Батюшка Дон кн. 2 гл. 2

На рассвете 22 июня 1941 года армия гитлеровской Германии напала на Советский Союз. В три часа по берлинскому времени немецко-фашистские войска получили условный сигнал «Дортмунд» и по советским пограничным заставам был нанесён артиллерийский удар. Крупные силы германской авиации бомбили города, аэродромы, мосты, склады, железные дороги, военно-морские базы и узлы связи СССР. 
Армия вторжения насчитывала более пяти миллионов человек, около четырёх тысяч танков и штурмовых орудий, пять тысяч боевых самолётов, более сорока тысяч орудий и миномётов. Ей противостояли пять советских приграничных округов, которые уступали противнику в живой силе, имели меньше артиллерии, но превосходили в танках и самолётах. Силы Красной Армии были сосредоточены по линии старой государственной границы.
В первом эшелоне гитлеровское командование развернуло сто дивизий, в том числе десять танковых. В первом эшелоне советских армий прикрытия имелось пятьдесят шесть стрелковых и кавалерийских дивизий. Гитлер применил тактику, отработанную в ходе захвата Европы. Глубокий охват второго эшелона сконцентрированных войск, с последующим уничтожением окружённых дивизий, оказался неожиданным для советского командования.
К исходу первого дня войны их танковые группировки вклинились вглубь советской территории на расстояние до пятидесяти километров. К 10 июля глубина вражеского вторжения на решающих направлениях составила шестисот километров. В руки противника попало огромное количество войсковых складов с горючим, боеприпасами и вооружением. За три недели войны противнику удалось разгромить двадцать восемь советских дивизий.
Общие потери советских войск составили около девятисот тысяч человек, до шести тысяч танков, не менее десяти тысяч орудий, около двенадцати тысяч миномётов, три с половиной тысяч самолетов. Противник потерял около ста тысяч солдат и офицеров, более тысячи семисот танков и штурмовых орудий, около тысячи самолётов.
Наступление немецко-фашистских войск нанесло огромный ущерб экономике страны. Под удар вражеских войск попала территория страны, где было расположено более тридцати тысяч промышленных предприятий, около ста тысяч колхозов и совхозов. 
На длительный срок выбыли из строя крупные производственные мощности важных отраслей. Они давали около половины выпуска чёрных металлов и две трети добычи угля. В следствие потерь производственные фонды по сравнению с довоенным уровнем сократились в стране на треть.
Перестройка всей жизни страны на военный лад началась с первых дней войны. 23 июня образована Ставка Верховного Главнокомандования, призванная осуществлять высшее стратегическое руководство вооружёнными силами. 30 июня был создан Государственный Комитет Обороны под председательством Сталина. 


***
С раннего утра 24 июня 1941 года на лесистой Брянщине, как назло, зарядил мелкий нудный дождь. Зябнущие люди стояли неплотной толпой, по их лицам стекали ручейки прозрачных капелек, издалека похожие на обильные слёзы.
- Зябко! - думала красивая девушка Мария Сафонова. - Но на митинге стоять лучше, чем в колхозе работать.
Председатель колхоза «Коммунист» Дубцов Иван Васильевич, по прозвищу «Ероплан», проводил митинг жителей села Криницы по случаю объявления войны с Германией.
- Тише вы, черти! - крикнул он зычным голосом, успокаивая гудящих колхозников.
- Давай, начинай…
- Я те счас начну! - пригрозил Иван Васильевич, мужчина высокого роста, который носил галифе, заправленные в сапоги, военную гимнастёрку, подпоясанную ремешком и командирский картуз с удлинённым матерчатым козырьком. - Все собрались?
- Давно…
Народ начали сгонять ещё с темна, но пришли не все. Отец Марии, Илья Афанасьевич Сафонов зло ответил на приглашение на митинг соседа:
- Я не пойду, Машку пошлю!
- Пошли, порадуемся! - сказал легкомысленный Минаков.
- Чему радоваться? - буркнул Сафонов, участник первой мировой войны. - Это ж война!
- Дык немец до нас не дойдёт!
- Поживем, увидим…
Большинство собравшихся односельчан считали так же, как сосед. Сияющий Дубцов живо открыл митинг, он говорить умел и любил:
- По колено в крови будем, но защитим Советскую власть!
Народ одобрительно загудел, никто не верил в то, что беда может коснуться его самого. Сафонова лузгала семечки сбоку от основной толпы колхозников и удивлялась:
- С чего бы это «Ероплану» нас стращать? Что может случиться?
Мария считала себя счастливицей.
- А, как же иначе? - подумала она, высматривая симпатичных парней. - Родилась в голодный год в паре с братом Николаем и осталась жива...
