Повести 2 из книги заволжская атлантида п. краснощ

ЧАСТЬ 2 книги ЗАВОЛЖСКАЯ АТЛАНТИДА П.Краснощекова

                ПЕРЕСЕЛЕНИЕ СЛОБОДЫ.

В народе говорят: - «Два переезда равноценны пожару», но переезд подразумевает, что происходит он куда-то на готовое местожительство, квартиру или дом. Перевозятся только семейный скарб. Переселение же, по моему мнению, равносильно пожару.
 Надо перевезти не только семейный скарб, но разобрать дом, как детский «конструктор», перевезти его и собрать на новом месте в голой степи, где нет ещё ни воды, ни электричества. Это намного сложнее.
С Евгением Викторовичем Емельяненко, коренным жителем Николаевской слободы, я знаком давно, лет двадцать, но, как говорится, «шапочно».
 
Емельяненко Евгений Викторович.

Когда я начал писать эту книгу, я вспомнил, что он с измальства не расстаётся с фотоаппаратом, и в его семейном архиве, наверняка, имеется множество фотографий старой Слободы, видов нашей поймы. Кроме того, он заядлый рыбак и по профессии биолог, а это значит, что он не просто любитель природы, а истинный её знаток. Он ещё оказался и хорошим рассказчиком, вероятно, потому, что всю свою жизнь работал и сейчас работает учителем в школе. Как же мне всё же повезло, что я встретил живого свидетеля и участника переселения Слободы из поймы. Их ведь так осталось мало, да и помнит то время не каждый. Старость, как говорится, не радость.
 Встречаясь с Евгением Викторовичем, я просто добросовестно записывал его рассказы, почти ничего не исправляя и не добавляя. А рассказы у него появлялись почти с каждой фотографией из его альбомов, но меня интересовали  только рассказы и фотографии связанные с поймой, со старой Слободой и её переселением.

*            *           *

                ЛЕСНИК.

На острове Осиновском,  на крутом берегу Волги стоял один единственный домик. Домик лесника Золотарёва.
 
Домик лесника. Рисунок худ. А. Токарева.

Он стоял недалеко от обрывов на самом высоком месте, которое в половодье не затапливалось. С этого места хорошо просматривался весь остров, и даже соседний, Дубовской. Вид на Волгу, на город Камышин был чудесным. Этот колоритный пейзаж не раз рисовал наш художник  Анатолий Токарев.
 Как звали лесника, я сейчас уже и не помню, но мне он запомнился, как добрый отзывчивый человек. Возможно, взрослых за самовольную вырубку он и наказывал, но нас, мальчишек, он не гонял, только настойчиво просил, чтобы мы в лесу костры не разжигали. Под его присмотром кроме острова Осиновского был ещё и остров Дубовской, куда он плавал на своей лодке. На острове Осиновский росла преимущественно осина, отчего и остров так назвали, а на Дубовском острове росли в основном дубы. Дубы были огромные, а возможно они мне тогда казались исполинами. Лес был густой, тёмный и загадочный, туда нам переправляться вплавь было страшновато.
 
Обрывы Осиновского острова.
 Рисунок худ. А.Токарева.

 Кроме своей основной работы лесника он серьёзно занимался рыбалкой, рыбачил в основном завозными удками, иногда ставил и перемёты на сомов, осетров.
К нашему месту рыбалки от брода можно было пройти в стороне от домика лесника, но мы обязательно проходили у его дома и смотрели, что поймал сегодня Золотарёв. На крепкой верёвке куканов в воде небольшого ставка  плавали крупные рыбины, осётры, иногда сомы, судаки и особо крупные сазаны. Концы верёвок  была привязаны за крепкие колья, забитые в землю.  Под ставок лесник приспособил небольшой овражек, перемытый от Волги песком. Пришлось немного его углубить, и теперь в нём всегда плавала живая рыба. Через крупный волжский песок вода с Волги  поддерживала в ставке постоянный уровень.
За верёвку мы подтягивали улов и зачарованно смотрели на живого осетра, или сома, а иногда бывали и белуги. Лесник разрешал нам рассматривать его улов, но просил, чтобы мы не наматывали верёвку на руку. Наглядевшись на улов Золотаря, мы шли на рыбалку в надежде когда-нибудь поймать такого же сома или осетра.
 
