Зоопарк или Моральные уроды и их разновидности

Людмила Крищенко
Пьеса
«Зоопарк» или «Моральные уроды и их разновидности»
Истерия на тему неразделенности
Шагнувшим в небо посвящается…
Действующие лица:
Лэсс, она же Лариса - розовая чайка
Алекс, она же Алена - розовая чайка
Сергей Чечин, он же Сокол - безногий поэт, который научился летать, ему за 40
Вика - последняя любовь Алекс
Света - композитор и музыкант, последняя любовь Лэсс, возможно, тоже розовая чайка
Игорь - женатый любовник Светы, скрипач, около 40
Витек - душитель кошек, жених Алекс, около 30
Машка - подруга Лэсс, которая показала когда-то Лэсс ее сущность
Ирэн, она же Ира - девушка, отвергнутая Машкой, Светина «Лунная соната»
Возраст всех девушек от 25 до 31 года.

I действие
На леске висит картонная дверь, к двери подбегает девушка, это Лэсс, в руках у нее пейджер. Она сначала звонит, потом стучит в дверь, дверь поднимается к небу. За дверью, на полу, сидит другая девушка - это Алекс, в руках у нее скрипка, одна рука перемотана тряпкой, на ней видна кровь.
Лэсс: Что все это значит?!
Алекс: (Молчит, водит смычком по струнам, раздаются звуки, напоминающие скрежет/.
Лэсс: Прекрати! Где ты взяла эту скрипку? Какого черта?! (Алекс продолжает играть, Лэсс подбегает и выхватывает у нее скрипку.)
Алекс: (спокойно). Оставь музыку! Я решила стать великим маэстро!
Лэсс: (забрав скрипку, откладывает ее в сторону). Послушай, что все это значит? Что за сообщение на пейджере? Что значит: «Прощай»?
Алекс: Не можешь, не прощай. Но лучше простить, легче станет.
Лэсс: Послушай, ты срываешь меня с работы, я думаю, что что-то случилось, бегу сюда, как ненормальная, а ты тут на скрипочке играешь!
Алекс: Уже не играю. А ты и впрямь думаешь, что ты нормальная?
Лэсс: Здравствуй, психоаналитик! Ты вызвала меня за тем, чтобы спросить об этом?
Алекс: Нет, я просто струсила. (Машет рукой, Лэсс замечает тряпку.)
Лэсс: Что у тебя с рукой?
Алекс: Ерунда. Смычком поранилась. До свадьбы все заживет.
Лэсс: (испуганно, присев на корточки перед Алекс). Ты что, вены резала? (пытается взять ее за руку, Алекс вырывается.)
Алекс: Говорю же, смычком поранилась, отпусти!
Лэсс: Что случилось? Что она тебе такого сказала?
Алекс: Сказала то, что должна была сказать. То, что иногда говорят в этих клинических случаях.
Лэсс: Но тебе же не 14 лет, ты могла все предположить заранее, ведь это не в первый раз и не в последний, наверное!
Алекс: А я думаю, что в последний! Все! Я устала! Я больше не могу так! Я хочу жить! Ты понимаешь – жить! Нор-маль-но!
Лэсс: Ты итак живешь нормально, не хуже других. У всех есть свои проблемы, на то она и жизнь, чтобы они были!
Алекс: У нормальных людей – нормальные проблемы, а мы – уроды! Мы – уроды, ты хоть это-то понимаешь?!
Лэсс: Если тебе нравится считать себя уродом – считай, а я не думаю, что я – урод! (смотрится в воображаемое зеркало). Конечно, не Синди Кроуффорд, но вполне даже ничего!
Алекс: Кли-ни-ка! Я не о внешности! Я спрашиваю тебя: кто ты?
Лэсс: (дурачится, приседает возле Алекс). Аленушка, ты, что же не узнаешь меня? Это я – твоя Лэсс, если хочешь, зови меня Лариской, хоть я и не люблю этого. Да хоть Жориком, если тебе так нравится!
Алекс: Лэсс!!! Прекрати дурачиться! Ты же понимаешь о чем я!
Лэсс: Ты хочешь выяснить степень моей нормальности? Так вот, я себя чувствую совершенно нор-маль-ной.
Алекс: Тогда почему ты не выйдешь замуж и не родишь детей?
Лэсс: Что, прямо сейчас?!
Алекс: Вообще…
Лэсс: Что у тебя за дурацкие стереотипы?! Ты же знаешь: я уже была замужем, мне там не понравилось! И вообще, мы с тобой вдвоем, а многие женщины одиноки. Думаешь, им легче?
Алекс: Им легче. У них есть выбор, вон, сколько вокруг мужиков! И в том, что эти дамы одиноки, они виноваты сами! У них же столько возможностей. А мы можем выбирать только из небольшой кучки таких же уродов, как сами. Потому, что нормальным женщинам мы не нужны. Скажи, тебя полюбит нормальная женщина?
Лэсс: Любила.
Алекс: И что? Что из этого вышло?!
Лэсс: Ты знаешь. Я не любила ее…
Алекс: Замечательно! Просто у нее был муж, и ты не захотела с ним тягаться, т.к. знала, что она все равно не променяет его на тебя.
Лэсс: Я не собиралась ни с кем тягаться, просто тогда появилась ты, и я выбрала совместную жизнь, а не банальную любовную интрижку.
Алекс: Потому, что знала, что она все равно будет возвращаться к нему в теплую постельку, а ты останешься одна долгими зимними ночами.
Лэсс: Да, я не люблю одиноких ночей и потом, зачем ей было влезать во все это? Засосало бы еще, а я потом виноватой осталась. Так что, я ее просто пожалела, пусть человек живет, как положено. И самое главное: я ее не лю-би-ла!
Алекс: Значит, ты согласна со мной, что мы – уроды!
Лэсс: Да, милая Алекс, мы – уроды! Но уродство – это всего лишь непохожесть, отход от шаблона. Просто, когда нас выкраивали, использовали другие лекала и что с того?! Не всем же слонам быть серыми! В конце концов, это просто скучно! И если кто-то тебе говорит: нет, это может значить, что человек не хочет менять своих привычек или боится необычного, а, может, ты его просто не смогла заинтересовать, как личность, ну или волосы у тебя не того цвета. Ведь в любой любви почти всегда действует закон невзаимности. Знаешь, у меня была одна поэтесса, она писала мне стихи. Я их читала, но мое вдохновение принадлежало другой, у которой была красивая улыбка, смешная родинка и куча поклонников, которым она все это дарила. Еще была одна художница, ей нравились мои руки, и она хотела их рисовать. Но ее картины так и не украсили моих стен, ведь я в то время считала, что люблю двухметровую львицу, которая часами наглаживает свои брюки, чтобы кто-нибудь измял их в темной подворотне. Я дарила ей утюги. А до этого я долго любила одну сумасшедшую, которая к тому же была режиссером. Я дарила ей свои фантазии, а она учила брить ноги одну не очень талантливую актрису, из которой решила сделать приму. Я слишком увлеклась этим спектаклем и не заметила, как надувает воздушные шарики человек, который называл меня чудом через букву «ю»…
Алекс: И что стало с этими шариками?
Лэсс: Да ничего, лопнули вот и все и «чюда» не стало. Между прочим, он-то как раз и был самым нормальным из всех ненормальных, мой бедный отверженный принц.
Алекс: Но нормальных людей отвергают все равно не так. Не так, как нас! Им не говорят: «Вот если бы ты была мужчиной!»
Лэсс: (Все еще о своем) Ну да, он ведь итак был мужчиной, хотя о ком это можно сказать с уверенностью? (вернулась на землю) Значит, тебя опять отвергли по половому признаку. Но это даже лучше чем, если бы тебе сказали: «Вот, если бы у тебя были зеленые глаза и фигура не как у бегемота или: «Вот, если бы ты умела играть на скрипке!» Так, что радуйся, что тебе просто не удалось сломать стереотипы. Да и зачем кормить верблюдов мармеладом, если они хотят верблюжьей колючки?! От мармелада у них может несварение приключиться. Пожалей бедных верблюдов!
Алекс: А меня кто пожалеет? Верблюды? Уж лучше б я была верблюжьей колючкой! А в глаза можно линзы вставить, и на скрипке научиться. Я вот уже учусь. Кстати, куда ты ее дела? Дай сюда, я хочу музыки, я решила стать великим маэстро! (Находит скрипку, подползает к ней, берет и лежа начинает водить смычком по струнам, издавая жалобные, плачущие звуки.)
Лэсс: Недостающие детали тоже пришить можно, если уж тебе так хочется. Да только дело-то зачастую не в этом. Уж если кто-то меня полюбит по-настоящему, то ему будет наплевать мужчина я или женщина, и на стереотипы тоже будет наплевать! (Алекс продолжает играть на скрипке, в комнату въезжает инвалид на коляске, это Сергей по кличке Чечин).
Чечин: Привет, пацаны, у вас что, праздник?
Лэсс: Привет, Чеч! Вся наша жизнь – вечный праздник.
Чечин: А откуда инструмент?
Алекс: (садится, кладет скрипку на пол). Сменяла у одного музыканта на бутылку водки.
Чечин: Зачем он тебе? Лучше бы мне отдала эту водку, я бы тебе, знаешь, как спел.
Алекс: Чечин, ты классный парень и поешь здорово, но иногда так к классике тянет, черт возьми!
Лэсс: Странно. Мне тоже кое-кто сегодня сказал, что к классике тянет. Удивительное совпадение.
Чечин: Ничего удивительного. Классика – это то, что всегда, сегодня, завтра, через 100 лет. Я вот тут тоже одну вещичку задумал, только на классику вряд ли потянет, однако душа требует: пиши!
Лэсс: А ты слушайся ее, душу свою, пиши, если она просит.
Чечин: Правильно, кто же еще попросит, чтобы я писал, только душа одна и то потому, что моя.
Алекс: Ну, ты не прибедняйся, мы знаем, что ты у нас  знаменитость, вон и стихи твои в журнале видели и рассказы. Так что твоя душа просит правильно. Да и мы попросим, ведь наши души с твоей похожи, как бездомные кошки на мусорном баке.
Чечин: (улыбается). Ну, я, Аленка, все же не кошка, а кот, и прошу учесть этот неприятный для тебя момент! И хоть ног у меня нет, зато все остальные аксессуары присутствуют, прости еще раз, самца подлого! А вот женщин, пожалуй, я люблю так же страстно и самозабвенно, как и вы, только не всегда на своем «Мерседесе» их догоняю. Вот и приходится писать о том, чего на самом деле не было, хотя и очень хотелось.
Алекс: Чеч, мы такие же, как и ты, хоть и на своих двоих ходим. Наш пол, Чеч, - для нас порой - твоя инвалидная коляска, не всех женщин на ней догонишь!
Чечин: А вы за ними не гоняйтесь, поджидайте в засаде, как я. А когда они бдительность потеряют, выскакивайте и сачком их, сачком!
Алекс: Хорошая идея!
Чечин: А я о чем?! Только что-то премии до сих пор не вижу! За идеи, господа, нужно проставляться! И потом, я же должен как-то вдохновение свое стимулировать!
Лэсс: Ты хоть скажи сначала, о чем писать задумал, а потом уж и о стимуляции вдохновения поговорим.
Чечин: Почему потом! (достает откуда-то из коляски грелку). У меня есть тут перпетум мобиле, тащи мензурки, будем вдохновляться! (Лэсс приносит рюмки, Чечин разливает.)
Алекс: За уродов!
Лэсс: Ну, ты достала! (Смущенно смотрит на Чечина.)
Чечин: А я не обижаюсь, вы же знаете. Чего на правду обижаться. Что сделано, то сделано, не переделаешь. За уродов, так за уродов! (Пьет.)
Алекс: Ты Чечин, не урод. Ты таким не родился, тебя жизнь покалечила. А я урод, я такой родилась, так что тут у нас с тобой несостыковочка. (Пьет.)
Лэсс: (выпила). Чего ты все ноешь и ноешь? Чего тебе нужно, в конце концов?
Алекс: Я хочу быть обычным огурцом в общей банке!
Чечин: Да, огурца нам здесь как раз и не хватает для полной феличиты.
Лэсс: Ну, будь огурцом, кто тебе не дает!
Алекс: Природа! Не родилась я огурцом, вот что хреново!
Лэсс: Вот, блин, ну будь помидором! Ты посмотри вокруг: таких как ты тысячи, а может, и миллионы,  фильмы, клипы, песни – да почти половина об этом, это вообще сейчас модно, а ты плачешься. Не актуальную тему ты выбрала для своих соплей. Ну, есть проблемы, ну не понимают тебя некоторые гетеро, ну и что с того. Что же теперь вешаться, что ли или вены резать?!
Алекс: (прячет руку). Еще скажи: «А кому сейчас легко!» А мне плевать, что таких тысячи. Я у себя одна и мне хреново. Я хочу быть простым малосольным огурцом в общем рассоле!
