Майский король

АНГЕЛИНА ПЕТРОВНА – хозяйка квартиры, 65 лет
ФЕДОР СЕРГЕЕВИЧ – её муж, 60 лет.
ИВАН – их сын, 37 лет.
ОЛЬГА – соседка, 23 года.

Картина первая

Гостиная. Стол, диван и несколько стульев. У правой кулисы находится вход в комнату снаружи, у левой – стеклянная дверь, за которой находится комната Федора Сергеевича.

Наружная дверь открывается, и входят Иван и Ангелина. Первый несет чемодан, который вторая старается перехватить.
ИВАН: Мама, хватит!
АНГЕЛИНА: Прости, прости. Но ты же устал с поезда.
ИВАН: Я в этом поезде всю дорогу спал, а он (ставит с грохотом чемодан на пол) на полке лежал. Мы не общались.
АНГЕЛИНА: Конечно (подходит к стеклянной двери по другую сторону сцены, и напряженно прислушивается).
ИВАН: Что он, спит?
АНГЕЛИНА (нерешительно): Да, наверное.
ИВАН: Мама?
АНГЕЛИНА: Ну, я дала ему таблетку… добавила в суп… но он как-то неважно его ел.
ИВАН: Ты подсыпаешь отцу в еду снотворное?!
АНГЕЛИНА: Тише, тише! Ты его разбудишь!
ИВАН: Не могу поверить, мама. Так тебе и говорю: не могу поверить. Чтобы всё, что ты рассказываешь, и наш отец?
АНГЕЛИНА: Все-таки, пятнадцать лет.
ИВАН: Не вижу в этом доказательства.

В это время стеклянная дверь начинает сотрясаться под толчками.

ГОЛОС ФЕДОРА: Опять всё закрыла, старая сука? Открывай, тварь, сейчас же открывай!
ИВАН: Папа?..
АНГЕЛИНА: Замолчи, замолчи, нельзя же и при Ванечке так… (плачет)
ГОЛОС ФЕДОРА: Я, блять, со стеной говорю? Сними свою защелку, а то я к ***м тут всё разнесу!

Ангелина плачет громче. Иван медленно поднимается с дивана, и, подойдя к двери, распахивает её перед отцом. Тот молча смотрит на него исподлобья.

ИВАН: Здравствуй, папа. Это я (Пауза) Ваня. Я вернулся из Москвы.
ФЕДОР: Ма-ассквы?
ИВАН: М-м… Москвы. Это в России.
ФЕДОР: Да блять. Спасибо, сынок, за новости.

Федор проходит дальше, толкнув сына плечом. Проходит по комнате, останавливается у стола.

ФЕДОР: Почему ножницы здесь лежат? А если ребёнок схватит?
АНГЕЛИНА: Нет у нас никаких детей.
ФЕДОР: Голову мне не морочь? Ивану ещё трех нет.

Ангелина закрывает лицо руками.

ФЕДОР (подбирает ножницы): И кладет, и кладёт, и разбрасывает вечно. (К Ивану) На прошлой неделе спички положила у самой конфорки, идиотка несчастная. А если бы пожар?
ИВАН: От такого не бывает пожаров, папа.
ФЕДОР: К Папе Римскому будешь так обращаться. И на диваны свои понацепляет всякой бахромы, и на кресла её поприбивает. Воротит прямо, а ещё как вспомню того, маленького, на ****стве этом висящего… (Вдруг морщится в приступе чувств, и вытирает слёзы с глаз). Всего-то месяц ему был! Висел, значит, язычок высунул, а бахрома ему вокруг шейки обкрутилась… Стёпочка…
ИВАН: Просто котёнок.
ФЕДОР: Ты мне прямо глаза сегодня открываешь на мир! Что, блять, такого простого в котятах?!

Иван молчит. Федор начинает яростно срезать ножницами бахрому с диван.

АНГЕЛИНА: Ковер не порть!
ФЕДОР: Рот свой закрой!
АНГЕЛИНА (снова начинает плакать): Я этот ковер только в прошлом году купила, ну что же это такое, ничего нельзя в дом принести, ты всё портишь, всё тебе не так, от всего тошнит, всё разбить надо…

Иван бросается к отцу, желая отнять у него ножницы. Тот отталкивает его. Завязывается драка.