Мальчишки Слободы на рыбалке. Рисунок худ А.Токарева.

На обрывах нам, мальчишкам, рыбачить взрослые запрещали, было очень опасно, вот и рыбачили мы недалеко от обрывов. Но мы, мальчишки, не были бы мальчишками, если бы не нарушали запреты взрослых. А рыбачили на обрывах мы так…
 
Учительская рыбалка.

Каждую субботу вечером три учителя из нашей школы №2 Тупиков М.Ф. Бородаенко Н.И  Бадаква Д.С. шли на рыбалку на обрывы с ночёвкой. Они были заядлыми рыболовами. Рыбачили они обычно до обеда воскресенья, и уходили домой. Мы же, я и три моих друга, рано утром в воскресенье устраивались на рыбалку недалеко от обрывов. Рыбачили до обеда, но одного посылали на обрывы разыскивать место рыбалки учителей, и подсмотреть, как они рыбачат в этом месте. На обрывах в разных местах рыбу ловят по-разному. Мы вели, как сегодня говорят, промышленный шпионаж. Когда учителя уходили, мы переходили на их место, и всегда были с хорошим уловом.
Как-то раз у наших учителей произошёл неприятный случай, волной от большого пассажирского парохода у них смыло два из трёх ведерок с червями. Остальных червей они поделили поровну, но до обеда им их не хватило и они ушли намного раньше. «Разведка» нам вовремя доложила, и мы быстренько перешли на их место. Не успели закинуть донки, как начался клев. Клевали сазаны от пяти килограмм и больше. Совсем скоро у нас у каждого на куканах было по четыре – пять большущих сазанов.
 Одной рукой я поднимал только одного сазана. Как же нести пять сазанов домой, а путь ведь не близкий – двенадцать километров.
Пошли к леснику. Он то нам и объяснил, почему у нас случился такой клёв. В том месте был водоворот, червей смыло, и они в этом водовороте потихоньку вымывались из ведёрок и привлекали сазанов. Получилось, что учителя сделали нам подкормку в этом водовороте, обеспечив нам фантастическую рыбалку.
А нашу проблему с переноской улова он тоже решил.
- Вот что, хлопцы, кидайте своих лишних сазанов мне в ставок, а на следующий раз будете их забирать, заодно они ещё у вас и подрастут.
Такой рыбалки у меня за всю рыбацкую жизнь больше не случалось.
В основном, у обрывов мы всегда были с уловом, но всё же иногда нам, а это обычно бывало в ветреную погоду, не везло и мы возвращались домой с пустыми зембелями и понурые.
- Ну, шо, хлопцы, сегодня без рыбы? – спрашивал нас лесник, поглядывая на белые бурунчики на волжских волнах.
 
Мальчишки на рыбалке.

- Без рыбы. Бачишь, дядько, якый витыр дуе, - объясняли мы ему своё рыбацкое невезение.
- Ну, ходим до мэнэ, да возьмить по одному гарному сазану на жарёху, а то вас матэ и до дому нэ пустэ.
Мы шли к его ставку, залезали по пояс в воду и руками ловили сазанов, выбирая покрупнее.
- От спасибочки, дядьку, - говорили мы ему, отправляясь повеселевшие домой.   
*           *          *
                ПЛЯЖИ СЛОБОДЫ.

В Слободе у нас было пять пляжей, из них три на Резницком озере и два на озере Песчаном. Конечно, мы купались не только на пляжах, купались там и тогда, когда и где нам захочется. Везде вода была чистая, а плавать в то время умели все, вплоть до самых маленьких. И вот ещё что хочется отметить, в то время дети в большей степени были предоставлены сами себе, но старшие братья или сёстры всегда приглядывали за младшими.
 
Южная купальня на озере Резницком.
 
