Перевернутые

Почему Антон Лидин решил поехать 30 декабря в Рипецк никто уже не скажет.  Когда уезжал, жене объяснил, что хочет навестить бабушку, и что обязательно приедет 31-го с утренней электричкой. Но человек предполагает, а Бог располагает.
Антон не вернулся.
Бабушку он не навещал прежде уже лет пять. Никогда. Иногда звонил ей. И только.
Первая электричка отправлялась в восемь часов утра. Антон пришел на полчаса раньше и стоял на перроне, мерз. Когда подали поезд и двери вагона с противным свистом распахнулись, он поспешил войти внутрь, но и в вагоне было холодно почти также как и на перроне. Согреться не удалось. Лидин охватил себя руками, весь сжался, запахнув полы своего тонкого черного пальто, но тщетно – тепло уходило, и он потихоньку коченел. Поезд набирал скорость. За окном мелькали поля, покрытые тонким слоем снега. Картина представлялась унылой, тем более что дополнялась она мертвым небом, нависшим над землей.
Сквозь стекло, Антон видел свет лампочек горящих внутри вагона. Они отражались в них яркими бликами, создавая причудливую картину, состоящую из иллюзии и реальности. За окном, вровень с поездом, бежал волк, или пес, Антон не видел ясно, кто это. Белая шерсть пса развевалась по ветру, красный оскал пасти был отчетлив не серо-белом фоне, огненная слюна капала на землю, стекая с клыка. Волк или пес обогнал поезд.
В вагоне было не очень много народа. Конечно, в этот предновогодний день все старались остаться дома, а не ехать куда-либо. На переднем сиденье дремала старушка, справа молодой парень с наушниками в ушах отрешенно смотрел перед собой, а вот рядом сидел мужчина средних лет, сразу привлекший внимание Антона. Внешне он ничем не выделялся: лишь смуглые щеки его были покрыты сеткой кровоточащих трещин, а кисти рук странными красноватыми волдырями. Казалось, мужчина спал, почти недвижимый, он сидел, выпрямивший спину и уставившись в стену. Напрасно Антон пытался привлечь его внимание, бесцеремонно разглядывая – мужчина ни на что не реагировал. Наконец Лидин заглянул ему в глаза и увидел веки, изъеденные коростой.
- И, милок, не смотри ты на него, болящий он из Рипецка. Болезнь у них там какая-то и не знают как ее излечить. – Оживилась вдруг старуха, и Лидин успокоившись, потерял интерес к больному мужчине. Между тем трещины на лице у него увеличивались, еще сильнее кровоточили, а кожа складками собиралась на бритом затылке.
В Рипецке вышли только Антон и странный мужчина, который по-прежнему не обращал внимания на него. В этот час привокзальная площадь была пуста. Лишь ветер, гонял кусок газеты по ней, да серебристые тополя выстроившиеся по периметру площади шевелили ветвями под действием все того же ветра.
Деревянное двухэтажное на высоком каменном фундаменте здание вокзала выглядело мрачно. Все окна в нем светились ярким светом, как будто сигнальные огни, привлекавшие одинокого путника, бредущего в темноте. Таким путником был тот самый пассажир, вышедший из вагона вместе с Антоном. Он как завороженный будто во сне, двигался по направлению к вокзалу, а за ним тянулся кровавый след истекавшей из его ран сукровицы. Пассажир вскоре скрылся внутри вокзала и Лидин поспешил, движимый крайним любопытством, проследовать за ним.
Нельзя сказать, что увиденное им сильно удивило его, хотя и ожидать этого он не мог. В зале ожидания, где старые кресла стояли  в один ряд вдоль стен, находился единственный человек, такой же больной, подобный тому, которого Антон встретил в поезде и за которым он последовал в здание вокзала. Он занимался внешне обычным делом: привязывал веревку к ногам тех, кто вошел в помещение и поднимал их вверх, под потолок, где веревка была перекинута через стальную балку. Там уже висело человек шесть, и очередной, тот за которым следил Антон,  также был быстро подвешен.
Антон Лидин стоял в стороне и наблюдал. Ему было любопытно, что будет дальше. Люди висели какое-то время спокойно. Потом кожа их стала сползать с ног на голову, образуя подобие конуса. И эти окровавленные конусы, обретая свою законченную кровавую форму, как спелые яблоки срывались на пол и такие вертикальные, перевернутые, ползли к выходу.
Антон инстинктивно ощупал свое лицо, опасаясь, что на нем есть трещины, такие же как у тех, перевернутых, но лицо его было прежним. Как раньше он преследовал больного пассажира поезда, так теперь он устремился вслед за перевернутыми, заметив, что все они, как - будто следуют в одну сторону: по главной, Советской улице, и как раз в ту сторону, где жила его бабушка. Т. е. ему было с ними по пути.