У её родителей было восемь детей, в живых осталось четверо. Остальные умерли от болезней, голода и несчастных случаев. Мария и брат-близнец Николай были старшими из выживших.
- С прибавлением в семействе вас! - издевательски улыбаясь, сказала подошедшая Варька Боброва.
Варя была на год старше её и щеголяла в новом цветастом платке.
- На старости лет батьки сошли с ума! - осуждающе подумала Мария.
Две недели назад у неё родилась сестрёнка, и очевидный факт излишней любвеобильности родителей казался ей чрезвычайно постыдным.
- Людей бы постыдились, мать на пятом десятке разродилась… - думала она, пока подруга рассказывала об очередном ухажёре.
- Вчера целовались и обжимались! - с гордостью призналась она.
Девушки смущённо захихикали. «Ероплан» прервал долгую речь и с осуждением зыркнул на них. Сафонова с завистью посмотрела на голову заносчивой подруги, покрытую цветастым платком, и вздохнула:
- Вот бы мне такой купить!
- Опоздала, - со скрытой радостью ответила подруга. - Всё разобрали… 
- Только материя на штаны мужские осталась.
- Отцу скажу, - огорчилась Мария. - У него совсем прохудились…
- Штаны нужны мужчинам, - пошутила подруга, - чтобы прикрывать свои мысли!
Деньги за каторжную работу колхозники не получали. За выходы начисляли на трудодни натурпродукты, которые они получали в конце года. В сельпо покупали крайне редко. Керосин, спички, соль, ситец и платки.
- Я расшибусь в лепёшку, - похвасталась она, - но решила, платок куплю!
Ситец продавали только членам потребительского кооператива. Им мог стать каждый за небольшой копеечный взнос, отмечаемый маркой в билете.
- Нужно было вовремя вступать в кооператив! - назидательно сказала Боброва. - Постоянным пайщикам продают аж по два метра!
- Что теперь говорить… - огорчилась Мария и отвернулась от подруги.
Пока разошедшийся оратор разорялся, стоя на крыльце неряшливой колхозной конторы, она подумала:
- Почитай живём, как у Христа за пазухой! Работай и радуйся!
Весной она окончила семилетнюю школу и стала полноценной колхозницей, чем несказанно гордилась.
- Вот бы выучиться на тракториста, как Паша Ангелина! - помечтала Сафонова, вдохновлённая легендой о первой женщине трактористке.
Колхозы обслуживали тракторные бригады районного МТС. Встречали бригаду, как дорогих гостей: резали телёнка, чтобы кормить хорошо. Подносили обязательной водки.
- Если их плохо встречали, не магарычили, то трактористы пару дней ковырялись для вида, техника ломалась, и гастролёры уезжали… - вздохнула Маша. - А я выращиваю коноплю.
Из неё выжимали конопляное масло, капали его в щи или кашу.
- У конопли различают мужскую и женскую особь, - вспомнила девушка. - Мужская особь зацветает синим цветом в конце июня.
Из отцвета после длительной обработки ткали прочный материал - посконь. Стебель отцвета светло-зелёного цвета бабы выдёргивали и выносили на край поля. Затем собирали и замачивали в копанях.
- Копани - ямы для замочки конопли. - Мария быстро усваивала любую работу. - Копать их нужно близ воды или на болоте...
Она вымачивалась до первых заморозков, потом доставалась баграми.  Дома высушенную коноплю мяли на мялках, деревянных козлах. В больших чугунах ставили в печь и упаривали. Затем высушивали и в деревянной ступе, толкачами, нежно толкли, доводя до «шёлкового» состояния.
- Мягкая, как кожа у сестрички… - Сафонова вспомнила и улыбнулась.
Гребёнкой вычёсывали волокна, а щёткой расчёсывали. Пряли на прялке нити. Затем ткали на домашнем станке. Всё происходило зимой. Весной длинные холсты вымачивали в воде и выбеливали на солнце, застилая холмы.
- Из холстов получается добротная одежда, скатерти и занавески, - закончила Машка в уме цикл производства. - Но фабричное всё же лучше…
Пока она размышляла, нудный митинг закончился. Народ начал бодро растекаться по дворам.
- Пошли пройдёмся… - сказала заскучавшая Варька. - Хоть одна польза от митинга, в колхоз на работы не идти!
- Я домой побегу, - ответила Мария, - зараз обедать будем.
Сафоновы жили на крайней улице села, рядом с берёзовым лесом. Недавно поставили просторную хату на надёжных дубовых сваях. Вместо фундамента завалинка из земли. 
- В нашей хате деревянные полы, - гордилась семья.