Купальня у моста.
Несчастных случаев на воде было совсем мало, и в основном потому, что тогда в беде тонущих не бросали. Я сам в раннем детстве тонул, вытащил меня из воды совсем незнакомый парнишка, я и не знал его. Вытащил меня из омута и ушёл, я и сейчас не знаю, кому я обязан вторым рождением.
Ближние три пляжа Слободы, считайте, находятся на Набережной. Спустился с набережной к мосту, и ты уже на пляже. Это наш первый пляж. Здесь мы ныряем с моста, загораем на мосту. Здесь обычно купаются те, кто живёт в центральной части Слободы. Южане и северяне Слободы купаются на своих пляжах. Все три пляжа песчаные, чистые от зарослей камыша. На этих пляжах купались в будние дни, когда нам хотелось искупаться, а времени было мало.
В выходные и праздничные дни мы отправлялись на пляж на озеро Песчаное. Там два прекрасных пляжа.
 Ближний пляж для мальчишек, дальний для девчат. На этом пляже мы могли пропадать с утра до вечера. Вокруг озера растут огромные тополя, заросли ивняка, осины. Здесь можно полакомиться ежевикой, тутовником, скородой, щавелем.
 
Сторож на плантации. Рисунок худ. А.Токарева.

На противоположней стороне озера находилась колхозная плантация, иногда мы плавали туда попросить, а иногда, просто «стырить» овощей, что бы утолить голод. Хоть голод и мучил нас, а уходить с пляжа нам совсем не хотелось.
   
Отдых на озерах.

*              *           *

                КАК Я БЫЛ ГЕОДЕЗИСТОМ.

В 1952 году мой дядя Петя устроил на лето меня рабочим в геодезическую партию. Вся геодезическая партия была разбита на звенья из 12 человек. За каждым звеном закреплён определённый участок будущей береговой линии водохранилища, на которой мы должны были поставить репера. Репер – это столбик длиной 1.2 метра закопанный в землю и окопанный по кругу. Вверху репера на спиленной части краской нанесены цифры, несущиё информацию, понятную только геодезистам. Репер указывал, куда подойдет вода при затоплении поймы.
 Мы с моим напарником Толиком Куцемако, Володей  Болкважзе, Геной Ежовым, Дмитрием Милейко   не понимали смысла бесполезной нашей работы. У нас в голове не укладывалось, что вода Волги дойдёт вот до этого репера, особенно откровенно смеялись, когда мы со своими реперами и теодолитом уходили по оврагу далеко в степь.
Если бы не зарплата, которую нам платили, мы бы с Толиком уже давно бросили свои лопаты, геодезические рейки. Но мы с другом каждые две недели приносили домой деньги. Наша зарплата составляла  700 рублей, а по тем  меркам неплохая, и так необходимая для наших семей.
Иногда нам Лихачёв Николай разрешал посмотреть в теодолит на Слободу, на Волгу. Особенно мы любили смотреть на купающихся ребят в Резницком озере, жутко завидуя им. На улицах Слободы мы наблюдали прохожих, рассматривали сады, дома. 
- Николай Иванович, а что и церкви бы ушли под воду? – ехидно спрашивали мы.
- И церкви ушли бы, - отвечала он, записывая что-то в свой рабочий журнал.
- С куполами, или они из-под воды торчали бы?
- Нет, их разобрали бы, иначе они бы мешали судоходству, не поднимая головы от своих записей, отвечал он.
- Это что же над Слободой будут ходить пароходы? – и мы с Толиком откровенно смеялись над такой глупостью.
- Эх, ребята, будете вспоминать с тоской свою пойму и свою Слободу, - он оторвался от тетради и как-то виновато на нас посмотрел, - пока вы ещё не понимаете, что мы творим сейчас, а поймёте – будет поздно. Ну, возможно, Слободу вам и не очень жаль…
- Это почему же нам не жалко Слободы?
- Так вы сами свою красоту порушили. Кто вам рушил храмы? Что, кто-то приезжал к вам и уничтожил вам вашу красоту, не-ет, вы сами со смешками, матюками сбрасывали кресты с церквей, а затем уже и сами храмы по кирпичикам растащили.
- Ну, это же не мы ломали.
- Не вы, так ваши же родители, родственники, соседи, я имею в виду жителей вашего посёлка. Ну, да ладно, не тогда, так сейчас бы разрушили. Сейчас от Сталинграда до Саратова в зоне затопления будут ломать всё подряд, жилые дома, заводы, мельницы, церкви. Ваша Слобода не единственная, и от нас здесь ни-ичего не зависит. Знаю это сам, а что-то всё же меня гложет, совесть у меня, ребята, не на месте. Вроде бы большое дело делаем, строим ГЭС, получим огромное количество электроэнергии, а на другой чашке весов вот эта пойма, сёла, посёлки, люди, живущие в гармонии с этой поймой. А как поведёт себя «рукотворное море» в будущем, через десять лет, а через пятьдесят? Этого сейчас никто не знает, а главное и не думают об этом. Сейчас главное «давай, давай».   
Дома по вечерам мы рассказывали  своим друзьям о своей работе, о реперах, куда подойдёт вода, о пароходах, которые будут ходить над Слободой. Теперь уже они откровенно смеялись над нами, не веря, что Волга так поднимется и затопит и пойму, и наш посёлок, называя нас фантазёрами, а проще - брехунами.
Два года мы работали летом в экспедиции. Зарабатывали деньги семье и себе на экскурсионную поездку  в Москву с нашим учителем Михаилом Фёдоровичем Тупиковым. Он нам рассказывал о городе Китеже, который ушёл под воду, но это уже совсем другая история.

