Какие самолёты - такие и бомбы!

     1941 год, конец ноября или начало декабря. Что запомнила из этого времени?
Москва полупустая. Многие уехали в эвакуацию. Магазины, ателье грабят. Конная милиция. Расстрелы на месте. Помню, два здоровых мужика из магазина тащили два мешка, так их конная милиция расстреляла на месте. Много трупов валялось у магазинов. У нас в селе особой паники не было. Но кругом – военные части, оружие. Рядом воинская часть "Выстрел".
Где сейчас гребной канал, там был заливной луг полон незабудок и щавеля. И рядом – озеро Озёрка. Луг огромный, большой-пребольшой!
      Немец постоянно летал через село Крылатское, бомбил Москву и военные объекты. Мы уже привыкли к гулу самолётов с чёрными крестами и бомбами.
Было начало зимы, морозяка сильный-сильный! Уже лежал снег. Однажды утром я проснулась, оделась, вышла во двор за дровами, а у калитки собрались бабы, человек восемь, смотрят на луг, спорят и руками машут. Я подошла. Детское любопытство: чего это они там рассматривают?
      Оказывается, за ночь на лугу вырос наш аэродром. Стоят ястребки, У-2, солдаты, охрана, пулеметы… И всё на виду! Без чехлов. А ближе, в самом селе – штаб, военные части. В оврагах – зенитки и аэростаты (девушки их носили).
Само село Крылатское было расположено ярусами, как большой театр. В четыре яруса. Мы жили на втором. И вот все люди высыпали утром посмотреть: «Что за чудо? Открытый аэродром!»
      Проходит день, второй, третий, а самолёты не взлетают! Часовые стоят на месте! И немцы на Москву летят через этот аэродром!
На четвёртый или пятый день – такая картина. Я с подругами стою у дома. Вдруг летит стая немецких самолётов, и они сбрасывают бомбы на наш аэродром. Мама кричит: «Нинка! В бомбоубежище!»
      Какое там! Мы, стайка ребятни, выпучив глаза, смотрим, как будет взрываться наш аэродром.
Немцы улетели на Москву, а тут тишина. Не взрываются. Мы от аэродрома в километре. Летит второй заход немцев. Опять бомбы падают на луг тучею! А не взрываются ни аэродром, ни бомбы! Что за чудо?
      Как все подростки в этом возрасте любопытны! Мы потихоньку от родителей спустились на луг – туда, где наши самолёты. Крадёмся… Смотрим – стоят наши часовые в крашеных шинелях, в шапках со звездой, с винтовкой. Самолёты – все с красными звёздами! Подходим ближе – муляжи из фанеры! А вокруг накиданы горы бомб – тоже деревянные болванки. Хорошо выточены, и на них надпись: «Какой аэродром – такие и бомбы!» Даже звёзды на них нарисованы и серп и молот. С крылышками и с хвостиком – как ласточки.
Мы обалдели. Тут прибежали военные и прогнали нас с «аэродрома».
      Стоял этот «аэродром» ещё с месяц. А как в декабре наши попёрли немца от Москвы, охранять его никто не стал. Так мы, подростки, что удумали? Взяли мешки, санки, пришли на луг и начали собирать «бомбы» в мешок. На дрова! За неделю все «бомбы» перетаскали к себе во дворы, а потом начали разбирать «самолёты». Снимали фанерные крылья, фюзеляжи, моторы – всё до щепочки перевозили домой на дрова.
       И никто потом не вспомнил и нам ничего не сказал. Немца уже к Вязьме гнали. А мы, ребятня 11-12-ти лет, так здорово орудовали топориками! Рубили бомбочки, крылышки и другие части. Ох, и здорово они в печке горели! Всю зиму протопили! И деревянных часовых – в печку!
       Вот, оказались немцы не такие дураки, чтобы хорошие бомбы бросать на фальшивый аэродром.
Уже по весне, в апреле-мае, когда всё растаяло, мы на этом лугу собирали щавель. А когда был разлив Москвы-реки, в эти ямы заходила косяками рыба. Мы ловили её корзинами, в мешки и – на жарёху. Позднее заливной луг становился бархатным, весь в незабудках и других цветах.
        А В 1978 году нагнали экскаваторы и начали строить гребной канал, трибуны, помещения. Село Крылатское министр Гришин велел срочно снести. А люди уже отстроили после военного разора новые дома, развели сады, огороды. И всё сразу под снос! Обидно. Но память о войне не зачеркнуть. И послевоенные годы – тоже.
Построили канал, велотрек, спиральные дороги. Это надо. Но мы жили в «горах», никому не мешали. До сих пор ярусы не застроены. Стоят засохшие сады, заросшие огороды. Дебри, не пройдёшь.
        Меня моя старческая память уводит в детство, юношество, зрелые годы. Когда приезжаю на родное место, часто вспоминаю военные эпизоды и послевоенные. И улыбаюсь, вспоминая, как в войну, зимой 41-42 гг., мы «бомбами» печки топили.