Глава Х

Зима, очевидно,  неторопливым шагом  двигалась к своему излому. В морозном по-прежнему воздухе уже начинал витать терпкий, неопределенный запах чего-то теплого. Похоже, холода, нагрянувшие раньше срока, долго задерживаться на своих позициях не собирались, и подтаявшая корка на сугробах блестела как глазурь или стекло. Глухо шумели невдалеке пороги, ворочаясь в камнях словно сонный зверь, ищущий, как бы поудобней устроиться на ночлег, но все не находящий положения. Впрочем, до покоя ему было далеко – на людской памяти Тарга замерзала всего один раз, столетия три назад.

Мелисса неторопливо ехала по дороге, не глядя по сторонам. Крольцы были крупной деревней на запад от Серебряной крепости, но подъезжали к ним в основном со стороны замка Гревенштольц, загородной резиденции короля. Почему загородная резиденция находится в восьми днях пути от столицы не мог объяснить никто, причем сам Асгир исключением не являлся. С одной стороны, до Гревенштольца можно было добраться по воде, причем довольно быстро, а с другой – слишком непредсказуема была Тарга, то изобилующая мелями, то наступающая на берег шумным весенним половодьем.

Так или иначе, Гревенштольц стоял, временно занятый матерью короля и его младшим батом, а вокруг, как грибы после дождя, вырастали деревеньки, с уважением косящиеся на немаленький замковый гарнизон. Место при том было неспокойное, пожалуй, слишком близкое к эльжанской границе. Наверное, именно поэтому Крольцы, на гарнизон не очень-то и рассчитывающие, больше походили на разросшийся форт, и в скором времени обещали перерасти в небольшой городок. Мимо храма, от Серебряной крепости к деревне шла узкая, почти пустая дорога, сразу за Крольцами вливающаяся в Большой Торговый тракт. По ней-то и ехала сейчас лесная.

Неторопливость её объяснялась банальной неуверенностью – Мелисса понятия не имела, как её встретят в деревне, да и места встречи с Охотником ей никто не назвал… Наклонившись Мелисса в который раз на ощупь вытащила из седельной сумки увесистый кошель. В кошеле в изобилии водилась медь, к которой прибавлялись три десятка серебрушек и восемь золотых. Кошель достался ей вместе с лошадью – убегая из храма Мелисса вскочила в седло первой попавшейся, лишь бы убежать. Разумеется, тогда она не очень-то и думала о сумках, но на первом же привале все-таки их прошерстила, став счастливой обладательницей кошеля, деревянной ложки, ещё одного исподнего в лице рубашки и портов и почему-то ещё вычурного женского гребня из цельной кости. Судя по тому, что вещей было не так уж и много, солдаты либо собирались держаться обжитых мест, либо и вовсе возвратиться через день…

Впереди показался перекресток с тремя указателями. Потратив пол часа на бесплодные попытки прочесть полустертые буквы на полуистлевшей доске, Мелисса махнула рукой и повернула направо, туда, где шумел Тарга.

- В конце концов, - пробормотала лесная себе под нос. – Он говорил, что там река рядом? Говорил…

***

Дорога стала забирать вверх, затем резко вильнула в сторону и внезапно оказавшаяся на краю крутого обрыва Мелисса не смогла сдержать изумленного и восхищенного вздоха. Крольцы стояли аккурат в том месте, где от Тарги отделялась не уступающая ей ни по ширине, ни по стремительности Девиса. Лесная стояла у самого широкого места их слияния, и перед её глазами разливалась пенная, свинцовая гладь воды, по которой величаво скользили на веслах четыре пузатых торговых корабля. На противоположенном берегу возносил к небу шпили замок Гревенштольц – приглядевшись можно было увидеть в кристально-прозрачном воздухе как трепещут сине-золотые стяги на этих шпилях.

- Красиво, сынок? – вдруг раздалось снизу.

Вздрогнув, Мелисса резко обернулась и увидела рядом старого дедка с грустными карими глазами и клочковатой седой бородой. Одет старичок был опрятно и явно недешево. Мелисса осторожно кивнула и ответила.

- Да… Очень.

Дедок всплеснул руками.

