пятая. Нечистая

                (предыдущее: http://www.proza.ru/2012/02/11/1418)


… Дождь ничего не видел и не слышал, но «снаружи» явно что-то происходило. Там бурлило и клокотало, оглушающе отдаваясь в нём. И тут раздался голос:
- Довольно!
Дождь, словно ослеп, но вновь стал падать с вышины, хотя почему-то карнизы, сливы и крыши ему не отвечали, как обычно. Дома и камни площадей были немы, и то, что обычно он отстукивал на них водяной азбукой: «Спасите свои души!», теперь не звучало. То, что располагалось внизу, просто молча принимало его в себя без звука. Либо я оглох, либо города там нет.

Но темнота стала слабеть. Она светлела в сиреневую сторону, потом в бледно-фиолетовую и такой осталась.  Кругом была топь на островах, густые леса. Никаких мостов или зданий. Это куда ж меня занесло?
Он спустился ниже, к самой земле, и озирался, ничего не узнавая. Различив одинокую фиолетовую, как и он, фигуру, двинулся к ней. Она была замотана в тёмную материю с ног до головы, включая и голову, если её имела. Подходя, он услышал бормотание: Ду-ра-ки… ничего не понимая, просят о своей погибели… а мне за них отвечай? - О чём ты? – спросил её Дождь. Фигура повернулась к нему и отрезала:
- Воспитанные особы сначала здороваются, представляясь!
Дождь немного смутился и исправился:
- Приветствую тебя, незнакомец! Я – Дождь. По крайней мере, в данный момент.
- Судьба. Или Рок, Фатум, как кому больше нравится.

Дождь помолчал, соображая. Рок или Фатум… В памяти у него почему-то всплыла одна неприятная история. Дело было в Ленинграде семидесятых на Васином острове. Он висел, отдыхая, облачком и  --  прямо под ним --  в скверике у Большого проспекта и 8-ой линии, вдруг стал падать бетонный фонарный столб, надломившись у основания. Его крушение тормозили провода, обрываясь, но он набирал скорость, а массы ему и так хватало.  Столб опускался ровнёхонько на голову пожилого мужчины на скамейке, который, ничего не подозревая, читал газету. Люди, заметившие опасность, закричали тому, замахали руками, не в силах иначе предупредить неизбежное. Мужчина на скамейке опустил газету и завертел головой, пытаясь понять, кому это кричат…
Дождь, повидавший всякое за свою долгую жизнь, отвернулся, когда столб сравнял обречённого со скамьёй. Тогда его потрясла именно неотвратимость судьбы… 

Однако, если это ему не грезится, а грёзы были во власти Ночи, то можно будет узнать, где он очутился, что с городом, а главное -- с Чижом, или бесом в его облике? Но раз уж правила приличия так много значат для Судьбы (Роком или Фатумом он назвать странную фигуру не решился: звучало слишком неумолимо и грозно), то сперва следовало наладить отношения,  для чего завести учтивую беседу.

- Прошу прощения, Судьба, но я заинтригован Вашей, случайно услышанной фразой.  Позволительно ли осведомиться о её смысле?
- Другой разговор! – одобрила Судьба, - Можете же, когда хотите.
Дождь склонил голову, всем своим видом давая понять, что он – сплошное внимание.
- Раз вы здесь, значит, умеете хранить тайны, и сказать вам можно, - начала Судьба, ещё сильнее заматываясь в странную материю, - Я -- о людях. Сами не знают, о чём просят. А просимое принесёт им беду.
- Позволительно ли будет узнать, как же Вы выходите из этого положения?
- Вы мне положительно нравитесь… Какой прогресс за столь короткое время! Хотите знать, как я выпутываюсь? Открою вам эту тайну: я ничего не делаю.

На сей раз пауза повисла на более продолжительное время. Она всех обманывает? Вот это да! Но тогда, возможно, обманывает и меня, сейчас. Выходит, верить-то ей нельзя. Какой же, получается, смысл, спрашивать? Дождь окончательно запутался. Ясно было одно: связываться с подобной особой – себе дороже. И всё же она – первый встречный, а вдруг и последний? – могла чем-то помочь.

- Хорошо, уважаемая Судьба, вероятно, Вы поступаете дальновидно и правильно. Но не затруднит ли Вас пояснить мне: ведь Вам известно, что ждёт тех, кто Вас вопрошает, так?
- Так, - отвечала Судьба, - говорите свой вопрос дальше.
- А если Вам это известно, но Вы в том не участвуете… - Дождь запнулся, не решаясь продолжить.
- Иными словами, хотите спросить: на кой я тогда нужна? Крайне невежливо! И вот это я вам… не раскрою. Съели? На сей вопрос есть много различных мнений – выбирайте то, которое больше понравится!
Мда… подумал Дождь, но…
- Ещё один и последний вопрос не покажется Вам наглостью?
- Ну, разве что последний… Попробуйте.
- Где я сейчас нахожусь?
Дождю послышался короткий смешок, затем последовал издевательский ответ:
- Не там, где бы вам хотелось, северовенецианский Дож!
Дождь обомлел, а Судьба тем временем буквально растворилась в фиолетовом сумраке. Впрочем, Судьба ли, не бес ли, подмявший под себя всё?

