Батюшка Дон кн. 2 гл. 2

С раннего утра 24 июня 1941 года на лесистой Брянщине , как назло, зарядил мелкий нудный дождь. Зябнущие люди стояли неплотной толпой, и по их лицам стекали ручейки прозрачных капелек, издалека похожие на обильные слёзы. Председатель колхоза «Коммунист» Дубцов Иван Васильевич, по прозвищу «Ероплан», проводил митинг жителей села Криницы по случаю объявления войны с Германией.
- Тише вы, черти! - крикнул он зычным голосом, успокаивая гудящих колхозников.
- Давай, начинай…
- Я те счас начну! - пригрозил Иван Васильевич, мужчина высокого роста, который носил галифе, заправленные в сапоги, военную гимнастёрку, подпоясанную ремешком и командирский картуз с удлинённым матерчатым козырьком. - Все собрались?
- Давно…
Народ начали сгонять ещё с темна, но пришли не все. Илья Афанасьевич Сафонов зло ответил на приглашение на митинг соседа Егора Минакова:
- Я не пойду, Машку пошлю!
- Пошли, порадуемся! - сказал легкомысленный Минаков.
- Чему радоваться? - буркнул Сафонов, он участвовал в первой мировой войне и знал, о чём говорил. - Это ж война!
- Дык немец до нас не дойдёт!
- Поживем, увидим…
Большинство собравшихся односельчан считали так же, как Егор. Сияющий Дубцов живо открыл митинг, он говорить умел и любил:
- По колено в крови будем, но защитим Советскую власть!
Народ одобрительно загудел, никто не верил в то, что беда может коснуться его самого. Не думала об этом и красивая девушка Марья Сафонова, лузгающая семечки сбоку от основной толпы колхозников.
- С чего бы это «Ероплану» нас стращать? - недоумевала она. - Что может случиться?
Мария, по-уличному «Морозиха», считала себя счастливицей.
- А, как же иначе? - подумала она, высматривая симпатичных парней. - Родилась в голодный год в паре с братом Николаем и осталась жива...
Такой вариант казался вероятным. У родителей Марии было восемь детей, в живых осталось четверо. Остальные умерли от болезней, голода и несчастных случаев. Мария и брат-близнец Николай были старшими из выживших.
- С прибавлением в семействе вас! - издевательски улыбаясь, сказала подошедшая Варька Боброва, по прозвищу «Пасючка».
- Благодарствуйте!
- Батя твой молодец…
Варя была на год старше её и щеголяла в новом цветастом платке.
- На старости лет батьки совсем сошли с ума! - осуждающе подумала Маша и добавила:
- А, у тебя, что с Ванькой?
Два дня назад у неё родилась сестрёнка, и очевидный факт излишней любвеобильности родителей казался ей чрезвычайно постыдным.
- Людей бы постыдились, мать на пятом десятке разродилась… - думала она, пока подруга рассказывала об очередном ухажёре.
- Вчера целовались и обжимались! - с тайной гордостью призналась «Пасючка».
- Иди ты!
Крупноватый нос подруги свидетельствовал, что человек не обуздан в желаниях и не всегда может остановиться. Такие женщины часто бывают катализатором разных конфликтов, которые, провоцируют сами.
- Он мне вчера такой смешной случай рассказал, - закатила голубенькие глазки Варька. - Хочешь, перескажу?
- Давай.
Боброва плотно наклонилась к маленькому ушку подруги и жарко зашептала:
- Нашего бывшего председателя колхоза в 1937 году вызвали в Донаху. «Как вы спите с женой? В коком положении находитесь?» - спросила строгая комиссия. Председатель думает: «Скажу сверху - за карьеризм расстреляют. Скажу снизу - за отсутствие инициативы!.. Скажу слева - за левый уклон, а справа - за правый».
Варвара сделала театральную паузу, а заинтригованная «Морозиха» задержала дыхание. Подруга сказала:
- Председатель бодро ответил: «Занимаюсь онанизмом».
- И что дальше? - спросила покрасневшая Машка.
- Расстреляли... за связь с кулаком и системное разбазаривание семенного фонда.
Девушки смущённо захихикали. «Ероплан» прервал долгую речь и с осуждением зыркнул на них. Сафонова с завистью посмотрела на голову заносчивой подруги, покрытую цветастым платком, и вздохнула:
- Вот бы мне такой купить!
- Опоздала, - с плохо скрытой радостью ответила подруга. - Всё разобрали…
- Жалко!
- Только материя на штаны мужские осталась.