- Ой, доченька, прости, не признал, пока голосок не услышал… Что ж ты в мужицком-то? – в голосе скользнуло неодобрение, но лесная уже сориентировалась.

- Да вот от храма еду… Лошадку продавать, - в подтверждение своих слов Мелисса похлопала оную животину по крупу. – А в мужицком – что б люди лихие не приставали.
Взгляд дедка ощутимо смягчился.

- Видать, впервые у нас?

- В первый.

- И не уж то одна приехала, знакомых нет?

- Ну почему… есть, - Мелисса лихорадочно соображала что делать и с легким отчаянием понимала, что времени придумывать хоть сколько-нибудь продуманную легенду нет, и потому врала и сочиняла на ходу. – Брат у меня здесь. Вот, писал недавно, говорил, что поможет… Велел в Крольцах сегодня будет. А если не дождусь – к крепости переправляться.

- Это в Гревенштольц то? – искренне изумился дедок. – Да кто ж у тебя брат будет?

«Попалась, - тоскливо подумала Мелисса. – сначала надо было думать, о чем вру…»

- Не знаю, дедушка. Я совсем маленькая была, когда он в наемники подался.

- Ну зовут-то его как?

- Альк, - вдруг само сорвалось с языка. – Алькасин. А вы сами кто, дедушка?

- Я староста здешний. Ну, пойдем, провожу тебя… Знаю я твоего брата. Только с седла слезь, не пустят тебя в деревню в седле.

***

Мелисса нервно покусывала губу и едва-едва сдерживалась, что бы не оглянуться. Шестое чувство корчилось внутри и орало во всю глотку: беги, спасайся, не верь! Сама в ловушку идешь!

В чем именно состоит ловушка, от чего нужно спасаться – Мелисса не знала. Просто со все нарастающим беспокойством глядела на старейшину, который, казалось бы, ничего не замышлял, но…

Мелисса уже была готова плюнуть на все и действительно дать деру, когда впереди вдруг показалась фигура всадника.

Лесная споткнулась и чуть не упала на грязные, мокрые от талой каши доски.. Уставилась недоверчиво на поблескивающую глефу, на рыжего коня…

Люди текли мимо Охотника, огибали его равнодушно, словно муравьи – досадливую помеху, которую все одно с места не сдвинешь. Мелисса потянула за собой лошадь, поняла, что – нет, не протолкнуться и, не смотря на ругательства, села в седло. За её спиной, вздрогнув, обернулся дедок, и с нестарческой прытью бросился следом. Догнал, схватил девушку сухими пальцами за щиколотку. В голосе старосты что-то неуловимо изменилось, пропали добродушие и вальяжность:

- Ты куда же это, девонька? – старательно изображая заботу поинтересовался он. Впрочем, Мелиссе было уже не до него. Они с Охотником с неподдельным интересом разглядывали друг друга, как будто виделись впервые, не зная толком, кто на против – друг или враг.

- Ну здравствуй, Алькасин, - вдруг с улыбкой произнесла лесная. Улыбка вышла кривоватая, словно вымученная. Охотник ответно улыбнулся. В темных глазах светилось неподдельное, совсем мальчишеское любопытство.

- Ну здравствуй, - наконец ответил он. – А Кай где?

- Потом расскажу, - коротко ответила ленная, косясь на деда, все ещё стоявшего рядом. Впрочем, назвать его стариком язык теперь не поворачивался. У старосты были хмурые, упрямые глаза воина; куда-то пропала сутулость, расправились плечи. Охотник скосил глаза, рассмеялся и глядя старосте в глаза положил руку Мелиссе на плечо.

- Опоздал, старый пень.

- И на тебя управа будет, - сквозь зубы прошипел староста.

- Будет. А пока – уйди с дороги, - и кивнул Мелиссе. – Поехали.

***

В кабаке было тихо и неожиданно уютно. Вразброс стояли по небольшому залу круглые столы около которых скромно притулились тяжелые дубовые табуреты. Вообще говоря мебель была простая и довольно массивная – что бы в случае дебоша не сломали, попросту не сумев оторвать от пола.

