Закономерно. Вопреки. мини, СЛЭШ, ангст, экшен

..Как рождается любовь?..
На этот вопрос никогда не будет ответа.
Ученые считают, что это всего лишь совокупность биохимических реакций, даже вывели «гормон любви», «гормон радости», «гормон удовольствия». Увидел предмет  страсти –  мозг отдал команду  – выработался серотонин, адреналин, феромоны, что там еще. И дальше пошло-поехало по известным законам.
На какие молекулы разложить запах его волос, которые едва шевелил морской ветер? Каким законам подчинялся взгляд серых глаз?.. правый чуть косил к носу, из-за чего он все время по-особенному держал голову, чтобы это не было заметно.
Все, что было между нами, - было вопреки. Все, что есть сейчас, - закономерно.
Я еще не любил его. Меня всегда раздражали андрогины, кросс-дрессеры и прочие уроды. Его дизайнерские шмотки были слишком дизайнерскими, руки – слишком холеными, кожа – неестественно безволосой. Рыжая кукла. Постельная игрушка. Я изнасиловал свое воображение, пытаясь представить его с оружием в руках. Он изнасиловал мое воображение, когда мы вышли на пристрелку новой партии пушек для его  босса.
Я еще не любил его – стоял в шаге от любви,  не понимая, что то странное чувство холодка в груди, какое случается, когда самолет идет на посадку, - может иметь к человеку какое-либо отношение. А он лишь смотрел снизу вверх лисьим своим взглядом и молчал. Он вообще был молчалив; предпочитал общаться с окружающими посредством коротких СМС подчиненным и обходился несколькими словами с боссом. Я ненавидел его голос, хрипловатый, низкий, очень чувственный. Мне хотелось заткнуть уши,  едва он начинал говорить. А когда  умолкал – хотелось, чтобы продолжал разговор.
Это любовь?.. раздирающая, не дающая ни секунды покоя, странная тупая – даже не боль, где-то на краю боли. Звенящая струна, натянутая внутри.
В какой момент стрела сорвалась с тетивы и реки двинулись вспять?..
В тот ли, когда он, вымотанный безумной ночью, ткнулся влажным лбом мне в шею, и  несколько слов шепотом легли на кожу…
В тот ли миг, когда все остальные – стопроцентные, убежденные мачо-мэны – слились, спасая свои шкуры, и только он встал на линию огня…
Или когда его хозяин кинул мне сквозь зубы: «Значит, действительно любит, раз прикрыл тебя, сволочь… Выживет – забирай», - и отвернулся, задыхаясь от ревности…
Я не знаю до сих пор, да и важно ли это сейчас?..
«Мне ничего от тебя не нужно. Я не требую никаких обязательств. Просто будь… просто позволь любить тебя…» – он приковал меня к себе тяжелой цепью своего абсолютного самоотречения, и я не хотел больше свободы. Свобода уже накормила меня по горло своей безграничностью и бездной одиночества. Кто свободен – тот всегда одинок.
Соберись… соберись, возьми себя в руки, что ты распустил сопли?! Полжизни угрохал на то, чтобы казаться сильным – так покажи уже свою силу, разреши себе все, что ты хочешь. Мужчины не плачут? Ни при каких обстоятельствах?! О, это такой удобный слоган.  Я поднял его на флаг давным-давно. Слепил безразлично-приветливую маску и носил ее, почти не снимая. Порой забывая, какой я настоящий… под маской было вполне сносно. Только она не спасала от сердечной боли. Мужчины не плачут, но они все чувствуют. Даже острее от того, что не могут этим с кем-то поделиться.
Как дрожали пальцы, стоило только прикоснуться. Как пережимало спазмом горло и слова замирали на языке. Как отмахивался от удивленно-назойливого вопроса, звучавшего со всех сторон: «что с тобой случилось?..»  Мне было совершенно все равно, что про меня подумали – все сочли, что у меня знаменитый «кризис среднего возраста», «седина в бороду – бес в ребро» и так далее.  А всего-то оказалось делов –  лишь разрешить себе жить в полную силу. Любить.
Я не знал, что смогу так полюбить. С каждым днем все сильнее, все глубже. Что я когда-нибудь в принципе смогу заботиться, помнить о мелочах, просыпаться ночью, чтобы просто лежать в темноте и смотреть на  тонкий профиль. Ловить каждый вдох, едва касаясь губами губ.
