Исповедь самоубийцы

В этот день мое утро началось как обычно: чашечка кофе и сигара. Я жил на Уолт стрит в роскошной, элитной новостройке. Я – преуспевающий молодой человек, имеющий в этой жизни все, я работаю банкиром в банке для корпоративных клиентов на Вилли стрит. Каждое утро я сажусь в свою новенькую Ламборджини алого цвета с оттенком металлики и через 30 минут я уже на работе. Мой маршрут так же обычен и не изменен: каждый раз мне приходиться проезжать через «нищий квартал», где каждое утро с жадными, полными ненависти и сожаления глазами меня провожают жители этого квартала.
Их улочки увешаны бельем, простым, уже прилично изношенным. Их дома так же говорят о нищенском существовании их хозяев - это дома, которые уже несколько лет требуют капитального ремонта, совершенно не пригодны для жилья и должны быть подвержены сносу, так вот в каждом из них, на скромных по своим размерам квадратных метрах ютятся по несколько семей.
Каждый раз, по пути на работу я смотрю на них, и каждый раз думаю об одном, как им, не имеющим ничего в этой жизни, кроме пары изношенных рубах и одного ржавого велосипеда на весь квартал, для развлечения местных мальчишек и девчонок, удается оставаться счастливыми и несмотря на свою нищету радоваться жизни.
Поначалу эта мысль долго не задерживалась в моей голове, то я был занят очередным подписанием контракта с одним из влиятельных бизнесменов, то непрекращающейся чередой бизнес-обедов с иностранными партнерами из Японии, на которых мне постоянно приходилось смотреть с притворной улыбкой и делать вид как я рад этой встречи, говорить лживые, дежурные фразы.
Я начал по немного от этого уставать, все чаще я начал задумываться о том «нищем квартале». Я думал о них на заседании директоров, на очередных деловых ужинах, на юбилеях важных клиентов, на которые я был часто приглашен.
Приезжая поздно домой, я так же думал обо всем этом. И чтобы хоть как-то отвлечься от этих мыслей я стал опустошать свой бар, одна за одной коллекционные бутылки вин, коньяка, виски по 1000 долларов за каждую, исчезали с полок. Каждый раз мне все тяжелее и тяжелее, не физически, а морально, было трудно приходить на работу и улыбаться, потому что здесь по-другому было нельзя, здесь так было принято. Я начал осознавать, что я никто в этой жизни, что все то счастье – мнимое счастье, это всего лишь фарс, иллюзия.
Казалось бы, что мне еще нужно? Все есть – хорошая квартира, дорогая машина, интересная и высокооплачиваемая работа, красивая женщина, модель, при виде которой у каждого богатея текли слюни.
Но в этом ли счастье? Все это ложь, самообман.
Я давно зависим от всего этого и не свободен, я не могу позволить себе пойти туда, куда мне хочется, я не могу купить себе дешевую вещь, просто купить потому что она мне нравится – не поймут, я не могу любить простую девушку, которая любила бы меня не за мои деньги, не за мое положение, а просто за то, что я есть. Я всего этого не могу.
Я начал приходить к осознанию того, что у меня нет смысла в этой жизни, мне не к чему стремиться. У меня нет друзей, ну конечно близкие люди, которыми я окружен, безусловно есть, но друзья ли это? Они рядом пока полон мой кошелек, пока я кормлю их и вожу по дорогим ресторанам, дарю дорогие подарки. Я начал понимать, что от всего этого меня тошнит, я пресытился! Я переел эту жизнь!
То ли дело те люди с «нищего квартала», у них нет ни чего и они счастливы! Я видел как они умеют любить и ценить каждый миг проведенный рядом со своими близкими людьми. Они никогда не видели той роскоши, из которой состоит мой обычный, повседневный завтрак, обед, ужин. Они были счастливы от того, что на скопленные деньги ко дню рождения ребенка им удалось купить немного конфет. Как было больно и трогательно наблюдать картину, когда девочка лет семи с таким удовольствием и счастьем ела мороженое. Она в этот момент действительно была счастлива, и ее родители, со слезами на глазах наблюдающие эту картину, тоже были счастливы от того, что их ребенок счастлив и может просто жить.
Я же, я не могу насладиться ни одной купленной вещью, ни одним подарком, подаренным на очередной праздник, так как у меня есть все, и я могу купить все. И мне все это надоело.
В этот день я просто решил не идти на работу, я решил проспать. Проснувшись часов в одиннадцать дня, я налил себе дорогой приготовленный по эксклюзивному рецепту кофе и закурил сигару, из коллекционного набора, подаренную мне президентом какой-то Швейцарской компании и вышел на балкон. В этот миг, буквально на доли секунды, я почувствовал себя счастливым от того, что я впервые за пятнадцать лет своей карьеры смог выспаться. Сегодня мне не нужно было идти на осточертевшую мне работу, мне впервые не нужно было притворяться, натянув на себя дежурную улыбку и делая вид, что я безумно рад встрече, говорить: «Здравствуйте, Дорогой Мистер Джеймс!», которого, я признаться честно, терпеть не мог. Я впервые почувствовал себя свободным. Я стоял на балконе десятого этажа и наслаждался секундами своей свободы, своего счастья.