Охотник ожидаемо устроился поближе к стене, в углу между ней и стойкой. Вопреки классическим нормам жанра угол темным не был, зал из него просматривался плохо и основным и единственным плюсом была только близость к стойке. Внимательно оглядывающаяся Мелисса отметила, что Охотник в отличие от других посетителей оружия на входе не сдал. Ражий детина у входа, выполнявший роль вышибалы даже не попросил рыцаря об этом, и глефа скромно стояла в сторонке, прислоненная к стеночке.

Принесли заказ. Мелисса недоверчиво понюхала поставленную перед ней чашку. Впрочем, содержимое пахло вполне приемлемо – клюквой, мятой и ещё чем-то терпко-травяным.

- Не бойся, не отравлю, - хмыкнул Охотник. Дождался, пока Мелисса сделает несколько глотков и хмуро, враз серьезнея спросил. – Где князь?
Мелисса осторожно поставила кружку на столешницу. Привычно повела плечами.
- Я не знаю.

- То есть как это – «не знаю»?!

Подавальщица, принесшая тарелки супом и мясом, вздрогнула, изумленно глядя на Охотника. Мелисса отметила, что девушка именно удивлена, но не боится. Охотник жестом отослал её. Исподлобья глядящая на него Мелисса хмуро повторила.

- Не знаю. Мы разминулись у храма.

- Какого?

- Где ты на мальчишку напал.

- Так.

Повисла пауза. Покосившись на подавальщицу Мелисса пальцами вытащила из миски жареный кругляшок картофеля и быстро отправила в рот. Охотник, задумавшись, без выражения смотрел куда-то между своей и мелиссиной тарелкой. Пользуясь случаем лесная подъедала картошку.

Наконец Охотник вспомнил об её существовании и поднял глаза. Глаза были темные, спокойные и почему-то немного жутковатые.

- Рассказывай. И ешь по-человечески уже.

- А с чего бы мне рассказывать? – машинально воспротивилась допросу мелисса. Охотник отхлебнул пива, затем потянулся за ложкой, придвигая к себе тарелку с супом. Голос у него оставался спокойным и ровным.

- Скажу я тебе вот что… Либо выкладывай, что произошло, либо катись на все четыре стороны. Ты мне только обуза. Если моя помощь тебе действительно нужна – станешь делать что я велю. Где и почему вы разошлись с князем?

***

- Ну-ну, - хмыкнул Охотник по истечении получаса. Впрочем, две глубокие складки, перечеркнувшие лоб, выдавали его волнение и тревогу с головой. – Не нравится мне это… С чего бы Наказующим ссориться с Третьей Стороной?

Вопрос явно был риторическим, но Мелиссу терзало любопытство, и потому она попыталась воспользоваться моментом:

- Третья Сторона?

Охотник поморщился и пояснил:

- Кай – представитель Третьей Стороны, гонец. Элита, если так можно выразиться, среди всех, кто занимается этой неблагодарной работой.

- А почему Наказующие не могут с ними ссориться?

- Это против закона. Принадлежащих Третьей Стороне нельзя арестовывать или судить, - Охотник словно опомнился и вернулся к прежней теме. – как тебе удалось скрыться?

- Я храм сожгла, - отчего-то смутившись призналась лесная. Охотник поперхнулся, торопливо убрал чашку ото рта. Пиво плеснуло через край, и Охотник поспешно стряхнул со штанов ещё не успевшие впитаться в ткань капли.

- Что ты сделала?

- Храм сожгла, -недовольно повторила Мелисса.

- Н-да…

- А кто такие Наказующие?

- Много будешь знать – скоро состаришься. Тебе это не нужно.

- Не тебе знать, что мне нуж…

- Я сказал – ненужно, - жестко перебил Охотник. – И я сказал что если нужна моя помощь, то станешь делать, что я велю. Поняла?

- Поняла, - хмуро отозвалась лесная.

- Значит, Наказующие, - протянул Охотник. – И значит – Гортол. У тебя есть другая одежда?

***

Гревенштольц выплывал из утренней сумрачной дымки с поистине королевским величием. Туман зиме не свойственен, но его вполне заменяли курящиеся дымки домов под стенами замка. Мелисса с жадностью вглядывалась в игольчатые шпили и все старалась разглядеть флюгер на одной из башен. Флюгер, как и весь замок, был ажурно-летящим, и лесная подумала о том, что летом здесь должно быть очень красиво. И ещё о том, что и одного штурма не выдержат эти изящные стены, которые не делал мрачным даже серый цвет камней, из которого их сложили.