*             *            *

                ПО  БЕРЕГАМ  СЕМИ ОЗЁР.

1954 год. Я закончил десятый класс школы № 1, о дальнейшей учёбе и речи не могло быть, ведь мы жили с матерью не богато. Жили на одну мамину пенсию по инвалидности. Надо было и мне устраиваться на работу.
 В школе я был активным пионером, комсомольцем, Вот мне директор школы Анна Васильевна Карабутова и предложила работать пионервожатым и заочно учиться в пединституте. Посовещавшись с мамой, мы решили, что надо соглашаться. Так я стал пионервожатым, это решение определило всю мою дальнейшую жизнь. Школа стала мне вторым домом на всю жизнь.

 
Прошёл следующий учебный год, я вникал в пионерскую работу, в школе пропадал с утра до позднего вечера. Приходил в школу ранним утром, а уходил поздно вечером. Каждый вечер проводился кружок с пионерами. Я вёл  фотокружок, танцевальный, струнных инструментов, были у меня и уроки биологии, ведь я заочно учился в пединституте.
Зимой отапливалась школа дровяными печками, их почему-то называли голландками. Частенько в школе объявлялся субботник по заготовке дров, и все мужчины – учителя с комсомольцами в лесу заготавливали дрова, а у школы их мы пилили, кололи, складывали в дровяник.
 
Школьный субботник.

Были, конечно, пионерские сборы, пионерские костры с песнями, собирали по дворам золу, выращивали колхозам цыплят, кроликов. Помогали престарелым людям, инвалидам, очень много встречались с фронтовиками.  Жизнь в школе бурлила. 
Весной я предложил пионерам  провести турпоход по нашим озерам, ведь скоро вся пойма затопится и больше мы наших окрестностей не увидим. Идея многим пришлась по душе, и мы стали готовиться к летнему походу.
Мы решили обойти все озёра прилегающие к Слободе. По возможности сфотографировать и составить карту, ведь у меня уже был опыт работы в геодезической партии. Взяли в школе две палатки, рюкзаки, компас, сделали самодельный буссоль, рейки, пятидесятиметровую мерную верёвку.
 
Карта поймы у Слободы.


 
Последние разочки по родной пойме.
 
Сенокосы. Рисунок худ. А.Токарева.
Словом, готовились серьёзно. Помогали готовиться к походу нам учитель географии А.П. Жидкова и учитель физкультуры Е.И. Маленков, он же руководитель школьного туристического кружка. Походы по семи озёрам так понравились пионерам, что приходилось водить группы каждую неделю.
 
В походе.

Походы по родному краю и меня надолго увлекли. Уже после затопления поймы я с учениками прошёл по рекам Иловля, Медведица, Дон, Ахтуба, мы с жадностью смотрели на природу у этих рек и вспоминали свою потерянную пойму. Всё задавали себе вопрос: «Ну, почему плотину не построили выше Камышина»? Тогда бы наша пойма не погибла, а ещё бы лучше вообще её не строили бы.

