То, ради чего стоит жить

Эпиграф

Не кричи - никто не услышит.
Ты в западне невиданных миров.
Окутан ложью, стен-оков не видишь.
Закрыв глаза безмолвно пой о…
_
Из мемуаров аквариумной рыбки.
_______

Затемнённые участки сознания всё больше поглощали жизнь. С каждой секундой становилось яснее: выхода нет. Скачок боли и ещё меньше сознания во власти ясности. Смерть или что это (?) приближалась размерено и в то же время была непоследовательна и как бы скромна, застенчива. Походила на море с его волнами, приливами, отливами.

Нельзя было сказать наверняка, скоротечна ли была неизвестная болячка или наоборот медленна и мучительна. Время изменялось: растягивалось, сокращалось, вовсе потеряв всё, за что его можно было назвать временем.

Да, было больно. Но не ясно насколько. Болезнь поглощала мозг. В моменты приливов боль не чувствовалась в полной мере, так как мыслила только оставшаяся часть рассудка приглушённого мозга. В моменты отлива, когда волны темноты отступали, прояснившийся разум торжествовал и, делая ощущения острыми, усиливал боль.

Осознанность уменьшалась на глазах. Это было видно. Редкие прояснения тут же накрывались красными одеялами боли. Теперь можно было задуматься: так ли духовна жизнь?

В минуты, когда боль затмевала рассудок целиком, оставалось понятным лишь одно: «Я» прямо зависело от целостности и работоспособности мозга. Это воспалённый мозг с интересом для себя наблюдал, смотря, как всё более и более беспомощным он становился во времена сильных головных (?) болей. Тогда он любил «смотреть» на прекрасно переливающиеся волны бархатной боли. Они, то надавливали чуть сильнее и создавали мучения не совместимые с жизнью, то чуть ослабляли хватку, делая страдания менее острыми. В эти часы хорошо просматривалась грань между жизнью и смертью. Это было незабываемо, прозрением. Близость смерти захватывала.

Повреждённый, мозг создавал нового человека или точнее старого, но без части воспоминаний, навыков, рефлексов, чувств. Без мозга человеческая единица исчезала. Смерть была исчезновением. Не перемещением в другое тело, не преддверием загробной жизни, не освобождением души, но лишь темнотой и отсутствием.

Эти очевидные вещи не маячили где-то вдалеке неосязаемые, но теперь приблизились, дали себя «пощупать» и в полной мере осознать.

Он умирал со знанием. Знанием того, что вскоре исчезнет навсегда. Нет, не было никакой души или как ещё это называют люди? С потерей мозга наступали мрак и тишина, сон без сновидений.

В четверг его везли… Кхгм! В четверг его тело было привезено в морг. И действительно, как и предполагал, теперь он стал краткосрочным воспоминанием этого мира. А душа? Да, она была. Безмолвная и глупая, похожая на огонёк пламени в когда-то пылающем костре. Встрепенулась и вознеслась ввысь, оставляя за собой красивый след искрящейся синевы. Но это уже не имело никакого значения.