- Не обольщайся, - охотник оторвался от перебирания вещей в сухарке, словно прочитав её мысли. – Этот замок – собственность королевского Дома.

- И?

Охотник хмыкнул и с некоторой даже… торжественностью, что ли? Пояснил:

- Гревенштольц штурмовали двенадцать раз с момента постройки. А стоит он всего-то лет семьдесят.

Мелисса снова глянула на замок, теперь уже с куда большим уважением.
Особо ретивая волна подсадила паром на гребень, тюкнула в борта двумя-тремя средних размеров льдинами и тут же коварно нырнула вниз, прячась в свинцовой глубине. Мелисса покачнулась и ухватилась за поводья, лошадь мелко отступила назад. Вокруг недовольно заворчали, но ругать не осмелились – Охотник, прошу прощения за тавтологию, охоту спорить отбивал одним своим видом.

- Они тебя не боятся, - спокойно констатировала Мелисса. – Почему?

- А должны? – равнодушно поинтересовался в ответ мужчина.

- Не притворяйся, - огрызнулась лесная. – У Синей крепости от тебя сломя голову бежали шесть сотен человек, а ты говоришь мне о том, что эта беднота не должна тебя бояться?

«Беднота» снова заворчала, заворочалась, как медведь в берлоге. На лесную теперь поглядывали недобро, исподлобья, намозоленные руки мужиков сжимались в кулаки. Один из них, что помоложе, даже привстал со своего места, взвешивая в руке невесть откуда взявшийся камень.

Пальцы охотника словно невзначай огладили древко глефы. Бунтовщик тут же сник и сел, бормоча что-то себе под нос. Бормоча, впрочем, довольно громко, так что теперь уже у Мелиссы зачесались руки кинуть в него чем-нибудь потяжелее…

Охотник недовольно скривился, и довольно ощутимо огрел лесную по затылку. Мелисса вздрогнула и недоуменно оглянулась. Из толпы послышались смешки, молодец, тот, что с камнем, довольно кивнул.

- За что? – обиженно вскинулась лесная.

- А что бы за словами следила. Мне лишние проблемы ни к чему.

-Так почему они тебя не боятся? – уже тише поинтересовалась лесная. Охотник пожал плечами..

- Я, в конце концов, не монстр. Да и к тому же часть из них вполне может оказаться вассалами моего кузена.

Мелисса изумленно воззрилась на него снизу вверх. У ужасного Охотника, у этого бича всех, ему неугодных, от которого в панике бежали люди – и вдруг кузен? Сам образ этого человека и ореол тайны, что окружал его, делал Охотника чем-то… отдаленным от людей, а значит – и от «простых» родственных связей.

- Ты же из Гайты, - изумленно уточнила лесная.

- Но это вовсе не значит, что у меня нет родственников, а мой кузен не мог жениться. Держись, причаливаем.

Паром мягко ткнулся в берег и замер, покачиваясь на невысоких речных волнах. У самого берега река все-таки могла похвастаться льдом – но неопрятным, грязновато-серого цвета. На нем в рядок, как кумушки на завалинке, сидели чайки.

Мелисса бездумно протянула руку, свистнула негромко… Закрыла глаза, чувствуя то упоительное ощущение птичьего полета, каждый мах крыльев…

Чайка послушно вела на протянутую руку, царапая кожу острыми коготками. Мелисса улыбнулась, поладила птицу по крылу и снова свистнула. Чайка снялась с насиженного места и, косо нырнув вдоль борта, вернулась на льдину. А Мелисса вдруг поймала себя на том, что искоса поглядывает на Охотника, ожидая какой-то реакции, и тут же себя одернула.

… Народу наконец стало меньше и мелисса с Охотником сошли на берег.

- И куда теперь? – поинтересовалась лесная.

- Тебя одевать. И про штаны забудь сразу же, будешь в юбке ходить, как нормальная баба.

