Хороший философ - мертвый философ

   Я полюбила тебя сразу же, при первой встрече, потому что ты был настоящий, всегда другой и не в настроении, ты не черта не любезничал с ними и не шутил, как все. Ты был колючий и ерничал над каждым словом, не взирая на лица. Черт, ты был сразу же моими героем. А иногда ты задумывался, и бездна была в твоих глазах, и в них была правда и красота, соединяющая миллионы отдельных судеб в одного большого человека. И ты был этим человеком. Господи, зачем ты так поступил со мной? Они говорили, что ты слишком сложный и тебе не стать деканом или завкафедры, а я думала, зачем тебе становиться, когда ты и так личность с большой буквы, громада или мир, или свit, или космос.
   Мне всего то навсего хотелось стать маленькой частью твоего мира, я, дурочка, просто хотела быть вместе, одним целым, чтобы тебе было интересно вместе со мной, ведь интерес - это когда между жизнями что-то есть . Это с латыни, впрочем, причем здесь это.. Я просто не могу сосредоточиться...
   Мама говорила, что я была дурочкой с самого детства и даже когда я поступила в аспирантуру на философский факультет, она не переставала звать меня философурочкой. Она предупреждала меня, отговаривала, но все одинокие матери любят, желая владеть безраздельно. Я думала, она просто ревнует меня к тебе. Черт, как она была права! Я и впрямь, музейный экспонат, и только она могла ценить его по достоинству и сдувать пылинки. Истинно говорю вам, нету между людьми крепче связей, чем кровные узы, и потому нет у меня веры в жертву Авраамову и в весь Ветхий завет.
   Господи, а как ты был хорош, когда мы проводили ночи вместе! Я тонула в твоих объятиях и огонь был между нами. А когда ты целовал меня с языком, устами полными запаха табака, мне хотелось стать табачным дымом, чтобы проникать в каждую твою клетку, веселить твою кровь, твою предательскую кровь.


***
   На входе в суд шмонали как в аэропорту, поэтому я заранее выложил изо всех карманов все металлические предметы, оставив их на пустом пассажирском сидении. Все равно прощупали все карманы, заставив их вывернуть, прозвонили, потискали и полапали, практически раздели.
   И вот я в канцелярии, где царит мир и спокойствие бюрократии. Девчонки практикантки копировали дела, протоколы и решения, ни капли не стеснялись, читая вслух судебные материалы, хихикая или деланно зевая над рукописными страницами. Заявление о групповом изнасиловании, написанное на сорока страницах от руки, на сегодня было гвоздем программы. Я застал середину повествования. Парень, сидевший передо мной в очереди, не мог сдерживать улыбки и краснел как рак. Я заказал материалы дела неделю назад, и сегодня уже мог забрать копии: двести пятьдесят станиц, которые станут для меня откровением...

***
   Ты был настоящим поэтом, хотя и не писал стихов, ты говорил, смешно красоваться на публике и заискивать перед аудиторией, ждать ее признания и любви. А из философов ты уважал только Сократа, который добывал правду на улице, вглядываясь в усталые лица прохожих, выуживая из обывательских умов поэзию. Черт, поэзия и философия заодно с начала мира, разве можно усвоить правду и растолковать ее, пересказать, воспроизвести? Разве можно воспроизвести жар и молнию, из которой растут стихи? Разве можно быть философом и поэтом, отрастив бороду и напустив елея в речи, важничая, и хвастая своим привилегированным положением мудреца.
   Это черт знает что да и только, а не философия. Настоящий мудрец не станет чертовым мещанином, пасующим перед враньем, нуждой и смертью. И поэтому я преклонялась перед Сократом твоей души, готовым сдохнуть за любое покушение на истину, вопреки предательствам и лицемерию, тогда как все остальные крепко держатся за свою кафедру, казенную квартиру и возможность слетать на симпозиум куда-нибудь в жаркий Мехико, курортную Варну или комедийный Дюссельдорф, меку бюргерства, с театрами кукол и марионеток. Немцы лучше других сумели превратить повивальную бабку в домомучительницу и дрессировщицу незрелых мещан.
   Будьте вы прокляты, предатели, проповедующие со сцены, чтобы воцарить в мире свою мифологию, замаскированную под торжествующий разум и героизм!