 
Продолжение Песчаного озера. Вдали виден мальчишечий пляж.

 
На южной протоке в озеро Резницкое.
Резницкое озеро, Песчаное Каплино, Кривое, Комашкино, Круглое, назад возвращались мы через Будково озеро, а вот Банное озеро игнорировали, как мертвое.

*            *           *

                ЗАЧИСТКА  ПОЙМЫ  ОТ  ЛЕСА.

В 1956 году в Николаевском районе был создан леспромхоз  для сплошной вырубки лесов в пойме. Бригады лесорубов были  расквартированы по закрепленным за ними участкам, в ближайших деревнях, а кое–где так и просто в лесу. Лесорубы были сплошь завербованные с других областей случайные люди, приехавшие за «длинным рублём».
Деревья выпиливали под корень ручными пилами, толстые деревья пилили по четыре метров и связывали в плоты, сплавляя затем их в Сталинград. Остальной лес продавали в районе жителям и организациям для строительства и на дрова. Мелочь сжигали в кострах.
 После работы лесорубов оставались только пни и черные следы от кострищ.
Наша красавица пойма, наши острова неестественно теряли лесной наряд и визуально приближались. Дальнее озеро  Штаны, оказывается, и не так далеко от Слободы. Остров Дубовской всё ещё был в тёмно-зеленом наряде, казался нам изумрудом в оправе из волжской воды. Но скоро и он облысеет от рук лесорубов.
 Озёра становились похожими на наше безжизненное Банное озеро.
Мы, мальчишки никак не могли поверить, что это варварство происходит наяву, казалось, что завтра проснёмся, и всё будет по-старому. И лес, и озёра, и острова, и Волга – всё примет свои обычные очертания. Но мы просыпались по утрам, но ничего не менялось, снова горели костры, снова лесорубы валили лес.
 Нам казалось, что природа гибнет от рук человека с пилой. Человек с ружьём в двадцатых годах принёс крестьянам немало бед, и вот, в пятидесятых годах, человек с пилой и лопатой выселяет нас с благодатной поймы в полупустыню.
Строительство плотины Сталинградской ГЭС  подходило к концу, скоро начнётся затопление поймы, а леспромхоз еще не полностью очистил её от лесных насаждений. Не успевали вывозить пиленый лес из поймы, не хватало транспорта, не успевали вязать плоты. В район пришла директива, разрешающая сжигать на месте не только сушняк и ветки, но и стволы деревьев, которые не успевают вывозить.  Костры в пойме, особенно на Дубовском острове горели сутками.
И всё же полностью зачистить пойму леспромхоз так и не смог. Под воду ушло много и спиленных разделанных стволов, и не разделанных, и деревьев, ещё стоящих на корню.
Во время затопления, да и после мужики на лодках вылавливали плавающие в воде стволы и использовали их на строительстве своих домов. А вот коряги, которые несколько лет выбрасывались волнами на берега рукотворного моря, использовали на дрова для отопления и воспринимались как последние дары погибшей поймы нам, неразумным её хозяевам.
*              *             *

                ПЕРЕСЕЛЕНИЕ  НАШЕЙ  СЕМЬИ.

В старой Слободе мы жили в самом центре, Октябрьская 116.
Когда наша семья стала готовиться к переселению, мне было 19 лет. Мы уже четырнадцать лет жили без отца. Мой отец погиб на войне в 1943 году. Жить без отца трудно, а переселяться, просто невозможно.  Переселяться нам как мог,  помогал мой дядя Петя Чеботарёв, брат моей матери.  Я уже и сам принимал активное участие в этом хлопотном и трудном деле.
 Нам отвели участок на новом месте на улице Киевская, 24 участок был отмечен колышками с надписью нашей фамилии, названием улицы и номером дома.
Ранней весной мы стали разбирать свой дом, не забывая краской нумеровать основные доски, плахи, несущие брусья, памятуя, что чем больше будет нумерации – тем легче и быстрее соберётся дом на новом месте. За лето я стал настоящим плотником. Гвоздодёр, топор, молоток и пила стали моими друзьями. Молоток уже не бил по моей руке, топор больше не рассекал на мне сапог, и пила не грызла моих пальцев.   
Весна в том году была холодная и дождливая. Мы до последнего момента не ломали в доме печь, согреваясь от неё холодными ночами.