Лэсс: Да фиг с ней с этой Викой, чего ты паришься! Не вышел у вас с ней салат и что теперь в банку лезть?!
Чечин: Ален, тебя что, кто-то обидел? Ого, да у тебя рука в крови!
Алекс: Салат резала…
Чечин: Ты что, сдурела! А как же мы? Ты о нас подумала: обо мне, о Лариске, в конце концов! Мы же тебя любим!
Алекс: Только вы меня и любите и то, как больные больную. Потому что: рыбак рыбака, одного поля ягоды, ну и типа того. А я хочу настоящей любви, любви, а не жалости, понятно вам! Ты что, Чеч, всерьез думаешь, что Лариска меня любит? Да на фиг я ей нужна была бы, если бы ее Светка не послала. Нашей Лэсс просто нужно с кем-то жить, она одиночества боится…
Лэсс: (поет).
Просто встретились два одиночества.
Развели у дороги костер.
А костру разгораться не хочется.
Вот и весь разговор.
Чечин: Я тоже не очень люблю пить в одиночестве, прямо алкоголизм какой-то получается. Так давайте выпьем за компанию! (Разливает, пьют.)
Лэсс: Классный ты, Чеч, мужик! Не было бы у меня Аленки, я бы замуж за тебя пошла! Клянусь всеми розовыми розами мира!
Чечин: Ой, не клянись, Ларик, не клянись, я ведь мужчина горячий! Подкачу ночью свою карету и выкраду тебя прямо из теплой постельки!
Лэсс: Ну, все! Я же теперь ночами спать не буду, соблазнитель коварный! (Целует Чечина в макушку.)
Чечин: Так что ты, Аленка, блюди свою половину, а то увезу я ее к себе на далекий Мадагаскар, потом не отыщешь!
Алекс: Ну что вы все ржете?! Вам хоть голову отруби, как курице, вы все равно ржать будете!
Чечин: Не мы ржать будем, а наши куриные головы покатятся по земле с великим и неустанным ржанием.
Лэсс: Куриный апокалипсис!
Чечин: Под это дело хорошо бы цыпленка жареного!
(В комнату врывается мужчина. Это Игорь – женатый любовник Светы.)
Игорь: Где Светка?
Чечин: О, Игорек, привет! Ты принес нам жареного цыпленка?
Игорь: Какой еще к черту цыпленок?! Светка где?!
Чечин: Это пароль у нас такой входной, а отзыв у тебя неправильный.
Игорь: Да пошел ты! Где вы дели Светку?
Лэсс: С чего ты взял, что она здесь?
Игорь: Она мне позвонила и сказала, чтобы я больше… Короче, где она?
Алекс: Игорек, хочешь, я тебе на скрипке сыграю, ты же любишь скрипку. У меня здорово получается. (Берет скрипку, начинает играть, раздаются звуки, похожие на смех.)
Игорь: Так это ты моей жене стукнула, сволочь, сейчас я тебя придушу. (Бросается к Алекс, хватает ее за больную руку, скрипка падает.)
Алекс: Идиот! Мне больно, отпусти. Никому я не стучала. (Лэсс и Чечин оттаскивают Игоря.)
Чечин:  Ай-яй-яй, Игорек! Ты же скрипач, интеллигентный можно сказать человек, ты же Шопеном балуешься, а музыки ценить не умеешь!
Игорь: Какая еще к черту музыка?!
Алекс: Я могу повторить! (Берет скрипку.)
Игорь: Я тебя умоляю, не насилуй инструмент! Мои уши этого не выдержат!
Лэсс: Ладно, Алекс, оставь скрипку. Игорек, на выпей и успокойся. (Дает ему рюмку, он залпом выпивает.) А теперь толком расскажи, что случилось с твоей женой и что случилось со Светкой.
Игорь: (почти успокоился). Не знаю. Кто-то то ли позвонил, то ли написал моей жене про любовн…, ну то есть про Светку. Жена, видимо со Светкой беседовала, теперь меня выгнала, и Светка тоже.
Алекс: Ну, ты, мужик попал. Аккуратнее надо было. Любовниц иметь дело тонкое, не каждый умеет.
Игорь: Да пошла ты, скрипачка хренова!
Чечин: И откуда ты, Игорек, набрался слов таких нехороших, неужто в своей консерватории?
Игорек: Это не я набрался! Это Светка от вас набралась!
Лэсс: Чего, например?
Игорь: А то ты не знаешь?! Пока она с вами не познакомилась, она же другим человеком была! Мы же с ней уже два года вместе!
Лэсс: Вместе ли?
Игорь: Нас устраивало.
Лэсс: Это тебя устраивало. Жена все ему постирала, погладила, накормила, он – красавец весь такой из себя чистенький к Светке бегом, сделал делишки и опять к детишкам, а Светка вечерами на луну воет. Устраивало их!
Игорь: Чистенький! А что я к ней грязным должен был приходить? В конце концов, мы с ней музыкой занимались! А замуж я ей не запрещал выходить. Я ей сам говорил: как только, кто на горизонте появится, сразу выходи. Я что ее держал что ли?!
Лэсс: Видимо, она тебя все же любила, музыкант!
Алекс: Паганини! (Произносит с южным фрикативным «г».)
Игорь: Я, может, тоже ее любил! Что вы в этом понимаете!
Лэсс: Да куда уж нам понять вашу утонченную натуру! Так любил, что даже цветы забывал дарить, мне это за тебя приходилось делать еще и врать, что ты передал, чтобы ей, глупой, приятно было.
Игорь: Так это ты ей розы тогда принесла? Вот черт, а я, дурак, решил, что у нее новый ухажер объявился.
Чечин: Ага, …пиянист!
Алекс: И после этого аж целых три раза приносил ей мимозу.
Игорь: Я человек семейный, понимаете ли, у нас бюджет.
Лэсс: Да, бюджет и лимит. Лимит на любовь, на ласку, на подарки и на Светку.
Игорь: Вам всем легко тут меня судить! А что я должен был делать, семью бросать? Детей? Нам со Светой хорошо было вместе, музыка, порывы душевные, я человек искусства, мне нужна свежесть чувств, иначе я не могу играть! Да, я – творец, но у меня есть семья!
Чечин: Бюджет и лимит. Где-то я уже это слышал. Не нравишься ты мне, Игорек, уж больно много в тебе пошлости. Шел бы ты отсюда, не мешал музыку слушать. Ален, а ну-ка сыграй нам что-нибудь из Бетховена. (Алекс берет скрипку, играет, раздаются звуки похожие на смех.)
Игорь: Ну, ладно, я уйду, но пеняйте на себя, если это кто-то из вас позвонил моей жене!
Чечин: А что будет? Ты нас смычком заколешь или Моцартом отсальеришь?
Игорь: Как смеете вы! Вы, ничтожные бездарности, прикасаться к святому?! Не оскверняйте скрипку, не убивайте музыку! (Алекс входит в раж, Игорь закрывает уши и выбегает, только после этого Алекс перестает играть.)
Алекс: На этом ре-миноре разрешите закончить сюиту!
Лэсс: Алекс, ты точно ничего не писала и не звонила?
Алекс: Нет, конечно, чего я буду лезть, Светка не моя девушка.
Лэсс: Да вроде, как бы, и не моя.
Чечин: А, может, она моя девушка или вы опять смеете во мне сомневаться?!
Лэсс: Чеч, это ты что ли дуришь, а ну признавайся!
Чечин: Я не я, а так всем лучше будет, и жене его, и Светке.
Лэсс: Кто тебе дал право судить, ты что - царь или Бог?
Чечин: Ни Бог, ни царь и ни герой, и не сужу я, а рассуждаю.
Алекс: А он прав, Лэсс, так всем будет лучше и тебе, между прочим, тоже.
Лэсс: А я здесь при чем?
Алекс: А то мы не знаем, причем или не причем.
Лэсс: Да, ладно, перестань, ерунда все это. У меня есть только ты, а у тебя есть я, вот и все. Больше нам ничего не надо.
Алекс: Мы есть друг у друга, чтобы раны зализывать, да отлеживаться перед главной битвой за любовь, черт бы ее побрал!
Чечин: А хотите, девчонки, я вам стих один про любовь прочту, не классика, конечно, но и про меня там, и про вас.
Лэсс: Давай, Чеч, ты понимаешь, толк в любви, ты знаешь какого цвета стены. Читай.
Чечин:
Эта буква ласточкой первою.
А, может, с городскими стрижами,
Вошла в тебя давно, наверное.
Когда еще «Ж» в тебе не жужжали.
Хорошо быть мальчиком лет двенадцати,
Наслаждаясь стыдливостью девичьих щек,
Бугорками блузочными любоваться,
А потом, задыхаясь, еще и еще.
Оставлять букетики на подоконнике.
Притаившись возле ее окна,
Наблюдать на плечах ее капельки-родинки.
Становиться частью общего сна.
И не зная, что делать со своею невинностью,
Начинать по-взрослому сплевывать дым.
Самому себе отвечая взаимностью,
Хорошо быть неопытным и молодым
Мальчиком лет двенадцати,
Не знающим, что это за пряный запах.
И что язык нужен, чтоб целоваться,
А глаза нужны, чтоб не плакать.
Но эта буква с нами не ласкова,
Ласточкой первой или стрижем
Она столько «Ж» с собой перетаскивает.
А мы своих мальчиков не бережем.
Мы их отпускаем, но порой так хочется,
Притаившись возле ее окна,
Любоваться смешными трусами в цветочек,
Про себя отмечая: «Пришла весна!»
(Лэсс и Алекс апплодируют Чечину, он смущается, в комнату входит Вика, в руке у нее пакет.)
Чечин: Добро пожаловать, весна!
Вика: Здравствуйте. Я по делу. Алекс, можно тебя на минутку.
(Алекс выходит, сверху опускается картонная дверь, за которой остаются Чечин и Лэсс. Вика и Алекс стоят с другой стороны.)
Алекс: (прячет руку за спину). Зачем ты пришла? Я же просила.
Вика: Мне сказали, что ты болеешь.
Алекс: Кто сказал?
Вика: Позвонили и сказали.
Алекс: Мужчина?
Вика: Не знаю. Мама брала трубку.
Алекс: И ты пришла меня лечить? Я с детства не хожу по врачам, тем более не вызываю их на дом.
Вика: Но мы же друзья, я думала…
Алекс: Ты неправильно думала. Мы не друзья.
Вика: Почему?
Алекс: У меня итак уже слишком много друзей.
Вика: А разве может быть друзей слишком много?
Алекс: Да, особенно плохо, когда много друзей женского пола. Я не в силах уже заводить себе новых друзей из несостоявшихся… Впрочем, не важно! Слишком дорого дается такая дружба. Прости.
Вика: Возьми, я тут тебе апельсины принесла. (Протягивает Алекс пакет.)
Алекс: Типа: «хочешь сладких апельсинов», да? «Хочешь вслух рассказов длинных», так что ли? Ошибаешься, девочка, не будет больше ни апельсинов, ни рассказов, ничего. (Пытается оттолкнуть пакет раненой рукой.)
Вика: Что у тебя там?
Алекс: (прячет руку). Там у меня тоже, что и у всех, как вы изволили заметить ранее: я – не мужчина.
Вика: Прекрати паясничать, я про руку.
Алекс: А-а-а… про руку. Так там тоже ничего, просто решила себе их укоротить, чтобы не были слишком длинными. А то у меня уже кличка появилась Алена Долгорукая. Вот я и того…
Вика: Ты – идиотка!
Алекс: А я предупреждала, нужно была сразу бежать от меня, как от чумы, ну или, как от черта лысого, а ты: «Я сошла с ума!» Песенок наслушалась, романтики захотелось. А нет тут никакой романтики. Дерьмо все это. Уходи.
Вика: Но я не хочу.
Алекс: Я знаю, что не хочешь, поэтому уходи.
Вика: Я не хочу уходить.
Алекс: Ты что же хочешь ночевать под моей дверью? Странные метаморфозы, обычно это делала я только под твоей.
Вика: Я не хочу тебя терять.
Алекс: А ты меня и не находила. Не было меня и все. Была всего лишь сказка про розового слона, а теперь слон хочет быть серым. Уходи.
Вика: (берет Алекс за раненую руку.) Это ты из-за меня?
Алекс: Нет, девочка, ошибаешься, не из-за тебя. Из-за вас всех.
Вика: Но я не хотела, чтобы так было, я не специально. (Гладит по повязке.)
Алекс: Никто ничего не хотел, на этом и порешим. А теперь уходи, уходи навсегда.
Вика: Но я не смогу забыть.
Алекс: Сможешь, тебе, собственно, и нечего помнить.
Вика: А письма?