Когда Дождь впадал в некую прострацию, он становился туманом. То же произошло и сейчас, и он поплыл, пеленая болота и поросль вокруг в беловатую дымку…
Остановился он, услышав странные заклинания: Нет кота, нет кота, нет, кота не видно…
Глянув, заметил великана в мундире и ботфортах, сидящего на деревянном чурбаке и бормочущего эти слова. У него были кошачьи усы и черты лица под стать. Туман слегка даже отпрянул. И в ухо ему кто-то невидимый вкрадчиво зашептал: Видно, всё равно видно… так ведь? Туман мысленно согласился. Предваряя его вопрос, голос сообщил: Шарля Перро помнишь? Того, что писал о Коте в сапогах? Но кое о каких деталях писатель всё-таки умолчал… Туман был несколько ошеломлён. Неужели? А голос продолжал: «Кот»… хм… очень деятелен. Он ведь устроил судьбу своего сеньора. Потом принялся за свою. Но с ним сыграло злую шутку то, что в виде мышки он проглотил великана. И стал им. Как после этого скрыться? Да и вселяться можно лишь в тех, кто подобных размеров. Не переварил один бес другого. Не съесть, наверное, не мог, поскольку и при жизни того не переваривал, хи-хи!

Туман не знал, что ему и думать, как вдруг уже иной голос, с другой стороны, заворчал: Не всё говоришь, не всё! Туман качнулся от неожиданности: какая ещё напасть? А новый голос продолжил: Перро так зашифровал иную историю, о которой сказать не решился… но тот, кому суждено, узнает… Вступил первый голос: Ему это знать не надо! Узнает лишь тот, кто задумывается об этом. Второй возразил: Кошачьего-то царя подданные даже Антихристом именовали, передавая слух, что в голландской земле подменили Петра… Туман поразился: Так это они о Петре? Кошачий царь… Ну, да, сходство есть. На придворных портретах-то ему льстили, недаром же всех так шокировала скульптура Петра с лицом по посмертной маске, что поставлена была недавно в Петропавловке…

А бесы-наушники всё спорили – стоит ли открывать ему тайну?
Он – не человек, поэтому можно, говорил один. Другой возражал, тогда тем более, зачем ему? Туман это позабавило, и он подумал: Какие добрые бесы, радеют о моём просвещении… когда призваны искушать. Уж рассказывайте свою сказку тайную или отстаньте от меня!
Он сам попросил! – закричал один. Ему же хуже, сказал другой. И они начали наперебой:
- Подумай, что тебе напоминает история про могучего волшебника-великана, которого провёл кот? Попробуй догадаться!
Но Туману ничего путного не приходило в голову.
- Даём подсказку! Подсказку! – заверещали бесовские голоса, - А если кот – и не кот вовсе, а великан-волшебник – тоже некто иной, ещё более могущественный?
Это не помогло.
- Да он – тупой совсем! – завизжал один, а второй возразил, слегка шепелявя: Просто ему это не интересно, я же говорил.
Туману стало обидно:
- Скажу одно: неизменной остаётся здесь западня и итог истории, так ведь?
- Он – не тупой… - удивился визгливый бес, - рубит фишку!
- То-то! – отозвался пришепётывавший, - история эта известна почти каждому, только все воспринимают её всерьёз. Одни в неё верят и оттого для них нестерпим финал, и поэтому они придумали ей хороший конец, другие, считая это враньём, не задумываются об её иной возможной ин-тер-пре-та-ци-и… (выговорив столь сложное слово, бес сделал небольшую паузу, словно приходя в себя).
- О чём, о чём? – уточнил Туман.
- Толковании в ином жанре, иносказательно, - пояснил бес, - Представь себе, что кот – это воплощение Искуса, той самой западни, о которой ты говорил. Всемогущий, став смертной беспомощной мышкой, сам отдал себя в когтистые лапы. Не уж то ты не слыхал о подобной истории на земле?..
До Тумана, наконец, дошло, что они имели в виду. Он возмутился:
- Но ведь намерения у Него были самые лучшие… Как можно над этим смеяться? Тем паче, если, как вы намекаете, для Него всё закончилось крайне печально.
В ответ раздался визгливый смех:
- Аха-ха! Подобными намерениями и вымощена дорога к нам! Эхе!..
Долго ещё Туман слышал удалявшийся от него хохот.

