Вспоминая Анну Самохину... Коллекция Story

РУБРИКА: ОТПЕЧАТКИ

МОЯ МАМА - ДОНА АННА

Об актрисе Анне Самохиной рассказывает ее дочь, Александра

Янина Каратич

После театрального училища Анну распределили в ТЮЗ Ростова-на-Дону. Кого она там только не переиграла – от принцессы до Жар-птицы и Бабы-яги. Наконец, начала репетировать Роксану в «Сирано де Бержераке». А за несколько дней до премьеры ее с роли сняли, ничего не объяснив, отдали роль другой артистке. Тогда сгоряча Анна заявила мужу: «Надо ехать в Польшу! Говорят, там можно прилично устроиться». Тот удивился: «Что мы там будем делать?» Она, не раздумывая, ответила: «Да хоть трамвай водить!» Она так и сделала бы, если бы в тот момент в Ростов-на-Дону не приехал помощник режиссера Юнгвальд-Хилькевича, который искал актрису на роль Мерседес в картину «Узник замка Иф» по роману Дюма. Увидев Самохину в актерском общежитии – в домашнем халате и с бигудями на голове, – он едва не ретировался. Но не в ее правилах было упускать шанс, который сам шел в руки. Через пять минут перед помрежем стояла ослепительная красавица. На роль она была утверждена.
С этого и начался ее актерский взлет и целая вереница главных ролей: «Воры в законе», «Дон Сезар де Базан», «Царская охота»…
А в той фразе: «Да хоть трамвай водить!» – и проявилась ее натура. Она никогда не боялась перемен, начинать с нуля: когда кино оказалось в ауте, занялась ресторанным бизнесом, когда надоела роль бизнесвумен – вернулась в профессию. Она и незадолго до ухода собиралась кардинально изменить свою жизнь.

…У нее была идея создать место для стариков, что-то типа частного дома престарелых, где им было бы спокойно, комфортно. И мечтала открыть школу актерского мастерства в Финляндии, эмигрантам преподавать.
– Почему именно в Финляндии?
– Она думала насовсем уехать жить в Финляндию – начать там новую жизнь. Понимаете, мама заболела именно в тот момент, когда у нее снова пошел карьерный взлет… Было столько предложений, она очень много снималась в кино. Но, несмотря на все это, я постоянно слышала от нее такую фразу: «Боже мой, какая халтура – наше нынешнее кино. Если бы ты знала, каким оно было раньше…» Она же успела почувствовать вкус настоящего, подлинного кино, поэтому то, что творится сейчас, – это ее страшно угнетало. Кстати говоря, недавно она приснилась моей тете, своей родной сестре, Маргарите и во сне сказала: «Я тут играю в театре, тут так здорово, все по-настоящему, все замечательно…»
В феврале будет два года, как мамы не стало… Мне безумно ее не хватает. Не хватает не только как мамы, но и как подруги, близкого человека – мы жили в унисон, понимали друг друга с полуслова, были как будто одной группы крови. Хотя, скажу честно, именно как с матерью у меня поначалу не просто складывались с ней отношения…
Мне было года два, когда мама начала активно сниматься в кино. Папа, тоже актер, все время пропадал в театре. Жили мы тогда в Ростове-на-Дону, была маленькая комнатка в общежитии. И на семейном совете родители решили отправить меня на какое-то время пожить к папиной маме. И в результате с двух до восьми лет я жила с ней во Владикавказе. Естественно, с родителями я в тот период виделась и нередко, но ужасно по ним скучала, по маме в особенности. Тогда она казалась мне волшебной феей – ароматной, воздушной. Стоило ей появиться, как сразу все вокруг менялось, начиналось счастье, но она тут же исчезала… Поэтому лет до двадцати я упрекала маму, что она меня бросила, поэтому я такая бедная и несчастная. Теперь понимаю, что иначе было нельзя... Возникни сейчас такая же ситуация в моей жизни, я поступила бы точно так же: оставила бы ребенка с родным человеком и занималась карьерой.
– Но потом они переехали в Ленинград, там появилось свое жилье, они забрали вас к себе…
– Да! Но поскольку мама тогда была очень много занята в кино и театре, я все равно видела ее крайне редко. Но когда она возвращалась со съемок, начинался праздник. Не говоря уже о том, что она тут же вставала к плите и принималась меня откармливать. Папа с утра до вечера кормил меня исключительно яичницей, это все, что он умел приготовить. А мама была прирожденным кулинаром, у нее это, что называется, было в крови. Паста у нее получалась просто бесподобно. В общем, как только она приезжала, начиналась жизнь – дня не проходило, чтобы к нам не заглядывали родительские друзья на творческие посиделки. Причем все ее лучшие друзья не были актерами. И я могу понять, почему – актеры очень специфические люди, это если мягко сказать. Как правило, очень завистливые, любят перемыть друг другу косточки. Мама никогда в жизни себе этого не позволяла.
Однажды она мне рассказала, какие у нее были непростые съемки в «Царской охоте». Московские актеры не принимали ее и Колю Еременко. И когда ассистент по актерам Наташа Лукницкая спрашивала столичных актеров: «Почему вы их не зовете с собой?» – имелись в виду актерские посиделки между съемками, – так ей отвечали с пренебрежением: «Эти… провинциалы». И мама это прекрасно видела и понимала, как тонко чувствующий человек. Поэтому в отношениях с коллегами принципиально держала дистанцию.
У нее были две самые близкие подруги: Элла, директор у Кончаловского-младшего, и Ирина Газманова, первая жена Газманова.
Помню, как-то вечером девочки хорошо погуляли, а наутро у мамы были съемки. И они решили на ночь сделать ей освежающую маску. Вычитали в каком-то женском журнале, что полезно в таких случаях нанести на лицо зубную пасту. Так и сделали. Но вместо того чтобы эту пасту смыть через несколько минут, они благополучно заснули. К утру лицо у мамы покрылось волдырями, было жуткое раздражение, в общем, кошмар. Как они там вывернулись, не знаю…