Алекс: Сожги, а то вдруг будущий муж прочтет – сразу развод и девичья фамилия. Сожги, ладно… (берет Вику за руки, держит, смотрит ей в глаза). Я не смогу быть твоим другом, не сумею…никогда. Прощай…
Вика: (не разнимая рук). Я принесла твои кассеты, там песня…
Алекс: Оставь себе песню, я тебе дарю. И знай, что она принадлежит теперь только тебе одной. Это все, что у нас было, только эта песня. А теперь уходи…
Вика: Но, Алекс! Алекс, я не понимаю! Я ничего не понимаю! Я не хочу уходить!
Алекс: Я тоже не хочу уходить, но так надо. Уходи! Уходи… пожалуйста…
(Отпускает руки, у обеих руки падают, как неживые, Вика уходит, Дверь поднимается в небо. Снова видно Чечина и Лэсс).
Лэсс: Алекс, прикинь, Чечин пишет про нас пьесу.
Алекс: (У нее вид мертвого человека). Про кого, про уродов?
Лэсс: Ну, если тебе так больше нравится, то да!
Алекс: Безумно интересно. В театре будет аншлаг. Всем очень хочется посмотреть, как живут обезьянки. Ты так и назови ее, Чеч, «Зоопарк».
Лэсс: А что, знаешь, как некоторых наша тема возбуждает. Побегут, как миленькие.
Чечин: Ага, будут ждать, когда же девочки любовью начнут заниматься. А я им, – а накося-выкуси. Не будет в моей пьесе никакого секса.
Лэсс: Вот тут-то и случится громадный облом.
Алекс: Обозлятся гетеро на бедных обезьянок, не покажут им обезьянки розовых попок, ая-яй.
Лэсс: Боюсь только, Чеч, тебя упрекнут, что не на том очки хочешь заработать. Эта тема слишком заезженная и кто хотел, тот себе популярность и денежки на этом уже давно сделал.
Чечин: Ну, допустим, любовь – тема, вообще, мягко говоря, не новая. Да и все остальные темы: одиночество в любом его виде, неустроенность мира и т.д. и т.п. Что делать, если в жизни всего только 64 ситуации, набор сюжетов ограничен. Да и потом, я же не о ваших проблемах хочу писать, а вообще о жизни нашей несуразной, разве у всех у нас не одни проблемы?! А что там скажут, мне наплевать! Я просто хочу рассказать об интересных людях, с которыми свела меня судьба. Люблю я вас, девчонки, вот и все! Потому и вдохновляете!
Алекс: Хорошо, что хоть кого-то мы еще можем вдохновить на что-то высокое! А то уж я думала, что только ворон каркать да собак лаять вдохновляю.
Чечин: Я вижу, Аленка, у тебя сегодня философическое настроение, давай разбавим тоску африканской жарою, 40 как ни как градусов. (наливает). За что на этот раз?
Алекс: За серых слонов!
Чечин: О’ кей. За серых, так за серых. А то: пить без тоста – пьянка просто. А так - культурная зоологическая беседа.
Алекс: Кто же, интересно, ей позвонил?
Лэсс: Ты про Игореву жену что ли?
Алекс: Нет, про Вику. Ей кто-то позвонил и сказал, что я болею. Зачем?
Чечин: Какой-то тайный доброжелатель у нас всех нашелся. И кто же это может быть? Просто детектив какой-то.
Лэсс: Что она тебе сказала?
Алекс: … Я подарила ей песню. Она так ничего и не поняла! Господи, но я же люблю ее! Люблю! Что же мне делать! (Садится на пол, закрывает лицо руками, плачет, Лэсс садится перед ней на корточки.)
Лэсс: А ты и люби ее. Люби ее, как музыку. Люби ее просто так, просто за то, что она есть. За то, что ты ее встретила. В конце концов, за то, что тебе захотелось играть на скрипке! (находит скрипку, дает ее Алекс). Создай из этого музыку, Алекс, и пусть все влюбленные мира ее услышат. Пусть твоя скрипка расскажет нам всем, что такое любовь. Только влюбленная скрипка умеет объясняться.
(Входит Света, в руке у нее чемодан.)
Алекс: В зоопарке сегодня день открытых дверей.
Света: Я вам не помешала? Ого, да у вас концерт!
Лэсс: Нам как раз не хватало дирижера. Пить будешь?
Света: Да, наливай. За что пьем?
Алекс: (кладет скрипку). За зоологию!
Света: О’ кей. (Пьет.)
Чечин: Свет, а ты откуда и куда?
Света: Уезжаю.
Алекс: А Игорек сегодня уже прибегал, искал тебя.
Света: Да пошел он! Пусть ищет себе другую дуру, а с меня хватит!
Лэсс: С чего это ты вдруг стала такой мудрой?
Света: Я устала, просто устала и все.
Чечин: Куда же ты собираешься ехать?
Света: Домой, к матери.
Лэсс: Коровам будешь сольфеджио преподавать?
Света: С коровами проще, они хотя бы молчат.
Алекс: Они мычат, а не молчат. От себя не убежишь. Что за идиотская идея добровольной ссылки? Кроме Игоря твоего есть и другие мужики, в конце концов. А скрипку для полного комплекта я тебе подарю, если ты не можешь без этого.
Чечин: Да, Светочка, мужиков полно! Есть я, например. Конечно, я не умею на фортепьянах да и на скрипках, признаться, не очень, зато пою я здорово.
Лэсс: Не приставай к ней, Чеч, пусть человек уезжает, если решил. Я бы тоже уехала, если б было куда.
Света: А поехали со мной, знаешь как там хорошо. Тихо. Кузнечики поют.
Лэсс: Кузнечики не поют, а стрекочут, они лапкой по крыльям водят, получается треск.
Света: Треск, но мелодичный, музыка. Поехали.
Лэсс: Я, конечно, люблю музыку, но не люблю коров, нет в них характера, сплошная тоска.
Чечин: А я люблю коров, они молоко дают, Светка, возьми меня с собой кузнечиков слушать.
Алекс: Значит ты, Чеч, решил своих обезьянок на коров променять?! А кто же нам будет стихи читать? Никуда мы тебя не отпустим. Ты наш и нам ты нужнее, чем коровам. Мы тебя никому не отдадим.
Света: Ну, как знаете. Счастливо оставаться. (Идет к двери.)
Лэсс: Ты куда? Постой! Ты что и вправду решила уехать?
Света: Нет, я просто так с чемоданом хожу, имидж у меня такой. Сказала же - уезжаю, не понятно, что ли?
Лэсс: (подходит к Свете). Послушай, не спеши, посиди еще с нами, никуда твои коровы не денутся. Останься.
Чечин: Давайте лучше еще выпьем, а потом уже будем решать, кто куда поедет. (Наливает всем, Света садится на чемодан.)
Лэсс: Давайте за любовь!
Света: А есть ли она вообще, может, это мы все сами себе придумываем, чтобы не скучно было?
Алекс: Может и так, но без этой выдумки не было бы никогда никакой музыки и стихов бы тоже не было.
Даже кузнечиков бы не было, одни коровы, которые дают молоко.
Чечин: Да что вы привязались к бедным коровам, что они вам сделали? Животные, как животные, не хуже других, полезнее даже.
Алекс: Понимаешь, Чеч, коровы – это правильно, это норма, они не выпадают из формулы, а обезьяны выпадают, они, в общем-то, не нужны.
Чечин: Как это не нужны? Ведь это от них мы и произошли!
Лэсс: Мы произошли от ребра…
Чечин: Все, так или иначе, для чего-то нужны, комары  жабам, а жабы – цаплям. Зоология.
Алекс: Обезьянам нужны бананы, однако, бананам обезьяны без надобности.
Света: А причем тут любовь? Я что-то не понимаю.
Лэсс: И не надо ничего понимать, пей и все. (пьет). Любовь вообще не нужно понимать, нужно просто любить и не задумываться: правильно это или не правильно. Если задумываешься, значит, – это уже не любовь.
Света: Вот я задумалась насчет нас с Игорем и поняла, что любви больше нет, а, может, никогда и не было.
Лэсс: Тебе нравился его абсолютный слух, и ничего другого ты абсолютно не замечала, вот тебе и вся музыка.
Света: Боже мой, как же он виртуозно играет, он все же гений!
Алекс: Гад он ползучий, а не гений. Два года над тобой издевался, а ты терпела, дура. Ты, может, сама трижды гений, а его терпела. Он тебя что, оценил? Ты же ему музыку писала, а он даже ни разу не назвал твоего имени, не дай Бог жена узнает. Дерьмо он, чего бы он без тебя добился? Ведь это ты его сделала гением, потому что любила и верила, верила в его талант.
Чечин: Хватит уже о нем, много чести.
Лэсс: Действительно, давайте лучше о чем-нибудь добром и вечном поговорим.
Алекс: Ну, если о вечном, тогда давайте о невзаимности.
Чечин: А что о ней говорить. У каждого она своя. Вот нас тут четверо и ни одной взаимности.
Алекс: Господи, и почему же мы такие несчастные?
Лэсс: А где ты видела счастливых? Счастье – это сиюминутное состояние, оно не рассчитано на длительность. Можно быть счастливым некоторое время, но потом все становится на свои места.
Чечин: А вот и не правда! Я, например, почти всегда счастлив. Счастлив, когда вижу утром солнце, когда вижу траву, деревья, когда вас вижу, наконец! А слышать, как поют птицы разве не счастье? Я люблю мир и чувствую, как он любит меня. Ведь все это: и солнце, и деревья, и трава, и птицы, и даже, вы, глупые мои девчонки – все это подарил мне он, этот мир! А вы говорите – невзаимность!
Лэсс: Любовь, Чеч, это не только деревья и птицы.
Чечин: Ну да, есть еще кузнечики и коровы, как я про них забыл! Кстати, коровы дают молоко как раз от любви!
Лэсс: Да не хочу я этой коровьей взаимности! Хотя счастливым, конечно, можно быть в любви и без взаимности, просто оттого, что ты любишь, оттого, что умеешь это делать. Но иногда такой любовный альтруизм надоедает.
Алекс: Вот мне это все и надоело, надоело любить безответно и вообще надоело любить и врать себе надоело, что когда-нибудь найдется тот, кто ответит на мою любовь. Никогда ничего не будет! Не будет ответа – стучи, не стучи. Моя любовь – это закрытые двери. Так изначально было задумано, поставили меня перед этими дверями и не дали ни единого шанса на то, что когда-нибудь эти двери откроются.
Чечин: А выбить не пробовала?
Алекс: Пробовала, но не смогла, вернее, не стала. (Чечин делает знак Алекс, и она его увозит.)
Света: А, может, иногда так и нужно, взять и выбить, выбить из колеи, сделать что-нибудь не то и не так.
Лэсс: Может, нужно только знать когда и где.
Света: А прямо сейчас. Возьми все брось, и поехали со мной в деревню.
Лэсс: Зачем?
Света: Просто так.
Лэсс: Вот именно: просто так. Для тебя это – просто так, а для меня нет.
Света: Ты имеешь в виду Алекс?
Лэсс: И ее тоже.
Света: Но ведь вы с ней уже сто раз собирались расходиться, у нее вечные любовницы, зачем тебе все это?
Лэсс: А что можешь предложить ты? Ты ведь сейчас зовешь меня с собой потому, что тебе страшно одной вот так все бросить и уехать. И потом, тебе скучно, нужен компаньон, который будет слушать твою музыку, я подхожу лучше всего, конечно, но извини, я не хочу.
Света: А если бы я стала твоей любовницей, ты бы поехала?
Лэсс: Я же не гений, разве ты снизойдешь до простой смертной, которая никогда не сыграет тебе твой любимый концерт. Мое имя в этой афише не указано.
Света: Может быть, я бы нашла на ней местечко для твоего имени. Или я тебе не нравлюсь? (Подходит к Лэсс вплотную.)
Лэсс: Свет, ты решила поиздеваться? А если я соглашусь?
Света: Так я тебе нравлюсь или нет?
Лэсс: Не знаю…Я… (Света целует Лэсс в губы). Светка, ты пьяна! Ты с ума сошла! Что ты со мной делаешь! (Целует Свету, в это время входит Алекс, останавливается в нерешительности, замирает, потом быстро выходит, въезжает Чеч.)
Чечин: А что это с Аленкой? (видит целующихся девушек). Ого! (Девушки отскакивают друг от друга.)
Лэсс: А где Алекс?
Чечин: Убежала куда-то.
Лэсс: Она видела нас, наверное.
Света: А что мы такого делали? Мы просто прощались.
Лэсс: Прощались?
Света: Ну, да. Я ведь уезжаю.
Лэсс: А я?
Света: А ты беги за своей Алекс, а то мало ли что ей снова взбредет в голову!
Лэсс: Я сейчас, ты только никуда не уходи. (Убегает.)