***
   Я вдруг представил себе, как бы эта практиканточка напротив, актерски декламируя на всю комнату, да так, чтобы было слышно и в коридоре, читает твои электронные письма - меня передернуло. Вступиться тотчас за эту девушку, жестко изнасилованную тремя сокурсниками, защитить ее от хамских усмешек и пошлых шуток. Но был ли я Сократом как она, чтобы пожертвовать спокойствием молчаливого большинства? Громко кашлянув, я встал и захлопнул дверь из канцелярии в коридор, изолировав очередь из пятерых посетителей от потока хамства и пошлости. Краснеющий парень - только сейчас я разглядел его детские веснушки - посмотрел на меня поверх очков с удивлением и какой-то усмешкой, с которой в тюрьме сморят на новеньких, так же неодобрительно на меня взирали и остальные.
   Как только над дверью загорелась табличка "войдите", она снова распахнулась настежь и в коридоре воцарилась внимательная и умиротворенная, наполненная вожделением тишина... Они краснели, но слушали... раскаивались, но делали... Пожалуй, они готовы были даже заплатить, чтобы это шоу продолжалось. Я вдруг подумал, что девушка, описавшая изнасилование на сорока страницах, чертовски хотела, чтобы ее услышали не только в зале суда, а еще вероятнее - она дала себя изнасиловать, чтобы воспроизвести весь процесс, вывернуть наружу все свои бесстыдные прелести на этих чертовых сорока страницах, чтобы насильников в лице слушателей стало как можно больше...

***
   Я думала, ты никогда не изменишься и мы будем наслаждаться нашей любовью вечно, однако смерть лежит в начале всякой жизни, также как жизнь - в начале смерти. Нет ничего вечного, и ты любовь моя навеки, ты корень страстей моих, рОса благодати моей, ты когда-нибудь должен был стать чужим. Черт, тебя стали выдавать глаза, потому что нет правды в словах, но только в глазах и поступках... Я видела как ты извинялся каждый раз во взгляде, в том как ты передавал мне предметы или обнимал меня, как остывал и как сила покидала твои чресла. Ведь сила не всегда любовь, но любовь всегда подразумевает силу...

***
   Она ни о чем не просила меня, была против подачи апелляции на решение суда, потому что жить на свободе теперь не имело смысла, но как я мог поступить иначе, если и одна капля слез этой женщины не стоила целого мира, наполненного лицемерной справедливостью. Написанные законы и приговоры, выраженные словоохотливыми судьями, которые желали закрыть дельце побыстрее, чтобы сдать его в архив для чтения практикантам, похотливой аудитории желтой прессы. Неплохой сюжет для бульварной статьи о том, как студентка убивает молодого профессора, известного своими лекциями о Сократе. Знаменитый философ, работы которого читали запоем на Западе, погиб от руки своей ученицы. Черт, что они знали о ней?

***
   И однажды я тихо и горько произнесла одну лишь фразу. Я сказала: - Черт, ты совсем обессилел, ты перестал любить меня!
   И это притча во языцех, что любовь легко переходит в свою противоположность, я в это никогда не верила, как не верила словам. Но как старость прорастает из зрелости и смерть - из жизни, так и ненависть вызревает из любви. Это нельзя взять на веру, как нельзя понять или воспроизвести истину, ибо она рождается как ребенок. И этот ребенок долго рос внутри моей любви и родился с револьвером в руках...
   Черт, он изменял мне, предавал меня. И не с одной: в салонах, с однокурсницами, аспирантами - целой группой...

***
   Он смотрел на меня снова своим открытым взглядом, и мне было страшно признаться, что я перестала его любить, и ненависть растет в моей душе. Мы не сказали друг другу ни слова, мне показалось, что он чертовски испугался этой пропасти, как и я. И он сказал еще, если я оставлю его, его жизнь лишится смысла и он хотел бы для себя такого же конца, как Сократ.

***
   Я понимаю, что у суда были все основания сделать выводы, которые я в сотый раз перечитывал в определении суда. Убийство на почве ревности, принимая во внимание состояние аффекта, а также отсутствие отягчающих обстоятельств, наименьший срок - год лишения свободы. Дело было для меня одним из самых сложных в адвокатской практике, и я завершил его в целом в пользу ответчика, провел две апелляционных жалобы и кассацию на решения судов в нескольких инстанциях. Тем не менее, перечитывая материалы дела, ее дневники и его записи я понимаю, что не довел дело до конца.

***
   Он стоял передо мной на коленях с лицом, мокрым от слез. Он умолял меня остаться, целовал мои руки, он практически обезумел, сейчас я понимаю, что наша любовь была его единственной истиной и он не мог оставить ее, как не оставил Сократ афинский полис под угрозой несправедливой казни. Он нашел неправедный суд достойнее трусливого побега...