 
Перевозится домашний скарб на временное хранение.


 
Разобрана крыша.


 
Это я сижу на бывшем крылечке нашего дома в старой Слободе.
Разобран гонт.

 Но пришло майское тепло, и мы окончательно разобрали свой дом, погрузили детали нашего «конструктора» на тракторные сани, увязали верёвками и повезли на новое место. Везли по улице Октябрьской на нижнюю дорогу.
Мы с дядей Петей шли следом за тракторными санями, приглядывая за санями и грузом.
 На улице многих домов уже не было, другие разбирались. Люди копошились вокруг своих домов, как муравьи у развороченного муравейника.
- Ну, шо, Петро Степанович, поихав с племянником на выселки?
- Поехали, Иванович, а что делать? Видно, правду говорят люди, что плетью обуха не перешибёшь. А вы когда?
- Та-а, скоро. Дывысь, как выглядит сейчас наша Слобода, в войну так выглядел Сталинград, когда его от немцев освободили. Ну, чисто, как есть - Сталинград.
- Может быть, и мы свою новую Слободу отстроим не хуже Сталинграда.
- Ага, отстроим! Держи карман шире, Сталинград отстраивает вся страна, а нашу Слободу? Намного тебе хватило переселенческих денег? Только на перевозку вот этого хлама. А остальное где будешь брать? И сам же ответил на свой вопрос. -  Работать будем как каторжные, днём и ночью. Экономить будем на пище, на одежде. И выпить лишний раз, поговорить по душам за стопкой будет не за что, да и некогда за строительством. Э-э-эх. Мать чиста. Нашей с тобой, Петро Степанович, жизни не хватит на отстройку Слободы.
- Это точно, Иванович.
И мы пошагали догонять трактор.
Теперь я стал более внимательно вглядываться по сторонам. В лысой, безлесной пойме всё так же дымились огромные костры, остров Дубовской так же был уже почти без леса, были неестественно видны все озёра. Казалось, что пойма стала не нашей, чужой, незнакомой. 
У маслозавода трактора тросами заваливали четырехэтажное  здание. Оборудование маслозавода уже давно было вывезено в Урюпинск, а вот здание по кирпичам разобрать не удавалось, как не удалось в тридцатые годы полностью разобрать на кирпичи старинные здания всех  церквей. Говорят, что строительный  раствор в то время делали на куриных яйцах. Наши прадеды строили эти здания на века, не только для себя, но и следующим поколениям.
 Так и остались лежать заваленные стены у нетронутых фундаментов этих зданий. Ушли под воду на века, на радость археологам грядущих поколений.
*            *            *

                АТЛАНТИДА.