АНГЕЛИНА: Ой, Господи, да что ж это такое?! Я столько лет сыночка не видела, а они с отцом, как не родные, Го-осподи…

В наружную дверь начинают сильно стучать. Ангелина не слышит этого, вновь обхватив голову руками. Иван с отцом замедляются.

ФЕДОР: Какого хрена надо?
ИВАН: Кто там, кто там?

Продолжают стучать в дверь. Иван хватает отца за запястья так, что тот выпускает ножницы.

ИВАН: Мама, открой! Мне держать его нужно.
ФЕДОР: Смотри, как ты быстро приспособился, сукин сыночек. Десяти минут не прошло, а уж на батьку с кулаками.
ИВАН: Мама!

Ангелина, очнувшись, бежит открывать дверь. Федор старается освободиться от хватки сына.

На пороге появляется Ольга с готовым шприцом в руке.

ОЛЬГА: Опять?

Ангелина снова начинает плакать. Ольга отодвигает её с пути.

ОЛЬГА (Ивану): Крепче его держите.

Опустившись на колени перед Федором, резким движением отодвигает с его плеча рубашку, и делает укол.

ОЛЬГА: Так, ещё минута. Сейчас слабеть начнёт.

Федор по-прежнему пытается выкрутить руки из сыновьего захвата, но потом вдруг перестаёт, и, сморщив лицо, переходит на плаксивый тон:

ФЕДОР: Степочка мой, черненький с лапкой белой, я его молоком кормил…
ОЛЬГА: Из собственных грудей, наверное.
ФЕДОР: …крохотуля такая, на ладони помещался, и всё к шее лез, там ему всего теплее было… Степочка… почка…

Федор засыпает.
Иван выпускает его запястья. Ольга, откинув голову, свободно вздыхает.

ОЛЬГА: Опять котов своих вспоминал?
ИВАН: Только одного, который на бахроме задушился.
ОЛЬГА: Мм. Ну да, сегодня же понедельник. Всю коллекцию он обычно к пятнице собирает.

Иван проводит дрожащей ладонью по лбу, и, поднявшись, прохаживает по комнате.

ИВАН (Ольге): А вы, собственно…
ОЛЬГА: Соседка.
ИВАН: А укол…
ОЛЬГА: Медсестра.

Иван отрешенно кивает, и, нащупав в кармане пачку сигарет, закуривает. Ольга рассматривает его.

ОЛЬГА: Так это, значит, вы – Ваня. (Ангелине). Дождались?
АНГЕЛИНЕ: С таким скандалом уже и не знаю, стоило ли вообще…
ОЛЬГА: Нормальную дозу давать вам стоило. Лежал бы и не рыпался. Что, не хватает денег на таблетки эти? Я бы добавила.
АНГЕЛИНА (машет рукой): Ох, Оленька, не спрашивайте, не спрашивайте…
ОЛЬГА (раздраженно): Ну что – Оленька, что - не спрашивайте? Я вам сколько раз говорила: по таблетке три раза в день, первый раз со мной, если принимать откажется, а потом уже просто добавляете в чай. И ковер цел, и вы спокойны.
АНГЕЛИНА: Да ведь почки у него слабые, ну куда такими дозами каждый день запихиваться. Он и года не протянет…
ОЛЬГА: Ну и пусть не протянет, Боже ты мой! В диспансере давали и не волновались, а вам лишь бы о ближнем заботиться.
АНГЕЛИНА: Да им там всем наплевать.
ОЛЬГА: Конечно, наплевать. А вы чего волнуетесь? Он давно уже, простите, дохлый номер, хоть с почками, хоть без. О своем здоровье подумайте.

Ангелина молча смотрит на спящего на полу Федора.

АНГЕЛИНА: Его бы в комнату перенести.
ОЛЬГА: Да, давайте.