Он знал, что на этом пути храм. В детстве бабушка водила Антона в него. Он помнил как стоял с пучком вербы и, широко улыбающийся батюшка, окатил его водой, слетающей крупными каплями с кисточки, которую он держал в руке, похожей на ту, которой бабушка красила потолок в доме, когда делала ремонт.
Но к своему крайнему удивлению Антон Лидин не увидел прежнего храма. Здание его сильно обветшало. Штукатурка на стенах осыпалась, приобрела во многих еще не осыпавшихся местах, какой-то странный серо-зеленый цвет. Возможно, они были просто покрыты плесенью.
Окна, двери, карнизы все было густо покрыто зарослями увядшего дикого хмеля. В иных местах он был настолько плотен, что походил на коричневую шкуру какого-то дикого животного и храм из-за этого напоминал, некоего сказочного монстра, притаившегося в глубине леса. Храм никогда не играл в жизни Лидина какой-то особенной роли. Он бывало там редко, а теперь храм и совсем закрыт. Ходить некуда, но с ним у Антона и другая, помимо полумрака внутри и запаха, а также приглушенного света от свечей, ассоциация: за зданием храма располагался дом его бабушки. Она долгие годы, после гибели на войне дедушки, которого сам Антон никогда и не видел, прислуживала в церкви, которая для нее стала вторым домом, по сути заменив первый. И вот теперь храм в запустении. Что же сталось с бабушкой в таком случае?
Он шел за перевернутыми, они шли, казалось за ним, кто за кем понять сложно, но Лидин знал свой путь четко – надо придти к бабушке.  Почему именно к ней он направил свои стопы, спустя много лет, Антон осознавал смутно. Тем более что ранее не испытывал к бабушке особо теплых чувств. И что теперь случилось, почему вдруг помчался к ней накануне нового года? Он не знал ответа на этот вопрос.
Дом бабушки он помнил: голубенький с белыми наличниками окон. Он почти врос в землю, и ничем примечателен не был. Он помнил разные периоды жизни, когда приезжал к бабушке. В детстве вместе с родителями. В доме ее собирались все пять дочерей со своими детьми, бабушкиными внуками, накрывали большой стол, было шумно, спали на полу и все были веселы и, наверное, счастливы. Потом, уже в подростковом возрасте, когда народу было меньше, так как внуки выросли, зятья ушли, а новые не появились, он уже реже ездил к ней. Когда стал молодым человеком еще реже, а потом и совсем перестал. Время вносило свои коррективы, бабушка и ее время уходили в прошлое. Но новое не приходило. И жизнь превращалась в рутину. И вот теперь он у нее вновь. Зачем? Антон не знал.
У входа в ее дом росли старые груши. Ветви их свисали почти до земли, касаясь заснеженной поверхности. Наверняка под снегом еще лежат сморщенные груши, бабушка их никогда не собирала, хотя они у нее были славные, крупные, сочные. Все ходили  к ней в сад: рвали, рвали, но они как-будто не заканчивались. Вкус у них был приторный и неприятный, однако съев одну, почему то хотелось еще и еще.
Лидин вошел во двор. Калитка неприятно скрипнула и снова воцарилась тишина.  В маленьком доме, маленькая дверь.  Он вошел в дом. В полутьме еле разглядел бабушку, сильно постаревшую, сгорбившуюся и теперь больше похожую на какую-то баба ягу с крючковатым носом, клочками седых волос из-под грязного сизого платка. Посреди дома огромная русская печь, большой котел на плите, и бабушка помешивает там какое-то дурно пахнущее, кипящее зелье. В доме духота и смрад. На завалинке сидит старый престарый дед, длинные седые, как мел, волосы свисают у него по плечам, на нем что-то вроде священнического подрясника, но такого драного и заплатанного, что и живого места уже не видно и похож он больше на лоскутное одеяло. В соседней комнате, на лавочке, скромно сидят двое среднего возраста мужчин и две молодые девушки. Они сосредоточены и как-то отстранены от действительности, как-будто загипнотизированы. Они смотрят прямо перед собой. Они не обращают совершенно никакого внимания на Антона.
Бабушка как будто не обрадовалась ему. Будто не было такого продолжительного времени его отсутствия, и он всегда жил с ней.
- А, внучек, приехал! – бабушка даже не улыбнулась и продолжала помешивать зелье в котле
- Вовремя, в самый раз, Антон. – Это проскрипел с лавки старик.