Погружение России в пучину началось не с затоплением волжской поймы, намного раньше. Началось  в конце девятнадцатого века, с зарождением политического левого движения и особенно его воинствующего радикального крыла, считавшего терроризм основным способом решения политических задач и своих личных амбиций. Их лозунг «чем хуже – тем лучше». Читай, чем хуже для народа, тем лучше для них.
 Убийство неугодных политических противников - царя, губернаторов, министров считалось для них «святым» делом, геройским поступком, для этого не жалко и жизни, не своей, а обработанных для этого дела молодых членов своей партии, а чаще из числа сочувствующих. То были студенты, учащиеся гимназий, молодые рабочие чаще всего с неуравновешенной психикой, с мятущимися душами, они легко поддавались обработке и становились «бомбистами» - террористами, а попросту убийцами, а в лучшем случае подстрекателями народных волнений, восстаний, бунтов.
 Самодержавие, Российское общество в восемнадцатом веке в целом не смогло ничего противопоставить надвигающемуся хаосу. И только с 1906 года, с осуществлением крестьянской реформы, в стране народные волнения утихомирились, Россия стала бурно развиваться. К 1913 году это была одна из развитых стран Европы и Мира в целом. Первая мировая война, которую развязали страны – конкуренты, и вовлекли в неё Россию, вновь создали условия для бурной деятельности левых партий. Непонятная для народа война привела к снижение жизненного уровня рабочих, крестьян.  В стране зреет недовольство, ширятся  народные волнения, забастовки, бунты.  Цель большевиков - захватить власть любой ценой, даже в сговоре и на деньги спецслужб, стран конкурентов России и даже Германии - военного противника в идущей войне. Большевики обещают «золотые горы» всем, вся и сразу. И снова власть бездействовала, спасовала перед оголтелой партией террористов, не смогла найти демократичные методы борьбы с терроризмом. Сделала самое худшее, отдала террористам  власть, по сути, без борьбы.
Россия стала погружаться в пучину разрухи, беззакония с февравля 1917 года. Переломный момент, когда назад возврата не стало, был октябрь 1917 года, власть окончательно захватили большевики.
Дальше была Гражданская война, белый и красный террор, военный коммунизм, насильственная коллективизация, голодные годы по вине государственной власти, десятилетия уничтожения «врагов народа» они унесли миллионы и миллионы жизней россиян.
Власть пыталась вытравить из памяти оставшегося населения всё хорошее, что было в нашей стране до революции.
 В старой Слободе было 49 улиц и переулков. Шестнадцать из них стали нести революционную нагрузку, Пионерская, Комсомольская, Коммунистическая, Февральская, Октябрьская, Карла Маркса, Сталина, Калинина, Буденного, Красноармейская, Трудовая, была даже своя Красная площадь. Ещё восемь улиц носили имена писателей, угодных новой власти. Лев Толстой, Гоголь, Островский, Пушкин, Шевченко, Достоевский, Некрасов, Чайковский. Все эти 24 улицы были переименованы, и мы уже никогда не узнаем их настоящих названий.
 Семь улиц названы в честь городов, таких как Камышин, Саратов, Владимир, Самара, Ярославль, Вольск, Новоузенск. Ещё тринадцать улиц носили нейтральные названия Набережная, Нижняя, Проезжая, Фабричная, Ремеслянная, Кривая, Сельская, Старокладбищенская, Узкая и т.д. Эти улицы, скорее всего, не переименовывались, и дошли до нас из «старины глубокой» в первозданном виде.
Манипуляции властей с переименованием улиц, городов были мелочами, невинными шалостями по сравнению с тем, что в сороковые-пятидесятые годы были выселены с частичным уничтожением целые народы России, а теперь пришло время и уничтожению собственной земли.
На равнинной реке Волга решено было построить целый каскад гидроэлектростанций. Будут получены миллионы киловатт электроэнергии, но для этого надо поднять уровень воды в реке на 20-30 метров. Под воду должна уйти почти вся Волжская  пойма. Ширина поймы повсеместно была около десяти километров. Миллионы гектаров плодороднейшей, естественно орошаемой земли затопить собственными руками, переселить миллионы жителей сёл, посёлков, городов из цветущего оазиса поймы в бесплодную пустыню.
С чем это бедствие можно сравнить? Некоторые сравнивают  старую Слободу с Китежем. Но Китеж ушёл под воду, скрываясь от врага, а от кого скрывалась Слобода, от какого врага?
 Бедствия, выпавшие на долю России, и конкретно Заволжья в двадцатом веке, вполне можно сравнивать  Атлантидой, ушедшей на дно Атлантического океана.

*            *           *
На новом месте Слободы в нескольких местах были уже пробурены скважины, поставлены ветродвигатели с насосами и накопительные бочки под воду.
Недалеко от нашего строительного места уже стоял такой  ветряк со скважиной. Воду для питья, полива огорода и строительства носить издалека не приходилось. С этим нам повезло.


 
Кладка кирпича в погребе на новом месте.


 
Улица Киевская, дом № 24. За нашим домом стоит ветряк.
А вокруг ещё сплошной пустырь.

И всё же народ активно стал обживать полупустыню. Проводил водопроводы по улицам, во дворы, обрабатывал огороды, рассаживал по улицам и во дворах сады, закладывал цветники.
 
Закладка сада в степи.


 
Первые годы на новом месте. Киевская улица.

