Однажды на хуторе Любовь Олейникова

ЛЮБОВЬ ОЛЕЙНИКОВА http://proza.ru/avtor/zaria  - ПЕРВОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННОЙ ЖИЗНИ» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ


 В красивейшем, живописном месте на Кубани расположился небольшой хутор с названием Западный. С одной стороны к хутору близко подходил лес, за которым несла свои быстрые воды Кубань, а с другой поднималась гора, тянувшаяся на многие километры и уходившая своими холмами на Ставрополье.
 В этом хуторе и родился тридцать лет назад крепкий кареглазый мальчишка. Родители дали ему простое имя. Николай. Но как точно оно определило его судьбу.
 Коля, Коля, Николаша… –  звенели девичьи голоса под гармонь.
 Как, кап, кап, а слышалось – Коля, Коля, Коля, - пела в апреле капель.
 И сложилась жизнь у мальчишки просто и красиво. Босоногое, беззаботное детство пролетело, - он понял это однажды, получив повестку из военкомата. Призыв. Весь хутор провожал Николая в армию. И вот уже, как в знакомой с детства песне, «…под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги… Служить ему довелось на Дальнем Востоке в погранвойсках. Повзрослел и возмужал за эти годы мальчишка Коля. И домой вернулся – мать охнула, не узнала. А девушки…, что ж девушки… Многие посматривали на него издали с интересом, другие решительно пытались начать знакомство вновь, но только от взгляда одной, сероглазой Иришки, дрогнуло сердце Николая.
 И гуляла, пела и плясала свадьба в хуторе. Так начался новый виток в жизни Николая. Лад и покой поселились в молодой семье. Подрастали два сына. Наладился быт. Крепкое хозяйство здорово поддерживало их. Николай работал механизатором в совхозе, а в свободное время, в сезон, отдавался своей страсти – охоте.
 Как-то раз на двор Николая заглянул сосед, дед Гришка.
 - Сынок, ну помоги, сладу нет. Повадилась лисица, уже пяток кур утащила. Совсем останусь без ничего.
 Хата деда Гришки находилась на окраине хутора, огородом упиралась прямо в лес. Вот оттуда, по всей видимости, и повадилась шастать рыжая. 
 - Хорошо, - кивнул Николай, через неделю я в отпуске, - разрешение есть, возьмусь за твою бестию.
 Дней десять Николай выслеживал рыжую охотницу и, наконец-то, приметил ее нору. Совсем недалеко от хутора, и как только людей не боялась, устроила свое логово лисица под поваленным старым деревом. И теперь уже ничего не стоило Николаю подбить зверя. Проходя мимо хаты деда Гришки, он весело прокричал ему: «Ну все, дед, не боись больше за своих кур, некому их ловить». И поднял высоко над головой свой трофей.
  Через несколько дней Николай с сыновьями собрался на рыбалку. Шли лесной тропинкой, совсем недалеко от того места, где была нора лисицы.
 - Пап, слышишь? – дернул его за руку младший, Димка. – Там кто-то возится.
 Остановились. Прислушались. Действительно, непонятная возня и какое-то слабое рычание доносились из-за кустов. Осторожно, стараясь не шуметь, Николай раздвинул ветви кустарника. То, что он увидел, поразило его до глубины души. Рядом с норой под старым деревом возились два молодых лисенка.
 - Значит в норе остались, - мелькнула мысль. - Что ж теперь делать-то с ними? Не оставлять же на воле. Вырастут, не дадут спокойно жить хутору. – Но ловить их сейчас, пугать и расстраивать детей, Николай не хотел. – Ладно. Придумаем что-нибудь.
 Николай вернулся на тропинку.
 - Пап, что там? – мальчишки испугано поглядывали на отца.
 -Да так, мелкота лесная. Пойдем скорей на речку, а то не достанется нам рыбы.
 И еще несколько дней душили Николая мысли – Что же делать с лисятами?
 Убить их, маленьких, он не мог. Оставлять нельзя. Вырастут - беда будет. Но вот, кажется надумал. Рано-рано утром, солнце еще не вставало, Николай быстро шел к лесу. Разложив мешок у входа, стал палкой потихоньку шуршать в норе. Послышалась возня и фырчание проснувшихся лисят.  Николай сильнее заработал палкой, и тут показалась мордочка первого лисенка. Подталкиваемый палкой, он кубарем скатился в мешок. Второй оказался хитрее своего братца. Вцепившись зубами в палку, он рычал, скалился, упирался.
 - Ну, иди, дурашка. Ничего я тебе не сделаю. Иди. – Николай уговаривал вполголоса рыжую бестию. Но тот, упираясь лапами, закусив в палку, пятился назад в нору. Николай надел на руку толстую рукавицу, захваченную специально из дома, и попытался схватить лисенка рукой. Тот визжал, скалился и изворачивался ужом. Палка выскользнула из рук Николая, зацепила сучком ухо лисенка, разодрав край. Рыжий дернулся в последний раз и задал стрекача в лес.