- Отцу скажу, - огорчилась Мария и добавила: - У него совсем прохудились…
- Штаны нужны мужчинам, - пошутила подруга, - чтобы прикрывать свои мысли!
Деньги за каторжную работу колхозники не получали. За выходы начисляли на трудодни натурпродукты, которые они получали в конце года. В сельпо покупали крайне редко. Керосин, спички, соль, ситец и платки.
- Я решила, что расшибусь в лепёшку, - похвасталась гордая «Пасючка», - но платок куплю!
- Счастливая…
Ситец продавали только членам потребительского кооператива. Им мог стать каждый за небольшой копеечный взнос, отмечаемый маркой в билете.
- Нужно было вовремя вступать в кооператив! - назидательно сказала Боброва. - Постоянным пайщикам продают аж по два метра!
- Что теперь говорить… - огорчилась Мария и отвернулась от подруги.
Пока разошедшийся оратор разорялся, стоя на крыльце неряшливой колхозной конторы, Мария, вспомнила свою счастливо сложившуюся жизнь.
- Почитай живём, как у Христа за пазухой! - Мария в свои семнадцать лет была девушкой рассудительной и серьёзной. - Работай и радуйся!
Весной она окончила семилетнюю школу и стала полноценной колхозницей, чем несказанно гордилась.
- Вот бы выучится на тракториста, как Паша Ангелина! - мечтала Сафонова, вдохновлённая легендой о первой женщине трактористке.
Колхозы обслуживали тракторные бригады районного МТС по несколько тракторов в каждой. Председатели колхозов знали всех трактористов и их повадки наизусть.
- Как всегда нам самые капризные достались, - каждый год ругался председатель.
Встречали бригаду, как дорогих гостей: резали телёнка, чтобы кормить хорошо, в отличие от других колхозников. Подносили обязательной водки. Если их плохо встречали, не магарычили, то трактористы пару дней ковырялись для вида, техника ломалась, и гастролёры уезжали.
- Те живут припеваючи! - позавидовала Маша, которой приходилось пока выращивать колхозную коноплю.
Эта сельскохозяйственная культура была стратегической для колхоза «Коммунист». Из неё выжимали самодельное конопляное масло. В бутылку с конопляным маслом опускали стержень гусиного пера, а потом капали им в чашку со щами или кашей.
- У конопли различают мужскую и женскую особь, - научила её глуховатая бабка. - Мужская особь зацветает синим цветом в конце июня.
- Как раз должна…
Из отцвета после длительной обработки ткали прочный материал - посконь. Стебель отцвета светло-зелёного цвета бабы выдёргивали и выносили на край поля. Затем собирали и замачивали в копанях.
- Копани - ямы для замочки конопли. - Мария гордилась, что быстро усваивала любую работу. - Копать их нужно близ воды или на болоте...
Она вымачивалась до первых заморозков, потом доставалась баграми. Женщины ловко воровали для себя по несколько снопов.
- Ведь на нескольеих сотках личного подворья не вырастишь одновременно и картофель, и коноплю, и зерно… - оправдывались они друг перед другом.
Дома вымоченную и высушенную коноплю мяли на мялках - специальных деревянных козлах. Когда бабы мяли коноплю в колхозе, тоже воровали, обмотав её вокруг талии под просторной одеждой.
- А, как же проживёшь иначе? - Мария давно привыкла, что колхозники тащили домой всё, что плохо лежит.
Дома в большой чугун затрамбовывали мятую коноплю и заливали горячим щёлоком. Ставили в печь и упаривали. Затем вытаскивали, высушивали и в деревянной ступе, толкачами, нежно толкли, доводя до «шёлкового» состояния.
- Мягкая, как кожа у сестрички… - Сафонова вспомнила о ней и улыбнулась.
Гребёнкой вычёсывали волокна, а щёткой расчёсывали. После этого можно было прясть на прялке нити. Затем их ткали на домашнем станке. Всё происходило в течение поздней осени и зимой. Весной, в мае, вытканные длинные холсты вымачивали в воде и выбеливали на солнце, застилая холмы.
- Из холстов получается добротная одежда, скатерти и занавески, - закончила Машка в уме цикл производства. - Но фабричное всё же лучше…
… Пока она размышляла, нудный митинг закончился. Народ начал бодро растекаться по дворам.
- Пошли пройдёмся… - сказала заскучавшая Варька. - Хоть одна польза от митинга, в колхоз на работы не идти!
- Я домой побегу, - ответила ей Сафонова, - зараз обедать будем.
