Уроки французского языка

-Вепхвадзе, у тебя в четверти будет двойка, - заявила мне злорадно Серафима Борисовна, учительница французского языка.
  Я в классе был самым слабым по французскому языку. Дело в том, что я перешел в новую школу, где предметом иностранного языка, был только французский. А в моей старой школе я учил английский. Перейдя в новую школу, английский я забыл, а французский так и не выучил. Моя учительница иностранного языка не только не научила меня французскому языку, но и привила ненависть к Франции и всему, что связано было с этой страной.
-Если ты не хочешь остаться на второй год, тебе нужно дополнительно заниматься.  Галустов, -обратилась она к моему однокласснику отличнику, - ты будешь заниматься с Вепхвадзе, он очень слаб, подтяни его, чтобы он хоть на тройку знал предмет. И еще, позанимайся с Мартиросовым, он в последнее время отстал.
  Саша Мартиросов, наш одноклассник, тоже имел проблемы с французским. Особенно после того, как скончался его дедушка, который, будучи интеллигентным человеком, знал этот язык, и пока был жив, занимался с внуком.
  Итак, мы с Сашей начали ходить к Боре Галустову, который стал нас обучать французскому языку. Мы все втроем, усаживались на широкое кресло, Боря посередине, а мы с Сашей по бокам. Боря клал учебник себе на колени, и, водя пальцем по странице, читал тексты, а мы с Сашей за ним повторяли французские фразы. Когда мы ошибались, Боря нас щипал. Это было его наказанием за ошибки.
Так продолжалось некоторое время, пока Боре не надоели эти уроки.
 Я кое-как закончил школу. Мне поставили вымученную тройку по французскому языку. И я был счастлив, что больше не буду иметь дело ни со школой, ни с французским. Но в жизни получается не всегда так, как этого ожидаешь. После школы я поступил в Академию Художеств, и, учась в академии, одновременно изучил несколько иностранных языков, в том числе и французский. Больше никакого отвращения ни к этому языку, ни к самой Франции не испытывал. Наряду с чтением французской литературы в оригинале, мне приходилось не раз общаться с носителями этого языка, после чего многих местных друзей, вместе с которыми я встречался с французами, вызывали в компетентные органы и там прорабатывали. Меня почему-то не вызывали. Как видно, французский отдел считал, что будет неколлегиально заниматься субъектом, которым занимаются его коллеги из итальянского отдела, принимая во внимание мои многочисленные контакты с итальянцами, которым я уделял намного больше внимания, чем французам.
  Как-то, идя по улице, я встретил свою школьную учительницу французского языка Серафиму Борисовну. Она меня сразу не узнала. Я заговорил с ней по-французски, напомнил о себе, и высказал свое мнение по поводу ее педагогичности. Я чувствовал свое преимущество в знании языка, и это меня радовало. Мое самолюбие было удовлетворено. Серафиму Борисовну я больше не встречал. Кто-то мне сказал, что она уехала на свою историческую родину. Нет, не во Францию, на Землю обетованную, где ей самой придется учить родной язык.
  Саша Мартиросов стал художником и переехал на постоянное местожительство в Московскую область. Как видно, его общение с французским ограничивается произнесшением фамилий французских художников импрессионистов и названия знаменитого французского коньяка, который он пьет при получении солидных гонораров и в торжественных случаях.
  Сам Боря уже не практикует свой французский. Как-то в студенческие годы он на улице познакомился с француженками. Боря оказал им знаки мужского внимания и местного гостеприимства, после чего они пригласили его во Францию, но все те же компетентные органы его туда не отпустили. Так у него, наверно, пропала всякая охота заниматься французским.
  Мы с Борей часто вспоминаем его репетиторство, и он всегда при этом упоминает кресло, на котором он учил нас французскому языку. В настоящее время Боря уже не занимается своей профессией физика-математика, а стал реставратором старинной мебели. Вот у него и есть хороший случай отреставрировать кресло, на котором он с нами занимался, и которое мы с Сашей ему обтрепали.