 - Ну и черт с тобой, - выругался в сердцах Николай. – Вырастешь – встретимся. Тогда не обессудь.
 А второго рыжего отвез он далеко в горы. Выпустил, на прощание прокричав: «Не обижайся, дружок! Выживай!»
 Прошел год. Стала забываться история с лисятами. Хутор Западный жил своей жизнью. Жил и радовался, пока не пришел июнь 2002 года.
 С вечера поползли по хутору тяжелые слухи – Кубань разольется.
 - Дык, куда она денется, - дед Гришка пыхтел своей самокруткой. – Кажный год разливается. Ну и че? Ну, подмочит огород, не снесет же хату! Полвека хате, крепкая. Че ей сделается?
 Николай с вечера нервничал. Сели ужинать.
 - Давай-ка, Ириш, собирай мальцов. Отвезу вас к матери.
 Мать Николая давно жила в селе за Кубанью, на высоком берегу. Как бы не разливалась река, а уж там-то она никого не достанет.
 Жена вспыхнула, - Еще чего? Не выдумывай! – Но осеклась, встретив суровый взгляд мужа. – Ладно уж, едем, погостим денек у бабушки.
 Вернувшись от матери в сумерках, Николай присел на лавочку у калитки. Тревожно было на душе. Му-у-у… услышал он недалеко. Оглянулся, увидел соседа, тащившего свою корову на веревке по улице.
 - Ты куда это ее?
 - На гору. От греха подальше. Оставлю на ночь.
 Николай задумчиво нахмурил брови, потом быстро встал и прошел в хозяйственный двор. Там стояла корова и два молодых бычка, взятых весной на откорм.
 - Ну что ж, - сказал вслух, - пойдем и мы. Взял с собой фонарь, веревки, колья и погнал скотину по переулку в гору. Пока добрались уже почти стемнело. Загнав живность повыше, Николай вбил колья в землю, привязал их. Неподалеку паслось еще несколько коров, пригнанных своими хозяевами на гору.
 - Пригляди за моими, - попросил Николай соседа. Тот молча кивнул.
 Вернулся в хутор уже в темноте. Походил по двору. Отвязал зачем-то собаку, которая на удивление не бросилась носиться, как обычно, по двору, а льнула к ногам хозяина.
 - Ну ты чего? Чего? – еще больше встревожился Николай. Какое-то щемящее, непонятное чувство овладело им. И не мог он отмахнуться от назойливых мыслей о разливе реки, да и поверить во что-то страшное тоже не мог.
 Зашел в дом. Включил зачем-то телевизор. Пять минут посмотрел и выключил. Снова вышел во двор. Стояла тихая теплая ночь.
 - Да что ж это такое? – Беспокойство не отпускало Николая. Он в который раз вышел на улицу. Соседи спали. В редком доме горел свет.
 - Ладно уж, до утра как-нибудь… Сон не шел… Дремалось тревожно… В ту самую минуту, когда потянуло Николая в глубокий сон, вздрогнул дом. На улице слышался шум, в котором смешивались и крики людей, и рев скотины, и что-то еще незнакомое и страшное.
 Николай выскочил на улицу и не поверил своим глазам. Во дворе блестела вода! Кинувшись к сараю, он принялся ловить кур и забрасывать их на чердак. Одуревшая от страха птица металась по сараю, некоторые выскакивали и тут же пропадали из виду. Мутный поток подхватывал их и уносил прочь. Вода уже была выше колен. Николай бросился в дом, и в растерянности остановился посреди комнаты.
 - Что делать?
 Гул на улице усиливался. Попытался кое-какие вещи переставить повыше, что-то забросил на шкаф. Что еще? Надо идти на улицу. Входная дверь поддалась не сразу, а когда Николаю удалось ее открыть – поток воды хлынул в дом. Рев и стон стоял в ночи. Где-то скулил пес. Приглядевшись в темноте, Николай увидел собаку, застрявшую между стволом вишни и сараем. По пояс в воде добрел к ней, вытащил, прижал пса к себе.
 - Ну, что, Лорд? Давай на крышу!
 Взбираясь по крутой лестнице на чердак, Николай в тревоге поглядывал по сторонам. Вода. Что можно разглядеть в ночи?
 На чердаке было душно и пыльно. Лорд стоял под балкой и отряхивался. От него во все стороны разлетались брызги грязной воды. Николай, пристроившийся на мешке, выключил фонарь и сидел в кромешной тьме, глубоко задумавшись. Слышно было, как бьет в стену дома вода, шелест потока таил в себе грозную силу. Наконец темнота стала немного рассеиваться, из-под щелей забрезжил свет. Открыв чердачное окно, Николай выбрался на крышу. То, что предстало его взору, испугало вначале, ошеломило, заставило учащенно биться сердце. Кругом была вода. Грязная, мутная вода со всех сторон. Как грибы смотрелись дома, вернее то, что от них осталось на поверхности – крыша и немного стен. Кое-где в этой грибной улице зияли прорехи. Николай не сразу понял, что это. А когда сообразил, сердце забилось еще чаще. Хаты обрушились. Снесены потоком дикой разбушевавшейся Кубани. Вглядываясь в предутреннюю мглу, Николай хотел рассмотреть, на месте ли хата деда Гришки. Но вековые акации, стонавшие под напором бешеной реки, скрывали от взора все, что находилось в южной стороне хутора.
