***

Познание. Шаг первый. (Любопытство)

Интересно попробовать что-то сделать и тебе, если многие это делают, а ты еще никогда? Как решиться на это? В этом деле у тебя совершенно нет опыта. А ведь известно всем, что «опыт – сын ошибок трудных», что это результат многократных повторений одного и того же, когда ты точно знаешь последствия, что ждут тебя от твоих действий, будь то доброе или дурное дело. Зачастую, ты смотришь на тех, кто это делает, и думаешь: «Вот бы и мне так попробовать! А я смогу?». Но где набраться смелости сделать этот первый шаг в неизвестность для тебя? Занес ногу, чтобы шагнуть, и какими словами себя убедить не поставить ее назад,  а все-таки шагнуть? Не знал такой сложной философии об устройстве сущности человеческой восьмиклассник Вова. Он хорошо учился. В 6-м классе получил все пятерки, и перешел в 7-й отличником.

 До семидесятых оставался еще год. Сейчас, в восьмом, все было, как и прежде. Каждый день в школу, в первую смену. Каждый день нужно было делать то, что нужно было делать. После школы домашние задания, или, как говорили тогда: «Уроки», -  вечером погулять на улице с пацанами, а утром снова в школу. Но чтобы понять, что  происходило в его голове, как шло проникновение в жизнь через  собственный опыт, надо немного посмотреть на обстановку, в которой он рос.

Тогда, летом, после окончания 6-го класса, родители решили выдать этому умнику материальное вознаграждение в виде сшитых брюк на заказ. Непростое это было решение, поскольку достаток его семьи вполне соответствовал поговорке: «Их барыши для окрошки хороши». И все же был поход в ателье. Серьезный дядечка - отец называл его уважаемый - внимательно отнесся к Вовиному  заказу,   он измерял своим метром расстояние от пояса до пят, ширину клеша, и отец не возражал.
-Какие будем делать карманы? –
- Листочки - нисколько не сомневаясь, ответил Вова. (Здесь ударение надо конечно же ставить на букве «и» первой)
-Хорошо - пометил себе мастер.
- С напуском?-
-Конечно-
Отец не вмешивался в их деловой разговор. Легкая улыбка освещала его лицо.
- Подрос за этот год - думал он,- вот чертенок, разбирается в моде, ты смотри, листочки ему надо.

Материал выбрали лавсан, который совершенно не мнется, держит стрелки на брюках, что бы ты с ними не делал. Тогда это было модная ткань. Через годы все узнали, что это абсолютная  синтетика, и в ней зимой холодно, а летом жарко. Но тогда, тогда обладатель таких штанов, среди своих сверстников, чувствовал свою значимость настолько, что даже речь могла измениться, стать спокойней, уверенней, походка несуетливой. Теперь можно было напоказ держать руки в карманах,  ведь не у всех были листочки. Такие модные брюки из фильдеперсового материала, закрыли тебя как минимум на 50%, а значит, ты уже наполовину «блатяк». Улица давала свои ориентиры для подражания.

Вовины родители были цыгане. И не принято у них с почтением относиться к науке, заставлять детей учиться, переживать за их оценки. Бытовало мнение: заработать себе на жизнь можно и без образования. Надо соображать и «крутиться». Но в этой семье уже началось отступление от правил. Отец работал на заводе в литейном цехе. Дежурный электромонтер - это вам не грузчик, или ездовой на бричке. А такое в его жизни тоже было. Где и когда он научился с электричеством «на ты», имея несколько классов образования?  Наверное, он был внимательным,  не лишен логического мышления и сообразительности. На работе его ценили за то, что он знал без схем, наизусть, где и как проложен каждый кабель. В трудовой книжке о работе на заводе была одна запись, когда уходил на пенсию, принят -  уволен с промежутком в 22 года.

Так уж получилось, что Вовин дом  находился от цыганского края  в тридцати минутах ходьбы пешком. Там все их родственники жили кучно, через двор, два. Пока были маленькие, со своим старшим братом, самостоятельно не ходили, а когда привыкли к своей жизни, со своими уличными пацанами, то  уже и не стремились особенно.