Морочили его бесы или открывали глаза? Он вспомнил, как когда-то облаком гостил над Парижем, где обнаружил улицу Кота, который удит рыбу(Rue du Chat-qui-P;che). Самое узкое место в городе, где лишь паре кошек и можно разойтись. Ничего удивительного, наверное, Кот заморочил кому-то голову, пусть и волшебнику, а потом смог воцариться. Тем более, что парижский кот, в честь которого названа улица, был ещё к тому же священником и баловался магией.
Ну, а был ли Кот Пётр хорош или плох, это, как говаривал Язычник, зависит от того, кто будет судить. В древности при закладке стен городов приносили же людей в жертву. В этих болотах костей больше, чем нужно, но ненасытный град в дальнейшем потребовал новых.
Вот он уходит – Кот-великан, не обращая внимание на костлявые руки, вылезающие из-под хлипкой земли, которые пытаются ухватить его за сапоги…

Что же мне делать? – подумал Туман, - я потерял обоих друзей, а бес продолжает меня морочить. Он сумел совершить чудо: излечил Чижа от пьянства! Видно, сам боится алкоголя… Но странную вещь мне сказала та парочка шептунов. Мол, один бес не переваривал другого… в связи с чем и съел его. Уж не намекали ли мне они? Вдруг Коту завидуют? Что если найти такого беса против моего? Только кто бы им мог быть? Если мой боится пития… то Кот мне подходит! Ведь он учредил Всепьянейший, Всешутейший и Всесумасброднейший Собор, в котором и сам служит! Под именем, которое себе взял… Пахом Пихахуй Михайлов, дьякон. С кем только не приходится иметь дело в проклятой политике! Ради самых благих целей…

И Туман пополз вслед великану, соображая, чем же заинтересовать того. Про голландцев рассказать? Их превозносит, а брат Карл-то на чьи деньги с ним воюет? Амстердамская биржа разместила подписку на заём шведскому королю. Сам же мечтает, что Петербурх будет другой Амстердам.  И что, спросит? Могу смыть и биржу и город. Нет, чем я тогда лучше бесов?.. Могу предсказать его будущие славные победы. Поверит ли? С чего бы ему мне верить? Предложить помощь в битвах флота?.. Поведать про измену сына, которого он и так пытать будет и убьёт? Главное забываю: он же – умный чёрт, и мошенник. Обдурит меня, как пить дать, обведёт вокруг пальца! С такими нельзя договариваться на мену. Их лишь за горло брать. Сильные уважают только силу, и пока она есть. Ну, что ж…

Туман стал сгущаться и погрузил в себя великана, который мгновенно ослеп и пошёл, вытянув вперёд руки, но выбраться из этого «молока» ему никак не удавалось. Он словно шарил в облаках. Несколько раз повернувшись в поисках выхода, он потерял представление где что находится и забрёл чуть ни по колено в Неву. Снова двинулся на сушу и там походил, пока не запнулся, растянувшись на земле. Рассвирепел и стал саженьими шагами мерить остров. Он пытался кричать, но в тумане звуки вязли, а сам всё больше пропитывался влагой. Прошло не меньше четверти часа или больше, когда он стал задыхаться, плюясь водой. Наконец, изнемог, упал и возопил: Кто меня морочит?!
- Аз, - тихо сказал Туман.
- Кто есть?
- То тебе без надобности.
- Чего хочешь? Моей погибели?
- Нет, услуги.
- Чую, что придётся. Какой?
- Сначала поклянись, что исполнишь.
- Вот тебе моё царское слово.
- Его недостаточно.
- Царского слова?!
- Мне нужно кошачье.
- … Знаешь… Ну, слушай!
И раздался леденящий душу крик, пронзивший и туман, и берега вокруг, на которых в ужасе крестились, внемля вою нечистой силы.

Туман расступился, прорежаясь и расходясь клочьями, растворяясь в темноте.
- Иди к костру! Не то заболеешь… Сам тя найду.
Великан, сутулясь и отплёвываясь, побрёл, изредка оглядываясь на то место, где уже не было и следа тумана, при этом лицо его непроизвольно искажала судорога.

Подойдя к костру, у которого вскочили, приветствуя его возгласами:
- Мин херц!
- Пётра Лексеич!
он скомандовал:
- Водки и сухого платью!

Дождь тем временем удалялся к деревьям, слушая восторженные крики бесов:
- Как он его!
- Класс!
Но Дождь не обращал внимания на их восторги, пытаясь сообразить: как поставить задачу Коту? Искать того, кто появится на свет лишь через полтора столетия, и находится неизвестно где, да ещё, скорее всего, одержим бесом?.. Не поможет ли эта парочка шептунов? Он-то сделал им приятное.

                (продолжение: http://www.proza.ru/2012/02/12/1107)