Девушка с топором
…Я недавно разбирала наш семейный фотоальбом и наткнулась на мамину фотографию. Совсем еще молоденькая, в каком-то скромненьком сарафанчике стоит под дождем, раскинув руки. И подпись: «Хороша я, хороша, только бедно одета».
Мамин отец умер в 33 года от цирроза печени. Он работал сталеваром на Череповецком металлургическом заводе. Дед был, как я теперь понимаю, интересным человеком – писал стихи, играл на нескольких инструментах. Видимо, нереализованные творческие амбиции и подтолкнули его к алкоголю. Бабушка тоже работала на заводе – в конструкторском бюро. Оставшись одна, перебивалась как могла. И детство у мамы было откровенно нищее. Она рассказывала, как однажды их школьный класс повели на экскурсию на завод, где ее отец работал. У плавильных печей было жарко, и стоял невероятный грохот. Периодически сталевары прямо в защитных робах вставали под ледяной душ, установленный в цехе, от них валил пар. Мама решила, что именно так выглядит ад. Тогда же поклялась себе, что непременно изменит свою жизнь и никогда не будет жить в нищете.
Помню еще одну историю из ее детства. Маме было лет восемь. Родители ушли на работу в ночную смену. Мама со старшей сестрой Ритой заснули. А посреди ночи проснулись от шума – в соседней квартире началась пьяная драка, крики, женский визг... Потом кто-то стал ломиться уже в их дверь. Маленькая Аня вспомнила, что у родителей под кроватью лежит топор. Побежала, вытащила его и встала у двери. Кто-то из соседей вызвал милицию, часа через два приехал наряд, буяна забрали, но мама просидела с топором в руках до утра, пока не пришли родители. Вот в этом она была вся. Отважная. И защитница…
–Я помню, как в одном из интервью она сказала: чтобы добиться чего-то в жизни, нужно рано повзрослеть. Она ведь сама когда уехала из дома?
–Она в пятнадцать лет поступила в Ярославское театральное училище. Там же познакомилась с моим отцом, они учились на одном курсе. Отец был старше мамы на восемь лет, невероятный красавец. Папа рассказывал, что у них учились одни красотки, мама на их фоне выглядела едва оперившимся воробышком – в скромном перешитом школьном платьице, худенькая с огромными, как у косули, глазами. К тому же бабушка стригла своих девочек под горшок, чтобы за «модной прической» легче было ухаживать. Так что поначалу папа не обратил на нее внимания. Но спустя какое-то время они поехали на картошку, стали там общаться. Так все и закрутилось.
– Они прожили вместе пятнадцать лет и развелись в начале девяностых. Тогда многие пары расходились из-за того, что кому-то из партнеров, особенно часто это касалось мужчин, не удавалось встроиться в новую жизнь.
–Понимаете, с кино тогда случился коллапс, мама практически перестала сниматься. С деньгами стало совсем туго. Помню, произошла одна неприятная для нее история: она пришла на съемки в обуви со стоптанными набойками, и кто-то за ее спиной не преминул заметить: «Ой, звезда, а ходит в стоптанных туфлях». Ее это жутко резануло – это была отсылка к ее детству. Она безумно боялась остаться без работы, без средств к существованию. Не зря она в свое время поклялась, что никогда не будет нуждаться...
