Листок из Paterik. rebirth

Некоторый студент не веровал в Господа нашего. От гордыни ли сатанинской, или оттого, что отец его, в бытность его ребенком, когда белая хвороба находила, бегал по двору их городка, облачившись в черное тряпьё, и проповедовал Нераздельную Истину. Истина-то была ничего себе, нормальная такая истина, comme de tous les autres, но уж очень некартинно бывало, когда с него при этом штанцы спадали. Его, однако, всякий раз исцеляли, до того случая, как он, "в порыве", с крыши не спрыгнул.
Ну так вот. Речь о студенте, о том самом, что не веровал в Господа Нашего. И так он, касатик, не веровал-то! Проснется, бывало, утром, и только что папироску выкурит (очень уж он папироски любил на завтрак), тат тотчас неверию предается. Колбасу режет - не верует! В метро дремлет - не верует! В носу ковыряет - и о ту пору не верует!
И вот Господь, по молитвам Святых, начал его вразумлять. Вразумления ниспосылать значится, как то: то в супермаркете обсчитают, то на Садовой архангел с крыши по нему кирпичами кидает, то люди кругом все дураками сделаются. А студенту-то всё ничего: книжки читает, папироски переводит и самую нехристианскую жизнь проживает.
Ну, видит небесная рать, что первично принятые меры неэффективны оказались. Стало быть, снизойти прийдется!
Послан был архангел Рафаил (о ту пору его дежурство было - второй четверг месяца; первый четверг - профилактика). Оборотился он Василиском, да потом вспомнил, что в городе Срединном таковые перевелись и могут нездоровый интерес у срединного обывателя вызвать. Пришлось в человека обращаться.
Явление вышло следующего свойства: в тот час, когда Солнце, напитавшись тяжелой влаги дня, почивать куда-то уйти изволивает, и первые звезды так ясно говорят о красе замыслов, на улице им. Кьеркегора студент, неся в общежитие новый фарфоровый чайник с птицами, у аптеки напротив памятнику Докучаеву, столкнулся со святым отцом.
Причиной столкновения стало то, что священник, ввиду обилия скопившихся в нем туков, завернув за угол, не тотчас принял новое направление, но по инерции прошел еще шагов пять,держась старого. Студент же просто рассяен был и , как говорится, "ворон считал".
— Ой, Матушки-Заступницы! Во имя образов ея просла...
— Ижвините, пожалуста - сказал студент, сдерживая подступившую зевоту.
Результаты были печальны: чайник стал дребезгами, и в этом виде был выброшен в урну. Поп же стал интенсивно вздыхать и уронил несколько книг, которые все, как одна, оказались лежащими на тротуаре раскрытыми.
— Нешто торопитесь, юноша? Дела обуревают? ээх!
— Тороплюсь, отец, твоя правда...
— Ну так ясно же, меркантиловый дух и прочая. Чайничек жалко, эээх!
— Ничего страшного. Наплюйте.
— Как же, нельзя. А вот прими от меня заместо него книгу сию, нашим подворием написанную!
— Спасибо, отец, не нужно. Не интересуюсь я...
— Ээх! а ты возьми! Дельная книга вышла! Дельная!
И стал отче студента искушать. Прямо на месте, на прохожей части, в закатных лучах. Студент и хотел бы шмыгануть в перулок (тот самый, им. Кауцкого), да видит - сильно священник усердствует, и вздыхает старательно. Когда лучей закатных уже не было, а зажжужали фонари, борьба была уже кончена. Студент шел восвояси с дюжиной книг, в каждой из которых торчало несколько закладок, и списком душеполезного чтения на месяц, и без чайника. До будующей встречи. Старичку-ведь такому не откажешь! Он же радеет!

13 февраля

...