Все родственники участвовали в дружной постройке. Крышу хаты покрыли соломой. Укладывали на стропила снопы, скрепляли их и проливали глиняным раствором. Чтобы глина схватывала солому, как можно глубже, били по снопам деревянной правилкой с железным крюком на конце.
- При такой технологии крыша не протекает и хорошо сохраняет тепло на чердаке, - объяснил нанятый строитель.
- В Германии я видел железные крыши, - усомнился Илья Афанасьевич.
- Чёрти шо и сбоку бантик! - прокомментировал кровельщик. - От дождя гремит, как барабан…
Вход в хату был через тёмные сенцы. Справа от них пристроилась светлица. В основной хате, слева при входе, находилась печь. Справа, от входа лавка-конник. В конце лавки святой угол с иконами.
- Хозяин должен сидеть под образами, - говорила мать.
- Так счас же нельзя? - фыркнула внучка Маша.
- Вот от того и беды наши…
По другую сторону стола стояла скамья метра четыре длиной. Была и маленькая передвижная скамейка. Когда Мария влетела в дом, вся семья садились за стол обедать. Мать семейства поставила взрослым и детям общую глиняную миску.
- Помоги накрыть на стол! - велела она дочери.
- Хорошо! - сказала Машка и достала с полки ложки.
Ложки были деревянные, которые колхозники делали сами. Крашеные ложки покупали у заезжих продавцов. У каждого в семье была своя ложка с особой меткою.
- Это не моя! - попробовал заартачиться брат Митька. 
- Сгрыз её, - взвился старший Николай, - этой ложкой и ешь!
На обед пришли пожилой отец и шебутной брат. Они были мокрые от пота после отработки обязательного трудодня в колхозе.
- Ходила на митинг? - строго спросил Илья Афанасьевич.
- «Ероплан» призывал раздавить фашистскую гадину.
- Сам-то, небось, на войну иттить не думает…
За обеденный стол сзывали всех, чтобы в печь не лазить за горшками лишний раз. На стол подавали заботливая бабушка и захлопотанная мать. На первое были щи постные, заправленные конопляным маслом.
- На второе картошка толчёная, - сообщила Авдотья.
По постным дням блюда заправлялись конопляным маслом или молоком. В праздничные дни «заправка» была с дорогим коровьим маслом. Ели салаты из кислой капусты с конопляным маслом, тюрю на хлебе и воде.
- А чай будет? - спросил мать сластёна Митя.
- Компот… - буркнула мать.
Большинство селян жило несытно, постных дней в году было больше, чем праздничных. Сафоновы ждали картошки, в животах у всех бурчало. Илья Афанасьевич нашёл выход из положения:
- Сыграй-ка, Коля, нам что-нибудь на второе!
- Придумал тоже, - заругалась жена.
- Всё лучше, чем слышать, как «поют» кишки… Отработай гармонь!
Отец семейства год назад получил на трудодни пятьдесят рублей и сделал заказ на гармонь для старшего сына Николая.
- Денег не хватило, пришлось ещё проса продать, - пожаловался он.
- Зачем нам гармонь? - укоряла Авдотья. 
- Что ты понимаешь в колбасных обрезках, - Сафонов в немецком плену работал в колбасном цеху. - Гармонист первый гость на праздниках. Его угощают как родственника! 
Гармонь в крестьянской семье передавалась по наследству, её берегли, как зеницу ока. По ценности она приравнивалась к ружью, хорошей корове, новой бане, карманным часам или мужскому костюму-тройке.
- Хорошо играет! - одобрила Мария, глядя на брата. - Красивый хлопец, от невест прохода не будет…
Остаток дня прошёл для неё незаметно. Дождь закончился, она поработала в придомовом огороде, окучила картошку, прополола грядки с буряком и морковью.
- Устала! - она сбросила надоевшие за день лапти и сунула в печку для просушки, а онучи повесила на печь.
Новые лапти носили неделю. На три дня дольше лаптей носились верёвочные чуни. На прялках из выделанной конопли бабы пряли толстые нитки, из них вили пеньковые верёвочки, а затем на деревянных колодках старики плели чуни. 
- Зимой мне не в чем будет ходить! - вспомнила пышнотелая девушка. - Всё мало стало…
Марья забралась на твёрдые полати и с блаженством закрыла уставшие глаза. Проваливаясь в глубокий девичий сон, она подумала: 
- Чего отец так боится войны?.. Нам то, какое дело? 

***
В середине лета 1941 года в многочисленный приисковый лагерь, где отбывал долгое наказание Григорий Шелехов, пожаловали необычные гости. На утренний развод надзиратели выгнали всех заключённых, даже больных и вечно косящих от работы «блатных».