 Здесь, на их улице, жизнь  была очень  увлекательная. Она била через край, кипела. Каждый день впечатлений хоть отбавляй. Вечером выходили все гулять «на угол», на пересечение маленького узкого проулка, с большой улицей. Жители этого проулка называли его проезд. Сначала это была шоссейная широкая дорога, а потом, когда Вова стал  десятиклассником, ее не только покрыли асфальтом, но и пустили по ней троллейбус. Улица стала, как минимум, «авеню». Правда и «угол» умер вместе с шоссейкой. Не стало широкой, сухой  канавы, где летом можно было лежать, любуясь на звезды летнего неба, есть помидоры без хлеба и соли. Кто-нибудь приносил их со своего огорода. Не стало той тишины, что была. Теперь нескончаемые машины куда-то ехали и ехали по новому асфальту.  Не стало и того, что служило им импровизированным и столом, и подставкой под магнитофон, и опорным столбом, и сидением для одного, не стало пня от бывшего большого дерева, что когда–то спилили, но не выкорчевали хозяева хаты, стоявшей на этом углу.

Ребята с улицы были разными по возрасту, но отличались не намного, Вова был среди них самый младший. Разница прожитых лет была от одного до четырех лет. Никто из них не стремился постичь науку. Все имели пролетарское происхождение, и готовились стать пролетариями. Одни уже учились в ПТУ, другие мечтали, когда же закончится эта надоевшая школа, чтобы начать работать, зарабатывать, купить мотоцикл, одеться по моде, в общем,  получить желанную свободу и независимость от всех, в том числе и от «предков». В ПТУ дисциплина была другая, поэтому ПэТэУшники считались более взрослыми, они ведь уже шагнули куда-то после школы, а школяры все еще были на том же уровне.

 Какой-то двойной представлялась Вове его жизнь. В школе он был отличником, спортсменом, до седьмого класса председателем пионерской дружины, а здесь, на углу, младшим членом команды, у которой была своя жизнь, свои законы, свои понятия о доблести, о чести, и о славе. Здесь были в чести такие качества характера, как независимость суждений, умение противостоять взрослым. Грубость не считалась зазорной, а представлялась смелостью. Первые встречи, свидания с девочками не сопровождались в рассказах восторженными стихами о любви, напротив, рассказы о первых поцелуях и первых прикосновениях к запретным местам были нарочито грубоватыми и нестеснительными в описаниях подробностей. Вечером он принимал эту жизнь, а в школе она была другой.

 Надо отдать должное, что «угол» был центром демократии и свободы мысли и поведения. Никто не высмеивал никого, не осуждал за то, что он вытворял, будь то в школе или в ПТУ; никто из них не был изгоем за свое происхождение или еще за что-нибудь, представителей разных конфессий не было, все были одной веры, никогда не ставился вопрос о превосходстве какой-нибудь нации. Они росли вместе, с самого мальства, вместе осваивали игры в «цыки», «чижика», «выбивного», в футбол, вместе  однажды стояли на коленях на кукурузе у Вовы в доме, когда его отец наказал всех сразу за попытку воровать с чужого огорода у соседей. Члены этого маленького обособленного общества были равными.

Их родители не очень интересовались, каков внутренний мир детей, какое мировоззрение формируется у них, они сами и слов–то таких не знали.  Тогда считалось, что  школа всему научит. А вот чему будет учить улица, не хотели, наверное, думать.

 Но именно здесь, на улице, среди равных, рождались мечты, ставились цели и методы их достижения, образы героев для подражания, выбирались зачастую не из литературы, а из жизни. А жизнь представляла не лучшие образцы: уже через десяток лет многие из них покинули этот бренный мир раньше из-за обиженной на них печени, многие прошлись по местам не столь отдаленным, и вернулись уже не похожими на образцы для подражания, кто-то стал инвалидом в авариях, ведь они не признавали правил, и могли себе позволить ездить не всегда трезвыми. Их почитали за блатных, за «блатяков», и звучало это у подростков как какое-то почетное звание, которым можно гордиться, к которому надо стремиться, вот только немного подрасти. Они вели себя так, как не могли другие, правда только тогда, когда можно остаться безнаказанными. Но кто бы помог в те годы распознать, куда приведет эта дорожка?