Поднимается, поправляя юбку. Иван ищет, обо что бы затушить сигарету, и, в конце концов, тушит её о собственную пачку.
Ольга и Иван поднимают Федора и относят в его комнату. Ангелина следует за ними.
Ольга и Иван возвращаются, не сговариваясь, садятся на диван.

ОЛЬГА: Поражаюсь я вашей матери, честное слово. Сидит, за руку держит. Приемный покой, ни дать, ни взять. А по совести – оставить бы его тут валяться, и пойти, куда глаза глядят.
ИВАН: Вы не очень-то…
ОЛЬГА: И вы не очень-то. Пятнадцать лет приехать не могли.
ИВАН: Мне нельзя было здесь появляться. По молодости… много дел натворил.
ОЛЬГА: Зато я каждый день сквозь стену слышу, как ваш папаша по старости концерты устраивает. Поговорите с матерью, я серьёзно. Она его жалеет, а он колотит её. Для двадцатилетних, может, ещё и сносно, но не на пенсии же.
ИВАН: Он таким не был раньше. Не то, чтобы без ссор, но до рукоприкладства никогда не доходило.
ОЛЬГА: У него был инсульт, она же вам писала. Провалялся пол дня в какой-то подворотне, пока нашли. Вот с головой и стало плохо.
ИВАН: Он раньше никогда не был таким…
ОЛЬГА: Фу, какой вы скучный.

Ольга поднимается, и, прохаживаясь по комнате, подходит к зеркалу, трогает свои волосы.

ОЛЬГА: А нравится вам моя причёска?
ИВАН: Что? Нормальная.
ОЛЬГА: Да, по-моему, тоже ни хрена она не завивает. Ангелина Петровна! Я вам плойку сейчас принесу!

Ольга выходит.
Иван достаёт сигарету, и хочет поджечь её зажигалкой, но та даёт искры вместо огня.
Возвращается Ольга, кладёт плойку на стол.

ОЛЬГА: Скажете ей, что я вернула.
ИВАН: Скажу.

Ольга молча смотрит на Ивана.

ОЛЬГА: Валерьянка стоит в туалете, в шкафчике.
ИВАН: Ага.
ОЛЬГА: Валокардин там же. (Пауза) Бледный вы очень. (Пауза) Не воображайте себе катастрофу. Это только в первый раз страшно. Во второй ещё, может быть…
ИВАН: Слушайте, Оля, идите уже.
ОЛЬГА: … а в третий просто берете горсть таблеток, и суете ему в рот. Странно, что в своей Москве вы этого не поняли.
Иван поднимается, и стремительно идёт к Ольге. Та испуганно пятится; Иван выталкивает её за дверь. Стоит, шаря рукой на сердце.
ИВАН: ****ство.

Затемнение

Картина вторая

Всё та же гостинная. Ангелина ставит чемодан на диван, начинает его разбирать, раскладывая вещи. Из комнаты выходит заспанный Иван.
ИВАН: Там никаких варенных куриц нет, не надо всё вытаскивать.
АНГЕЛИНА: Всё же помнётся, Ваня. Надо в шкаф повесить...
ИВАН: Нечему там мяться.
АНГЕЛИНА: Ну, вот же, брюки.
ИВАН: Это джинсы. На мне разгладятся. Положи обратно.

Ангелина складывает вещи обратно, засовывает чемодан под диван и садится на него с потерянным видом.

АНГЕЛИНА: А Лесечкины фотографии ты не привёз?
ИВАН: Забыл. Они в альбоме большом лежали, я хотел его в последнюю очередь положить, да так и оставил на трюмо.
АНГЕЛИНА: Как там у неё выпускной класс?
ИВАН: Хорошо. В алгебре лучше меня сечет.
АНГЕЛИНА: Молодец. Ты бы…
ИВАН: Больница, да. Помню.

Иван идёт к телефону, стоящему на столе, и набирает номер. Некоторое время слушает гудки в трубке, потом кладёт её на рычаг.

ИВАН: Занято.
АНГЕЛИНА: Странно, уже конец дня…
ИВАН: Языки чешут с кем-то.

Пауза.