Тогда она предложила папе: «Давай вместе начнем свое дело». А он в тот момент не был готов кардинально менять свою жизнь, думаю, просто испугался этой затеи – вспомните те безумные бандитские годы. Мама тем не менее уже решила, что займется бизнесом. Видимо, тогда и поняли оба, что у каждого начинается своя, отдельная жизнь.
По «Ленфильму» в то время ходили слухи, что за Самохиной ухаживают олигархи, что у нее есть яхты, меха, что она купается в бриллиантах. Это смешно, ничего подобного не было, вы даже не представляете, каких трудов и нервов маме стоило поднять два ресторана – «Граф Суворов» и «Поручик Ржевский». Она влезла в долги, постоянно находилась в напряжении, думаю, что это существенно укоротило ее жизнь.
Тогда ее очень поддержал второй муж, Дмитрий. Он и покорил ее именно желанием делать вместе одно дело. Пускай у него что-то не получалось, были ошибки, но ей нравилась его энергетика. Мама радовалась, что ее рестораны пользуются популярностью. Лично принимала звездных гостей, в том числе мировых звезд – Жерара Депардье, Пьера Ришара, Лив Тайлер и многих других. Помню, в тот период у мамы в голосе появились железные нотки: старалась держать сотрудников в тонусе. Целыми днями они с Димой пропадали в ресторане. И все семь лет, что прожили вместе, практически не расставались, вместе работали, вместе отдыхали. Наверное, в этом и была ошибка.
Кстати говоря, когда она расстались с Дмитрием, когда мама отошла от дел, тут же все стало загибаться и постепенно окончательно сошло на нет.
– А почему она бросила заниматься бизнесом? Ведь все уже было налажено, столько усилий было вложено…
Мне кажется, просто ей все это стало скучно, надоело. И как раз в это время кино реанимировали, появилась возможность вернуться в профессию – мама снова начала сниматься, играть в антрепризных спектаклях.
Знаете, особенно после сорока лет в ней появились мудрость, легкость, это касалось ее отношения к прошлому и настоящему. Она не зацикливалась на потерях, в том числе и материальных. Ну ушли рестораны, и все, она отпустила эту ситуацию. Примерно в то же время водитель разбил ее любимый «Мерседес»: поругался с женой, напился, сел за руль, в результате сбил двух женщин, был осужден, получил год условно. Мама не стала требовать от него возмещения ущерба, хотя от машины вообще ничего не осталось. Сказала только: «Ну чего я с него требовать буду?» Простила.
Очень долго она боялась нищеты, боялась оказаться не в состоянии прокормить себя, свою семью. Вот после сорока лет эти страхи от нее ушли. Появилась уверенность в себе. Ведь очень долго мама искренне считала себя некрасивой. Когда ее спрашивали: «Ваш рецепт красоты», она отвечала: «Я накрашусь, оденусь и тогда я красивая». Первое время я думала – это она рисуется, потом поняла, что у нее действительно была низкая самооценка, хотя казалось бы – ну откуда? А в последние годы она почувствовала наконец в себе королеву. Точнее, выпестовала это в себе. У нее появилась великолепная осанка, истинная королевская стать. Со стороны она могла казаться холодной, но если это и было в ней, то исключительно как защитная реакция. Потому что с близкими она была совсем другой – искренней, настоящей.