Света: Пойду умоюсь, что-то жарко. (Выходит, Чеч подъезжает к телефону, снимает трубку что-то говорит, но никому не слышно, т. к. играет музыка. Появляются Алекс и Лэсс, Чечин уже отъехал от телефона.)
Лэсс: Мы же договорились не ревновать.
Алекс: Прости, просто сегодня у меня плохое настроение и потом ты ведь – моя, и я не могу спокойно смотреть, когда тебя  целуют. (Входит Света.)
Света: Чего это вы ругаетесь, девочки?
Лэсс: Все нормально, мы уже помирились.
Чечин: Вот и славненько, за это нужно выпить! (Наливает в рюмки, все пьют, в это время входит Игорь.)
Игорь: Света, Светочка, ну, наконец, я тебя нашел. (видит чемодан). А это что?
Света: Футляр для скрипки с оркестром, два в одном!
Алекс: Она уезжает в деревню к коровам.
Света: Вместе с Лэсс.
Игорь: Что-то я не понял? В какую деревню? К каким коровам? С какой еще Лэсс?
Чечин: Не обижай коров, Паганини! Не смей касаться чистой любви! Если ты ничего не понимаешь в коровах, где уж тебе в любви разобраться!
Игорь: Оставим коров в деревне! Я хочу знать -  с какой это еще Лэсс?!
Алекс: Очевидно, с этой. (Указывает на Лэсс.)
Света: (берет чемодан, Лэсс). Так ты едешь со мной или нет?
Лэсс: (смотрит то на Алекс, то на Свету). Но я… Я же не…
Света: Я пошла! (Идет к двери, Лэсс бросается за ней.)
Игорь: (падает перед Светой на колени). Милая моя, а как же я без тебя? Что же я буду без тебя делать? Я ведь жену ради тебя бросил, я музыку бросил, все бросил, я люблю тебя. (Обнимает ее за ноги.)
Чечин: Это не он жену бросил, а она его.
Алекс: Замолчи!
Света: (Игорю) Встань, простудишься, тебе же нельзя. (Поднимает его, отряхивает.)
Чечин: Как будто он ногами играет. Он же не футболист, Светочка, он – скрипач, точнее – трепач!
Игорь: Так ты не уедешь? Не бросишь меня?
Света: Не брошу. (Обнимаются, Лэсс садится на пол и сидит, опустив голову.)
Чечин: А сама меня к коровам звала. Вот оно женское непостоянство!
(Раздается телефонный звонок, Алекс подходит и снимает трубку.)
Алекс: (Игорю). Тебя жена.
Игорь: Откуда она узнала, что я здесь?
Алекс: Сказала, что кто-то позвонил.
Света: Игорь, не бери трубку! Пожалуйста…
Игорь: Я только узнаю, может, что-то очень важное. Может,  мне из филармонии звонили. (берет трубку). Да. Да. Я не смог. Потом объясню. Хорошо, сейчас приеду. (кладет трубку на место. Свете). Я должен срочно уехать, там Анфисе плохо, я не могу ее оставить одну, я заберу ее и скоро вернусь.
Света: Я пойду с тобой.
Игорь: Не нужно. Я не хочу скандала. Иди к себе, а я скоро приеду. (Уходит. Света садится на чемодан, Алекс стоит посреди комнаты.)
Чечин: А кто такая Анфиса?
Света: Черепаха. (Встает, берет чемодан.)
Алекс: Давай помогу. (забирает у Светы чемодан).
Света: Спасибо. (Обе выходят.)
Чечин: Не вешай нос, Ларик! Держись молодцом. (Треплет ее по волосам, уезжает. Картонная дверь опускается с неба.)
II действие

На полу посреди комнаты сидит Лэсс, в руках у нее скрипка, она водит смычком по струнам, раздаются плачущие звуки. Входит Алекс. Дверь находится сбоку, так чтобы было всех видно и чтобы не мешать.
Алекс: Ты опять? Ну, сколько можно! Перестань!
Лэсс: Не хочу, мне нравится играть музыку. (Издает звуки, похожие на стоны.)
Алекс: Мне никто не звонил?
Лэсс: (кладет скрипку). Нет. Обычно все объявляются после звонка тайного доброжелателя, а он что-то затих.
Алекс: Я одного не понимаю: зачем? Зачем ему все это было нужно? Он как будто провоцировал нас всех, вынуждал кого-то с кем-то встречаться и расставаться.
Лэсс: Может, ему нравилось руководить нашими отношениями, вмешиваться в сюжет и делать так, чтобы все развивалось по его плану.
Алекс: Он возомнил себя Господом Богом! Однако, заранее все предусмотреть невозможно, мы сами делаем нашу жизнь.
Лэсс: А, может, он ставил нас перед выбором, чтобы мы сами, наконец, выбрали то, что нам нужно.
Алекс: Не знаю только какая ему от этого выгода?
Лэсс: Выгода важна не всегда. Ему, наверное, был интересен сам процесс и наши действия, вряд ли он заранее знал результат.
Алекс: А какой тут результат? Все осталось по-прежнему: мы с тобой, Игорь с женой, Светка и Вика сами по себе.
Лэсс: А ведь она звала меня с собой в деревню.
Алекс: Только ехать туда она не собиралась, попугать Игорька решила, а он, бедненький, так напугался, что теперь к ней носа не кажет.
Лэсс: А ты откуда знаешь?
Алекс: Видела я ее. Глаза тоскливые, словно осенние листья на ветке, того и гляди, опадут.
Лэсс: Значит, он ее окончательно бросил… Счастливый он, придурок, две женщины его любят, виртуоз чертов! (Начинает снова водить смычком по струнам.)
Алекс: Слушай, прекрати, а то я сейчас завою! У меня тоже, между прочим, трагедия, я тоже страдаю, однако тебе нервы не треплю!
Лэсс: (перестает играть, кладет скрипку). Странная у нас с тобой жизнь. Я страдаю, ты страдаешь. И что нам дальше делать?
Алекс: Жить. Что мы еще можем сделать, не вешаться же, в конце концов!
Лэсс: Недавно ты была совсем иного мнения.
Алекс: Давай не будем об этом! (подходит к Лэсс, садится рядом, обнимает ее). Скажи, разве же нам с тобой плохо вдвоем?
Лэсс: Конечно, нет. Ты же знаешь.
Алекс: Тогда чего мы обе дурью маемся.
Лэсс: Не знаю. Хочется чего-то необыкновенного, чего-то загадочного, чтобы музыка не смолкала…
Алекс: А ты бы уехала, если бы Светка и вправду в деревню собралась?
Лэсс: Не знаю. Наверное, нет. Как же я без тебя? Я так к тебе привыкла, я уже не могу представить свою жизнь без моего ежика! (Треплет Алекс по волосам).
Алекс: Ты считаешь, что это любовь?
Лэсс: Думаю, да. Просто несколько другого плана, любовь, которая основана на общности. У нас же с тобой так много общего, мы почти сестры, общие проблемы, общие неудачи, общие стремления найти любовь. Мы как сиамские близнецы!
Алекс: Уроды мы с тобой моральные и не лечимся. (целует Лэсс в щеку). Семейка придурков!
Лэсс: А как иначе выжить в этом мире, вместе-то легче, сегодня ты мне сопли вытираешь, завтра я тебе! Кто о нас еще позаботится? Кому мы на фиг нужны. Все-таки наша жизнь лучше, чем у обычных хомо сапиенсов. Они друг друга вообще не понимают, где ты видела, чтобы жена мужа утешала, если его любовница бросила?!
Алекс: То-то и оно, что только у уродов так все и бывает, да и то не у всех.
Лэсс: Просто некоторые пытаются свою нетрадиционную жизнь вогнать в традиционные рамки, а где написано как нужно? И кто это написал? Да и не могут всем подходить одни и те же правила! Кто придумал, что жена должна стирать, готовить, убирать и терпеть выходки своего придурка муженька, который плюет на все ее старания, да еще и руками иногда машет. Между прочим, по моим собственным наблюдениям, гораздо лучше и счастливей живут семьи, где жена не очень-то перед мужем стелится, а то и вовсе на него все заботы перекладывает. Парадокс. А ведь мамы учат своих дочерей с детства обслуживать своего будущего мужа, словно он не взрослый мужик, а дитя несмышленое. Зато тому, как вести себя с ним в постели ни одна мама свою дочурку не учит, потому, что сама с папой спит только по праздникам и в позе бутерброда.
Алекс: Ну, кто-то сам до всего додумывается, а у кого-то не хватает мозгов, и живут они, бедные, всю жизнь маются.
Лэсс: Вот видишь, а ты говорила, что тебе хуже всех приходится.
Алекс: Это, смотря с чем, сравнивать. Плохо то, что еще детства я влюблялась в девчонок, которые всего этого боялись, как огня. Сколько слез, сколько боли, сколько шрамов и все никак не уймусь. Чего, казалось бы, надо, ведь есть ты – самая лучшая, самая порядочная, самая честная, ан - нет, все равно за Викой бегаю! Сказала ей, что все, а сама не могу. По десять раз на день звоню ей и молчу. Голос ее слушаю.
Лэсс: Я тебя понимаю, со мной ведь тоже все это было: и вены я резала, благо, нож тупой оказался, и в снегу валялась с веревкой в руках, и выла, как брошенная собака, и звонила, звонила, звонила... Понимаю тебя, и все равно иногда злюсь, никак не могу отучить себя от ревности, от этого собственичества дурацкого! Но ведь ты тоже меня ревнуешь, правда?
Алекс: А что, тебе бы хотелось? Ну, тогда буду ревновать.
(Голос: Тук-тук-тук. Входят Машка и Ирэн.)
Алекс: А вот как раз и повод пришел!
Машка: (целует обеих, но ясно, что с Лэсс у них когда-то что-то было). Для хорошего вина поводом является само хорошее вино! (ставит бутылку на стол). Знакомьтесь, это Ирэн! (Алекс и Лэсс представляются.)
Лэсс: Машка, любовь моя! Где ты пропадала? Я соскучилась! (Ирэн при этом заметно напряглась.)
Машка: Ты же знаешь у меня как всегда кавардак. (разливает вино в принесенные Алекс бокалы). Давайте за встречу! (Пьют.)
Лэсс: Хорошее вино! Нужно чаще встречаться! (Ирэн психует, встает и выходит.)
Алекс: Туалет направо! (Выходит за Ирэн.)
Лэсс: Это что, твоя новая пассия?
Машка: (мнется). Да, как бы, мы сегодня решили расстаться! Остаться, так сказать, друзьями.
Лэсс: А что так?
Машка: Слишком она в меня погрузилась, а я не могу так и потом у меня сейчас забот много, не до того, откровенно говоря.
Лэсс: (читает стихотворение).
И тогда глупый лев сам ошейник принес,
Но охотнику вовсе не нужен был пес,
Приручённый лев надоел до слез,
Взял его он и в цирк отвез. - Так когда-то было и со мной. Ты решила отправить Ирэн в цирк. Семья, работа и новая любовь я так понимаю?!
Машка: (смущается). Ну не то чтобы - новая, но…
Лэсс: А я - ее знаю?
Машка: (мнется). Ну, в общем-то, да. Ты извини, конечно, но я тебя сразу предупреждаю, что, если она сама захочет, я упираться не буду.
Лэсс: Ты про Светку?! (по Машке понятно, что да) А не слишком ли ты самоуверенна! По-моему, мы ей обе не нужны. Мы для нее старые друзья и не более того.
Машка: У меня есть повод думать иначе…
Лэсс: А у меня, думаешь, нет такого повода! Хотя у меня к ней совсем другое отношение. Она для меня, как вдохновение, как искусство в чистом виде! А как, скажи мне, можно спать с искусством?!
Машка: Да, искусство лучше не трогать руками. На него лучше просто смотреть. Но, если оно само придет, то тут уж одними глазами не обойдешься.
Лэсс: (резко). Я убью тебя! (успокоилась). Шучу, конечно. Не хотела я, чтобы ты была моей соперницей! (гладит Машку по щеке). Хотя вряд ли мы с тобой станем соперницами. (Появляются Алекс, Ирэн и Света.)
Алекс: Тут Светка к нам пришла. С черного хода.
Света: Привет! Я вот решила прогуляться и к вам зашла по пути.
(Лэсс и Машка в явном замешательстве, Алекс наливает гостье вина.)
За что сегодня?
Алекс: За сегодня! (Все пьют, Машка встает со стула.)
Машка: Ну, мне, к сожалению, пора. (Ирэн тоже поднимается.)
Лэсс: Ира, а ты что, тоже спешишь? Оставайся с нами.
Ирэн: Я сейчас вернусь. (Машка выходит, Ирэн уходит за Машкой.)
Лэсс: Она не вернется.
Алекс: Разве остаются друзьями после того, как были любовницами? Дурость полная. Ведь она же любит Машку!
