увидела, как в театральной темноте мерцают огромные бриллианты в ушах моей соседки. Она сидела неподвижно, демонстрируя свой безукоризненный благородный профиль. Но шея с тремя нитками настоящего жемчуга и бриллиантовой застежкой выдавала ее почтенный возраст. 
Выдвинувшись чуть дальше, я увидела ее спутника. Спутник был бодренький итальянский почтенный мужчинка. Он сидел, развалившись, далеко вытянув ноги в проход, и весело напевал. Потом вдруг стал дирижировать. Тут я поняла, что самое интересное будет не на сцене, а здесь, рядом со мной. И не ошиблась — я сидела с человеком-оркестром.
Не надо было смотреть на сцену, чтобы понять, что там происходит. Все, что там происходило, и как происходило — отражалось моим соседом. Вероятно, он видел Тоску уже стомильенный раз, и она была для него уже не Тоска, а тоска. Но для себя он нашел прекрасный  выход из обязательного посещения открытия сезона, он сам себя развлекал.
Вот вступила наша прима. Он слегка поморщился и покачал головой — не понравилось. Главному злодею он подпевал в голос очень даже мелодично и артистично. Его дама оставалась невозмутимой.
Потом был антракт. Мои «Наши» прогуливались парой, встречались с другими парами, радовались встрече, беседовали и кивали своими утонченными профилями другим утонченным профилям, пили бесплатное шампанское. Все  знали друг друга уже давно.
После антракта действо «дабл» продолжилось. У меня была маленькая тайна — мой прекрасный сосед, мой спектакль в спектакле. 
Финальная сцена. Конец. Овации.
Партер был утонченно сдержан в своем восторге. Хлопал негромко, слегка прикладывая ладошку к ладошке. Многие уже вставали и двигались к выходу. Я осталась сидеть и наблюдать, что будет дальше. Да и торопиться мне было некуда, никто меня не тянул за рукав — пойдем  домой. Сидела и наслаждалась атмосферой, напоенной изысканным парфюмом и музыкой. И вдруг меня каким-то вдохновением развернуло всем корпусом на соседа.  Глядя ему прямо в глаза и улыбаясь, я стала  аплодировать ему, с легким поклоном.
Сосед-оркестр приподнял бровь, улыбнулся и сказал:
 — Грация, сеньора!
Тем временем на сцену стали выходить на отдельный поклон артисты. Когда вышел любимец, исполнявший партию злодея, галерка забесновалась, как было положено ей вековыми традициями. Оттуда кричали «браааааво!», что-то кидали, пытались сами выпасть со своих скамеек-насестов, перегнувшись через низкий бортик ложи. Партер чуть посильнее захлопал, но никто «браво» не кричал.
На поклон вышла наша прима. Галерка попритихла и как-то вежливо зааплодировала. И тогда во мне опять поднялось что-то, и мне захотелось как-то поддержать нашу приму — она была искренна, но одинока, хотя и артисты и оркестр ее поддерживали. Даже главный злодей для нее был не злодеем, а больше товарищем.
И вот я, находясь в партере среди «наших», но не «наших» набрала побольше воздуха, поставила голос на диафрагму, как учили меня мои педагоги по вокалу, и мелодично пропела своим сопрано:
—  Г…, брааааавооооо!
Не знаю как другим, но мне понравилось —  мой голос  наполнил собой весь партер. Галерка взорвалась аплодисментами.
Мой сосед  повернулся ко мне всем корпусом и посмотрел на меня. В его взгляде было восхищение. Поднял бровь и улыбнулся,  аристократично зааплодировал и вкрадчиво сказал:
 — Браво, сеньора. Брависсимо!
Тут я, гордо вскинув подбородок, сверкнув улыбкой и осколками имперских бриллиантов, ответила ему своим чарующим сопрано:
 — Грация, сеньор, грация.
Картинка 4. Занавес.