Лидин огляделся: в доме полутемно, низкий потолок почти нависал над головой. Пучки каких – то трав висели под притолокой
- Что здесь вообще происходит? – наконец с некоторым возмущением спросил Лидин.
Дед встал, кряхтя прошел к лавке на которой стояло ведро с водой, зачерпнул ковшиком воды и начал жадно пить. Вода стекала по его седой бороде ему на воротник рубахи. Он вернулся на место, сел, сложил руки на коленях, бесцельно уставился прямо в пространство перед собой. Бабушка перестало мешать пойло. Понюхала его и удовлетворенно чихнув, стала разливать то, что сварила по кружкам. Потом давала выпить налитое  сидящим на скамье. Те безропотно пили, их трясло и крючило, но они не сопротивлялись. После выпитого они замирали, выпрямлялись и глаза их стекленели. Закончив эту нехитрую работу, бабушка, наконец, обратила свое внимание на Антона.
- Это хорошо что ты приехал, внучек. – Промолвила она вытирая руки о грязную тряпку
- А что здесь происходит тебе объяснит отец Василий, помнишь его?
Бабушка указала кривоватым пальцем на старика и только тут Лидин сообразил, что перед ни на лавке сидит настоятель местного храма, которого Антон не раз видел в дни своей юности, но в этом древнем старике сложно было угадать того самого молодого, черноволосого, всегда подтянутого и улыбчивого отца Василия, которого и знал Антон. Старик зашевелился, губы его задвигались и он еле слышно, шипящим голосом наконец произнес:
- Я  молился в храме, долго и неотступно, прося Бога о том, чтобы он дал средство или указал как избавиться от смертной муки. И он послал ангела и через него научил как делать священный эль, избавляющий от смертной муки
Священник умолк. Лидин снова недоуменно уставился на бабушку, ибо из бессвязной речи отца Василия ровным счетом ничего не понял
- Что за смертная мука? – снова вопросил он
Бабушка опять начав помешивать зелье объяснила:
- Когда человек умирает, мозг его продолжает жить, едва едва. Но этого достаточно чтобы в течение трех лет там в земле, ощущать как тебя жрут черви и тело твое медленно разлагается. Все эти мучения он испытывает ровно три года, когда жизнь его окончательно покидает. Отец Василий нашел способ, как избавить человека от смертной муки. Господь послал ему рецепт священного эля, я варю его и пою жителей, и они избавляются от смертной муки, становясь перевернутыми.
Антон Лидин в ужасе посмотрел, на нее он был уверен, что она, как и все в городе, сошли с ума. Но в этот момент сидящие на скамье люди одновременно как будто поперхнулись потом выплюнули прямо на пол какой-то красный сгусток, по подбородкам их изо рта потекла струйка крови, кожа на лице приобрела желтоватый оттенок и начала трескаться.
- Алексей! – крикнула бабушка. – Иди, надо вести их.
В дом, пригибаясь, вошел огромный человек, лысый, безбровый и даже без ресниц. Его абсолютно голое лицо с круглыми как плошки глазами, лоснилось от пота. «Не человек, наверное» - почему-то подумал Антон. Алексей откуда-то из кармана своих широких штанов достал веревку и перевязав руки всех четверых сидящих на скамье  вывел их из дома.
- Теперь твоя очередь, Антон, садись, сейчас я тебе свеженького налью – весело предложила бабушка и хитро ему подмигнула.
Антон Лидин в ужасе вылетел из дома, вдогонку ему летело: «А то не избежишь смертной муки!» Но у него в голове вертелась только одна мысль: «Бежать назад, домой, как можно быстрее». По улице уныло брели перевернутые, все в одну сторону, как будто их что притягивало. Антон не узнавал ни улицу, ни самого города, он не мог понять куда ему идти, чтобы попасть на вокзал, как вообще отсюда выбраться. А тьма между тем сгущалась. Он поплелся следом за вереницей перевернутых и вскоре увидел что путь их заканчивается на краю огромной ямы куда они один за другим падали. Там в темноте, Антон видел, что как-будто на дне кто-то шевелится, доносится утробное урчание и чавканье. Лидин в ужасе бросился от ямы в сторону, но везде была тьма, густая и плотная. Он крикнул, но голос его был не слышен, даже ему самому. Он стал задыхаться, побежал, поскользнулся и полетел в яму. Страшное зловоние охватило Антона и сознание покинуло его.
Почему Антон Лидин решил поехать 30 декабря в Рипецк никто уже не скажет.  Когда уезжал жене объяснил, что хочет навестить бабушку, и что обязательно приедет 31-го с утренней электричкой. Но человек предполагает, а Бог располагает.
Антон Лидин не вернулся.