 Розовые блики окрасили небо. Солнце поднималось медленно и неохотно, как будто оно удивлялось и не могло понять, что же такое случилось на земле, пока его не было на этом прекрасном небе. Николай, все еще бездумно смотревший в поток, сидел на коньке крыше. На чердаке ворчал Лорд. Вдруг какой-то звук заставил Николая насторожиться. Царапанье когтей по шиферу, тихое поскуливание.
 - Собачонка! – Николай увидел бесформенный комок, тихо съезжающий по крыше вниз. Лапы ослаблено бились по шиферу, отчаянно пытались зацепиться хоть за что-нибудь. Но силы покидали существо. Еще несколько минут, и грязный поток подхватит в свои объятия и оборвет эту крохотную жизнь.
 - Ну, погоди, погоди, - бормотал Николай, привязывая себя веревкой к перекрытию на чердаке, - сейчас сообразим что-нибудь. Спускаясь к краю крыши, он думал, как бы ловчее схватить собачонку, да самому не свалиться в воду. Оставалось проползти каких-нибудь полметра, когда Николай встретился взглядом с тем, кого он собирался спасти.
 Лиса! Вернее, совсем еще молодой лис! Рыжая, сбившаяся в мокрые комья шерсть, промокший хвост, похожий на крысиный, оскал острых зубов. И глаза зверя. Эти глаза смотрели прямо на человека. В них плескалось отчаяние и безнадежность, мольба о помощи и жажда жизни.
 - Вот это да! – на секунду в Николае проснулся азарт охотника, - сама зверюга в руки приплыла. Но уже в следующее мгновение он думал только о том, как бы побыстрее и проворнее схватить зверька. Перчатки были где-то на чердаке, времени, чтобы их взять не было, и, чуть поколебавшись, Николай протянул голую руку к лисенку. Страх заметался в глазах рыжей бестии, но последним усилием он подтолкнул свое мокрое тельце вперед, к человеку. Николай схватил лиса как кошку, за шиворот, и рывком подтянул к себе.
 - Что ж теперь с тобой делать дальше? – на чердаке бесновался Лорд, учуявший хищника. Под крышей сарая гомонили куры, которых Николай успел туда забросить. – Куда девать спасенную тварь?
 Недолго размышлял над этой проблемой Николай. Действуя одной рукой, он стянул с себя рубашку, застегнул пуговицы, помогая зубами, связал рукава узлом, и сунул лисенка в получившуюся котомку. Вернувшись на чердак, цыкнул на Лорда, нашел мешок покрепче, сунул туда лисенка вместе со своей рубахой и пошел к чердачной лестнице. Собака недоуменно провожала глазами своего хозяина, который не разрешил ей следовать за собой, а оставлял на этом душном и пыльном чердаке одного.
 Стоя еще на лестнице, но уже в воде, Николай вдруг перекрестился, чего не делал никогда в жизни. Мелькнула мысль – Я что, сошел с ума? – но сильная рука уже гребла в мутной и грязной воде, а вторая высоко над головой держала мешок с лисенком. Николай плыл в сторону горы. Потом еще долго брел по пояс в воде, пока, наконец, не выбрался на сушу. Где-то в стороне слышался гомон людей, визг собак. Николай пошел со своей ношей в гору, подальше от этого шума. Наконец, тяжело дыша, он опустился на колени и стал развязывать мешок. Встряхнул его, и содержимое вывалилось рыжим комом на землю. Зашевелилась бесформенная масса, вскочила на ноги, отряхнулась подсохшей шерстью, и превратилась в лиса. Улыбаясь, Николай молча смотрел. Лисенок тявкнул и прыгнул в сторону от него.
 Ну, беги, беги, - засмеялся Николай.
 Сделав несколько неуверенных прыжков, лисенок вдруг присел, повернул морду и посмотрел прямо в глаза человеку. Эти несколько мгновений - глаза в глаза - растянулись в вечность. И в ней Николай отчетливо увидел, спасенная жизнь зверька, перевешивала так много ошибок  в его собственной жизни, цена этого его безумного поступка была так высока! Глаза смотрели не мигая. То ли страх в них был, то ли отражалась благодарность, то ли недоступная пониманию мера весов…
 И вдруг Николай увидел надорванное ухо лисенка. «Крестник!» Вскочил на ноги, топнул, гикнул. И долго-долго всматривался вдаль, выискивая глазами рыжую спину, мелькающую среди травы и уносившую с собой частичку его души.