Света: Этот мир полон невзаимности. Бедная Ира! Она похожа на расстроенную скрипку. Я не могу слышать расстроенной музыки!
Лэсс: А у девушки красивые глаза…
Света: Ты хочешь влюбиться?
Лэсс: Я не умею настраивать скрипки и потом, я все же предпочитаю гитары.
Света: Ты ничего не понимаешь, она же похожа на «Лунную сонату»!
Лэсс: Ты что, влюбилась?
Света: А тебе какая разница! Это тебя вообще не касается!
Лэсс: Я тебя раздражаю?
Света: Да!
Лэсс: Почему?
Света: Я что, обязана все объяснять! (Подходит к двери.)
Лэсс: (читает стихотворение).
Я, как без скрипки смычок.
То бишь – пустая затея.
Как не крути, дурачок,
Гимна сыграть не сумеешь!
Ты слишком скоро поймешь,
Что не издать нам ни звука.
Струны мои разорвешь,
Крикнув прощальное: «Сука!»
(Света выходит.)
Лэсс: (ей вслед). Я больше не потревожу тебя! (Алекс). Похоже, она и вправду решила влюбиться. «Лунная соната»! Раз и готово! «Мир полон невзаимности!» А сама! Почему она обо мне не думает! Может, мне тоже надо смотреть на нее по-собачьи?! Нет уж, лучше вообще не смотреть! Я для нее – надоевшая пластинка, старая и заезженная! Однажды она решила меня послушать, а потом я слишком часто позволяла себе играть ей гимны! Ах, ты такая…ах, ты сякая…необыкновенная и расчудесная! Вот и доигралась! Ей теперь «Лунную сонату» подавай!
Алекс: Вот тебе и филармония! Она бы сейчас и в слона влюбилась, ты что, не видела ее глаз?! Они же кричали: лю-бви! Она же без любви не может. Она же любит в себе эту любовь, иначе же музыки не будет!
Лэсс: «Она похожа на расстроенную скрипку!» А ты на что похожа?! Саму никто не смог настроить, вот и захотелось настроить кого-нибудь еще. Главное, я ей сама про глаза ляпнула!
Алекс: Глаза, как глаза. Они же безраздельно машкины. На Машку, как побитая собака смотрит. Не светит тут твоей Свете!
Лэсс: Да нет, похоже, это мы с Машкой пролетаем. Хотя раньше я думала, что единственной любимой женщиной для Светы может быть только скрипка.
Алекс: Ну, в Ирэн она, положим, тоже скрипку увидела. А что ей еще делать?! Игорь ее бросил вместе с музыкой. А тут вы с Машкой! Накрутили ее, перестроили на другую программу. Вы для нее были вроде настройщиков, а смотреть свое кино она будет сама.
Лэсс: Не сама, а с этой лунной сонатой фальшивой! Нет, ты пойми, я не ревную! Я ведь уже давно от этого ушла. Ревность – низкое чувство! Но какой у нее был тон: «Я что, обязана все объяснять!» Она же для меня всегда была, как что-то такое возвышенное, сгусток творческой энергии!
Алекс: Да, но этот сгусток находится все-таки в теле. А телу хочется прикосновений. Телу хочется, чтобы на него не только смотрели.
Лэсс: Ну не могла я! Да и разве же я похожа на скрипку?! В лучшем случае на поцарапанный рояль, неуклюжий и неуместный, который уже отыграл все свои концерты!
Алекс: Ты самая красивая. Ты даже не представляешь, какая ты красивая! Рояль в шрамах лучше, чем новая скрипка!
Лэсс: Ну, да, это тебе так кажется. Тебе же все равно, ты особо и не обращаешь внимание на мою внешность. (смотрится в воображаемое зеркало). А у меня морда ну совсем дурацкая, между прочим!
Алекс: Неправда! Морда у тебя одухотворенная! Ты у меня, как солнышко, когда говоришь, вся изнутри светишься!
Лэсс: «Светишься!» Это фосфор! Это я рыбы много ем! И ты же видишь, солнышки нынче не в моде! Нынче луны в ходу! А мое свечение видишь только ты! Она же его не умеет видеть! Она же сама себе все всегда выдумывает! Найдет какую-нибудь сковородку вычурную, представит, что это скрипка и давай смычком пилить! Вот тебе и все свечение! Она сама светится, а ей кажется, что это сковородка сияет! Страдивари чертов! Сама создает себе скрипки из сковородок, сама же смычок о них свой и ломает! Вот тебе и вся лунная соната! Жаль ее, я же сама такой была, только меня время научило в сковородках разбираться. А ей из-за музыки совсем некогда было заниматься жизнью!
Алекс: Кто-то раньше, а кто-то позже. Но, честно говоря, если бы моя Вика такое выкинула, я бы точно… (трет руку в районе вен) Вот же блин! (берет скрипку). Выкинуть нужно эту чертову скрипку!
Лэсс: Да не причем она здесь! Не причем здесь скрипка! Я сама во всем виновата! Не так все надо было! А впрочем, кто его знает как надо!
Алекс: (обнимает Лэсс, гладит по голове). Ты хоть чуть-чуть моя? (Лэсс кивает) Не плачь, я же люблю тебя!
(Голос: Можно? Входит Витя, он очень расстроен, руки трясутся, ставит на стол бутылку, садится на стул.)
Алекс: Ты чего, Витя?
Витя: А, ну ее, сволочь! Живодерка проклятая! Тварь последняя! Давайте стаканы. (Алекс поднимается, приносит стаканы.)
Лэсс: Что случилось? За что пьем?
Витя: (поднимается, подходит к столу, разливает по стаканам). Тварь последняя! Живодерка проклятая! За кошку!
Алекс: Какую еще кошку? Чего ругаешься?
Витя: Мною убиенную, царство ей небесное, если, конечно, оно кошкам положено. У, тварь, я бы тебе показал! Ладно, давайте помянем. (Пьет.)
Лэсс: Я что-то ничего не пойму! Алекс, а ты что-нибудь понимаешь?
Витя: Хозяйка заставила кошку убить. (Снова наливает и пьет залпом.)
Алекс: Какую еще кошку, ты объяснишь, наконец?
Витя: Да, кошка приблудилась к ней во двор раньше еще. Она, сволочь, ее вроде сначала кормила, а потом кошка котят стала через каждые три месяца рожать. Ну, бабка и взбесилась, сегодня кошка только окотилась, она котят сама потопила, а кошку убивать меня позвала. Говорит, чего ей ****и такой жить на свете, раз, говорит, не хочет по-людски, значит, давай прибьем ее.
Алекс: (пьет, Лэсс тоже). А ты что же? Ты что совсем сдурел, не мог бабку утихомирить?
Витя: Да, я ей говорил, а она ни вкакую.
Лэсс: Но ведь можно же было отдать кому-то или на дачи, в крайнем случае, увезти?
Витя: Возил уже, она обратно вернулась, беременная, ну вот бабка и решила…
Алекс: А ты что не мог сообщить куда-нибудь про нее?
Витя: Куда я про нее бы сообщил? Кому она на хрен нужна эта кошка и эта бабка!
Лэсс: Но ведь, вроде сейчас наказывают за жестокое обращение с животными.
Витя: Да о чем ты говоришь! Тут людей на каждом шагу режут, а ты о кошках! (Наливает всем, молча пьет.)
Алекс: (злиться). Значит, ****ь, говорит?! По-людски, говорит, не хочет! Прибивать, значит, за это надо, твою мать!
И я, значит, по-людски, если не хочу, и меня прибивать надо! Но я – ладно еще! Я – человек, вроде, с меня можно требовать, чтобы по-людски, а с кошки –то, а? Вот суки! Уроды!
Лэсс: Успокойся, Алекс! Перестань… Сердце же… У тебя же сердце!
(Витя подходит к Алекс, кладет ей руку на плечо.)
Витя: Не надо, Алена, не надо, пожалуйста. Не хотел я ее убивать.
Алекс: (вырывается). Так, значит, ты ее сам и убил?!
Витя: (мнется). Ну, не сам, бабке помогал. (злится). А что я мог сделать?! Как я откажусь, я же у нее на квартире живу! Где я потом найду такую дешевую квартиру! Я не потяну дороже! Чего вы с меня хотите! Без вас тошно! (Наливает себе, пьет, закуривает, плачет, Алекс тоже берет у него сигарету, закуривает.)
Лэсс: Алекс, ты же не куришь! У тебя же - сердце!
Витя: (сквозь пьяные слезы). Нет у нее никакого сердца! Нету!
Алекс: Да, пошли вы со своим сердцем! Ненавижу, всех вас, козлов, ненавижу! Отказаться он не мог! Квартиру дешевую боится потерять! Кошку в жертву приносит, чтобы жить дешево! Дешевка ты!
Витя: Алена! Аленушка, не надо! Я же люблю тебя! (падает на колени, обхватывает ее ноги, она его пинает, он становится на карачки). Люблю, понимаешь, лю-блю!
Алекс: Придурок! Пошел к черту! Я тебя ненавижу, я вообще мужиков ненавижу, понял!
Витя: (стоя на карачках). Как это: вообще ненавидишь?!
Алекс: Лэсс, объясни этому душегубу, что к чему, а то меня сейчас вырвет. (Выходит, Лэсс поднимает Витю, усаживает на стул.)
Лэсс: Витюш, ты успокойся, она просто кошек очень любит, не надо было ей этого всего говорить.
Витя: Ага, кошек она, значит, любит, а мужиков и меня, значит, нет!
Лэсс: Витя, она, по-моему, тебе никогда не давала никакого повода, чтобы ты ее любил.
Витя: Она не давала, а я ее все равно полюбил, все равно понимаешь?! Я что виноват? Что я могу сделать, если полюбил!
Лэсс: Ты, Витек, пьян просто. Протрезвеешь, – все забудешь, все как рукой снимет. (Гладит его по голове.)
Витя: Я не пьян. У меня горе. Даже два горя! Сначала кошка, теперь – Аленка! Не могу жить так больше! В чем я виноват? Нету у меня денег на дорогую квартиру! Ну, нету денег! Я же не знал, что бабка будет живодерка такая! Откуда же я знал раньше!
Лэсс: Но ты мог не убивать! Ты…
Витя: Вот и ты не понимаешь! Я же говорю, что не мог! Я плакал, а держал ее, эту кошку потому, что нету у меня денег на дорогую квартиру! Разве ж я виноват! (Входит Алекс.)
Алекс: А кто виноват, что у тебя нет денег? Кто тебе не дает их зарабатывать?!
Витя: А я что, не работаю? Я работаю каждый день, от звонка до звонка, пожрать и то в обед некогда!
Алекс: Ну, и где же тогда твои деньги?
Витя: Я что виноват, что зарплату по несколько месяцев не платят?! А как заплатят, то не знаешь: смеяться или плакать!
Алекс: Нашел бы другую работу! Ты, Витек, просто мечта любой женщины, такой чувствительный! Тьфу!
Лэсс: Алекс, не надо так! Это жестоко!
Алекс: А кошек убивать из-за денег не жестоко?
Витя: Да я же не из-за денег!
Лэсс: Он бесплатно…
Алекс: Как же не из-за денег?! Бабка, небось, теперь не будет требовать оплату, до получки подождет. Бутылку, небось, поставила на радостях?!
Витя: Ты сама же и пила ее!
Алекс: Вот черт! Значит, эта бутылка была платой за кошкину смерть! Вот гад! Киллер наемный! Чего ты притащил ее сюда!
Лэсс: Тебя никто не заставлял пить, чего уже теперь. А за квартиру и людей сейчас убивают не то, что кошек.
Алекс: Значит, ты с ним заодно?! Значит, ты с ним согласна?! Ты тоже бы кошку убила, если б тебе бабка сказала?!
Лэсс: Я бы не убивала! Но что теперь кричать, когда дело сделано?
Алекс: Просто противно, что этого урода я до сих пор терпела! Противно, что он смеет что-то там еще о любви зарекаться, насекомое!
Витя: Алена, прости, Алена! (снова падает на колени). Я не хотел! Я люблю тебя!
Лэсс: Алекс, ты должна была давно ему все объяснить! Зачем было доводить до этого?!
Алекс: Как бы я ему объяснила, тупоголовому?! Что бы я ему сказала? Что я с тобой живу? Что у нас семья?! Да он бы все равно ничего не понял, да еще бы и сплетни распустил!
Витя: Что-то ничего не понимаю? Что за семья? У кого семья?
Алекс: Вот видишь, что я тебе говорю! Он слишком узколобый, чтобы это все понять!
Лэсс: А зачем ты тогда с ним общалась все это время?
Алекс: Да неудобно как-то было, и потом я же никогда себе ничего такого не позволяла, да и он только сегодня вдруг о любви вздумал говорить! Спьяну, наверное.
Витя: (так и стоит на коленях). Я не спьяну, я и трезвый тебя люблю, просто сказать боялся, а сегодня вот решился! Набрался смелости.