АНГЕЛИНА: Может, сходить туда?
ИВАН: Завтра пойду.

Оба садятся на диван.

ИВАН: Так необычно, что всё медленно. Я прямо сонный второй день.
АНГЕЛИНА: Отдохнешь тут.
ИВАН: Да в спячку я впаду, как медведь.

Пауза.

ИВАН: Отцу таблетки дала?
АНГЕЛИНА: Дала.
ИВАН: Пусть спит.

Пауза.

АНГЕЛИНА: Ольга мне так помогает с ним. Не знаю, что бы я сама делала.
ИВАН: А помнишь, когда мне было десять, мы на море ездили?
АНГЕЛИНА: Я не ездила.
ИВАН: Ну, да, мы тогда вдвоем с отцом, в Ялту. Тебе отпуск не дали.
АНГЕЛИНА: Чуть умом не тронулась тогда на работе. Всем завивку …
ИВАН: Я не об этом. Помнишь, я наябедничал тебе, что он под ручку гулял с какой-то дамой?
АНГЕЛИНА: Ну, это не ябедничание вообще-то. Когда отец прямо у сына на глазах шашни крутит.
ИВАН: Наверное. Тебе же было неприятно тогда? Ты его простила?

Ангелина пожимает плечами.

ИВАН: А когда он хотел вернуться к первой своей жене, с которой обвенчан? Зачем ты его жалеешь?

Ангелина поднимается и бесцельно проходит по сцене.

АНГЕЛИНА: Ты поймешь, Ваня.
ИВАН: Вот что-то не получается.
АНГЕЛИНА: Разводиться, значит, лучше?
ИВАН: Не то, чтобы. Но спокойней. Никому я на нервы не действую, а как окончательно слечу с катушек – вдруг это семейное? – попаду в психушку, меня там заколят дрянью, и дело с концом.
АНГЕЛИНА: С концом… женился бы ты.
ИВАН: Женился, женился… давай лучше чай попьем.
АНГЕЛИНА: Закончился вчера. Отец решил заварить покрепче, и высыпал всю пачку в стакан.
ИВАН (закрывает лицо руками): Ясно. Что ещё у вас случается?
АНГЕЛИНА: Дочка тети Тани замуж вышла за итальянца.
ИВАН: Которая Люда? Молодец.
АНГЕЛИНА: Она там работала три последних года. Не смогла дома оставаться, - отец, говорит, зачастил.
ИВАН: Кто, дядя Андрей? Он же умер в 2005-м.
АНГЕЛИНА: Угу.
ИВАН: Что – «угу»? Куда он зачастить мог?
АНГЕЛИНА: Да к ним в дом. Лампочки бил, тапками шуршал, холодильник открывал… помнишь, я рассказывала, как они сыр поделить не могли? Люда говорит: сама заработала, сама и буду есть, вы мне вообще никто. А он как замахнется…
ИВАН: Что за люди, Господи. После смерти сыр делят.
АНГЕЛИНА: …вот она и уехала. А муж вообще-то швейцарец по происхождению. Часы чинит.
ИВАН: Подтверждая все стереотипы?
АНГЕЛИНА: Какие стереотипы?
ИВАН: Ну, часы, швейцарцы.

Пауза. Ангелина недоуменно смотрит на сына.

АНГЕЛИНА: Колю с девятого машиной переехало, а эта – та, что под нами – всех котов в подъезд тащит, такая вонь…
ИВАН: Как переехало? Колю?!
АНГЕЛИНА: Я же тебе говорила, ещё зимой.
ИВАН: Ничего ты мне не говорила. Колю Стасова? Он в кепке светлой ходил, такой дурацкой, с козырьком, да? Его сбило?
АНГЕЛИНА: Переехало. Большая вмятина на груди осталась. Он ещё говорят, дышал, несколько минут, а потом затих.
Пауза. Иван смотрит перед собой, Ангелина задумчиво разглаживает складки на юбке.