Раздавшийся сигнал машины, застрявшей в пробке, судя по дорогому автомобилю, человек, сидевший за рулем, опаздывал на какую-то важную встречу, вернул меня в реальность, в серость моей жизни.
Я долго смотрел на спешащих, буквально бегущих внизу людей, на машины, на этот город; смотрел на всех этих людей и думал о том, что они ведь тоже как и я несчастливы, не свободны, они просто запретили своему сознанию думать об этом, они всего лишь проживают эту жизнь по шаблону, они каждый день учат этому своих детей, делая из них серую, безликую массу, которая каждый день, как и их родители вынуждены будут заполнять собой эти унылые улицы, офисы, в которых им каждый день придется улыбаться, говорить дежурные слова приветствия, даже не понимая того, что им абсолютно не хочется улыбаться, просто так принято. Они сами установили такие правила игры (игры под названием жизнь), игры в которую играют все, в которой все так стремятся выиграть.
В этот момент я вновь вспомнил тех нищих, тех бедолаг, которые начали это утро не с чашечки кофе, как я, а со вчерашней кружки молока и немного затвердевшей корочки хлеба.
Мне стало так стыдно и больно, что я играю в эту игру, придуманную нами же, обыгрываю всех этих бедных людей по всем показателям, нарушая при этом все правила. Их нищее существование это результат нечестной игры таких людей как я. Я впервые понял, что я, набивая себе карман очередной сделкой, виноват в том, что они остались за рамками этой игры. Это мы породили эти кварталы. Это мы обрекли их на бедность. Но в то же время я понимал какой ценой была достигнута наша победа. Мы лишили себя простого, человеческого счастья, променяв его на эту роскошь, на эту ложь. «Боже мой, я так больше не могу…. Все….»
Я знал, что нужно делать.
Я суетливо подбежал к компьютеру, быстренько составил пару бумаг для своего нотариуса, по которым все мои средства, все мое имущество должно было пойти на благоустройство того самого квартала, мимо которого я каждый день ездил на работу. Я сделал еще пару звонков, позвонил нотариусу, попросив его приехать и забрать подготовленные мной бумаги, в которых все было ясно, что от него требовалось. Я предупредил его, что дверь будет открыта, если меня не будет, то бумаги лежат на столе.
Выпив еще чашечку кофе и выкурив сигару я вернулся на балкон, еще раз посмотрел на городскую суету, чтобы убедиться в том, что меня действительно от всего этого уже тошнит. И я шагнул вниз, легко, даже не раздумывая.
Говорят, когда ты проживаешь последние минуты, то перед глазами летит вся жизнь, так вот ничего подобного со мной не было, разве что пару ярких моментов из моего детства и маминой улыбки. И все, больше мне вспоминать было нечего…
И вот я лежу на асфальте, меня уже обвели мелом, вокруг полиция, скорая помощь и толпы зевак, причитающих: «Такой молодой был, вот чего ему не хватало в этой жизни, ведь было все, что он только мог пожелать»?
«Счастья! Ему не хватало счастья!» - отвечал я, но они меня не слышали. Я стоял рядом с ними и смотрел на свое мертвое тело. Неожиданно из толпы появилась моя женщина, я был абсолютно не удивлен тому, что на ее глазах не проступило не единой слезы, она все пыталась узнать у рядом стоящего Карла, моего нотариуса, когда она сможет начать распоряжаться тем, что должно было перейти ей. Нотариус вкратце объяснил ей, что он, то есть я, ни чего ей не оставил, что все средства пойдут на улучшение условий тех бедняг из «нищего квартала». Ее глаза налились ненавистью, она психовала, что-то кричала, а напоследок плюнула в мое мертвое тело и, хлопнув дверью, села в машину моего лучшего друга. Я давно знал, что они любовники, но притворялся, что ничего об этом не знаю, и они тоже это понимали. Мы все втроем умело играли любовь и дружбу, вся моя жизнь была сплошной обман.
Постепенно толпа зевак разошлась по своим делам, мое тело увезли в морг. А через три дня меня похоронили, на похороны, из тех кого я знал никто так и не пришел. Пришла только та девочка, которая так жадно ела мороженое, это мороженое когда-то остановившись протянул ей я. Она стояла и плакала. На скопленные центы, которые ей дала мама на хлеб и послала в магазин, она купила мороженое и принесла его мне. На могилке она оставила свою любимую, рваную игрушку, это был безухий и без одной лапы медвежонок, и купленное мороженое. Посмотрев на фотографию, с которой на нее смотрел я, она сказала: «Спасибо!» и ушла.
Я был счастлив! А те деньги, что я оставил действительно ушли по назначению. Этот квартал превратился в прекрасную, ухоженную улицу, с хорошими аккуратными домами, и теперь в каждом доме был новенький велосипед.