Душное одиночество

...Очнулась она уже здесь.
Удивительно, но спустя столько лет сознание смогло восстановить этот город. Город ее детства. Именно здесь она проводила лето, была веселым ребенком. Обычной шкодливой, улыбающейся девчонкой с озорными глазами. Здесь у нее были друзья. Этот маленький уютный город стал домом, в который она хотела возвращаться.
Но это осталось в прошлом. Солнце, улицы, друзья - все это осталось в памяти той частицей, которую она прятала от самой себя. Потому что теперь об этом больно вспоминать. Три улыбающиеся девчонки остались на черно-белой, пожелтевшей от солнца, фотокарточке, которую сделал ксюшкин брат.
Она вновь вернулась в этот город ночью. Вернулась другой, повзрослевшей, изменившейся. Но память восстановила этот город таким, каким она его запомнила: теплым, солнечным, ярким.
Она сидела на лавочке у дуба, который, как она помнила с детства, рос около ее дома. Вот он, знакомый подъезд, - и она была уверена, что зайдя в квартиру, она бы увидела бабушку и дедушку, смотрящих телевизор.
Но она не вернулась в девочку из прошлого. Она просто вернулась в город ее детства. И поэтому она уже не хотела заходить.
Она просто сидела на лавочке и ждала своих подруг. Но вокруг не было ни души. Все также пели птицы, шелестели листья. Как всегда, было тихо. Слишком тихо.
Это чувство одиночества подкралось сзади и накинулось на ссутулившуюся фигурку на лавочке. В одно мгновение воспоминания обратились против нее. Чувство одиночества давило и душило ее. Она сжалась в комочек под деревом и никак не могла прогнать мысль, словно пульс, бившуюся у нее в голове: "Одна. Одна. Одна..."
Пытаясь перебороть боль, она с хрипом глотнула воздух. И заметила край белой юбки. На миг, словно пронзенная удивлением, боль отступила. Она встала и оглядела себя. Белая юбка, каблуки и уже не два хвостика, а распущенные волосы, рассыпанные по плечам, - она определенно больше не была той маленькой девочкой.
Она пошла вперед, цепляясь за воспоминания, всплывавшие у нее перед глазами. Как много было связано с этим двором на улице Грибоедова.
Смех. Смех? Она повернулась и заметила девчонок. Да-да, это были именно они. Такие же, какими были тогда. Но они ее не заметили. Или не узнали. В любом случае, они были вместе. А она больше не с ними.
Щемящая боль ударила в сердце. Она побежала вперед. Вот деревья, на которых они всегда вместе сидели. Теперь там другие дети. Этим жарким летом в этом городе она одна. Ей до слез захотелось вернуть все назад; как бы дорого она дала за то, чтобы снова быть вместе с девчонками на этих деревьях!
"Боже..."
Она не смогла больше выносить этого. Она побежала прочь, подгоняемая нараставшим чувством одиночества, которое более усиливала духота и тишина города.
Вот он, родной подъезд. И квартира на первом этаже. Но она больше не хотела туда возвращаться. Никогда. Бежать прочь, прочь…
"Я хочу домой. Я хочу в этот пустой и большой город. Но это мой город! Домой, домой..."
У нее осталась единственная надежда - сейчас она проснется дома, и все исчезнет, спрячется туда, откуда появилось. И заберет с собой это душное одиночество.
Она свернула за угол. Ничего не исчезло. Память по-прежнему все восстанавливала, как было. Вот она, пыль, поднимающаяся от раскаленного асфальта; вот они, дома, напирающие на нее своей громадой. Даже трава была также кое-где утоптана и освещена солнцем. Она поняла, что сейчас где-то около четырех вечера, а значит, ей придется скоро возвратиться домой. Нет. Одна только мысль об этом заставляла биться в истерике. Она останется на улице. Она лучше будет бродить по темным и холодным улицам, чем вернется туда. В пустой двор, в серые стены квартиры, насквозь пронизанные одиночеством.
Она просто побрела вперед. Мимо проходили люди. Они смеялись, говорили друг с другом. Они были частью этого города. А она больше не была. Она была одна.
Она шла вперед, заставляя себя не думать о том, как у нее болит сердце. Было очень больно, душно и одиноко. Нужно было идти. Просто идти, потому что идти куда-то было просто невозможно. Идти некуда. Она было совсем одна, никому здесь более не нужная, никому не знакомая. Она задыхалась.
А люди просто проходили мимо.
В том тихом дворе теперь другие дети, у прежних подруг теперь другие друзья, в прежних местах теперь другие игры.
Ей здесь совсем не осталось места. Ей и душному одиночеству, которое тенью сопровождало ее.

...Она глотнула воздуха и проснулась. Все тело мелко дрожало. Жуткие, яркие картины все еще стояли перед глазами. И до сих пор она видит этот двор, ощущает эту духоту, пустоту и одиночество. Все теплое осталось в прошлом. А впереди холод и понятие "надо".