На лекции

Когда лектор, низенькая женщина лет за пятьдесят, незаметно прокралась сквозь толпу студентов, осадивших вход в блочную аудиторию, и затем открыла дверь, то те тут же, сдавливаясь и сжимаясь, поспешили втолкнуть себя внутрь, и, зайдя наконец-то в аудиторию, каждый на долю секунды почувствовал радость от вновь обретенной свободы. Разжавшись, все, - кто бегом, кто шагом,- поспешили занять свои места. У некоторых словно заранее была намечена цель, и они уверенно двинулись в сторону выбранных парт; другие же, немного погодя, пометались туда-сюда, но и они потом остановили поиски и заняли свои места.
Моя группа неполным составом (потому что остальные пара человек решили прогулять) пошла на правый ряд и сделала остановку у парт посередине. Я плелся за всеми, в каждом моем движении читалась утомленность. Мне не терпелось сесть повыше и дочитать том Акутагавы. Когда все, кроме меня, сели, то Л., севшая с краю, подняла голову и как-то выжидающе посмотрела на меня. «Ну что, садись давай», говорила будто она мне своим взглядом. Я, ничего не сказав, повернулся и рывком достиг почти что самой верхней парты. Там я решил пересидеть лекцию. Группа моя зашуршала хихиканьем. На мне же появилась утонченная маска снисходительной, но доброй усмешки — все это всегда происходило неосознанно, и поэтому я заработал себе репутацию высокомерного сноба. А ведь это всего лишь был своего рода противогаз, который всю мою короткую жизнь защищал меня от смога насмешек и непонимания со стороны других
Левый зуб мудрости вновь принялся за свое: вся челюсть потяжелела, налившись болью, и не то что жевать — говорить мне было мукой. А тут еще и обветрившиеся губы трескались от малейшего движения. Сколько себя помню, со ртом моим всегда были какие-то проблемы, в этом, наверное, и крылась суть моей молчаливости и замкнутости. Но, наученный опытом, я скрывал это и всегда, будучи взволнован или смущен, старался вести себя как можно развязнее.
Во рту пересохло, язык онемел, глаза чесались. И душно, очень душно мне было. А сидя рядом с окном, я лишь ощущал колючий мороз с одной, и жаркую духоту с другой стороны тела. Я хотел домой.
Лектор начала занятие с переклички. В блочной собрался весь поток — так что моя очередь обозначить свое присутствие была нескоро, поэтому я, ни минуты не теряя, раскрыл книгу и погрузился в чтение.
«Вести себя развязно, несмотря на робость, - одна из моих дурных привычек» - Акутагава как всегда понимал меня. И вслед за этой, почти сразу же мне попалась на глаза другая фраза, очень нежно, но звонко сыгравшая на моих струнах:
- Люди, постоянно летающие на аэропланах, дышат воздухом высот и поэтому постепенно перестают выносить наш земной воздух...
Я осмотрелся. Из-за этой фразы я еще больше почувствовал себя запутанным, неразбериха в моих отношениях с другими и самим собою лишь стала еще хаотичнее. Вырвавшись из глубин, эта мысль начала грызть мне разум, но я вовремя придушил её. Не время для рефлексии — надо читать и стараться делать вид, что пишу лекцию. Когда назвали мою фамилию, я, не поднимая головы, глухо сказал «здесь».
Рассказчик, а может и непосредственно сам Акутагава, страдал от бессонницы, головных болей, галлюцинаций. Да, не прогадал я, решив раскрыть книгу именно в этот момент: сопереживать герою не составляло труда. Я едва удерживался от того, чтобы не разлечься на скамье и читать, читать, читать...
Вот на доске определение «материи», пожалуйста запишите его. Вы там на задних рядах хорошо видите?.. Ну я тогда озвучу его, так. Значит, что такое материя: материя — это все, что существует вне человеческого сознания..., - говорила лектор заботливо, с нотками воспитательницы младшей подготовительной группы, - то есть не зависит от него никаким образом, так... от сознания... и прямо или косвенно может действовать на его органы чувств.
Я поднял голову и быстро перечитал написанное на доске определение. Рука тут же сорвалась записывать. Дергаясь, она выцарапывала кривые буквы, которые складывались в слова, показавшиеся мне неким откровением — нет, даже не откровением, а своеобразной прихожей в Нирвану.