- Тебе лишь бы жрать…
Всю недолгую трудную жизнь Марийка постоянно хотела есть. Она часто думала, что, если бы не налог государству, они бы жили счастливее всех на свете.
- Тогда бы я поела досыта… - думала она с раннего детства.
В 1937 году на каждое деревенское подворье был утверждён налог: сто яиц, сорок пять килограммов мяса, половина шкуры зарезанной свиньи и семьсот литров молока.
- Нет у меня кур! - возмутилась их пожилая соседка бабка Акимиха.
- Даже если и не имеешь вовсе кур, налог государству обязан заплатить, - спокойно ответил уполномоченный.
- А, где мне «живую» копейку брать?
- А, я знаю…
Зимой, когда куры не неслись или корова перед отёлом не доилась, росла пеня за неуплату налога яйцами, молоком и маслом. По поводу этих налогов сложили частушку:
- «Ждала курочка весны, ждала - веселилась, «наложили» сто яиц - она удавилась!»
Садов было мало, так как с корня плодового дерева, как и с пчелиного улья, брали налог в сто рублей. Уполномоченный района от Минсельхоззаготовок Кулешов стал считать яблони на соседском подворье, а хозяйка напомнила ему:
- Это ведь берёзки!
- А, я, что, Мичурин тебе? - бросил он в ответ снисходительно. - Растёт в саду дерево - значит плати!

***
Сафоновы жили на крайней улице села, рядом с берёзовым светлым лесом. Жили дружно. Отец семейства Илья Афанасьевич был человеком основательным. Женился только когда вернулся с первой мировой войны, перед Февральской революцией. 1917 года.
- Дело это серьёзное! - понимал он. - Мне уже не двадцать лет, поэтому к выбору невесты нужно подойти основательно…
Подходящих невест для него по возрасту в селе было целых три штуки. Все девушки были замечательными, красивыми, все нравились симпатичному парню.
- Пойду за советом к священнику! - решил Илья.
Батюшка был человеком мудрым и понимал, что внешность в жене не главное:
- Жить-то с характером придётся...
Он спросил у парня, чего он ждёт от семейной жизни. Тот ответил:
- Жена нужна послушная, внимательная и работящая.
Священник посоветовал попросить, когда будет у них в гостях, у всех трёх девушек, чтобы они принесли ему полчашки чая.
- Зачем? - удивился нетерпеливый Сафонов.
- Проверишь их на внимательность к себе, - ответил батюшка. - Кто принесёт именно половину чашки, на той и женись.
Илья поблагодарил его и по очереди обошёл претенденток. Первая и вторая принесли по целой чашке чая, а третья девушка Авдотья половину чашки, как он и просил.
- Выходи за меня замуж! - сразу предложил ей Илья.
Они сыграли свальбу и Сафонов за двадцать пять лет жизни с ней ни разу не пожалел о своём выборе. Недавно он поставил просторную хату на надёжных дубовых сваях. Вместо фундамента - завалинка из земли. 
- В нашей хате деревянные полы, - гордилась семья.
Все родственники участвовали в дружной постройке. Крышу хаты покрыли соломой. Укладывали на стропила снопы, скрепляли их и проливали глиняным раствором. Чтобы глина схватывала солому, как можно глубже, били по снопам деревянной правилкой с железным крюком на конце.
- При такой технологии крыша не протекает и хорошо сохраняет тепло на чердаке, - объяснил нанятый строитель.
- В Донахе я видел железные крыши, - усомнился Илья Афанасьевич.
- Чёрти шо и сбоку бантик! - прокомментировал кровельщик. - От дождя гремит, как барабан…
Вход в хату был через тёмные сенцы. Справа от них пристроилась светлица, где не было печки и грубки для топки. В основной хате, слева при входе, находилась печь. Справа, от входа, - лавка-конник. В конце лавки - святой угол с иконами.
- Хозяин должен сидеть под образами, - говорила бабка.
- Так счас же нельзя? - фыркнула внучка Маша.
- Вот от того и беды наши…
По другую сторону стола стояла скамья метра четыре длиной. Была и маленькая передвижная скамейка. Когда Мария влетела в дом, вся семья садились за стол обедать. Мать семейства поставила взрослым и детям общую глиняную миску.
- Помоги накрыть на стол! - велела она дочери.
- Хорошо! - сказала Машка и достала с полки ложки.
Ложки были деревянные, которые колхозники делали сами. Крашеные ложки покупали у заезжих продавцов. У каждого в семье была своя ложка с особой меткою.
- Это не моя! - попробовал заартачиться Митька. 
- Сгрыз её, - взвился старший брат Николай, - этой ложкой и ешь!
