Первая встреча с суженой. гл. из пов. Кружение лет

          

      Конец апреля 1964 года я встретил в  Ленинграде. Закончилась моя сверхсрочная служба. Но дай Бог служить так всем, как я служил. Не  служба, а сплошное удовольствие. Жил я как у Христа за пазухой. Никаких тебе тягот армейских будней. Ответственность  нёс самую минимальную. Больше занимался собой, любимым. Тренировался, тренировал ребят, занимался в художественой самодеятельности, любил женщин, заочно учился в Московском  Народном   университете Искусств на отделении художественного слова. Я, по отзывам, весьма неплохо читал стихи и была мысль  стать чтецом. Учился достаточно успешно.  Почти все работы, выполненные и посланные мной в институт, получили отличную оценку. Знания, получаемые во время учёбы я претворял в жизнь, выступая на подмостках нашего армейского клуба и клубов соседних частей, с пеньем,  чтением стихов и учавствуя в постановке спектакля ,,Стряпуха за мужем”, где я должен был играть  Пчёлку, разбитного парня, весельчака гармониста, любимца всего женского коллектива деревни.
     Игра моя на репетициях производила впечатление, хвалил режиссёр,  но  игра на гармошке, только на басах, все мои потуги создать нужный образ, сводила на нет всю мою игру. Я отказался от роли.
     Среди солдат был найден более или менее приличный гармонист, который кое-как справился с возложенной на него задачей,  и сумел создать  приблизительный образ Пчёлки, хотя и весьма  далёкий от авторского замысла.  А, в общем, спектакль, в постановке какого-то бывшего артиста Пермского драмматического театра, имел  изрядный успех среди населения нашего военного городка.
     Институт я так и не закончил, не хватило терпенья, хотя оставалось выполнить всего три работы. После чего  надо было ехать в Москву  защищать диплом. А это, значит, выступать перед высочайшей комиссией, с чтением каких-то произведений.   Пожалуй я попросту струсил. Ну, какой я чтец,   на сцене толком и держаться   не умею. 
Правда, один раз я встретился со своим ведущим меня преподавателем, поехав в очередной отпуск через Москву. Мы встретились, побеседовали, разобрали мои ошибки в работах.  Я ей почитал стихи Светлова:
   ,,Мы  ехали шагом, мы мчались в боях и, яблочко песню держали в зубах…
Похвал в мой адрес было немного, но было сказано, что есть все предпосылки быть неплохим чтецом.  И я понял, что надо много, очень много работать, чтобы быть настоящим артистом, причём работать под наблюдением опытного преподавателя. Эх, однако, лениво. Лучше я буду петь учиться. И я в скором времени завязал с институтом. Как не просила меня в письмах моя преподаватель, хотя бы довести учёбу до конца, я бросил занятия.  Остались на память лишь книги, по которым я занимался, да конспекты работ. 
     Ну, а основное для  родной дивизии  это подготовка   команды штангистов.  Приятно, что два года подряд наша команда становилась чемпионами Армии. Честь и слава майору Сорокину,  да и, конечно же, мне. 
      Все его уговоры остаться ещё на два года, не сбили меня с пути истинного. Не уговорил. И вот я дома.
     Не буду говорить о том, сколько водки было выпито с друзьями-приятелями, по случаю прибытия моей персоны. Много. Здоровье позволяло. Денег - куры не клюют. Старики мои, после продажи ,,Волги” в 1957году, положили мне на сберкнижку пять тысяч рублей, да нашли покупателя на привезённый мной из Германии итальянский, одиннадцати регистровый аккордеон ,,Barkarolla”. Это ещё пять тысяч. Правда в 1962 году рубль девальвировали в десять раз, т.е. стало на книжке  пятьсот рублей. Но по тем временам это были большие деньги.
     Для примера, батон  стоил 22-25 коп. Хлеб 14-16коп. Мясо говядина 2 рубля кило. Баранина, была тогда в продаже, ешь не хочу – один рубль 60 копеек. Картофель – 10 копеек килограмм. Водка ,,коленвал’’, как называли  её за не очень хорошее качество - 3.60, а  ,,Экстра” – 4.12. Коньяк, настоящий, армянский, грузинский, не сурогат, как сейчас – 4 рублика. Замечательное армянское вино ,,Гратиешти”, которое сейчас можно найти разве только в ресторанах и то по баснословной цене, тогда стояло свободно на полках магазинов по 5 рублей. Бутылка болгарского вина стоила 3 рубля. Можно было жить и гулять, если есть деньги, а у меня в ту пору были. Основной капитал, как говорят, я не трогал, но зато были деньги армейские, которые мне ежемесячно шли на книжку во время службы. Вот и гуляли.
     Один из моих близких друзей,  Володя Бертников, на майские праздники был приглашён его знакомыми  на праздничное  застолье. Чтобы не идти одному, он пригласил с собой и меня. Незванный гость,  говорят, хуже татарина, и чтобы не оказаться в неловком положении, я купил две бутылки конька.  Когда пришли мы, веселье было в разгаре. Гости и хозяева, человек 12 пожалуй, находились уже в небольшом подпитии, и выставленные нами на стол две бутылки коньяка были приняты весьма благосклонно. Познакомились.
