Большой гость

      На отшибе городка, на пригорке в сохранившейся пристройке старой разрушенной бани, ютятся две семьи в раздельных комнатушках. Голубятник Витя Суворов со своей семьей, да вдова с тремя ребятишками, два парня и девчонка. Парни подростки держат кроликов в земляной сарайке. Витя держит голубей. За этим занятием проходит их время и жизнь. Он взял себе в жены вдову с девочкой, Анна старше Вити на десять лет.
      Война проглотила мужиков, оставив вдов с ребятишками маяться. У Анны муж погиб на войне, она и Вите рада, хоть и уму, разуму его наставлять надо. От голубей, от мальчишества, он еще не ушел, но хоть душой добрый. Витя рос сиротой, родственников своих не знал, скитался по детским домам, родителей его где-то стерли красно–белые жернова. Притерпелись Анна с Витей друг к другу и живут. Родили еще одну девочку, похожую как две капли воды на отца. Дочь намертво привязала к семье Витю. Он мужичек не велик, но красив лицом и телом и хоть молодой, но уже натруженный. Анна ему мать и жена – что скажет, Витя делает безропотно, полностью положился и доверяет, знает, что она дурного ни чего не скажет. За это он ее уважает и любит. Витя работает в столярке, Анна – на кухне в столовой. Утром после сна у Вити первое дело – это голуби. Выходит в заношенной до дыр майке, накормит голубей и выпускает их из будки на волю порезвиться. Пронзительно свистнет, голуби захлопают крыльями, только пух да пёрышки летят, встанут на крыло и кругами ввинчиваются в небо, набирая высоту. Витя, задрав голову, прикрывшись рукой от солнца, кричит: « Вон, видал, что молодой творит, кувыркается, хулиганит, ему лишь бы побаловаться, волы-ы-ынить. Родитель-то его вон как серьёзно круги нарезает» И довольный Витя весь светится в улыбке. Тут уже и пацаны стайкой к нему подбиваются. Рассядутся на завалинке, между ними и Витя. Анекдот, какой-нибудь про Пушкина, про Лермонтова завернёт, побасёнку стравит, смех и гомон, весело на солнышке. Витя в этот миг счастлив.
      Лето пятьдесят второго выдалось тёплым, солнечным.
      Но в это утро (воскресенье) день особый. Витя с утра в свежей рубашке, хлопочет по хозяйству, печку топит, женщинам помогает то воды принести, то ещё что-то туда, то сюда. Ждут большого гостя. Приезжает двоюродный брат Анны, не виделись с самого детства. Слышал Витя от Анны, что он военный, в большом чине ходит, служит в штабе.
       День кипит, с утра из радиоприемника льются песня за песней.

            
                Сталин – наша слава боевая,
                Сталин – нашей юности полёт.
                С песнями, борясь и побеждая,
                Наш народ за Сталиным идёт…
 
                Кипучая, могучая,      
                Никем непобедимая,      
                Страна моя, Москва моя,
                Ты самая любимая…

