***

В толпе я раствориться не сумею,
Ведь не дано мне это счастие зевак.
Я пред тоскливым одиночеством робею,
Смеюсь в ответ на что-то, кое-как.
Мне стало душно в оболочке тела,
Под скорлупою собственных тревог,
Но, слава Богу! Никому нет дела.
Пусть все считают – каждый сам себе пророк,
Пока себя не загонял в тупик душевный,
Где свет сужался, превращался в нить,
И ты стоишь, издерганный и нервный,
Как зверь, что разучился даже выть.
Не в силах удержать окурок горький,
Я падаю, колени преклонив.
Но под запекшейся вселенной коркой
Пульсируя, все нарастает срыв,
Как стержень механической работой
Дотла стирает острые углы,
Так он пытает злостью и икотой,
Неотвратимостью касания иглы.
Сорвется криком, бранью и проклятьем,
Желанием сбежать, да вот куда?
А вкруг стоят недвижимою ратью,
Как каменные, – люди, города…
И снова воспаляется  сознанье,
И снова шум, огни и голоса,
А через толщу мышц, в мозгу – молчанье.
И беспросветная, слепая полоса.
Больней всего мне знать, что дальше – хуже,
Но под ударами лежать уж невтерпеж!
Мне этот день, и целый век не нужен,
Любви давно равны пороки, ложь.
Я говорю с гудящим роем лиц,
Смеющихся, рыдающих, молчащих.
Но те уходят, мне напомнив птиц
В лазурном небе, к светлому, летящих.