«Ушла с улыбкой на лице»
– Помню, когда мы узнали о ее диагнозе, я однажды расплакалась: «Мама, ты меня бросаешь». А она посмотрела на меня и сказала: «Я знаю, у тебя все будет хорошо». Как раз до этого у меня было три тяжелых года, когда я металась в сомнениях, не знала, чему себя посвятить, не понимала, в чем мое призвание, знала только, что актерство – не мое. Отсюда было ощущение никчемности, с утра до вечера я занималась самоедством, и мама все это видела… А потом все потихоньку наладилось. И, вполне возможно, это облегчило ее уход.
Последние года два-три мы с мамой нередко играли в одних спектаклях и ездили вместе на гастроли. Помню, когда мы ездили со спектаклями по Сибири, я организовала экскурсию по Столбам – это заповедник такой, совершенно чудесный. Так вот, небольшой компанией: я, мама и еще две актрисы, отправились мы с утра на экскурсию. Нас подвезли на автобусе к заповеднику и сказали: «Теперь два часа пешком нужно идти вверх, а потом столько же вниз». Жара в июле стояла страшная, к тому же мама на эту прогулку надела легкие шлепки, которые быстро натерли ей ноги. Вскоре мы набрели по дороге на домик заброшенный и скамейку. Мама и говорит: «Ребята, дальше идите без меня, я вас здесь подожду». Мы пошли вверх, экскурсовод все шутила: «За ваши деньги, девочки, любые извращения». Уже на обратном пути, проходя мимо места, где оставили маму, мы ее там не обнаружили. Я подумала: «Будет она нас тут два часа ждать, у нее есть деньги, она дошла до трассы, поймала такси и поехала отдыхать в гостиницу». И мы спокойно побрели дальше. Вернулись в гостиницу. А когда до спектакля осталось часа полтора, в дверь моего номера постучал наш администратор: «Где мама, Саша?» Я уверенным голосом отвечаю: «У себя в номере отдыхает». На что он замечает: «Ее там нет». В итоге пошли в ее номер, открыли – действительно нет. И тут мое воображение начало рисовать картины одна страшнее другой: я оставила маму одну в тайге, где ходят лоси, медведи, вдруг ее там какой-нибудь медведь задрал? Я забила тревогу, вызвали МЧС. Слава богу, вскоре мама сама нашлась. Что оказалось: когда маме наскучило сидеть на скамье, она углубилась в лес и наткнулась на сторожку лесника, там и устроилась, тем более что оттуда было хорошо видно дорогу, по которой мы должны были возвращаться. Но проворонила нас.
Вечером, уже после спектакля, мы хохотали над этой историей. Но смех смехом, скажу вам честно, тогда я испытала панический страх, что ее потеряла. Я даже представить не могла, что совсем скоро, через два года, действительно ее потеряю...
После таких вот ситуаций сразу и взрослеешь. …Знаете, за некоторое время до ухода мама сказала мне: «Как жаль, что мое время закончилось, если бы я знала раньше, что скоро уйду, я бы делала добра гораздо больше…» Может быть, со стороны эта фраза выглядит высокопарной, но она действительно так думала. На самом деле, она очень многим людям помогала. Когда она ушла, мне рассказали о нескольких ситуациях, когда мама поддержала человека, помогла не только деньгами. Одну нашу общую знакомую как-то положили в больницу, и та потом вспоминала: «Я не ожидала, что Анечка приедет ко мне в черных очках, без косметики, чтобы никто не узнал, и привезет всякие необходимые в таких ситуациях вещи и лекарства». Не говорю уже о том, скольким людям она давала деньги на операции, бывало это неоднократно. Просто не любила об этом распространяться.
Мне кажется, что во многом благодаря этому она ушла с улыбкой, в последние минуты лицо у нее было светлое-светлое…

(Опубликовано в журнале "Story", февраль 2012)