Мелисса попыталась было возразить, но Охотник уже был в седле, и даже успел отъехать на десяток метров, и девушке не оставалось ничего иного, кроме как последовать за ним.

Идея сотрудничества, равно как и сам Охотник, теряли таинственность на глазах и нравились Мелиссе все меньше и меньше.

***

В близи Гревенштольц оказался действительно неприступным. Украдкой оглянувшись Мелисса потрогала высокую и гладкую стену – даже при всем желании, возникни такое у наступающих – ни крюку, ни руке зацепиться было не за что.

- А я что говорил? – спросил незаметно подъехавший Охотник. – Этот замок, похоже, главное достояние Арны. А теперь оторвись от созерцания, времени мало.

Как и большинство замков, Гревенштольц уже успел обрасти домами и домишками: ещё немного, и придется обносить его ещё одно стеной, на этот раз – городской. Однако сквозило в этом и нечто непривычное – дома окружали замок только с трех сторон, со стороны же реки раскидывался небольшой луг, на котором сливались две дороги – от парома из Крольцев и от моста, что находился в миле ниже по течению.

Улицы начинались, кажется, сразу от крайних домов. Неширокие, мощеные грубыми досками, а кое где и вовсе без них, поворотами не изобиловали, пересекаясь друг с другом под прямым углом. Всадников нигде видно не было, люди шли пешими, ведя лошадей в поводу. Где-то  с руганью вытаскивали застрявшую колесами меж досок телегу, в открытое окно ближайшего дома доносилось треньканье лютни.

Мелисса облегченно вздохнула и даже немного обогнала Охотника. Суета, столь близкая суета города, отчего-то успокаивала, зарождая в душе смутные надежды если не на лучшее, то на нечто другое – уж точно.

Крепкая рука поймала её за пояс.

- «Мало времени» это не «езжай вперед меня». Как же тебя угораздило у Гидаля в слугах ходить?

- Я не служила, - довольно резко парировала Мелисса, но коня все-таки придержала.
Люди недовольно косились на двух всадников, не пожелавших покинуть седел. Впрочем, глефа за спиной Охотника их пыл резко остужала. Мелиссу же больше удивляло равнодушие, относящееся к ней. Люди косились на неё, отходили в стороны, но привычного отчуждения, брезгливости, как к прокаженной, вокруг не наблюдалось.

- Может наконец перестанешь пялиться по сторонам?

Мелисса вздрогнула и запоздало натянула поводья, оглядываясь. Охотник, уже спешившись, стоял возле низкого здания с покатой крышей. На вывеске над дверью были грубо, но старательно намалеваны ножницы.

Выбежал из-за угла слуга, мальчишка, лет тринадцати, и, почтительно косясь на «господ» торопливо извинился за свою нерасторопность, получив от Охотника благосклонный кивок и серебрушку, после чего с лошадьми вместе двинулся в проулок, объяснив, что коновязь находится за домом.

Ещё раз кивнув (теперь уже машинально) Охотник без стука открыл дверь и вошел внутрь. Мелисса последовала за ним.

Вывеска полностью отражала творившееся внутри – Мелисса оказалась в протняжной лавке. Вдоль параллельной входу стены тянулась длинная, похожая на барную стойка, за которой, подкалывая булавками рукав платья, сидел темноволосый юноша.
Хлопнула дверь. Звякнул колокольчик. Юноша поднял голову, с некоторой поспешностью встал, складывая на стойку булавки, которые держал о рту, и вежливо наклонил голову.

- Доброго дня, господа. Чем могу быт полезен?

Охотник вытолкнул вперед отчего-то засмущавшуюся Мелиссу.

- Женский дорожный костюм и платье. На неё.

- Какой именно дорожный? – уточнил юноша. – Барышня едет на прогулку или собирается в путешествие?

- В путешествие, так что нужен такой, который долго прослужит. По столичному образцу. Платье попроще, но тоже дорожное, что бы не пачкалось. Готовое есть?
Юноша задумался и после короткой паузы кивнул.

- Платье есть, дорожный тоже, только боюсь, будет немного барышне длинноват… Вас не затруднит немного подождать?

- Сколько?