Прошло не одно десятилетие, люди уже привыкли к новым условиям жизни на «юру», частично изменяя степь, а частично степь изменяла их. Старшее поколение уже и забыло прежнюю жизнь в пойме, а молодое поколение и не знает ничего о ней.
Многое изменилось в нашей жизни за это время, что-то в лучшую сторону, а что-то в худшую. Вместе с районным посёлком стали хорошеть и сёла. Государство наконец-то обратило внимание на сельское хозяйство. Совхозы стали получать новую технику, получали средства на строительство жилья рабочим, животноводческих помещений. Провели электрификацию всего сельского хозяйства, в сёла подвели асфальтированные дороги, вели газификацию деревень. Развивалась мелиорация заволжских степей. Строились оросительные каналы Кисловской оросительной системы, затем более масштабные каналы и системы орошения в Быково, Николаевске.
 Орошаемые поля стали давать устойчивые урожаи даже в засушливые годы. По заволжским степям вдоль дорог и полей пролегли лесополосы, раскинулись молодые хвойные и лиственные леса. Степь менялась на глазах, из «порожней» она превращалась в щедрую ниву.
Крестьяне по жизненному уровню сравнялись с рабочими города. Зарплата выдавалась ежемесячно, появились выходные дни и отпуска, пенсия сравнялась с пенсией рабочих.
Воистину, восьмидесятые годы двадцатого века стали «золотым» десятилетием для крестьян России.
*           *           *
Прошло почти пол века. Слобода Николаевская стала городом Николаевск.
 Расположен он над Волгой на новом месте.  От старой Слободы осталась дизельная и ветряная мельница, да кладбище, на котором уже давно никого не хоронят. Ветряную мельницу вскоре после переселения за ненадобностью разобрали. А вот дизельная мельница, её перевели на электроэнергию, исправно работает, мелет муку и сейчас, снабжает отличной мукой почти весь  район.
О слободе Николаевской напоминает ещё маленький островок у грузовой переправы. Остальное все ушло под воду. Где-то здесь под водой остались фундаменты церквей, купеческих домов, которые так и не смогли разобрать и использовать для строительства на новом месте. 
Чуть дальше, затоплено Резницкое озеро, остров Пески с рыбными озёрами. Над всей былой красотой и богатством плещется 15 – 20 метровая толща волжской воды, пригодная без сложной очистки только для технических нужд.
В городе построено много пятиэтажных многоквартирных домов. Николаевск утопает в зелени. Страсть горожан к озеленению своего города, вероятно, осталась в памяти о лесах Волжской поймы.
Но здесь «нагрянула перестройка». Многие предприятия за время «перестройки», а вернее возврата к капитализму, закрылись, обанкротились, развалились, растащились. Люди, особенно в провинции оказались лишними в новой жизни. Каждый выживал, как мог, определялся сам. Кто-то пошёл в фермеры, кто-то более  серьёзней занялся подсобным хозяйством, а многие пошли в «челноки» - коробейники.  Большинство из них так и остались коробейниками, но их дни уже  сочтены. Немногие из них стали настоящими купцами, именно они, накапливая капитал, постоянно расширяя свою торговлю, с купеческим размахом стали строить красивые  просторные магазины, благоустраивать фасады, тротуары красивой плиткой. Уже появляются в городе двухэтажные дома удачливых предпринимателей, город в последнее время стал преображаться, и преображается в лучшую сторону.
Церковь в Николаевске открылась в обычном деревянном доме, на базе молельного дома в 1988 году. Молельный дом в Слободе был всегда, из-за гонений властей он только менял адреса. Верующие горожане всё время не забывали о своих прежних храмах и, надеясь на строительство, по копеечкам собирали деньги. Строительство церкви начали в 199—году, со временем на строительство стали жертвовать не только прихожане, а почти все горожане. Скоро, совсем скоро колокольный звон полетит над городом и окрест, созывая на молитву в этот Божий храм.
Только очень жаль, что не хватило жизни нашим дяде Андрею, дяде Пете и ещё тысячам жителей Николаевска, чтобы начали строительство вот этого собора.
    А всё же храм строят, строят всем миром, значит, душа Слободы Николаевской  не утонула в Волжской пучине, она жива! Жи-ива-а, и, слава Богу.


                Николаевск. 2008 г.
  Продолжение в части 3.