В школе много было ребят, которые пропускали уроки. Называлось это словом «хилять». И у них в классе такие герои тоже были. Они считали  себя героями, смельчаками. Не готовили домашние задания, хиляли, родителей дома обманывали, и все им как-то сходило с рук.

Вова, не задумываясь, жил по правилам, которым его научили взрослые. Но, видно, с возрастом приходит осознанное любопытство, не такое, как у грудного ребенка, которому хочется дотянуться до яркой, цветной игрушки, а  такое, когда ты хочешь познать что-то на основе наблюдения и анализа.

- Интересно, а как это «схилять»?- однажды подумал отличник Вова.
- Надо же обмануть, а я смогу?
- Но ведь  они могут,  и им ничего. Какие смелые
- Все–таки страшно, да, именно страшно, и будет, наверное, стыдно.
- Ну что, сдрейфил?
В нем говорили два голоса, две его половинки, одна выросла и была воспитана улицей, вторая – школой.

Так  в каждом из нас, когда мы хотим впервые отступить от установленных правил, по  которым так легко и понятно  жить, возникают сомнения, душа терзается ими, но разве научишься вставать, если никогда не падал, разве сядешь и поедешь, если никогда этого не делал.

Вова решил, что сегодня он уже готов, сегодня он попробует, что такое  хилять. Почему-то ему казалось, что все его подозревают в чем-то, но молчат. Он старался сегодня видеть себя со стороны, не выдает ли он себя поведением, но, кажется, из дома вышел удачно. Как и всегда, не торопясь, дошел до угла проезда, оглянулся, никого не было, тогда он быстро засунул в щель Юлькиного забора свою учебную, старенькую, потрепанную папку с тетрадками, еще раз оглянулся, никого.

- Вот и хорошо,- подумал Вова. Теперь, без папки ему стало легче, можно легко соврать, почему не в школе, ну, например: «Иду к врачу». Чем дальше удалялся от дома, тем становилось легче. Даже как-то весело. На автобусе он добрался в центр города. Здесь точно никто его не знает и не спросит: «А почему ты, парень, не в школе?»

 В кинотеатре «Октябрь» первый сеанс начинался в 8-30. Десять копеек были заготовлены заранее.
Наверное, так готовятся и большие преступления. Их надо обдумать, обмозговать, как и что, хронологию действий, и как будешь уходить от наказания, и как себя не выдать. Вова был начитанным парнем, и он старался как в шпионских детективах, продумать все до мелочей, хотя риск случайной встречи все же присутствовал. Но пока все шло успешно.

В зале зажегся свет. 10-00.  Немногочисленные зрители стали потихоньку продвигаться к выходу, вдруг нос к носу, Вова столкнулся с  «Кевалем». Второгодник Витя Коваль тоже хилял сегодня, но у него-то опыт в этом деле ого-го какой, а у Вовы что-то аж захолонуло внутри.
- Привет - не менее самого Вовы удивился и Кеваль такой встрече. Парень был хоть и разгильдяй, но добряк по натуре.
- Привет - ответил Вова.
- Ты что тут делаешь?
- Решил попробовать хоть раз в жизни хильнуть
- Ну и правильно, а ты в школу пойдешь?
- Конечно
- А я нет, че мне там делать?
- Ага
- Ну, вообщем, ты меня не видел
- Ты меня тоже
- «Замазали».
Это означало «по рукам».

Вова пришел в школу, предварительно забрав папку из Юлькиного палисадника, на последний урок. Ответ: «Ходил к зубному»,- устроил всех. На другой день, когда учитель математики, Зоя Алексеевна, спросила одного из своих любимчиков - математиков, Вову, о причине отсутствия на вчерашнем уроке, спросила по-доброму, когда от тебя не ждут подвоха, пакости, обмана, и он  ответил про зубы, она сказала: «Ну, садись. Дети, начнем работать». Она даже и предположить не могла, что видит перед собой уже не того Вову, которого она знала еще вчера, а перед ней стоял исследователь человеческих возможностей, экспериментатор, подвергающий сомнению правила, по которым ему советуют жить. Раньше ему говорили: «Здесь барьер, сюда нельзя,  потому что нельзя!».