- Около двадцати минут, не больше. Вас не затруднит? Если пожелаете, то и плащ себе пока присмотрите, вон там, среди готового висит.

Охотник задумался и кивнул.

- Не затруднит. За совет – спасибо. Мелисса… Так тебя, кажется? Вон, что на вешалке висит – по вкусу подбери.

***

День двигался к своему завершению спокойно и относительно предсказуемо. После портного заглянул к сапожнику, подобрав Мелиссе высокие, точь-в-точь, как у Рейны, сапоги, с щегольски отвернутым голенищем. После недолгого раздумья Мелисса попросила отпустить её на несколько минут, и в ближайшей же лавке истратила подавляющую часть меди из своего кошеля на ленты для волос, гребень, заколки, и полтора десятка тонких костяных шпилек. Охотник, окинув все это добро критическим взглядом только пожал плечами равнодушно и развернул коня. Мелисса поспешила догнать его, расправляя плащ и юбку платья. Платье, долженствующее быть неброским и дорожным не соответствовало ни одному из этих определений – красное, простенько вышитое черной нитью по вороту и рукавам оно сильно бросалось в глаза, но лесной приглянулось. Единственное неудобство причинял сам факт наличия юбки, потому, что в седле лесная сидела по-мужски. Длинный плащ, однако, этот недостаток успешно скрывал.

- Перед кем щеголять собралась? – поинтересовался Охотник.

- Ни перед кем. Цвет понравился.

Они надолго замолчали.

- Поехали, - наконец прервал молчание Охотник. – Расскажешь, что не поделила с Ден-Гаром.

***

- Я не нанимался помогать черни восставать против господ!

- Ты сам его ненавидишь, а я -  не чернь!

- А кто же тогда?

Мелисса открыла было рот, но так ничего и не сказала. А и правда – кто? Наемница? Бред. Проводница? Ну да, была, пока не угробила по собственной дурости больше тех десятков человек.

- Значит, решено. Доброшу тебя до пристани, оттуда доберешься до Синей, а домой уж как-нибудь сама. А пока собирайся.

- Куда?

- Обеспечу тебе свободный проезд по трактам.

Мелисса не ответила. Молча натянула сапоги, наспех заплела волосы в косу, которую, в свою очередь, скрутила в пучок.

Охотник уже ждал её снаружи, держа под уздцы своего Рыжего и Мелиссину кобылу, придумать имя которой руки пока не дошли. Во время переправы кобыла, которая воды заметно побаивалась, наконец присмирела, перестав взбрыкивать, когда Мелисса садилась в седло и вообще мешать новоприобретенной хозяйке мелкими пакостями.
Охотник уже отъехал на порядочное расстояние, и Мелиссе пришлось потратить несколько минут на то, что бы догнать его в неожиданно густой толпе. Народу было навалом, и все это пестрое, галдящее скопище даже – вот удивительно – имело некоторую упорядоченность движения. Засмотревшаяся лесная снова отстала, но Охотник даже не думал останавливаться и проверять, словно в тайне надеялся, что лесная сама куда-нибудь денется, избавив его от целого вороха проблем в собственном лице. Чем добивался ровно обратного результат – лесная поймала себя на каком-то болезненном, незнакомом азарте, а нагнав мужчину даже умудрилась обойти его на пол корпуса, «случайно» мазнув ему стременем по ноге. Вскоре, впрочем, она снова с ним поравнялась, попросту не зная дороги.

Улица влилась в ещё одну, пошире, и вместе с ней выплеснулась на обширную площадь позади замка. В обычное время здесь скорее всего был рынок – по краю площади ещё виднелись штук шесть или семь шатров и палаток с наглухо, правда, задраенными входами.

В центре площади, на наспех сделанной насыпи возвышались три столба с привязанными к ним людьми, а под столбами аккуратными кучками лежал хворост, для надежности переложенный сухой соломой и политый маслом.