     Любое веселье за столом, сопровождается шумом, гамом, разговорами.    Под шумок  я начал исподтишка разглядывать  своих бражников, и обнаружил недалеко от себя очаровательную, юную деву, сидящую со своей не менее   приятной подружкой, как потом выяснилось Людой  Гордеевой, в последствии Белозор.
От моих частых   поворотов в сторону юной красавицы, у меня аж   шея заболела, и я стал думать, как бы мне подсесть к ней поближе. Она, чувствуя на себе мои огненные взгляды, смущалась, и  опускала глаза.
     Как только был дан сигнал к танцам, я уронив стул, стремительно вскочил и бросился приглашать её на танец, по дороге едва не сбив хозяйку.  Все засмеялись.  Девушка, не жеманясь, пошла танцевать со мной.  Познакомились. Она назвалась Тамарой. Ей семнадцать лет. Живёт в посёлке Рыбацком на берегу Невы, в своём доме, с мамой, папой, старшей сестрой и младшим братом. Худенькая, стройненькая, изящная, на полголовы ниже меня, она сразу  запала мне в сердце. Меня понесло, и  я, без умолку, начал тарахтеть о своей солдатской жизни, о планах на настоящее и будущее, сыпать комплиментами в её адрес. В общем, этаким петушком выступал. Она была не многословна, большей частью скромно молчала, отвечая  лишь на мои вопросы. Натанцевавшись, я, забрав свою тарелку с рюмкой, и  нахально, передвинув кого-то в сторону, сел рядом с Тамарой.
Целый вечер я танцевал только с ней и сидел рядом, а на прощанье предложил  съездить в Мариинский оперный театр, на какую-нибудь оперу или балет. Она дала согласие, сказав, что никогда не была в опере. Связь договорились держать через её подругу Люду, которая жила в  Колпине.
     Дней через десять, мы с ней сидели в левой ложе второго этажа в нашем  Большом театре и слушали оперу Бородина ,,Князь Игорь”. Она была так же немногословна, ничего меня не спрашивала, внимательно  следя за развитием сюжета. В антракте восхищённо разглядывала золотую лепку лож, балконов, и потолка. На моё предложение выйти прогуляться по театру, вжималась в кресло и, краснея, говорила, что не хочется ей выходить. В общем, стеснялась и вела себя достаточно дико. И только перед заключительным действием, мне удалось вытащить её в туалет.
     На мой вопрос после спектакля, понравилось ли ей, она односложно, без особых эмоций, сказала, что понравилось, только очень громко поют все. На что я ответил ей, что этому оперному пению учатся долгие годы, специально развивая голос, силу его. Чтобы публика, сидя даже на самых дальних местах, на галёрке, могла слушать и понимать, о чём поют артисты.
     По моему разумению, ей не очень-то понравилась опера, с её не говорящими, а поющими, иногда визжащими, вопящими певцами. Да, надо было познакомить    её с  какой-нибудь итальянской оперой,  а лучше   сводить в оперету. Но я в то время, был помешан на оперной музыке, и её решил сразу с ума свести, не учитывая, что то, что нравится мне, совсем не обязательно должно понравиться кому-то другому.  Незачем было навязывать свои пристрастия, да ещё такой неискушённой особе, как Тамара.
     После  окончания спектакля, я вдруг решил, что нам надо бы в кафе или даже в ресторан зайти, покушать что-нибудь. Выяснилось, что и в ресторане она никогда не была. Значит, идём в ресторан, хотя, вроде, как и поздновато.
     На Невском был такой ресторанчик ,,Кавказский”, расположенный в полуподвальном помещении недалеко от Гостинного двора. Вот там мы и приземлились за одним из столиков. Я заказал графинчик какого-то вина, салат и по порции ,,цыплёнка табака”.  Было уже достаточно много времени и Тамара откровенно нервничала, говоря, что и домой не сумеет добраться. Но я настоял. В те времена  внимания к клиентам было куда-как больше, чем в наше время, да и цены  доступнее, чем сейчас. Нас обслужили быстро. Тамара выпила вина самую каплю, только рюмку пригубила, мне пришлось выпить весь графинчик в триста грамм.  Цыплёнок нам понравился и с ним быстро управились.   Тамара торопила меня,  и мне пришлось работать челюстями весьма энэргично. 
     Выйдя из ресторана, мы подошли к остановке автобуса. Подошёл какой-то. Неожиданно Тамара сорвалась с места и бегом направилась к открывшимся дверям автобуса, на бегу крикнув мне: - Мой, мой!
     Вскочив на подножку автобуса, махнула мне рукой и исчезла за закрывшимися дверями.
Я был оскорблён до глубины души, такой небрежностью её по отношению ко мне. Ни ,,спасибо”, ни толком ,,до свидания”,  с небольшими объятиями и лёгким поцелуем прощания. Я не только оскорбился, но даже обозлился на неё, решив про себя, что на этом наше знакомство закончилось. В отвратительном настроении, я сел  на последнюю электричку и поехал домой в Колпино.

      продолжение следует...