Старая ведьма

               
       

          Я очень плохая девочка и вы со мной не дружИте. Надо стареньких любить и жалеть. А я – нет. Совсем – нет. И даже до слез, которые злые.

          У меня няня есть. А мне не надо. Мне самой лучше. Можете посердиться, мне не жалко.

          Я от вас отворачиваюсь, потому что у меня вот тут соленый камень давит, и говорить совсем не хочется. А если слушаете, то вот что:
 
          Меня зовут Туся. Я девочка, и совсем не мальчик. Даже не думайте… Просто это шортики. Мне так удобно. Мне няню привели: огроменную такую. Она на диван садится – мне уже места нет. А мне и не надо. Она на бабушку сверху смотрит. И говорит басом. И платок у нее ягинский.

          Вот остались мы с ней вдвоем, она в бабушкино кресло села и вязать. А
Я книжку взяла – читать. И еще взяла, и еще. Она говорит:

          - Книжки не бери, мне за тобой убирать потом. Все равно ты там ничего не понимаешь.

          А я понимаю, и даже читать умею. И игрушки не позволила.

          - Возьми одну, а больше не надо.

          Мне скучно сидеть, я стала на одной ножке прыгать. А баба Марфа говорит так:

          - Давай-ка я тебе чайку сладенького налью…  У меня вкусный, ты такого не пила.
 
          И сама такая сладкая стала, у меня в горле запершило. Я сначала не хотела, а потом уговорилась. Попила я чаю, но мне не понравилось – вкус не взаправдашный. Только потом я как-то уснула, сама не заметила. А потом проснуться хотела , мама меня обнимает, а у меня не просыпается. Потом я постаралась подольше, и получилось. Бабушка мандарины принесла, не хочется мне: всегда люблю, а сегодня не буду. Бабушка расстроилась, что я сердитая, а я спать хочу, не хочу слушать.

          На следующий день баба Марфа пришла и сразу чай варить. А я не хочу, мне со вчера противно. Я так и сказала. А она говорит:

          - Будешь слушаться, котеночка покажу.

          Я котеночков очень люблю и собачков, и других всяких. Только мы не успели, потому что я проспала. И назавтра проспала, и потом все время так. А потом я про котеночка больше не поверила.

          - Не буду,- говорю,- ваш противный чай пить, даже за котеночка, вот.
И не стала. Баба Марфа тогда тоже рассердилась на меня и говорит:

          - Это у тебя порча в голове. Я сейчас ее выгоню.

          И пошла на кухню воск с травами варить . И в печку травы набросала. Запахло как в бане. Я в баню не люблю ходить – там душно, и голова кружится. Я дома люблю, в ванночке.

          А потом положила меня в кроватку и стала воск из одной миски в другую с водой надо мной лить. Я боялась очень, что на меня прольет и лежала тихо. Показывает мне зелено-серые сгустки:

          - Вон какая гадость у тебя внутри. Смотри.

          А мне обидно стало. Я к себе в комнату пошла. А чай ее противный пить не стала. И все. Только почему-то после еды мне снова спать захотелось. Я и проспала пока мама не пришла.

          - Мама,- говорю,- меня тошнит от бабы Марфы.

          А баба Марфа говорит, что я невежливая и строптивая. Меня поругали, объяснили, как старушков любить и жалеть надо. Но я не объяснилась. Может, каких и надо, но бабу Марфу – не хочу.

          - Мама,- говорю, - Ты меня лучше садику отдай, а с этой любимой старушкой я плакать буду до смерти.

          - Что ты, Тусенька,- спрашивает мама,- Так на бабу Марфу рассердилась? 
         
          И стала дальше спрашивать.  Тогда я маме рассказала и про чай противный, и как спать с него плохо, и про котеночка, и про гадость внутри. А больше я ничего не рассказала, потому что плакалось горько.

          А мама повела меня наутро к врачу Иван Палычу. И врач мне иголкой ручку колол. Но я не плакала. Потому что он добрый и конфетками пахнет. Он и мне конфетку дал:
          - Кушай,- говорит, - это мои любимые.

          И так мне радостно стало, что мы с Иван Палычем одни конфетки любим. Разве мне жалко, что он немножко у меня кровки возьмет? Тем более он сказал, ему очень нужно. Может ему своей не хватает, вон он какой большой.  Вот как мы подружились! Он на прощание меня даже на руки поднял и в макушку поцеловал:

          - Болеть больше не вздумай!

          А я его бороду понюхала, хорошая борода!

          - Мама, а давай Иван Палыч моей няней будет, я его любить стану!

          Но оказалось, нельзя никак. Мама потом от него бумажку принесла припечатанную, и потрясла, и сказала:

          - Ну теперь она у меня не отвертится!

          Я поняла, что про бабу Марфу, и представила, как она на ниточке вертится, как ее клубки. Очень на это посмотреть хотела. Но меня во двор отправили, когда она придти должна была. Мама сказала:

          -А то не-пе-гу-да-гич-но будет.
          Я во двор пошла. Пусть будет пегудагично. Все равно Зинка соседская мне пересказывать прибежала. Она, эта Зинка все подслушивает. Так любит. А я всегда ее слушать не люблю и не слушаю, но тут интересно.

          Мама твоя,- Зинка рассказала, - так громко кричала, что мне все хорошо слышно было. Жалко, что мало кричала, совсем чуть-чуть. А дальше тихо и я совсем не слышала. Я, говорит вам ребенка калечить не позволю. Ребенок – это ты. Надо бы говорит в милицию, да вашей старости жалко. 

          Тут Зинка, как будто была сама старушкой, подперла рукой щеку и вздохнула, как бабушка. Мы с ней в сарае дровяном сидели. А тут я услышала, что дверь в доме натужно со скрипом распахнулась, и вышла баба Марфа красная, как ее платок. А я встала в проеме сарая и смотрела на нее. Долго долго смотрела, и она стояла и смотрела на меня. Я не боялась. И смотрела не сердито. Прошло уже.

           Только все у нее неправильно было. И она это знала. Я видела…