Рассказы матери моей... 3 часть

2 часть - http://www.proza.ru/2012/01/30/1583

 
ДЕТСКИЙ ДОМ...

Рассказывает моя мать.


...После смерти родителей, мы, с трех годовалым братом, остались в землянке одни. 
Я часто ходила к могиле родителей (их захоронили в пяти шагах от землянки) и разговаривала с ними, как с живыми... - спрашивала: "...как нам с братом жить и что делать?...". 
Мне казалось, что они слышат меня... - разум отказывался верить, что их нет совсем...
 
Почти каждое утро мы с братом уходили  к поселению чалдонов на поиски еды. 
Я не оставляла маленького брата одного, боялась, что замерзнет.
Собираясь в путь, надевала на него все, что можно было одеть, а поверху  обвязывала еще и шалью, в которую отец, когда был жив, обернул умершую маму, и, в которую  мы завернули его самого, когда умер он...
Ту шаль нам вернули  люди, которые выдолбили могилу в мерзлой земле, чтобы захоронить тела наших родителей... – отдали,  объяснив, что нам эта шаль, нужнее.
 
Ножки брата, я обматывала тряпьем, одновременно привязывая к ним кору березы вместо подошвы. Стопку такой коры  нарезал, пока был жив, папа.
Путь был неблизким, и всю дорогу, до самого поселка, голодный брат  плакал и просился на руки.   
У рабочей столовой, в ящике для отбросов, я  выковыривала все, что удавалось отодрать из смерзшихся помоев: картофельные очистки, селедочные головы, полу-гнилые  луковицы, а иногда и целые картофелины. Для этой цели был приспособлен большой гвоздь, найденный где-то, еще мамой.

Народ, что выходил  из столовой  жалел нас и иногда, подкармливал. Бывало, нам давали горячую еду прямо с кухни и тогда, мы с братом сидели в теплой столовой и торопливо  ели суп или кашу. Правда такие дни, бывали очень редко и обычно, голодные, продрогшие, мы возвращались в свою землянку, где я растапливала  печурку и когда становилось тепло, выкладывала из мешка все, что удавалось раздобыть.
Мы раскладывали по порциям добытое, а потом  пекли  картофельные очистки на разогревшейся плите нашей печурки. Оттаивая, они шипели,  и  по землянке разносился вкусный запах печеной картошки.
Наевшись, братишка довольный и чумазый - засыпал, землянка хорошо прогревалась и в ней, как и при живых родителях - становилось уютно и спокойно.

Но вот, пришли лютые холода. Люди, живущие в соседних землянках, какое-то время еще поддерживали нас – приносили  дрова и немного еды.  Потом, оставив свои землянки, ушли и они... 
Мы ели совсем понемножку - растягивали еду. У нас еще были дрова, чтобы греться, но я  понимала, что до поселка  нам уже не дойти...

И наступило утро, когда у нас не было ни еды, ни дров. Так прошли еще несколько дней... - брат ослаб, и у меня  не было сил...
В голодной полудреме, накрывшись вещами, что остались от родителей - мы лежали в промерзшей землянке на сколоченных отцом полатях. 
Брат больше не плакал, и не просил есть... - обняв его, плакала от страха, холода и голода - я...

Не знаю, сколько времени мы так пролежали, только очнулась я оттого, что меня стаскивают с полатей и выносят из землянки.
На подводе, возле землянок уже лежали мой брат и еще несколько таких же истощенных,  умирающих, детей.
Всех накрыли овчиной и повезли в детский дом.
Как нас везли, я не помню - мы спали.
 
В детском доме нас накормили, остригли наголо, сводили в баню, и выдали чистую одежду. 
На следующий день собрали и  стали записывать  имена и фамилии.
Когда очередь дошла до меня и я назвала свое имя... - услышала, как кто-то из взрослых сказал: - «Надо сменить ей имя, ишь, выискалась – Василиса премудрая...».
Они что-то записали в тетрадь, и  мне было дано новое имя – Валентина. 
- А  свою прежнюю  жизнь ты  лучше позабудь! - сказали мне тогда.

В тот день моему брату тоже  сменили  имя... - вместо имени - Родион, ему дали имя - Владимир. 
Я не оставляла брата, и старалась приходить  к нему в группу каждый день.
Он был  маленький, и не умел  говорить.  Мне казалось, что он не сможет пожаловаться, если его станут обижать.
Как только я появлялась, он принимался  плакать и,  крепко обняв меня за шею, долго не отпускал  от себя.
   
Воспитательница и нянечка  группы  требовали, чтобы я перестала ходить и напоминать брату   о себе.  Но я продолжала бывать у него -  брат был единственной моей  радостью  и  той ниточкой, что связывала нас  с  родителями и нашим прошлым.