Одновременно с дочерью с работы вернулись её пожилой отец и шебутной брат. Они были мокрые от пота после отработки обязательного трудодня в колхозе.
- Ходила на митинг? - строго спросил Илья Афанасьевич.
- Так, батько! - ответила Маша, подавая чистый рушник.
- И шо там?
- «Ероплан» призывал раздавить фашистскую гадину.
- Сам-то, небось, на войну иттить не думает…
За обеденный стол сзывали всех, чтобы в печь не лазить за горшками лишний раз. На стол подавали заботливая бабушка и захлопотанная мать. На первое были щи постные, заправленные конопляным маслом.
- На второе картошка толчёная, - сообщила Авдотья.
- Лучше бы каша…
По постным дням блюда заправлялись конопляным маслом или молоком. В праздничные дни «заправка» была с дорогим коровьим маслом. Ели салаты из кислой капусты с конопляным маслом, тюрю на хлебе и воде.
- А чай будет? - спросил мать сластёна Митя.
- Компот…
- Вот бы вдоволь попить чаю с кусковым сахаром… - помечтал мальчик.
Большинство селян жило несытно, постных дней в году было больше, чем праздничных. Отец семейства работал завхозом, получил в конце прошлого года на трудодни пятьдесят рублей и сделал заказ на гармонь для старшего сына Николая.
- Денег не хватило, пришлось ещё проса продать, - пожаловался он.
- Сдалась тебе энта гармонь?! - осудили его односельчане.
- Что вы понимаете в колбасных обрезках, - сплюнул старший Сафонов, который в немецком плену работал в колбасном цеху.
Сафоновы поели холостые постные щи. Сидели и ждали картошки, в животах у всех бурчало. Илья Афанасьевич нашёл выход из положения:
- Сыграй-ка, Коля, нам что-нибудь на второе!
- Придумал тоже, - заругалась жена.
- Всё лучше, чем слышать, как «поют» кишки…
Гармонь в крестьянской семье передавалась по наследству, её берегли, как зеницу ока. По ценности она приравнивалась к ружью, хорошей корове, новой бане, карманным часам или мужскому костюму-тройке.
- Зачем нам гармонь? - укорила мужа Авдотья. - Лучше бы Машке пальто купили…
- Глупая ты баба, Дуня, - снисходительно протянул Илья Афанасьевич, - Гармонист, имевший свою гармонь, первый гость на свадьбах и праздниках.
- И что из того?
- Его угощают как близкого родственника! - напомнил муж. - Нам в любом случае прибыль.
Гармониста уважали и охраняли. Девицы упевали его, друзья во время драки заслоняли собою. По игре и по тону, который у каждой гармони был свой собственный, узнавали, кто и откуда идёт на гулянье.
- Колька после вечери гулять вышел! - начали говорить девки. - С гармошкой.
- Парень хоть куда…
Из-за стола домочадцы встали полуголодные. До нового урожая было нелегко прокормить семеро ртов.
- Старая бульба закончилась, - мимоходом сообщила мать.
- Ничего, - сказал неунывающий отец, - скоро будем подкапывать молодую картошку.
Ложась спать он внезапно вспомнил давний совет батюшки и спросил Авдотью:
- А почему когда я попросил у тебя пол чашки чая ты и принесла половину?
- Какого чая? - недовольно отозвалась уставшая жена.
- Ну тогда, - нопомнил он. - Перед свадьбой…
- Вспомнила бабка, як девкой была! - отмахнулась она. - Отстань!
- Ну подумай!
- Просто в самоваре воды осталось мало, - вспомнила Авдотья. - Хватило только на полчашки, а доливать воды, и ждать, пока она закипит, мне было лень! Хватить разговоров, спи…

***
По ходатайству руководства НКВД СССР и лично Лаврентия Берия, Президиум Верховного Совета СССР дважды, 12 июля и 24 ноября 1941 года, принимал указы об амнистии и освобождении заключённых ГУЛАГа. Амнистированные организованными командами направлялись из мест заключения для формирования новых воинских частей.
Только по этим двум указам для комплектования подразделений РККА было передано полмиллиона амнистированных граждан СССР. Штатная численность стрелковых дивизий в 1941 году составляла пятнадцать тысяч бойцов. Бывшими «зэками» были укомплектованы тридцать полнокровных дивизий.
Всего же за годы войны в ряды вооружённых сил было направлен миллион освобождённых из заключения граждан СССР, за счёт которых было полностью укомплектовано шестьдесят семь боевых дивизий.