Алекс: Конечно, после убийства-то осмелел, кошкодер хренов! Убирайся отсюда, супермен, чтобы я тебя больше никогда здесь не видела! (Поднимает его и толкает к двери.)
Витя: Вам, бабам, только деньги и нужны! Конечно, зачем тебе, такой как я! У меня же ни квартиры нет, ни машины, конечно, зачем тебе такой!
Алекс: Ты прав, Витек, такой ты мне не нужен без машины и квартиры, на фиг ты мне такой!
Лэсс: У нее я есть с квартирой, вот правда, тоже без машины.
Алекс: Ты, Лэсс, другое дело, ты мне бы и без квартиры нужна была, ты же знаешь!
Лэсс: А вот и не знаю, ошибаешься!
Алекс: Прекрати! Не нужна мне твоя квартира, что за бред! Да пошли вы оба! (Выбегает.)
Лэсс: (пытается догнать). Алекс, постой! Куда ты? (Въезжает Чечин.)
Чечин: Привет! Куда это Аленка побежала, как будто ее ошпарили?
Лэсс: Обиделась. Тут вот Витек пришел в любви объясняться, а она обиделась!
Чечин: Да ты что?! Витек, а ты, правда, жениться на Аленке собрался?
Витя: А чего, нельзя что ли?
Чечин: А ты у нее согласия спросил?
Витя: Спросил. Не хочет. На фига, говорит, я ей нищий нужен!
Чечин: И правильно говорит! У мужика должны быть деньги, чтобы всегда цветы там, шампанское ну и все остальное. А где, кстати, твои цветы и шампанское?
Лэсс: Он водку принес кошачью.
Чечин: Как это -  кошачью?! Валерьянку что ли?
Витя: Нет! Кошку убили, бабка водку дала.
Чечин: Ты что, на живодерню что ли устроился?
Лэсс: Да нет, он старушкам помогает!
Чечин: В доме престарелых что ли? А что, веселая работенка, бабульки иногда такие заводные попадаются!
Лэсс: Чеч, перестань, как будто ты спец по бабулькам!
Чечин: А, может, и спец, ты откуда знаешь? Молодые-то меня не любят, на фига я им без ног. А бабульки они и сами еле ходят, я для них самая подходящая пара. Ты, Витек, подыщи там мне парочку бабулек посимпатичнее, я тебе тоже бутылку поставлю!
Витя: Да отстань ты от меня! Я Аленку пойду поищу!
Лэсс: Не ходи! Она пошлет тебя, она же ясно сказала, чтобы ты не появлялся!
Витя: А ты что лезешь?! Не тебя пойду же искать, а Аленку! Ты, какое вообще отношение имеешь ко всему этому?!
Чечин: А самое, Витек, прямое! У них семья, понял?! А ты, брат, третий лишний получаешься!
Витя: Они чо, лесбиянки что ли?
Чечин: Ну, зачем так грубо. Не лесбиянки, а жительницы острова Лесбос, про Сафо слыхал?
Витя: Так они что, спят, что ли вместе?
Чечин: А вот это тебя уже не касается, понял, жених! Иди-ка ты лучше к своим кошкам!
Витя: Вот бля, а я-то думаю, чего это Алена так от меня бегает, а они значит с Лариской муж и жена, я умираю, вот это да! А я, дурак, ей в любви еще признавался, а они друг другу, бля, лис бы им хорошо было! Вот это номер! Вот потеха! А я думал, что это она из-за денег не хочет, а она, значит, и с деньгами бы не захотела! А я, бля, себя за мужика уже не считал, думал, что я совсем и не мужик, раз она на меня не смотрит. А я как раз мужик выходит, раз она на меня не смотрит, точно, значит, не баба!
Чечин: Ну и умен ты, брат, просто диву даюсь! Настоящий мужик! Гигант половой с дырявой головой!
Витя: Я, конечно, не гигант, но очень даже ничего, как бабы говорят.
Чечин: А, может, проверим?!
Витя: Во бля, да ты тоже педик! Мамочки, куда я попал!
Чечин: В Содом и Гоморру!
Лэсс: Лучше иди домой, Витек, а если кому чего пикнешь, я всем расскажу, что ты за бутылку кошек душишь, понял?!
Витя: Уж лучше кошек душить, чем с такими, как вы, за одним столом сидеть! Вот, бля, что же мне теперь мужикам говорить? Я же сказал, что пойду Аленку сватать. Что же теперь говорить?!
Лэсс: Попробуй только что ляпни, я тебя удушу как ту кошку!
Чечин: Что вы все то об обезьянах каких-то, то о коровах, то о кошках теперь!
Лэсс: Да это Витек у нас промышляет, чтобы бабка его с квартиры не поперла, кошку прибил.
Чечин: Витек, правда, что ли?
Витя: Тебя, педика, не спросил! Я бы и таких как ты душил вот этими вот руками. Хотя, что с тебя возьмешь, только задница одна и осталась! (Чечин подъезжает резко к Витьку и изо всей силы бьет его кулаком, тот летит, опрокидывает стол и падает на пол).
Лэсс: Чечин, миленький, не надо, ты же убьешь его, не надо! (Бросается к Витьку, тот лежит не шевелится, входит Алекс.)
Алекс: Что случилось? Чего это дерьмо тут валяется?!
Лэсс: Витек! Витечка, очнись! Что с тобой! (трогает его). Не дышит! Звоните в Скорую скорей! (Чечин хватается за голову, Лэсс садится на пол возле Витька, хватается за сердце. Алекс наклоняется над ним, пристально смотрит, потом начинает его щекотать, Витек ржет.)
Алекс: Он, сволочь, притворялся! (Лэсс бледнеет и падает на пол, все теперь, кроме Витька кинулись к ней, Алекс падает перед ней на колени, бьет по щекам, трогает.) Лэсс, ты что?! Что с тобой? Лэсс, любимая, не умирай! Ты что с ума сошла?! (Чечин со злости пытается встать с кресла, но у него ничего не получается, тогда он подъезжает к Витьку, но тот быстро поднимается и выбегает за дверь, потом снова заглядывает, кричит: «педики чертовы!» Чечин кидает в него тапок, попадает в лоб, Витек скрывается за дверью. В это время Лэсс приходит в себя.)
Лэсс: А где Витек?
Чечин: Утек твой Витек.
Лэсс: Он жив?
Алекс: Да что с этим слизняком сделается!
Чечин: Жив, конечно, если я его тапком не пришиб, сволочь такую!
(Входит Вика.)
Вика: Привет! У вас тут прямо Куликовская битва какая-то! За что воюем?
Чечин: За ориентацию и за дохлых кошек!
Вика: Это круто! Можно, я тоже с вами?
Лэсс: Давай, если не боишься.
Вика: А чего мне бояться, я уже большая девочка, к тому же в некотором роде повар. Я, если надо, этого Витька нашинкую, как капусту, мелко-мелко!
Чечин: Да ладно, Витьку и так уже сегодня досталась. Хотя я и не люблю кулаками дела решать, да вот не сдержался.
Алекс: Да Витек та еще сволочь, нечего переживать! Если получил, так ему и надо!
Лэсс: Зачем ты так про жениха?! Он же свататься к тебе приходил, а ты…
Алекс: Не издевайся надо мной, прекрати! Я, конечно, дура, что сразу не послала, но вроде бы не за что было…
Чечин: Таких витьков миллионы, а есть и похуже. Ничего мы им не докажем. А мне даже жалко его, он же кошку-то от слабости собственной придушил, он просто слабачок вот и все, жалко его.
Алекс: Нет, не все, он еще дебил и гомофоб!
Чечин: Как будто вокруг мало гомофобов. Этим весь мир болен, просто обычные люди не любят ничего необычного. Если они даже очкариков и толстяков с детства дразнят, чего же ты от них хочешь?! Нужно привыкать, а что-то доказывать просто глупо. У меня, например, вообще нет ориентации, так же как и ног, поэтому мне глубоко наплевать на таких вот витьков-гомофобов, да и вообще на все наплевать по сути. У меня есть небо, солнце, птицы.  И что-то я люблю, а что-то терплю и не обижаюсь. Вот только не нравится, когда меня задницей обзывают! Даже тапками кидаться начинаю, вот ведь дурак! А ведь что - задница?! Это же моя точка опоры, моя середина! Задница - штука очень полезная, особенно для меня, я же сижу на ней, и что бы я вообще без нее делал?! Я же только сидеть и могу, сидеть на заднице и записывать, что в голову придет. Записывать то, что вижу и чего не могу увидеть. Собственно говоря, придумывать себе жизнь и жить ею. Слава Богу, что он, отняв у меня ноги, дал мне этот талант. Теперь мои ноги – это моя шариковая ручка. С ее помощью я могу передвигаться, куда захочу и передвигать своих героев, как я того захочу. Так, что я не сижу, я - летаю! Летаю, как сокол! Хотя трудно представить себе задницу с крыльями.
Алекс: Да, Чеч, не все люди - птицы! У тебя получилось! Ведь, если не можешь ходить, остается только летать или ползать. Ты решил летать, и я горжусь тобой!
Лэсс: Я тоже!
Чечин: Спасибо, девчонки! Я люблю вас! Вы ведь у меня тоже - птицы, хоть и с ногами. А птицы и должны быть с ногами. Для того чтобы летать, не обязательно не иметь ног. Это я выпал из формулы, как ваши обезьяны, и стал ненужной и безобразной экзотикой. И мне пришлось учиться летать, только после того, как я увидел глаза прохожих и понял, что не смогу больше идти рядом с ними.
А вы - белые чайки, которые оставляют на морском песке следы, похожие на линии на руке. Весь берег исчерчен этими линиями судьбы и любви. А на закате, когда красное солнце подсвечивает облака, белые чайки становятся розовыми, и никто не удивляется, ведь во всем виновато солнце. Во всем виновато солнце, мои милые розовые чайки! А линии судьбы нужно не лапками на песке рисовать, а крыльями в небе. Поднимайтесь в небо, милые чайки, поближе к солнцу, которое создало вас!
Алекс: Но ведь солнце на небе не всегда, бывают и тучи, и дождь, где же тогда его взять, это солнце?
Чечин: Даже в тоскливую дождливую погоду, когда серость неба безгранична, главное помнить, что солнце есть, что оно никуда не исчезло, оно там, за тучами. И ерунда, что его не видно, оно все равно есть! Солнце есть всегда, даже ночью! Помните об этом, мои милые чайки!
Алекс: Где-то я уже слышала про розовых чаек. Где-то это уже было...
Чечин: Конечно, было, все уже когда-то было. И розовые чайки, и мы с вами, и то, что сейчас происходит, где-то когда-то уже было. Сколько лет этому миру и кто мы такие, чтобы считать, что такого ни с кем еще, кроме нас, не было! И это тоже уже до меня сказали. Каждый когда-то учится ходить и летать, не смотря на то, что кто-то уже знает, как это делается. Другое дело, что эти люди могут нам помочь сделать первый шаг, для этого и существуют учителя, но дальше мы должны идти сами, падать, подниматься и снова идти. С полетами примерно так же, только падать больнее.
Лэсс: Мы еще полетаем, Сережа! Мы еще полетаем! Главное - взлететь, а уж потом...
Чечин: Потом нужно попробовать удержаться! А удержишься, сможешь парить, тогда оттуда, сверху, все земные проблемы покажутся крошечными, как рисовое зернышко. Вы обязательно взлетите, я это чувствую. Только попробуйте удержаться в небе! Учитесь летать! Я верю в ваши крылья!
Лэсс: Спасибо, Сокол!
Алекс: Кстати, Сокол, ты закончил свою пьесу?
Чечин: Да, почти. Осталось только дописать финал.
Вика: А ты прочтешь ее нам?
Чечин: Да вы ведь ее уже видели, вернее, вы ее сами и играли, мне оставалось только записывать. Но, если вам интересно увидеть себя со стороны, то потом обязательно прочту. Но пока еще у этой пьесы нет финала…
Лэсс: А каким он будет, трагическим или все закончится хорошо?
Чечин: Еще не знаю, поживем – увидим! (Уезжает).
Вика: Хороший он парень, жаль, что так у него все в жизни сложилось…
Лэсс: Многие из нас хотели бы, чтобы у них все по-другому сложилось, но что поделаешь, се ля ви… (Выходит.)
Алекс: Вика, кстати, ты чего пришла, я же, по-моему, тебе уже все сказала.
Вика: А зачем тогда звонила?
Алекс: Я звонила?!
Вика: Да! Ты думаешь, я тебя не узнавала?! Да я же тебя по дыханию уже узнаю, понимаешь. Даже по дыханию!
Алекс: Ничего я тебе не звонила. Это, небось, твои хахали тебе звонят, а я тут не при чем!
Вика: Ты звонила и не надо про хахалей!