- Выходи! - дружно и требовательно закричали надзиратели.
Выполз на божий свет гордый вор в законе Аким. Он стоял в последнем ряду хмурого строя, рядом с верными «шестёрками» и презрительно ухмылялся.
- Зашевелились «краснопёрые» …
Шелехов стоял рядом с измождённым очкариком, по виду совсем доходягой.
- Это война с Германией… - тихо сказал он.
- Откель знаешь? - не поверил Григорий.
- Всё к тому шло, - скорбно ответил доходяга. - Я до ареста трудился в Ленинградском проектном институте. Работал над танком Т-34… Кое-что знал и за это погорел…
- Все мы здеся погорельцы! - заметил Шелехов.
Он угрюмым взглядом обвёл чёрные изломанные ряды переминающихся «зэков», а потом спросил:
- А мы причём?
- Будут вербовать в солдаты, - логично предположил очкарик.
- Я с великой радостью!
- Я тоже, но боюсь пешком не дойду до порта…
Доходяга горько улыбнулся своим воспоминаниям и произнёс после паузы:
- Для решения производственных проблем нам потребовалось направить пару специалистов в Харьков. Там находится крупнейший в стране танкостроительный завод. Их фамилии были забавные: Татарин и Пеший. Их отправка к заказчику была подтверждена телеграммой: «К вам направлены пеший татарин». Видимо, представив себе пешего татарина, добирающегося в Харьков из Ленинграда, заказчик направил телеграмму: «Национальность безразлична. Предлагаем ехать поездом, билет оплатим…»
- Везде у нас бардак! - добавил слушатель.
- Над чем бы ни работал советский учёный, - уточнил рассказчик, - в результате всегда получается оружие…
Григорий невольно заулыбался, но через мгновение снова посуровел, слишком неподобающими для веселья были время и место.
- Граждане осуждённые! - голос начальника лагеря неожиданно взлетел в низкое колымское небо и, отразившись от серых облаков, камнем упал вниз. - Родина в опасности! По ходатайству руководства НКВД СССР и лично Лаврентия Павловича Берия, Президиум Верховного Совета СССР 12 июля принял указ об амнистии и освобождении заключённых ГУЛАГа. Амнистированные организованными командами направляются из мест заключения для формирования новых воинских частей.
Упитанный майор долго говорил о подлых фашистах, о долге каждого человека защищать свою страну.
- Ишь ты, как загуторили большевики… - стоящий впереди лысый мужик сплюнул на землю. - Как немец дал Советам под зад, сразу о нас вспомнили…
- Воевать больше, что ль некому? - откликнулся кто-то. - Только лагерники остались?
Шелехов внимательно смотрел на неподвижно стоящего около начальника лагеря незнакомого армейского капитана, с орденом Красной Звезды на вытертой гимнастёрке. Тот слегка хмурился, когда оратор не к месту вспоминал о священном долге перед Родиной. Наконец, ему предоставили слово:
- Я много говорить не буду, - начал боевой капитан. - Красной Армии нужны солдаты…
- Это как же так, гражданин начальник? - раздались крики с разных сторон. - Куда делась непобедимая Красная Армия?
- Все, кто сейчас изъявит желание сражаться с врагом, - продолжил он, - будут немедленно направлены в передовые части.
- Из лагеря сразу на фронт?
- Вам Родина прощает совершённые преступления, но взамен требует встать на защиту от агрессора.
- Так нас же там поубивают!
- Может быть убьют, - устало ответил капитан, - однако шансы выжить есть.
По рядам заключённых пробежал гул разговоров. Весь синий от наколок «уркаган» довольно громко сказал:
- Особливо, ежели сразу к немцам перебежать!
- Штыки в землю и рванём по домам… - поддержал тщедушный сосед.
Вокруг громко засмеялись «зэки», довольные удачной шуткой. Григорий неободрительно глянул на шутника, но опять промолчал. Годы лагерей научили его держать язык за зубами.
- Короче! - капитану надоело слушать причитание каторжан. - Кто хочет записаться в первую партию, которая сегодня отправляется на передовую, два шага вперёд!
- Меня запиши на войну гражданин начальник, - сказал лысый мужчина впереди.
- И меня… - сделал решительный шаг очкарик.
Сначала несмело, затем из строя стали выходить самые отчаянные. Вышел и Шелехов. Он с удивление увидел, что рядом с ним оказались «Аким» и его недовольные подручные.
- Надоело торчать на прииске, - шепнул ему вор в законе. - По дороге всё одно сбежим.
- Ясень пень… - буркнул «Калуга». - Солдат - это наглая рожа, пустой желудок и ни грамма совести...

 

 
продолжение  http://proza.ru/2012/02/23/46