Творческая мастерская или дипломатичный ход

-Ты знаешь, Уча набирает группу в Творческую мастерскую, - сообщил мне Гиви, мой коллега и родственник, с которым мы закончили Академию художеств.
-А что это за Творческая мастерская, - спросил я, не очень понимая, о чем речь.
-Это вроде аспирантуры, - объяснил мне Гиви,- ты там будешь работать три года, тебя будут обеспечивать материалом, натурой, и еще каждый месяц будут платить зарплату. А ты за три года должен будешь написать для них одну картину.
-Да, неплохо, - сказал я,- а кто они такие, что это за организация?
-Это Академия художеств СССР, она в Москве, - сообщил Гиви.
-Наверно и выставки будут, и в союз художников легко можно будет поступить.
-Конечно, - подтвердил Гиви, - это хорошая вещь. Но Уча уже набрал себе группу и нас туда не включил. Может, ты попробуешь с ним поговорить.
-Не знаю, может быть и попробую, - ответил я.
  Честно говоря, не люблю никого просить. Тем более, когда шансов получить, то, что просишь, очень мало. Раз нас не включил в свою группу Уча Джапаридзе, который руководил в Тбилиси Творческой мастерской, значит у него были другие кандидаты, и мне идти, и просить включить нас с Гиви в этот список, не имело смысла. Я, в то же время, понимал, что терять мне нечего, и пошел в Союз Художников, где обычно можно было поймать Уча.
  Мне всегда было неприятно ходить на подобные мероприятия и что-то просить, но в то же время, я это представлял как какой-нибудь забавный эпизод моей жизни. А ведь без подобных эпизодов жизнь становится скучной. В уме я составил себе сценарий, как открываю дверь кабинета Уча, и с чего начинаю свой разговор, представляю себе реакцию Уча, его аргументы и мои ответы. Но все это в уме, посмотрим, что будет в реальности.
  Прихожу в Союз Художников, открываю массивную дверь кабинета председателя союза, кем в то время являлся Уча, и вхожу.
-Здравствуйте, господин Уча, - скромно и вежливо здароваюсь.
- О, кого я вижу, входи, садись, - радушно и немного театрально, как только он умел, встречает меня Уча.
  Я сел и молча посмотрел на Уча, зная, что тот, кто постарше и поважнее, постарается взять инициативу в разговоре на себя, и спросит о причине моего прихода. Хотя и так было все ясно, к нему в кабинет приходили только просить что-нибудь. Видя, что я молчу, Уча сам начал говорить:
-Твой дедушка был моим другом, Твой отец был моим учеником, вот ты... – и тут он замолк, ему нечего было сказать на мой счет, так как я не был ни его другом, ни учеником.
  И тут, поняв, что Уча дал мне отличный шанс повести разговор в нужном для меня русле, я не дал долго длиться паузе, и как бы закончил его прерванную фразу.
-Я тоже хотел бы быть вашим учеником.
  Тогда Уча, почувствовав, что разговор будет о Творческой мастерской, решил, до того как я заговорю о ней, поставить все точки над «и», чтобы у меня не было никаких иллюзий на счет этой мастерской и не было смысла продолжать разговор на эту тему.
  -Видишь ли, - началУча, - я уже набрал пятерых в Творческую мастерскую, там только пять мест, – и, как бы оправдываясь, и аргументируя свое решени, добавил, - Я бы взял тебя, но у Валеры и Важи нет мастерской, Юза из Батуми и нуждается, ему трудно. Заира тоже недовольна, говорила, что ей негде работать, а у тебя есть и мастерская и краски и...
  Я прерываю перечень аргументов, которыми засыпал меня хитрый Уча, и говорю:
-Уважаемый Уча, у меня есть мастерская, вдоволь красок, холстов и других материалов. Я не нуждаюсь. Я хочу к вам поступить только потому, что хочу быть вашим учеником.
  Уча, будучи тонким человеком и хитрым дипломатом, все-таки клюнул на мой аргумент, потому что, в первую очередь, он был человеком честолюбивым. Если подумать, он имел все звания, которые в то время мог иметь художник. Он был Народным Художником СССР, действительным членом Академии Художеств СССР, профессором, орденоносцем, лауреатом. В разное время занимал пост зав.кафедрой живописи в Тбилисской Академии Художеств, был ее ректором. А сейчас он председатель Союза Художников Грузии и руководитель Творческой мастерской Живописи Академии Художеств СССР. Но он никогда не мог бы похвастать, что был учителем Джованни Вепхвадзе, третьего поколения грузинских художников. И вот я великодушно предоставил ему такую возможность. Я шучу, конечно, но Уча Малакиевич лесть любил, и не был к ней равнодушен.
  Он улыбнулся,  гордо подняв голову и элегантно опираясь на свою трость (Уча с детства хромал), со свойственной ему интонацией сказал:
-Хорошо, давай пиши заявление, приложи фотографии своих работ и пошлем все документы в Москву. Пускай они решают. Кого захотят, того и зачислят.
-Спасибо, господин Уча, - благодарю его и добавляю, - а Гиви тоже может принять участие в конкурсе?
-Почему нет, он талантливый художник. Скажи ему, пускай, он тоже пишет заявление.
  Я еще раз поблагодарил Уча и, довольный, покинул его кабинет. Мне не терпелось сообщить приятную новость Гиви, и в душе я был ему благодарен, что он толкнул меня на тот шаг, который мне обычно трудно делать.
  Мы еще не были зачислены в Творческую Мастерскую, но я был уверен, что раз дело дошло до Москвы, то академики справедливо решат, кто более достоин, в их позиции я не сомневался. Академики оправдали мои ожидания, а вот оправдал ли я их ожидания, решит история искусств. Во всяком случае, я перестал сомневаться в своих дипломатических способностях, хотя в последние годы они дают серьезные сбои. Что поделаешь, мировой кризис.