… В середине лета в многочисленный приисковый лагерь, где отбывал долгое наказание Григорий Шелехов, пожаловали необычные гости. На утренний развод надзиратели выгнали всех заключённых, даже больных и вечно косящих от работы «блатных».
- Выходи! - дружно и требовательно закричали надзиратели.
Выполз на божий свет гордый вор в законе Аким. Он стоял в последнем ряду хмурого строя, рядом с верными «шестёрками» и презрительно ухмылялся.
- Зашевелились «краснопёрые» …
Шелехов стоял рядом с измождённым очкариком, по виду совсем доходягой.
- Это война с Германией… - тихо сказал он.
- Откель знаешь? - не поверил Григорий.
- Всё к тому шло, - скорбно ответил доходяга. - Я до ареста трудился в Ленинградском проектном институте. Работал над танком Т-34… Кое-что знал и за это погорел…
- Все мы здеся погорельцы! - заметил Шелехов.
Он угрюмым взглядом обвёл чёрные изломанные ряды переминающихся «зэков», а потом спросил:
- А мы причём?
- Будут вербовать в солдаты, - логично предположил очкарик.
- Я с великой радостью!
- Я тоже, но боюсь пешком не дойду до порта…
Доходяга горько улыбнулся своим воспоминаниям и произнёс после паузы:
- Для решения производственных проблем нам потребовалось направить пару специалистов в Харьков. Там находится крупнейший в стране танкостроительный завод. Их фамилии были забавные: Татарин и Пеший. Их отправка к заказчику была подтверждена телеграммой: «К вам направлены пеший татарин». Видимо, представив себе пешего татарина, добирающегося в Харьков из Ленинграда, заказчик направил телеграмму: «Национальность безразлична. Предлагаем ехать поездом, билет оплатим…»
- Везде у нас бардак! - добавил слушатель.
- Над чем бы ни работал советский учёный, - уточнил рассказчик,  - в результате всегда получается оружие…
Григорий невольно заулыбался, но через мгновение снова посуровел, слишком неподобающими для веселья были время и место.
- Граждане осуждённые! - голос начальника лагеря неожиданно взлетел в низкое колымское небо и, отразившись от серых облаков, камнем упал вниз. - Родина в опасности!
Упитанный майор долго говорил о подлых фашистах, о долге каждого человека защищать свою страну.
- Ишь ты, как загуторили большевики… - стоящий впереди лысый мужик сплюнул на землю. - Как немец дал Советам под зад, сразу о нас вспомнили…
- Воевать больше, что ль некому? - откликнулся кто-то. - Только лагерники остались?
Шелехов внимательно смотрел на неподвижно стоящего около начальника лагеря незнакомого армейского капитана, с орденом Красной Звезды на вытертой гимнастёрке. Тот слегка хмурился, когда оратор не к месту вспоминал о священном долге перед Родиной. Наконец, ему предоставили слово:
- Я много говорить не буду, - начал боевой капитан. - Красной Армии нужны солдаты…
- Это как же так, гражданин начальник? - раздались крики с разных сторон.
- Все, кто сейчас изъявит желание сражаться с врагом, будут немедленно амнистированы и направлены в передовые части.
- Из лагеря сразу на фронт?
- Вам Родина прощает совершённые преступления, но взамен требует встать на защиту от агрессора.
- Так нас же там поубивают!
- Может быть убьют, - устало ответил капитан, - однако шансы выжить есть.
По рядам заключённых пробежал гул разговоров. Весь синий от наколок «уркаган» довольно громко сказал:
- Особливо, ежели сразу к немцам перебежать!
- Штыки в землю и рванём по домам… - поддержал его тщедушный сосед.
Вокруг громко засмеялись «зэки», довольные удачной шуткой. Григорий неободрительно глянул на шутника, но опять промолчал. Годы дагерей научили его держать язык за зубами.
- Короче! - капитану надоело слушать причитание каторжан. - Кто хочет записаться в первую партию, которая сегодня отправляется на передовую, два шага вперёд!
- Меня запиши на войну гражланин начальник, - сказал лысый мужчина впереди.
- И меня… - сделал решительный шаг очкарик.
Сначала несмело, затем из строя стали выходить самые отчаянные. Вышел и Шелехов. Он с удивление увидел, что рядом с ним оказались «Аким» и его недовольные подручные.
- Надоело торчать на прииске, - шепнул ему вор в законе. - По дороге всё одно сбежим.
- Ясень пень… - буркнул «Калуга». - Солдат - это наглая рожа, пустой желудок и ни грамма совести...


 
продолжение  http://proza.ru/2012/02/23/46