АНГЕЛИНА: Ненавижу котов. Все углы обоссаны. Я по телевизору выдела, как соседям мстят: набирают в шприц сырое яйцо, впрыскивают в обивку двери, а она потом так вонять начинает, что только новую устанавливай.
ИВАН: Точно, точно… ещё вечно на нашу классную засматривался, ей всего двадцать два было.

Ангелина пристально смотрит на сына, который продолжает беззвучно шевелить губами, что-то вспоминая.

АНГЕЛИНА: Ваня. Тебе нужно жениться.

Иван переводит на неё растерянный взгляд.

ИВАН: Зачем?
АНГЕЛИНА: Чтобы не одному жить.
ИВАН: А, точно. Как это я забыл.

Ангелина отворачивается от него. Она начинает плакать.

ИВАН: Ну, что ещё, мама?
АНГЕЛИНА: Какой ты неприятный, Ваня. Разве мы тебя таким воспитывали…
ИВАН: Я водитель мусоровоза, мама, и живу в съемной однушке на столичной окраине. Какое уж тут воспитание.

Ангелина начинает плакать громче. Иван молча смотрит на неё, затем поднимается и идет к двери.

АНГЕЛИНА: Куда ты?
ИВАН: Подальше.
АНГЕЛИНА: Это где?
ИВАН (тихо, самому себе): Наверное, в могиле. (громко) Прогуляюсь.
АНГЕЛИНА: Куртку возьми!

Иван выходит. Ангелина проходит к входной двери, крепко её закрывает. Задумчиво смотрит на плойку для волос на тумбочке, потом уходит в комнату мужа и гасит за собой свет.

Картина третья

Всё та же комната. Темно. За дверью слышатся голоса – это Ольга и Иван.

ИВАН: В такой темноте разве попадешь…
ОЛЬГА: А ты не спеши. На ощупь.
ИВАН: Слишком много мы выпили, чтоб сейчас что-то на ощупь…
ОЛЬГА: Ай!
ИВАН: Ты чего?
ОЛЬГА: По ноге что-то пробежало.
ИВАН: Кошка, наверное.
ОЛЬГА: Нет у нас никаких кошек. Всех твоя мать извела.
ИВАН: Значит, мышка. Постой спокойно, я вообще забыл, где тут замок.
ОЛЬГА (передразнивая): А голову ты дома не забыл? Дай сюда ключ, он вообще-то мой.
ИВАН: Теперь ты будешь говорить, как моя учительница младших классов? Взаимный террор?
ОЛЬГА: Дай-сюда-я-сказала!

Через несколько мгновений оба вваливаются в комнату. Иван зажигает свет. Ольга стоит, подперев стену спиной и тяжело дыша. Иван, глядя на неё, начинает смеяться.

ОЛЬГА: Оно второй раз по мне пробежало. Не смейся!
ИВАН: Ты же смеялась, когда я хотел уйти с кладбища после захода солнца.
ОЛЬГА: Тоже мне сравнил. То ведь кладбище. А это - подъезд.

Иван кивает и садится на диван. Ольга медленно отходит от двери и присаживается рядом с ним.

ИВАН: Плохо, что у него могила не убрана.
ОЛЬГА: Ты серьёзно?
ИВАН: В смысле?
ОЛЬГА: Серьёзно думаешь, что Колю это сейчас волнует?
ИВАН: Откуда я знаю. Я же не умирал.
ОЛЬГА (задумчиво рассматривает ладони своих рук): А я по-моему умирала.
ИВАН: Ты пила по-моему. Слишком много.
ОЛЬГА (оборачивается к нему с неожиданной злостью): Ты что, думаешь, раз мы провинция – и говорить с нами не о чем?
Иван: Нет, почему, я…
ОЛЬГА: Знаешь, какой у нас мужик работает на скорой помощи? Огромный, как два тебя, ручищи – во! Он один раз в отпуск слетал в Турцию, только вернулся почему-то не через две недели, а через три дня. Пальмы, говорит, там везде растут. Не могу на них смотреть. А знаешь, почему? Его повесили на одной из таких пальм в прошлой жизни.

Пауза.

ИВАН: Он что, был негром?
ОЛЬГА: Почему?
ИВАН: Ну, пальмы, негры…
ОЛЬГА: Колонизатором он был. В белом колпаке.