Просто быть… кто бы знал, как это окажется сложно! Просто быть, просто жить,
как – просто? Как – правильно?.. Кто разгадает код судьбы?..
..В больничное кафе не успевали привозить сигареты – я выкурил все их запасы. Я выучил все закоулки в «зоне 5 минут» от реанимации, где можно было наскоро отравиться кислым дымом дешевого непросушенного табака, и вернуться на свой пост. Да что там, я готов был не жрать и не справлять нужду сутками, только бы не отходить от него. Как собака. Не вылезать из «будки» - второй кровати, поддерживая связь с внешним миром посредством ноутбука. Я боялся – до дрожи в руках – что, отойди я хоть на мгновение, случится что-нибудь… непоправимое. Вот так он стал мне нужен… и так – я знал – нужен ему. За это ощущение собственной необходимости я был готов пойти за ним куда угодно. Оно наполняло мою жизнь смыслом, который я тщетно искал раньше, совсем не там, как выяснилось.
Я садился на стул  у  кровати, положив голову ему на колени, и разговаривал с ним под мерный писк приборов . Так было легче переносить эту невероятную пытку ожидания и  неизвестности. Я так ждал хоть какого-нибудь знака: участившегося пульса на мониторе, движения пальцев, приоткрытых глаз… ничего… все оставалось по-прежнему… минуты тянулись годами, врачи отводили глаза.
«Вам лучше пригласить священника, мсье. Прогнозы неблагоприятные.»
В тот день я сдался. Уехал из больницы – куда глаза глядят. Колесил по городу, запивая горькую любовь глотками виски. Не знаю, каким образом я очутился на окраине, у небольшой часовни. Остановил машину прямо перед входом и еще долго сидел, наливаясь храбростью из фляжки,  молясь и проклиная всех известных мне богов. «Вы, ****ские высшие силы! Покажите же ваше чудо хоть один раз! Заберите у меня что угодно, только верните его!.. что ж вы молчите?!»
Алкоголь ударил мне в голову; я достал свой браунинг, с которым никогда не расставался, снял его с предохранителя и вылез из машины. Клянусь, в тот момент я был готов расстрелять алтарь и распятие!..
В Храме было пусто. Ни прихожан, ни служек, ни священника.
«Молчите… Боги, - опять пронеслось у меня в голове, - вы бессильны, Боги. Будьте вы прокляты, если не можете вернуть ему жизнь! Грош цена вашей силе.»
«Может быть,- услышал я спокойный, ясный голос, - может быть и грош. Цена нашей силы – это цена твоей веры. Люди созданы по образу и подобию божьему – вы сами можете творить чудеса, какие только захотите. Вместо этого в вас процветают лишь грехи. Но мы примем всех заблудших.»
«Даже таких, как я?» – С усмешкой подумалось мне. Почему-то сам факт беседы с Всевышним не напрягал – очевидно, виски успешно стерло границы реальности.
«Ты пришел в Храм Божий пьяным, потрясая глупой игрушкой, не скрывая своей любви, которая многим покажется противоестественной. И мы не оттолкнем тебя. Наоборот. Ты пришел. Ты любишь, значит, ты спасен. Ты просишь за своего возлюбленного, отрекаясь от себя – значит, спасется и он. Но теперь уходи. Тебе пора. Он тебя ждет.»
На неверных ногах я покинул Храм. Сел в машину и рванул с места так, будто за мной гнались черти из преисподней. «Спасется… спасется», - стучало в висках. К больнице я приехал совершенно трезвый. Не помню, как дошел до палаты – к ногам словно привязали по гире, а в душу вливалась черная бездна отчаяния. Я не мог себе представить мира без него – это было бы неправильно. Несправедливо.
«Спасется», - вновь эхом отозвалось в голове, когда я увидел его взгляд. Затуманенный наркотиками и болью, но – живой. Я упал на колени, упершись лбом в его ладонь, и рыдал, захлебываясь сухими слезами, разрывая легкие невысказанным криком, рыдал от счастья и любви.
- Тебе совсем нельзя… быть одному, - сказал он хриплым шепотом.
КОНЕЦ