Я всегда помнила дом, свою комнату, маму и веселого-доброго отца... 
А еще, нашу няню, дядю Мойшу, наших конюхов дядю Семена и дядю Якова... - моя память не хотела расставаться с тем светлым прошлым, где всем нам было очень хорошо.
Настоящее...в детдоме,  вызывало возмущение и ненависть ко всему, что меня окружало.
Теперь меня называли другим именем, и все вокруг не скрывали своего презрения ко мне. 
Я была дочерью врага народа, о чем  постоянно напоминали  наши воспитатели, и дети из моей группы...
Ночью, незаметно пробравшись в группу брата  и, убедившись, что тот спит, я садилась возле его кровати, и сидела там до тех пор, пока ночная няня не выгоняла меня вон.
 
В нашей землянке, где мы с братом  жили одни - было страшно, холодно и голодно, но не так  одиноко, как теперь...
Очень скоро меня совсем перестали пускать к брату.
Я слышала, как он плачет, и пыталась любым способом пробраться к нему, иногда не безуспешно...
В очередной раз, с трудом прорвавшись в группу брата, я узнала, что его там нет... 
Мой младший брат не умер - его куда-то увезли. Больше мы не виделись с ним...


От автора:

В заключение добавлю, что мама  разыскала своего  брата...
С  Родионом (Владимиром)  они  встретились  через сорок лет. 
Я  помогала ей собраться в ту поездку.
Вернувшись, мама рассказывала...
Она подъехала к дому, где жил брат, на такси и попросила водителя узнать - не сдаст ли хозяин комнату на несколько дней?... А, сама, еле сдерживая себя,  сидела в машине и наблюдала за ними.
Брат ответил отказом.  Тогда, мама вышла из машины и сама обратилась к  брату, надеясь, что он узнает ее.
Но он не узнал... и опять отказал.
И вот тут, рыдая, (розыгрыш не совсем удался...), мама сказала, что она  ни в чем  не смогла бы отказать своему родному  брату, с которым столько лиха пришлось пережить...

Нет слов, которые смогли бы описать  их чувства...
Обнявшись, они долго  плакали...
Мама рассказала ему  все, что помнила  о родителях,  про их род, и  про то,  как они  остались в землянке одни...

Они долго разговаривали, и  мама  узнала, что его забрала к себе грузинская семья, которая вырастила и воспитала брата.
Эта семья стала для него родной. Его новые родители дали брату профессию краснодеревщика, женили и помогли выстроить  дом. 
Ему повезло... - он был маленький и  все  забыл.   
Новая семья ничего не скрывала от него... - брату рассказали – кто он и откуда.

В возрасте 16 лет мамин брат приезжал в их родовое гнездо, но  никого не нашел - посидел на крыльце  родного дома – теперь уже сельсовета, и уехал.
Со своей сестрой  они тогда разминулись, брат приезжал  весной,  а мама,  в  том же году - осенью.


Это все, что я смогла вспомнить из  рассказов своей матери. Допускаю, что есть и неточности...

Еще один брат мамы - Илларион, о котором я писала в первой части этого цикла - не пропал без вести  в боях под Кенигсбергом, как считала мама разыскивая брата. Она никогда не забывала его!... - очень тепло вспоминала о своем брате и  плакала, рассказывая нам интересные истории о нем, о его жене, Соне, о племянниках...
Дядя Ларя геройски погиб, о чем мы узнали много позже!...

Награды героя - нашего родного дядьки, Воробьева Иллариона Филипповича:
Орден Красной Звезды
Орден Красного Знамени
Орден Отечественной войны 1степени (посмертно)!*

**************
 
Будучи подростками, мы ставим под сомнение практически все, о чем говорят нам наши родители.
У меня эти сомнения были умножены на порядок, учитывая, что воспитана я была в интернате - в духе ленинского патриотизма.

Часто, я откровенно  иронизировала,  слушая мамины истории.
Возможно поэтому,  многие эпизоды стерлись из  памяти - остались разве, что  самые яркие,  над которыми я плакала от жалости к маленькой девочке и ее маленькому брату.

И только  много лет спустя,  когда  по телевидению стали открыто говорить о выселенцах и о намеренном уничтожении тысяч семей, таких же  несчастных, как семья моего Деда, я поняла, насколько неуместна и глупа была моя ирония, и  КАК виновата я перед своей  матерью!... 
Понять-то я поняла, но нет мамы, у которой бы, упав в колени, я просила бы прощения до тех пор, пока она не простила бы меня...

Если БЫ можно было, все исправить...

2012 год.

* Дядя Ларя http://proza.ru/2020/04/21/1342