Оба смеются. Ольга облокачивается на спинку дивана, Иван обнимает её одной рукой.

ОЛЬГА: Тебе понравится у нас. Тут спокойно.
ИВАН: А подъезды вечером?
ОЛЬГА: Ну, кладбище ты уже пережил. И с подъездами справишься…

Пауза. Ольга прикрывает глаза, положив голову на плечо Ивану.

ОЛЬГА: Это хорошо, что мы сегодня встретились. Я вообще не часто в той части города хожу, а тут вдруг захотелось… Можешь на работу устроиться. В больнице санитары нужны. Ты не думай, там оклад хороший. Отца приструнишь, мать успокоится.

У Ивана начинает звонить телефон. Одной рукой он достает его из кармана, но, взглянув на экран, поднимается и отходит к входной двери.
ИВАН: Да, я. Уехал, мне срочно нужно было… так ведь Олег за меня.

Пауза. Иван напряженно слушает. Ольга сонно наблюдает за ним.

ИВАН: Как, вот прямо обе ноги? Твою мать… я имею ввиду, передайте мои соболезнования, Евгений Сергеевич. Да, конечно. Первым рейсом. Да. Да. Спокойной ночи.

Иван кладет телефон обратно в карман. Разворачивается и задумчиво смотрит на Ольгу. Потом подходит к дивану, и, став на колени перед ним, вытаскивает чемодан.

ИВАН (не глядя на Ольгу): Неудачно получилось. Напарник по пьяни в открытый люк упал, представляешь?… С позвоночником вроде всё нормально, но заработал перелом обеих ног, с бедром что-то. Нужно ехать.
ОЛЬГА: Что, его проведывать?
ИВАН (лихорадочно перебирая вещи в чемодане): Нет, работать.
ОЛЬГА: Ваня, ты дурак?

Иван вынужденно поднимает взгляд на неё.

ОЛЬГА: Там есть, кому работать. У тебя отпуск.
ИВАН: Ну, это не то, чтобы отпуск…
ОЛЬГА: Ты приехал к родителям в другую страну, взяв не-то-чтобы-отпуск? К родителям, которых не видел пятнадцать лет?!

Иван медлит, но всё же отодвигает чемодан, и садится на пол, облокотившись головой о сидение дивана.

ИВАН: Ну… что мне тут? Я же ничего не изменю. Я ничего менять не умею. Да, я люблю родителей, и жену вот тоже любил. А что толку, если моя любовь ничем не оборачивается.

Пауза

ИВАН: Ты Дон Кихота знаешь?
ОЛЬГА: Лично – нет.
ИВАН: Это жаль. Потому что он последним был, кто ещё пытался найти применение для любви. Колотил кого ни попадя, латы свои полировал – в общем, как и положено рыцарю, отдавшему сердце Прекрасной Даме. Только его Дульсинея как была свинаркой, так и осталась. Как её ни люби.

Пауза

ОЛЬГА: Последние три года твоя мать рассказывает мне одно и то же, если я не успеваю убраться вовремя восвояси. Ванечка приедет. Он такой хороший. Просто слишком много работает. Но он приедет, конечно, конечно, конечно. И вот тогда вострубят ангелы и наступит Рай на Земле.
ИВАН: Бедная природа. Она создала столько поколений, но ни одно себя не оправдало. Что ты от меня хочешь? Чтобы я пустил себе пулю в лоб, раз такой плохой сын?
ОЛЬГА: Ты не плохой сын. И даже не дурак. Ты просто копия своего отца.

Иван вскакивает, замахивается на Ольгу, но тут же опускает руку.

ИВАН: Съезжай отсюда. Роди кому-нибудь детей. Деваться некуда, природу всё равно замкнуло. Знаешь, что она делает, когда получаются одни скоты вроде меня? Просто рожает новых.

Вновь опускается перед чемоданом, быстро складывает его и идёт к двери.