Он верил и соблюдал. Но сегодня он перешагнул, он проверил, что там за барьером, есть ли удовольствие? При этом обманул, преступил. Обманул человека, которому доверял, который ему доверял, настолько, что даже и тени сомнения у Зои Алексеевны не возникло о возможном обмане, и ему стало так не по себе, что он решил: «Здесь не только нет удовольствия, а даже противно как-то, и стыдно». Вова сумел понять и осознать, что не все надо копировать бездумно, и то, что для одного удовольствие, для другого – стыд.

Не занесло этот кораблик в грязную протоку, а ведь все могло быть. Где же вы, крепкие руки, которые держат молодую душу бережно, наблюдая за ней, радуясь тому,  как она растет, становится взрослей, которые уберегут ее от падения в грязь, будут поддерживать ее до тех пор, пока не станет она сама крепкой, вырастит себе такую светлую и плотную ауру, что ни одна черная стрела не попадет во внутрь, не даст тьме вливаться в пронзенное отверстие, не даст уменьшиться свечению, идущему от этой души?

До самого выпуска Вова больше ни разу не отсутствовал на уроках по неуважительной причине. Аттестат  получил без одной четверки. Но волнения того дня, пересказанные не один раз в каких-то компаниях, уже будучи взрослыми, когда, то, над чем сильно переживали в детстве или юности, сегодня с высоты нашего возраста кажутся такими незначительными и смешными, волнения не забыты им и до сих пор, да и вряд ли сотрутся когда–нибудь из памяти. Ведь это первые осознанные шаги души к познанию самой себя. 

КВН.03.04.2010 г 2320

P.S.
Послесловие


Когда растущая, еще неокрепнувшая душа, начинает оглядываться по сторонам, впервые осознав, что в ней рождаются вопросы, и что она их может сама себе задать, то и искать ответы начинает сама, потому что рядом никого нет из тех, кто уже получил на многие вопросы свои ответы. И рядом должны быть такие души, что связаны с этой, молодой, неразрывными узами, узами любви, доверия. Тогда может быть, не все нужно пробовать в этой жизни, не поддаться дьявольским искушениям, окружающим нас.  От Бога нам дано знание, что есть добро и что зло, что нужно делать и как жить, чтобы уберечься от лукавого.

 И души взрослых должны  помогать, давать стержень растущим, вокруг него начнет формироваться тело души, ее мощь, ее уверенность. Но если этого нет или не воспринимает она нравоучений без любви от чужих, то, взрослея, она начнет сначала задавать себе вопросы, подвергая сомнениям все то, что было до этого, а потом искать на них и ответы. И  в своих сомнениях, и терзаниях душа не всегда может выбрать ответ от Бога.

 Не оставляйте без присмотра эти молодые души, не пускайте их бумажными корабликами по реке, ибо не будете уверенными, попадет  она с течением в светлый и открытый океан, или застрянет где-нибудь в маленькой, заросшей тиной протоке, откуда уже никогда сама не выберется, прибитая к какой-нибудь корчажке и  захлестнутая волной, и погибнет. Все вызывает у нее интерес, все вызывает удивление, а что понравится - тому подражание. А понравится то, что вызывает удовольствие, даже, если это удовольствие сиюминутное, даже если оно ведет в погибель, о которой сейчас не догадываются, которую сейчас не могут увидеть, а может и не хотят. Не может она еще далеко посмотреть, нет у нее опыта, но именно от этого, от своей неопытности, не может она понять, как опасна бывает самостоятельность, когда нет основы, нет стержня, и нечем измерить степень черноты, предлагаемого тебе. Здесь бы ей довериться, но кому?
 Где нет любви, туда не пойдет.
Где любовь должна быть, но  нет доверия, и туда не пойдет, потому что за все годы до этого, взрослым некогда было всматриваться, как формируется душа, и что в ней происходит. Утрачивают они внутреннее зрение, а внешним видят лишь как растет малыш, какие у него оценки в школе, как взрослеет на глазах, видят оболочку, а внутрь не заглядывают, а ведь именно там, только там и есть то, каков он, человек?

КВН.03.04.2010 г 2320