Толпа наконец остановилась, замерла в едином порыве, только из задних рядов ещё пытались протолкаться вперед. На насыпь, точно перед столбами, вышел мужчина лет сорока трех, дородный, с четко наметившимся вторым подбородком и какими-то совершенно по-женски пухлыми губами. На не менее полных пальцах красовались всего два кольца, но золота на них пошло столько, что впору было удивиться, как оные пальцы подобной тяжестью ещё не оторвало. Тем больше удивляло сочетание этих колец с серой от времени потрепанной рясой, на которой разве что не было заплаток, да и то лишь потому, что прорехи умудрялись аккуратно зашить и без них. В общем, в купе с рясой и кольцами монах в первую очередь наводил на мысль о краже со взломом. Лицо у него, однако, было благодушное, немного глуповатое, а местами (к примеру, вздернутым носом) даже возвышенное.

- Кто… что это?  - непроизвольно вырвалось у Мелиссы.

- Казнь, - Охотник пожал плечами. – Поехали отсюда.
 
Мелисса медлила, не трогая поводьев. Мужчина на насыпи поднял руки – упавшие рукава обнажили их почти до локтей, являя взгляду два симметричных, отчего-то продольных шрама.

- Чада мои! – торжественно начал он.

Толпа стихла и замерла окончательно, жадно ловя каждое слово.

- Чада мои! – повторил мужчина. – Мы собрались здесь, что бы предать огню этих нечестивцев, эти язвы на теле мира! …

«Охотник – зло, язва на теле мира!» - с готовностью отозвались в памяти слова де Сорге. Мелисса вздрогнула, до боли сжимая поводья. Дернула плечом, сбрасывая легшую на него руку Охотника. Мужчина  на площади тем временем продолжал:

- Вы спросите, кто они? Кто эти люди, которым суждена эта смерть? Вы спросите, кто мог заслужить такой кары? И я отвечу вам, чада мои, ибо нет у меня тайн ни от Всевышнего, ни от детей его!

- Скажи! – крикнул кто-то из толпы. – Скажи-и-и!

- Говори, говори!!! – подхватили остальные.

Мужчина прижал руки к груди, затем резко раскинул их крестом и крикнул, перекрывая вопли толпы:

- Они – колдуны!

Толпа взвыла на тысячу голосов, зарычала, заверещала, словно всеми разом овладело безумие. В сторону обреченных полетела брань вперемешку с комьями грязи и огрызками. Мелисса почувствовала, что и без того немногая краска сбегает с лица окончательно. Одна из казнимых, молодая женщина с рыжими волосами, уродливо и коротко остриженными почти под корень, до того пребывающая без сознания, пришла в себя. На лице её отчетливо виднелись багровые кровоподтеки, плечи, с которых соскользнула изодранная рубашка, испещерили ожоги и глубокие порезы. Женщина ощерила в улыбке желтоватые крепкие зубы и вдруг громко расхохоталась.

Визг и крики стихли, толпа в ужасе отшатнулась от лобного места. Монах оглянулся и женщина вдруг плюнула ему в лицо. Над площадью прокатился её тихий, отчетливый, и от того пугающий голос.

- Умрешь, собака… Моей смертью умрешь…

Монах заметно побледнел, однако голос его не дрогнул – только стал чуть надрывней и дребезжащей.

- Мне не страшны твои проклятия, ведьма, Всевышний защитит меня! – он сплел пальцы в Охраняющий Знак, затем с некоторой напыщенностью вынул из висящей через плечо сухарки свиток, развернул его и начал читать.

- Чада! По решению суда женщина эта, Лойке Гоэци, выдававшая себя за горожанку приговаривается за прегрешения свои к сожжению на костре!

Далее на лист шло перечисление прегрешений. Мелисса же все не отрывала от обреченной глаз. Толпа оттеснила Охотника далеко в сторону, и все его попытки пробиться обратно к лесной кончались провалом.

Приговор наконец зачитали. На насыпь вышел палач с факелом в руках.
- Да очистит тебя святое пламя!

Факел упал вниз, хворост вспыхнул весь и разом. Страшно сверкнули глаза казнимой, взгляд которых вдруг нашел в толпе лесную. Затем женщина перевела взгляд на монаха и сквозь стиснутые зубы надрывно, тонко выкрикнула:

- Будь ты про-о-окля-я-ят!!!

… И площадь утонула в людском реве. За ним уже не было слышно крика несчастной, а толпа все бесчинствовала, выперив тысячи глаз, оскалив десятки тысяч зубов…