Алекс: Ох, ты, Боже мой, подумаешь, хахалей ее обидела! Да беги к ним и целуйся сколько влезет! Чего сюда приперлась! (Вика направляется к выходу, появляется Лэсс, задерживает ее).
Лэсс: Вика, стой! Алекс, прекрати! Прекрати сейчас же! Девочки, ну не надо, пожалуйста! Не надо! Давайте не будем ругаться. Давайте лучше выпьем, тут вот водки немного осталось. (Наливает всем по чуть-чуть, раздает стаканы). Давайте выпьем за то, чтобы всегда был кто-то, кто сможет узнать нас даже по дыханию! Давайте за это, девочки! (подходят к столу и пьют. Вваливается Машка, она пьяна и помята, на спине след от ботинка.)
Алекс: О, Ипполит пожаловал! Привет, Ипполит! С Новым годом!
Машка: Я же ей говорила: «Светку не трожь! Светка – это во-о-о! (поднимает руки к небу) Нужно все же было набить ей морду!
Лэсс: Машка, ты вообще откуда? Что с тобой? Кто это тебя пинал?
Машка: Это меня судьба пинала! У моей судьбы тяжелые ботинки, туристические называются. Вот она меня ими и пинала. Я, конечно, сама виновата, нечего было их сводить. Да что теперь. Теперь уже все… Нет, если бы это была не Светка, я бы им такое устроила! Я бы их… А Светку, я ее не могу, не могу я с ней так!
Алекс: Маш, ты толком можешь объяснить, что случилось, чего ты так напилась?
Машка: Да я не напилась вовсе, это у меня шок. Чего тут объяснять. Светка с Ирэн… Ну, короче, поздно пить «Боржоми».
Лэсс: Значит, они, все таки, вместе…
Машка: Были вместе, а теперь Ирэн уехала от Светки, я так думаю насовсем. А Светка ждет, Светка вся не своя ходит. Помутнение у нее в мозгу случилось, она с Ирэн жить вместе собралась. Я ей говорю, что это все бред, а она и не слышит меня. Ирэн оставила у нее свой калькулятор, так Светка теперь с ним везде ходит и никому к нему прикасаться не разрешает. Ляжет на кровать, положит на него голову, а глаза… Я не могу этого видеть! И ведь надо же было оставить именно калькулятор… Хорошенькое воспоминание. Ну, пусть Светка теперь считает…
Лэсс: (садится на пол). Бедная девочка, бедная моя больная девочка… Я ведь чувствую каждое ее движение, я чувствую каждую ее мысль. Господи, если бы я только могла что-нибудь сделать! Хоть что-нибудь, лишь бы она не лежала вот так на кровати с этим калькулятором. Лишь бы ей не было больно!
Вика: Но она ведь тебя предала! Она ведь предала твою любовь. Ты же столько времени любила ее!
Лэсс: Да никого она не предавала! Она просто получила то, чего я ей дать не смогла. Не могла я с ней по-другому. Слишком я к ней странно относилась, мне даже не нужно было к ней прикасаться, смотреть и все…
Машка: Вот и досмотрелась! А теперь что толку, теперь и смотреть-то на нее невозможно!
Лэсс: Господи, ну почему я такая дура! Что же теперь можно сделать?!
Машка: А что ты сделаешь? Разве только Ирэн привезешь к ней, да вот только, думаю, вряд ли ей Светка нужна. Ирэн мне названивает, хочет все вернуть. Она думала, что я из-за ревности начну ее любить, да вот и не угадала! Я теперь никого любить не собираюсь! Все, отпрыгалась, отбегалась, отпелась, отплясалась. Фи-нал! Знаешь, Лэсс, ты для меня останешься самым светлым воспоминанием! Спасибо тебе за это и прощай! Жаль, что нет музыки, я хотела бы станцевать с тобой последний танец. Помнишь, 10 лет назад…
Алекс: Почему же это, нет музыки?! Я могу сыграть! (берет скрипку, начинает играть, сначала звуки похожи на плач, потом на стон, потом звучит совсем другая музыка, красивая и светлая, именно под такую музыку прощаются со своей первой любовью. Лэсс приглашает Машку, они танцуют медленный танец, Вика приглашает Алекс, Алекс сначала делает вид, что не хочет, потом соглашается и они тоже танцуют, но Лэсс и Машка находятся на переднем плане.)
Лэсс: 10 лет! Ровно 10 лет! Неужели же ты вспомнила и поэтому пришла?!
Машка: Да, представь себе, я вспомнила и именно поэтому пришла. Я пришла проститься с тобой. Я уезжаю. Навсегда.
Лэсс: Когда?
Машка: Завтра… В 11 часов самолет…
Лэсс: Но почему?
Машка: В этой жизни всегда нужно что-то менять. Город, страну, работу, любовь… Иначе тоска… Иначе жиреешь… Всегда нужно что-то менять, особенно, когда есть, что терять. Когда кажется, что все в порядке и вроде бы на своих местах. Но ты же знаешь, чтобы что-то создавать, нужно находиться в состоянии полета. А я зависла… Между небом и землей зависла. Я уже ничего не создаю, ломаю только. Я не могу так больше, поэтому я решила уехать, поменять все ко всем чертям! Я знаю, что мне есть, что терять и от этого так вот тут (показывает на грудь) больно, больно и как-то легко, невесомо, как будто внутри меня поселилось облако, которое хочет заплакать. Не туча, а именно плачущее облако, и слезы его легки и прозрачны! Вот-вот появится солнышко, облако перестанет плакать и улыбнется. Наверное, это слезы очищения, потому мне сейчас так светло и легко, хоть я и плачу. (вытирает слезы и улыбается). А вообще - это здорово, когда есть что терять, хуже, когда терять уже нечего потому, что ничего и не было! А у меня было. И пока еще есть... Ты есть...
Лэсс: Я всегда буду рядом с тобой, где бы тебя не носило. Ты только сообщай мне хотя бы свои телефоны, а я буду звонить…
Машка: У меня же сотовый, звони в свои обычные шесть.
Лэсс: «Я стала старше на жизнь, наверно, нужно учесть…»
Машка: «Корабли в моей гавани. Не взлетим, так поплаваем!» (Музыка заканчивается, Лэсс целует Машку в губы, обнявшись, они смотрят друг другу в глаза.)
Лэсс: А мы ведь толком с тобой и не спали…
Машка: Жаль… Но разве это так важно! Мы с тобой больше, чем спали! Наши души одним одеялом укрывались и грелись друг о дружку. Разве же секс это заменит?
Лэсс: Да ладно, что уж теперь. Это ведь я тебя любила...
Машка: Я тоже тебя любила... (смотрит пристально на Лэсс). Проводи меня… Слышишь, проводи меня, мне одной холодно… (Лэсс пристально смотрит на Машку и они выходят. Все это время Алекс и Вика стоят в стороне, когда Лэсс с Машкой уходят, они выходят на передний план.)
Алекс: Все! Я не могу так больше! Вика, зачем ты сюда пришла?!
Вика: Я скучала, ведь мы же - друзья.
Алекс: Я же говорила тебе уже, что не могу быть твоим другом.
Вика: Но я привыкла к тебе и к Лэсс тоже, мне вас не хватает.
Алекс: Но я не хочу твоей дружбы!
Вика: Но почему? Почему? Я не понимаю!
Алекс: Потому, что я люблю тебя! Люблю безумно! Я, наверное, еще никогда никого так не любила!
Вика: Но я тоже тебя люблю и Лэсс люблю.
Алекс: Ты не так любишь, как я бы хотела.
Вика: Но я не умею любить по-другому.
Алекс: То есть ты мне окончательно говоришь - нет?!
Вика: Не знаю… Я ничего не могу тебе сказать окончательно. Я скучаю по тебе. Я жду твоего звонка. Мне нравиться слушать, как ты дышишь в трубку, но я не знаю, почему так происходит. Это все та песня… Наша с тобой песня…
Алекс: Я люблю тебя. Это ты моя песня. Ты моя последняя песня. Самая лучшая! Других песен больше не будет. Я люблю тебя! (Закрывает лицо руками. Вика подходит к ней и обнимает, Алекс вздрагивает, смотрит на Вику и начинает ее целовать. Она целует ей лицо, губы, шею, потом поднимает майку и начинает целовать грудь. Вика сначала сопротивляется, потом начинает гладить Алекс по голове, поднимает ее лицо к себе и целует в губы. Вдруг входит Лэсс. Сначала они ее не замечают, она смотрит на все это и улыбается. Выбирает удобный момент, отходит подальше и специально идет, громко топая и напевая. Вика отскакивает от Алекс, спешно поправляет майку, подскакивает к столу, хватает что-то и делает вид что рассматривает.)
Вика: (голос дрожит). Ты вернулась, а мы вот тут поужинать решили.
Лэсс: Ну, и как успехи?
Вика: Хорошо… Вот только есть нечего, а то бы обязательно поужинали…
Алекс: (тоже дрожащим голосом). Проводила Машку?
Лэсс: Да… Она завтра улетает заграницу. Жить там будет с семьей. Мы прощались…
Алекс: Знали друг друга 10 лет, а простились за 10 минут?!
Лэсс: Так ведь поздно уже, ее дома ждут, волнуются. Я на такси ее посадила, и она уехала от меня, моя Машка. Первая женщина, с которой я поняла свою сущность. Поняла, что женщин я умею любить гораздо сильнее, чем мужчин. Женщина, которую я любила до головокружения. Я не могла ей даже в глаза смотреть, падала. На стул, конечно, но все же… А глаза у нее чернющие и такие глубокие! Потеряла я свое равновесие и затянул меня черный омут. Как же я любила ее тогда… 10 лет назад. Да и сейчас люблю. Всех люблю до сих пор, кто слишком глубоко проник в сердце. Все они во мне остаются…
Алекс: И я останусь?
Лэсс: И ты останешься, глупый мой ежик, мы ведь тоже с тобой под одним одеялом. (подходит, обнимает ее). Вика, иди к нам! (Вика подходит, Лэсс обнимает и ее). Давайте ложиться спать, уже поздно.
Алекс: Но у нас только одна кровать...
Лэсс: Давайте, ляжем с вами под одно одеяло, и пусть наши души прижмутся друг к дружке, как котята, чтоб теплее стало.
Вика: Если вы, конечно, не возражаете, то я совсем не против общего одеяла… (ложиться, Алекс и Лэсс переглядываются, посередине ложится Алекс, с краю – Лэсс.)
Алекс: Более дурацкую ситуацию трудно себе представить! Никогда не думала, что буду лежать между вами обеими!
Лэсс: Моя жизнь вся состоит из странных и дурацких, как ты выражаешься, ситуаций, я уже ничему не удивляюсь. Только не со всеми вот так можно лежать и просто греться. А ситуации - это всего лишь проверки на прочность, на честность, на преданность, на теплоту, да мало ли на что, какая разница! Главное поступить правильно, не по правилам, а именно - правильно, чтобы больно никому не было, хотя так никогда не получается. Ну, хоть постараться сделать эту боль, как можно меньше... Когда-то я не нашла лекарства для одного бедного больного мальчика, глазами которого я потом смотрела на все свои неудавшиеся любови. А ведь можно было подарить ему маленького желтого цыпленка, согретого своим дыханием, и всем бы стало тепло, и высохли бы от слез его колючие щеки. Но доброте нужно долго учиться. Тогда я еще была слишком жестокой, просто сорвала с себя свадебное платье, которое мне стало тесным, и швырнула ему в лицо! Как часто мы затеваем свадьбы от пустоты, с молчащим сердцем, чтобы просто кого-то вырвать из сумасшедшего хоровода и как-то, хоть на бумаге, приписать к себе. Мое! Мой стул, моя ложка, моя собака, мой мужчина, моя женщина! Но только не все могут согреть друг другу души, даже под одним одеялом.
Вика: Ты что, Лэсс, была замужем?
Лэсс: Да, когда-то очень давно.
Вика: А почему вы развелись?
Лэсс: Мне стало душно под одним одеялом, я убежала искать бурю, всепоглощающую страсть. Нашла, но мы с ней не остались вместе, и вернуться уже я не могла, буря несет в себе разрушение. Получается, что я тогда просто сбежала в никуда. Но после этого я твердо решила в дальнейшем обходиться без мужчин.
Вика: Он был хорошим, твой муж?
Лэсс: Ромка? Да, но ему со мной было очень трудно, ему нужна была нормальная семья и нормальная женщина, поэтому я и освободила его от себя.
Вика: Но он же тебя любил!
Лэсс: Я его любила недостаточно.
Вика: Все так странно у вас.
Алекс: Ничего странного, нормальная жизнь нормальных уродов.
Лэсс: А я ни о чем не жалею. Тяжелая у меня была жизнь, сумасшедшая, зато никогда не было скучно!