Самое странное, что я-то всю жизнь это знал, но не придавал и малейшего значения. Ничего нового я не увидел и не услышал на этой лекции, но вслух проговоренные, эти слова обрели какой-то сакральный фаталистический смысл, который дорисовал уже я сам и моя воспаленная восприимчивость.
Я отложил книгу. «Вне человеческого сознания...» - что-то очень грустное было в этих словах, что именно — я еще не мог сформулировать. «Вне...», полушепотом сказал я и вновь принялся читать.
Духота полностью осушила голову, а левая рука не на шутку замерзла. Встать и закрыть окно? Нет, вставать не хотелось. Я все еще хотел лишь одного — уйти домой.
Уйти во время перерыва?
Итак, следует перечислить основные свойства материи. Главные: неуничтожимость, объективность, неисчерпаемость, бесконечность в пространстве. Записали?
По мне еще раз пробежал ток какого-то смущения, и я слегка испугался того, что услышал.
Мне вспомнился мой любимый закон физики — закон сохранения массы и энергии. Он поражал меня своим величием, он казался мне самим воплощением неизбежности. Подобно царю, он умиротворенно сидел на вершине мироздания и взирал на всю Вселенную.
Как-то раз я сказал своему другу, что мне жаль Вселенную — что бы ни случилось, этот закон гарантирует, что она никуда не денется. Схлопнется, сгорит, но, словно Феникс, обязательно переродится во что-то иное. У неё отняли право смерти, право получить заслуженный отдых. В этом было что-то прекрасное и обнадеживающее — а разве не так? Так или иначе, она будет. Так что можно не бояться же!
Но еще в этом было что-то трагичное. И будет наша матушка Вселенная, как Сизиф, вечно тащить на гору огромный камень своего же бесконечного существования...
Уйти во время перерыва?
Благороднейшей целью мне в тот миг показалось открытие возможности достичь этот проклятый абсолютный нуль. Я так подумал, потому что меня задели (не оскорбили, именно задели) слова «не зависит ни коим образом от вмешательства человека».
- Так, сознание. Запишите, пожалуйста: сознание — процесс отражения действительности мозгом человека, включающий в себя все формы психической деятельности..., - тут лектор сделал небольшую паузу, чтобы все записали. Я тоже начал писать — мне показалось, что все началось складываться в какую-то страшную картину, - и форм целенаправленных действий, а также способность мыслить, чувствовать и так далее... Записали?
Я записал это сразу под определением материи, благо остальную лекцию я лишь прослушал. Теперь, как мне казалось, все начало вставать на свои места. И опять-таки это не было чем-то новым. Я давно, начитавшись про дзэн-буддизм, терзался проблемой отношений «субъект-объект», субъективизма, относительности восприятия мира...
На операционный стол моего интеллекта наконец-то положили вплотную друг к другу два фундаментальных понятия, затем вложили мне в руки скальпель и дали команду приступить к исследованию.
Наступил перерыв. Моя решимость уйти раньше всех, гордо наплевав на лекцию, улетучилась.
Мне стало грустно и тоскливо. Я отчаялся. Мне неожиданно показалось противным, жалким, ничтожным абсолютно все, что я собирался сделать — да что вообще кто-либо когда-либо собирался делать.
Я подумал, что Будда не разорвал никакого цикла реинкарнаций — он просто, сидя у древа бодхи, дошел своим умом до тех же вещей, и понял, что умерев, он станет наконец-то един с тем великим царством, что и назвали Нирваной — с этой пресловутой материей, самой Вселенной. И тут не нужны никакие коаны, не надо тараторить безостановочно всякие мантры и сутры. Все настолько просто — и в то же время пугающее. Рецепт бессмертия, которого кто-то хотел достигнуть путем великих открытий или свершений, оказался до безобразия элементарен.
Дальнейшая лекция не представляла собой ничего интересного. Я дочитал рассказ, сунул книгу в рюкзак и опрокинул голову на стол, мучаясь от духоты и мороза. Потом лекция  закончилась. Я покинул блочную, влившись в поток других студентов.
Во всем этом было что-то мерзкое.