ИВАН (остановившись у двери): А знаешь, Оля, что самое смешное? Мне правда не стыдно. Я бы тут жил только ради того, чтобы отец вовремя дозу получал, ты на меня слюни пускала, и негры в больнице про пальмы рассказывали. Бога ради. Мне этого и в Москве хватает.

Ольга молчит, закрыв лицо руками. Она плачет.

ИВАН: Вот что тебе скажу: ты просто копия моей матери.

Уходит, хлопнув дверью. Ольга сворачивается калачиком на диване. Свет на сцене гаснет.

Картина четвертая

Возня на темной сцене. Слышно, что растворяется дверь в комнату Ангелины и Федора, отодвигают диван.
Потом резко зажигается свет. На середине сцены стоит стул, к нему привязана Ольга. Слева от неё стоит Ангелина, справа Фёдор.

ФЁДОР (толкает Ольгу пальцем в плечо): Ну блять. Схуяли она до сих пор спит?
АНГЕЛИНА: Укол так действует. Себя вспомни.

Фёдор согласно мычит, ходя вокруг Ольги. Ангелина берет со столика у двери плойку и подключает её к розетке. Разматывает провод, проверяя, достаточно ли его до Ольги. Кивает Фёдору, чтобы тот подвинул. От толчков, которыми он передвигает стул, Ольга просыпается.

ФЁДОР: О. Доброе утречко.
ОЛЬГА: Анге… это что такое? Что вы делаете?
ФЁДОР: В порядок тебя приведем (к Ангелине) Как там?
АНГЕЛИНА (пробует пальцем плойку) : Ещё не нагрелась.
ОЛЬГА: Вы что, с ума все сошли? Чего у меня руки связаны? А Ваня… (вспоминая).
АНГЕЛИНА: Да, Ваня. Мы ему звонили. Он уже в поезде, возвращается в Москву.
ОЛЬГА: Его вызвали, потому что напарник упал в люк. Сломал себе что-то.

Фёдор замахивается на Ольгу.

АНГЕЛИНА: Нет! Не так. Подожди.

Ольга ошеломленно смотрит на них. Ангелина снова пробует плойку: та прогрелась достаточно. Она подходит к Ольге.

ОЛЬГЕ: Что вы собираетесь делать? Зачем это?! Ангелина, пожалуйста! Помогите!

Ангелина, не слушая её, хватает одну прядь волос Ольги и начинает наматывать её на плойку. Намотав до предела, прижимает раскаленный металл к голове Ольги. Так кричит от боли.

АНГЕЛИНА: Особо не старайся. Когда он (кивая на Федора) меня лупил, только ты одна и приходила.

Ангелина берется за новую прядь.

ОЛЬГА: За что? За что?! За что меня?!
АНГЕЛИНА (прижимая плойку к голове): Ты сама знаешь.
ОЛЬГА: Нет! Я не знаю! Перестаньте, пожалуйста, мне больно!
АНГЕЛИНА (переходя на фальцет): Ванечка из-за тебя уехал! Ты же, небось, вешалась на него – думала, я не понимаю?! Мало местных тебе, нужно ещё и на нашего…

Ольга продолжает кричать. Ангелина продолжает парикмахерские процедуры.
Наконец, Ангелина становится прямо перед девушкой.

АНГЕЛИНА: Ну, почти всё. Не хнычь. Как ты думаешь? (к Фёдору) Только чёлка осталась. Сейчас…

Ольга сопротивляется изо всех сил, но Ангелина всё равно захватывает переднюю часть волос плойкой, и с силой прижимает ту к глазам.
Свет на сцене начинает понемногу гаснуть. Ольга также затихает. Фёдор отодвигает её стул на арьерсцену. Ангелина в это время отключает плойку, аккуратно сматывает её и кладет на стол. Они с Фёдором садятся на диван – теперь только там остается луч света.

АНГЕЛИНА: Ванечка приедет. Он хороший.
ФЁДОР: Какой Ванечка?

Ангелина улыбается, смахивая пылинки с его рубашки.

АНГЕЛИНА: Просто слишком много работает. Но он приедет, конечно, конечно, конечно. И вот тогда вострубят ангелы и наступит Рай на Земле…

КОНЕЦ