Алекс: А я жалею! Мне все это насточертело! Все эти игры! Не могу так больше! Ты, Вика, окончательно говоришь мне нет?!
Вика: (растерянно смотрит на Лэсс, неуверенно). Я тебе всегда это говорила… (Алекс подскакивает с кровати и выбегает.)
Лэсс: Значит, не очень убедительно говорила.
Вика: Но я не знаю, как еще…
Лэсс: Вы не понимаете, что любое ваше неосторожное слово, любой жест мы трактуем по-своему. И потом, вы ведь всегда начинаете играть. Вас ведь всех поначалу забавляет такая вот неожиданная и нетипичная любовь, хотя может ли быть любовь типичной. Вам нравится внимание женщины, которая, по сути, должна быть вашей соперницей, но в тоже время это вас пугает, особенно, когда дело принимает постельный оборот.
Вика: Я вроде и понимаю и не понимаю вас. Вроде у вас семья, вы живете вместе, что еще нужно. (Входит Алекс.)
Алекс: Любви!
Вика: Но разве Лэсс тебя не любит?
Лэсс: Люблю, но это другая любовь.
Алекс: Все, надоело, ухожу насовсем! Не хочу видеть вас обеих!
Вика: (подскакивает). Прекрати! У тебя есть Лэсс, она тебя любит, я не хочу, чтобы из-за меня рушилась ваша семья!
Алекс: Это не семья, а пародия! Содружество двух инвалидов! Я больше не могу так жить! Повешусь к чертям собачьим!
Вика: Но я не виновата! Я уважаю вашу любовь и преклоняюсь перед вашим мужеством, я хочу, чтобы у вас все было хорошо!
Алекс: Да что у нас может быть хорошего?! Что?! Давно пора со всем этим кончать, дурацкая привычка и ничего больше! Желаю вам счастливо оставаться! Ты, Вика, найдешь себе какого-нибудь мужика очередного. А ты, Лэсс, тоже не пропадешь, у тебя Светка есть, а захочешь, еще кого-нибудь отыщешь.
Лэсс: (подходит к Алекс, кладет ей руку на плечо). Тебе сейчас больно. Мне тоже было так же больно, когда мне говорили «нет», я знаю, что это такое. Если ты не хочешь жить со мной, я не имею права тебя держать. Ты только живи, вообще живи… Не надо ничего делать. Не надо больше ран. Пожалей свои руки, подумай о нас, мы тебя любим! Ты же наш ежик! Как же мы без твоих колючек? Кто нам будет грибы из леса носить?!
Алекс: Это для тебя я - ежик! А для нее - чучело мяучело! Она же смеется надо мной! Она другом быть хочет! А я люблю ее! Я не смогу жить без нее! Зачем мне жить? Чтобы ходить на работу?! Есть?! Пить?! Спать?! Не хочу я так!
Вика: Ну не сошелся же на мне клином свет! Да я вообще не понимаю, что ты во мне нашла? Зачем я тебе?
Алекс: Я люблю тебя…
Вика: Прости меня, но я не сумела тебя полюбить. Ты же не сможешь полюбить мужчину, ведь так?
Алекс: Да, не смогу.
Вика: Ну, вот и я тоже поэтому не смогла тебя полюбить. Зато тебя любит Лэсс, ты ей нужна.
Алекс: Да никому я не нужна! (Выбегает, Лэсс выбегает за ней, вскоре возвращается.)
Вика: Где она?
Лэсс: На улице… Я боюсь за нее. Боюсь, чтобы не натворила глупостей.
Вика: Я приходила к ней, когда она в тот раз пыталась… Я тоже боюсь, но что мне делать?!
Лэсс: Не знаю. Сама думай. Ты ведь была последний год единственным смыслом ее жизни. Мне будет тяжело без нее, но пусть уходит, если решила… Только бы ничего с собой не сделала!
Вика: Ты ее очень любишь?
Лэсс: Да…
Вика: Поэтому ты терпишь, что она любит меня?
Лэсс: Просто, я ее понимаю. Со мною ведь тоже самое происходит. Я тоже люблю Светку. Найти в кого влюбиться трудно, но не так трудно, как найти того, с кем сможешь жить, я уже это усвоила. Когда я устала гоняться за взаимностью и мучить горло петлей, мне захотелось просто быть с кем-то рядом, лежать под одним одеялом, смотреть телевизор, завтракать по утрам. Такая вот тихая идиллия. После вечных штормов так порою хочется штиля. И случай свел меня с Алекс. Хотя между нами и не было страсти, мы решили встречаться, потом попробовали вместе жить. Она для меня стала необходимой. Когда ее рядом нет, мне даже физически как-то не по себе, как будто часть меня отрезали. Алекс называет это привычкой, я же считаю, что это любовь. Не страсть, а именно любовь, которая основана на взаимопонимании, доверии, дружбе. Ведь не зря же еще древние греки говорили, что существует много видов любви, и даже давали им разные названия. Однако, когда привыкаешь к буре, от семейных завтраков быстро устаешь. Тяжело, когда перестаешь слышать музыку, а тем более ее создавать. Мы не смогли дать друг другу музыки, поэтому и появились у меня Света, а у нее – ты. К сожалению, даже, если тепло и уютно под одним одеялом, всегда нужен кто-то, кто бы поднимал в небо, иначе из розовой чайки, можно превратиться в разжиревшую утку.
Вика: Извини, что так вышло, я чувствую себя виноватой перед тобой за то, что Алекс во мне нашла свою музыку. И перед ней я чувствую себя виноватой, не умею я любить, как она.
Лэсс: Никто не виноват: ни ты, ни она, ни я, так уж получилось. А ты бы все-таки подумала хорошенько, разобралась в своих чувствах, может, и захочется еще раз поужинать вместе с Алекс.
Вика: (смущенно). Значит, ты все видела? Ну, это просто затмение какое-то было. Не знаю, что на меня нашло в тот момент. Меня никогда не целовали женщины. Я думала, это неприятно...
Лэсс: Не надо бояться своих чувств, даже, если они для тебя непривычны. Это просто работают установки, которыми нас напичкали с детства. Это хорошо, а это плохо. Так должно быть, а вот так не должно. Мне когда-то тоже пришлось со всем этим разбираться. И ты разберись и реши, что хорошо именно для тебя, и плевать тогда, если все остальные будут кричать тебе, что это плохо и так нельзя. Это для них плохо. Не бывает абсолютного «хорошо» или абсолютного «плохо», только ноль может быть абсолютным. Не может одна модель подходить всем, даже, если она и универсальна.
Вика: Ты со мной говоришь сейчас, как с маленьким ребенком: хорошо, плохо, можно, нельзя. Мне не важно, что там за установки работают, просто все это для меня как-то странно и непонятно…
Лэсс: Я с тобой говорю, как с ребенком потому, что все мы, в общем-то, дети, только вид делаем, что повзрослели, каблуки носим, красимся, на работу ходим, ощущаем свою важность и значимость. Это все те же детские игры, только теперь мы так входим в роль, что порою и выйти не можем, да и солидность не позволяет. А ведь скольким таким вот взрослым и серьезным хотелось бы, чтобы их обняли и погладили по голове, а они бы уткнувшись куда-нибудь в теплое, шмыгали носом. Вот только признаться в этом они бояться порою даже себе, солидность не позволяет. А на «хорошо» и «плохо» мне самой проще все объяснять, меня, видимо, в детстве тоже по голове не догладили. Вот такие вот дочки-матери. Но, тем не менее, мы все взрослые и нужно уметь принимать решения.
Вика: Я не хочу, чтобы из-за меня вы расстались! И потом, я не знаю… Этот эпизод… Мне было хорошо, но... Я еще ничего не знаю. Мне нужно подумать…
Лэсс: Я так хочу, чтобы Алекс была счастлива, ведь она, как часть меня, и расстаться мы с ней не сможем никогда, даже, если и не будем вместе. Я просто хочу, чтобы хоть часть меня была счастлива, мне тогда тоже будет светлее. Я смотрела на вас и улыбалась, я испытывала те же ощущения, что и Алекс. Я ведь знаю что это такое, когда тебя целует любимый человек! Даже единственный поцелуй запоминается на всю жизнь. И ты права - не надо никаких решений! (входит Алекс, с ней любовник Светы – Игорь.)
Игорь: Там Светка собралась с крыши прыгать…
Лэсс: С чего ты взял?
Игорь: Позвонили.
Лэсс: Опять?
Игорь: … Я уже был у нее, пытался разговаривать, но она ничего не хочет слушать!
Алекс: Козел ты! И что только она в тебе нашла?! Ты черепах и тех любить не умеешь! Ты и скрипку не любил, оттого и музыку сам не писал!
Лэсс: Алекс! Прекрати!
Игорь: Неправда! Я умею любить! И черепах тоже! А Светка сама не захотела, чтобы я семью бросил. Она детей пожалела, добрая она, Светка.
Лэсс: Так, а сейчас где она?
Игорь: Дома была, потом выскочила и убежала, а я – сюда, может, вы сможете что-то сделать. (Въезжает Чечин.)
Чечин: Поехали, там Светка на крыше! Быстро! (Выезжает, все выбегают за ним, потом Алекс и Вика возвращается, Алекс берет скрипку и хочет выбежать, но Вика останавливает ее, крепко обнимает и страстно целует, поцелуй длиться несколько секунд, потом обе выбегают. Дверь поднимается в небо и остается там навсегда.)
Финал.
На крыше стоит Света, напротив нее, на другой крыше - Лэсс. Чечин, Вика и Игорь стоят внизу. Нет только Алекс.
Лэсс: (смотрит на небо). Здорово здесь! Небо совсем близко, можно рукой зачерпнуть. (протягивает руку вверх и черпает небо, смотрит на руку). Знаешь, я раньше думала, что оно голубое, а оно прозрачное. Совсем прозрачное… Посмотри! (показывает Свете свою ладонь). Видишь? (Света не реагирует). Я его отпускаю! (делает движение, как будто что-то подбрасывает вверх). Лети, лети! Тебе там лучше будет. Нельзя от неба отрывать кусочки. Если уж брать его, то все сразу! Попробуем?! (Подходит к краю крыши, опускает одну ногу, болтает ей в воздухе). А, может, мы взлетим вверх?! Может, мы не упадем?! Мы ведь птицы. Рискнем?! (Делает движение второй ногой.)
Света: (вздрагивает). Лэсс! Лэсс! Отойди от края! Не смей!
Лэсс: (ставит обе ноги на место). Здорово, что сейчас весна! Я так люблю весну! Это моя 31-я весна! Совсем, как у «Ночных снайперов»! Здорово встречать весну на крыше вместе с белыми голубями! Они на закате тоже, наверное, становятся розовыми, как и чайки. А Ленка, она не любила голубей. Наверное, потому, что боялась летать. А ты любишь голубей?
Света: Нет.
Лэсс: Тогда почему ты на крыше? На крыше могут быть только голуби и кошки, ну или те, кто любит голубей или кошек!
Света: Я люблю мышей…
Лэсс: Я тоже! Но кошек больше! Особенно мартовских! Они так классно поют! Это от любви они так поют! Весной все поют: кошки, птицы, люди… Здорово! Давай тоже споем!
Света: Лэсс, уйди с крыши! Зачем ты сюда пришла?! Почему ты мне всегда мешаешь?! Какого черта ты вообще возникла в моей жизни! Все же с тебя началось! Если б не ты, не было бы ничего… Ничего бы не было… если б не ты…(Подходит к краю крыши.)
(На крыше рядом с Лэсс появляется Алекс со скрипкой, она дает ее Лэсс. Лэсс начинает играть, сначала звуки похожи на плач, потом на смех, потом это становится музыкой. Чечин что-то дописывает в тетради, музыка становится тише, и он читает вслух.)
Чечин: И тогда Лэсс и Алекс тоже забрались на крышу. Алекс дала Лэсс скрипку, и Лэсс начала играть. Сначала звуки были похожи на плач, потом на смех, потом это стало музыкой, и даже приехавшие спасатели замерли, услышав звуки в поднебесье. Что это было – любовь или плачь по ней, или же смех над собственной дурацкой жизнью? Кто знает. Может быть только скрипка. Но главное – это была замечательная музыка. Фи-нал!
(Лэсс играет на скрипке, Алекс стоит позади нее, появляется Вика и обнимает Алекс за плечи. Музыка становится все громче и громче. В ней ощущение полета и силы крыльев. Света делает шаг вперед. Нога ее дрожит и вибрирует, но не проваливается в пустоту, а обо что-то опирается. Может быть, это мостик. Потом Света осторожно ставит другую ногу и, балансируя руками в воздухе, делает еще один шаг вперед. Лэсс, продолжая играть на скрипке, тоже подходит к краю крыши и ставит ногу, потом другую и, слегка покачиваясь, делает шаг по небу навстречу Свете.)
Занавес.