Ночное путешествие

Ночное путешествие (из Филиппинских дневников, январь 2012)

Паром прибыл, как всегда, с запозданием на два часа. В общем, и запозданием это нельзя назвать, потому что капитан делал это умышленно – выводил корабль из Батангаса в семь, а не в пять, как значилось в расписании, чтобы добраться до Ромблона не к часу, как опять-таки предполагалось, а к трем. Тот, кто придумал это самое расписание думал о чем-угодно, только не о людях. К пяти часам не все успевают добраться до порта через перегруженный трайсиклами (крытыми мотоциклами с коляской) и джипниями (удлинненные самодельные микроавтобусы) портовый город Баранкай – пять часов, это самый час пик. Да и приезжать на Ромблон в час ночи – нелепица. Трудовые дни на островах начинаются и заканчиваются рано, в четыре утра бойцовские петухи всех будят, а в три по полудни из порта Ромблон уходит последний джипней – кто не успел, тот опоздал, и чтобы добраться до дома надо брать мотоциклиста, а это тоже стоит денег, может, 50 песо (около 1 доллара). Так что рабочий день заканчивается часа в два дня. А потому и удобнее и пассажирам, и встречающим прибывать на Ромблон после трех утра – по крайней мере всем дается возможность немного отдохнуть, поспать.

Таким образом капитан каждый день по-свойски, по-филиппийски решает проблемы сотен пассажиров и встречающих. Наверное, можно было бы пойти и другим путем и попытаться изменить расписание, но кто хочет связываться с бюрократией? К тому же народ живет по филиппийскому времени, которое подразумевает серьезные, часовые задержки. Как-то в порту видел американку, которая неслась с сумками на паром, отходящий по расписанию в два. Было без четверти два, и бедная женщина думала, что она точно уже опоздала, что рейс «закрыли», как говорят в Америке. Потом она долго еще слонялась по залу ожидания, пока в четыре часа не объявили посадку. К пяти паром тронулся.

В порту Миндоро меня встречал пастор Акино, однофамилец филиппинского президента, пригласивший меня приехать на остров.  На голове у него – красный шлем, в каком ходят прорабы на стройках и офицеры на кораблях. Это, видимо, облегчало въезд в порт и выезд из него. Усаживаемся в старенький, едва держащийся на колесах церковный микроавтобус Митсубиси. Морской воздух глушится парами выхлопных газов от грузовиков, выезжающих с корабля. Кругом шум и толчея, того глядишь кто-нибудь кого-нибудь переедет. Но этого не происходит – филиппинцы рождаются, живут и умирают вдоль дорог. И умирают, обычно, своей смертью. Слышал я и о трагичных случаях, но, по счастью, они происходят очень редко. Пастор Акино на ходу перешучивается с рабочими, полицейскими, чиновниками, которые все его, очевидно, хорошо знают. А если кто кого и не знает, то все равно здесь так принято – разговаривать с людьми, как будто они твои лучшие друзья. Остров-то маленький.

Как только выезжаем из порта – попадаем в тропический лес. Опускаю окно, высовываюсь почти по пояс, и не могу надышаться ароматами ночных джунглей. Разбитая грузовиками дорога извивается, поднимается в гору, потом падает вниз, и снова куда-то карабкается. Кричат ночные птицы, стрекочут цикады, трещит старенький дизель. Нас обгоняет переполненный народом джипней из порта – люди сидят даже на крыше. Для тех, кто не знает, что такое джипней: это самодельный филиппинский джип с удлиненной рамой и жестяным кузовом. Сиденья в нем для пассажиров стоят не поперек, а вдоль стенок – чтобы больше народа вмещалось. Вслед за ним несется другой джипней – полупустой. Но люди не спешат в него пересаживаться – хоть и тесно в первом джипнее, а весело. Кто-то запел песню, кто-то засмеялся. Но вот оба автобуса скрылись за поворотом, и будто их след простыл – дорога извилистая, а задние фонари ни у одного, ни у другого не работают. Пронеслись мимо два-три легких мотоцикла, приветственно посигналив. И опять ночные птицы, цикады, и стук старенького дизеля.

Но вот в джунглях начали появляться заборы, а за ними – маленькие домики, или хижины. Большинство домов еще спало. Останавливаемся возле одного – пастор Акино говорит, что тут он обычно заправляется. Окно бамбуковой хижины выходит прямо на дорогу. На подоконнике – сникерсы, пепси, и прочая чепуха типичная для любого ларька в любой точке мира. Стучит в легкую бамбуковую. Где-то в глубине хижины тускло светит старая лампа дневного света прикрытая тряпочкой. Никто не отвечает. Потом мелькнула маленькая, прозрачная фигурка. Девочка, лет восьми, с серьезным личиком, совсем не заспанным, в ночной рубашке. Говорит, что дизеля нет – кончился.

Едем дальше. Дома становятся все чаще и чаще. Некоторые – совсем лачужки, а некоторые – вполне даже приличные, по любым стандартам. Все спят. И вдруг, ярко освященный дом, и двор, наполненный пестрой, оживленной толпой. Гляжу на часы – 3.40 утра.
«Похороны», объясняет пастор Акину. «Уже дня четыре, а то и больше хоронят».
Дверь дома на распашку, за дверью – яркий свет, множество красных и белых цветов, люди, и гроб посередине комнаты. Видя мое недоумение пастор Акино объясняет:
«У них такой обычай – католическо-языческий. Они на этом деньги делают. Приглашают народ на похороны, пьют, играют в карты на деньги, в общем – казино настоящее, пока покойник там. Бывает, получают хорошие деньги».
Я уже не раз наблюдал филиппинские похороны. Неопытным взглядом их трудно отличить от свадьбы – те же воздушные шарики, цветы, и неунывающие, улыбающиеся родственники в огромном количестве. Но про ночную сторону этого дела еще не знал.

Едем дальше. Опять темные дома, палисадники. Изредка – одинокий мотоциклист мелькнет фарой. А вот мигает цветной огонек на обочине. Филиппинцы любят украшать свои легкие мотоциклы всякими огоньками. Дорога разбитая, автобус старый, едет медленно, поэтому все примечаешь. Огонек стал ближе – то белый, то фиолетовый. Открытая калитка, возле нее мотороллер, а возле мотороллера на корточках сидит девушка лет семнадцати-восемнадцати, и не то подкачивает колесо, не то подвинчивает какую-то гайку – что именно, уже никогда не узнаю. Кто она? Жена? Дочь? Сестра? Куда собралась в такой ранний час? Этого я тоже никогда не узнаю.

Не видя нас, а видя только фары (дальний свет, так как ближний не работает) мило улыбнулась нам, проезжающим. Я заметил добрый, лучистый взгляд, чистое лицо, аккуратно убранные волосы. Это не была загадочная улыбка Джаконды. Самая простая, милая и добрая улыбка деревенской девушки. Но почему-то всю дорогу до городка я думал об этой улыбке.