       В доме все крутятся, все бегают, соседка тоже помогает. Упарились. Стряпают, варят, жарят, все разгорячённые, приподнятые к такому торжеству.
      И вот во второй половине дня подъехал штабной армейский вездеход. Из него вылез грузный, здоровенный детина – полковник и его пышная жена. Привёз их шофёр – солдатик. Все живущие в старой бане высыпали посмотреть. Собаки принялись было лаять, но их быстро угомонили.
      Анна подошла к брату.
                – Здравствуй, Коля.
Обняла его, Коля похлопал её по спине. Витя поздоровался с гостем и его женой порукам.
       Гостя посадили на почётное место. На колени положили полотенце. Кошка запрыгнула на полные бедра и улеглась. Полковник, не привыкший к этому, спихнул её под стол и сапогом отправил подальше.
       Витя не знает как себя вести, куда руки деть, что и как говорить. Что-то сморозил – жена тут же локтем в бок воткнула. Сидит он, смотрит и завидует полковнику:
       « Молодец паря, аппетит богатый и живот у него вон какой большой, туда войдёт вся крольчатина вместе с выпивкой. Все деньги ухлопали, чтоб стол накрыть, даже взяли взаймы кроликов у соседей. Надо угостить гостя нежной крольчатиной. Но зато месяц жить будем – зубы на полку, а жена-то полковника брезгливо, нехотя ковыряется вилкой», – думал и смотрел на все это Витя.
       Полковник не знает о чем говорить, он давно не разговаривал с простым человеком. Он только отвечает на вопросы Анны. Полковник занят оперативно-тактическими учениями, все воюет. Он до корней волос заполнен военно-тактическими  терминами, разучился говорить простым языком. Витя ему кажется невзрачным мальчишкой, дикарем, о чем с ним можно разговаривать? Лучше предаться трапезе, вкусно с аппетитом принять угощение. Анна накрыла стол просто, но со вкусом, крольчатина поджаренная, картошечка, огурчики, все приправлено свежей зеленью. Пышные булочки, шаньги с творогом к сладкому компоту.   
      Жена полковника – упитанная, гладкая женщина, в богатом нарядном платье, с пышной причёской, с золотыми серёжками и с золотым перстнем выглядела по сравнению с Анной и соседкой яркой особой. Она говорит неторопливо, спокойно, уверенно, властно. Анна по сравнению с ней не смотрится. Сухонькая, жилистая, вся в морщинах, с серым лицом, одета в простенькое платьице, которое она одевает только по праздникам.
      Накормили солдатика, Витя налил ему стакан водки, поставил выпить. Тот, косясь на занятого едой и разговорами своего командира, замотал головой:
                – Не, мне нельзя, у меня шеф строгий, да и за рулём я.
      Но на ухо шепнул Вите. Тот мотнул головой и тут же извлёк из укромного места бутылку и незаметно сунул в карман галифе солдатика. Не мешкая, солдатик выйдя, спрятал её в машину под сиденье.
      Скучно полковнику – сладко покушав, попив, раскрасневшийся он, подозвал Витю, и говорит:
                – Найди мне чистенькой бумажки.
                Витя порылся, порылся.
                – Нету, только грязная.
                – Ну, тогда газетку.
                – У нас нет газет, зачем они нам, мы их не читаем.
                – Скажи где у вас тут, эта, ну, уборная?
                – У нас нет уборной.
                «Вот варвары», – подумал полковник.
                – А куда вы ходите по нужде?
                – А, вон за угол.
       Полковник посовещался шепотом с женой, та выделила ему из своей сумочки клочок бумажки. 
       Витя вышел на улицу, чтобы показать полковнику, куда ходить. Тут скованность и робость слетела с него, «надо же полковник, оказывается тоже, как человек по нужде ходит».
      Подбежал солдатик–шофер к спасителю Вите с вопросом.
      – Скажи, где у вас тут поблизости общественная уборная?
      – Ну, только в городе на вокзале. – Указал рукой Витя.
      Солдатик метнулся к машине, чтобы завести ее да умчать своего начальника в город, в общественную уборную: - «ну надо же ни раньше, ни позже его прихватило». Но полковник замотал головой – мол, не мельтеши, не до тебя здесь.   
      Вите думалось, что начальники, командиры из какого-то другого теста, а, оказывается, они такие же, как и мы, только мнят о себе много.
      Припертый потребностью, загнанным зайцем полковник заскочил в сарайку, чтобы справить нужду, но там мальчишки кормят кроликов. Растерявшись, он пулей выскочил наружу, увидев Витю, полковник, пыжась, сделал важный вид, но вид получился жалким, страдальческим. Витя указал ему вновь на тот самый угол, и тот, завернув за проклятый угол, ящерицей скользнул в заросли. Полковника хлестануло по самолюбию, но делать нечего, пришлось присесть. «Перед естеством как не пыжься, а не устоять». В этой простой оголенной жизни, полковник почувствовал себя коровой на льду, эдаким не уклюжим предметом. Натуральность его нахмурила.         
      Облегченный, полковник выплеснул Вите.
      – Хороший хозяин, перво-наперво уборную ставит.
Витя смолчал, но душа возмутилась: «хорошо говорить, не землю боронить. Был бы двор мой, был бы и уход другой».       
       Реальность островка этой жизни не вяжется с образом мышления полковника, островку не пробиться в его мир.       
      Солдатик тут тоже вмешался.
      – Шеф злой, ему же не положено по рангу за угол ходить.
      – У природы нет рангов, перед ней все равны, прижмет, так и с рангом не посчитаешься, присядешь. – Защищался Витя. 
      – Что, уборную не сделаешь, ты же в столярке работаешь, принёс бы досок да сколотил.
       – Принёс. Да у нас за гвоздь посадят, не то, что за доски.
                – Ну, тогда бы ямку, хоть какую – ни будь, вырыл, куда ходить.
       – А, зачем, так лучше. Сходишь, потом собаки съедят, птицы склюют, солнце подсушит, вот и чисто. А в яме только мух разводить.
       Провожать гостей вышли также все жители старой бани. Полковник похлопал Анну по спине, Вите руки не подал, залез в машину, и укатили.
       «Эхоль дело, уборную ему подавай, велика печаль, обомнется и так,
груздь нашелся, у меня уборная – поле просторное, травою
покрытое, кустами закрытое», – роптала душа у Вити. Что, уборной нет,
Витя здесь не усматривает большого конфуза и трагедии, на оборот,
здесь есть для него романтика и прелесть. 
      Приехав, домой полковник, был мрачен и молчалив. Кошки скребли у него внутри, он был оскорблен тем, что уязвили его внутренний уют, поволноваться, пострадать пришлось. Не привычный он к этому делу, так как, он простых людей подчиняет. А тут пришлось подчиниться самому.
       Воинственные полковники заигрываются в войну, разрабатывают кровавые операции, а мужики, выполняя их замыслы, кладут свои головы. Важна ли для мужика уборная, коль его жизнь ни что, ее жгут как хворост в костре, в костре войны, в костре произвола.
      – Судьба, судьба, Колюшка был в учебе незаметный, не рвал с неба звезд, но был расторопный, умел к кому, как подойти. И звёзды у него на погонах засверкали. И не загордился, приехал, навестил, – рассуждала Анна.
     – Да он приехал себя показать, блеснуть перед нашей нищетой. Думаешь, он на тебя посмотреть приехал, обрадовалась, да он нам мырло утер и укатил. Привет дяди. Жалеешь. Вон волк пожалел кобылу – оставил хвост, да гриву.
      Витя не спеша пил крепкий, горячий чай, прищурившись, он с удовольствием дул на него.