Домовой

    Старенький мотор закашлялся бензиновыми парами - но завелся. Упираясь обеими руками в багажник, я толкал мопед, пока он не набрал скорость – потом запрыгнул на сиденье. Мы с Вовкой держали путь в Синцово – родную деревню моего дяди, его отца, соответственно. Мы - двенадцатилетние пацаны, впереди двадцать километров дороги, ветер в лицо, теплое лето – что еще можно требовать от жизни? Мы выжимали из мопеда всю половину лошадиной силы, на которую он был способен, орали от восторга, подставляя под упругие воздушные струи разгоряченные щеки.
    И бензина хватило, и наш транспорт не подвел – к полудню мы свернули с трассы и запрыгали по разбитой проселочной дороге. До Синцово оставалось два километра.
Дядя покинул родную деревню лет десять назад. Его заброшенный дом – вот цель нашей поездки. Любопытство и тяга к приключениям заставили нас встать с первыми лучами солнца и – не спросив разрешения – отправиться в путь.
    У первого встречного деда выяснили, где стоит дядин дом.
    Приусадебный участок густо зарос кустами, крапивой и репейником. Забор подгнил и разваливался. Брат осторожно коснулся покрытой мхом калитки и потянул на себя. Ржавые петли жалобно заскрипели, но поддались. Мы ступили на дорожку. Бесконтрольно разросшиеся яблони переплелись ветками и образовали сумрачный коридор, по которому мы шли к заброшенному дому, стараясь не обжечься крапивой.
    Дом производил угнетающее впечатление: весь обросший лишайником, с выбитыми стеклами, полуразрушенной черепичной крышей. Дом пах сыростью, гнилью, разложением. У меня по спине пробежал неприятный холодок.
    Вовка поставил ногу на ступеньку крыльца. Гнилая доска тут же влажно хрустнула, и нога брата провалилась по колено. Я кинулся на помощь.
    Аккуратно, по краю ступеней, мы добрались до двери, и тут нас ждал неприятный сюрприз – на двери висел огромный ржавый замок.
    - Черт… - пробормотал Вовка.
    Летний полдень, солнце жарит вовсю, а вокруг дома полумрак, прохлада - кажется, даже время остановилось.
    Я обошел дом по периметру, пытаясь заглянуть в окна. Пыль и паутина полностью закрывали обзор. Воображение рисовало невероятные картины – одна страшнее другой: чемодан с золотыми монетами, или тайное убежище религиозной секты, или покойник, повесившийся десять лет назад.
    - Серег!.. – позвал меня Вовка. Я повернулся.
    Брат показывал вверх. Между крышей и стеной оставался зазор в одно бревно, достаточный для того, чтобы мальчишки вроде нас могли просочиться внутрь. Брат сложил руки замком, я ухватился за верхнее бревно, перекинул ногу и оказался под самой крышей. В какой-то момент я испугался, что кто-нибудь схватит меня и затащит внутрь, но постеснялся сказать об этом Вовке – засмеет.
    - Давай руку, - я надеялся, что мой голос не дрожал.
    Брат вскарабкался наверх.
    - Ну что? Прыгаем?
    - Прыгаем.
    Мы оказались в сенях. Ноги утопали в пыли, в лицо лезла паутина, затянувшая все помещение. Когда глаза привыкли к полумраку, мы разглядели лестницу.
    - Чердак!? – не то спросил, не то сообщил Вовка.
    Лестница скрипела так, что сводило скулы. Брат шел первым, тщательно ощупывая ногами каждую ступеньку и рукой отодвигая от лица паутину.
    - Ну ни хрена себе… прошептал он, поднявшись на самый верх.
    Я готовился увидеть скелет, подвешенный за шею, или что похуже.
    Изнутри всю крышу покрывали осиные гнезда: самые маленькие с кулак, самые огромные – с голову. Сотни, тысячи гнезд. Я попятился.
    - Смотри! – брат указал вниз.
    Пыльный пол усеивали тысячи мертвых ос. Толстый слой высохших, скорченных трупиков.
Осы отвратительно хрустели под ногами. Мы разошлись по чердаку, изучая собранный здесь хлам. Книги с истлевшими страницами, сгнившая одежда, какие-то инструменты.
    Вовка с криком отпрыгнул в сторону, я схватился за сердце – чердак пересекла крупная крыса.
    - Пойдем отсюда, - визгливо сказал брат.
    Мы спустились обратно в сени.
    Очередной сюрприз – дверь из сеней в комнату оказалась закрыта на ключ. Стена так же не доходила до потолка, и мы повторили маневр, проникнув в жилое помещение. Мутные окна пропускали совсем мало света, и от этого стало еще страшнее. Развалившаяся русская печь, брошенная посуда, одежда – все в пыли и паутине. В центре кухни лежала крыса с выеденными внутренностями. Меня замутило.
    Из кухни прошли в комнату. Стол, стул, шкаф, кровать, баян на полу, керосиновая лампа, какие-то шкуры в углу. Я подошел к столу и взял пыльный конверт. Открыл.
    «Я уезжаю, и вряд ли когда-то вернусь. Мой дед и мой отец жили здесь, но я не хочу. Прощайте».
    Листок рассыпался в руках.
    Брат в углу изучал шкуры. Коснулся их ногой.
    - БЛ#ДЬ!!!
    Я почувствовал, как волосы на голове встают дыбом, по спине волнами бегут мурашки и желудок сжимается в спазмах.
    Куча шкур зашевелилась, поднялась, отряхнулась и превратилась в мохнатое человекообразное существо ростом метр, не больше. Лица я не увидел, настолько оно заросло шерстью. Существо двигалось очень быстро. Сделало движение в сторону брата - Вовка отпрыгнул в сторону, ударился головой о шкаф, упал на пол и затих.
    Лохматый метнулся ко мне – я почувствовал, как сжался мочевой пузырь, и теплая струя побежала по ногам. Существо издало странный хрюкающий звук, припадая на четвереньки, пробежало между столом и мной, руками опершись о подоконник, прыгнуло в окно. Раздался звон разбитого стекла, в глазах у меня помутилось, и сознание отключилось.
    Брат пришел в себя раньше, и парой пощечин привел меня в чувства.
    - Ч-что эт-то б-было? – заикаясь, спросил я.
    Вовка потирал огромную шишку на затылке и хмурился.
    - Я, кажется, поседел.
    В углу ничего не было. Следы крошечных - словно детских – ног ясно отпечатались в пыли. В разбитое окно врывался свежий воздух и дневной свет.
    - Пошли отсюда, - попросил я.
    Мы торопливо выбрались наружу и поспешили покинуть страшное место.
    На улице ярко светило солнце. Я стирал джинсы под струей холодной воды из колонки, и произошедшее выветривалось из памяти, как страшный сон.
    Нам предстоял путь домой.