Люди и бабочки

Жила в далеком и маленьком городишке девочка, любившая бабочек. Звали ее Августина. Чудесное имя, не правда ли? Как раз для рожденной в августе любительницы яркокрылых насекомых. Но речь пойдет лишь о ее увлечении, а не об имени, не о дате рождения, и даже не о жизни, ибо ничто из этого не заслуживает пристального внимания. 

Августина знала о бабочках все. Она легко различала подвиды семейства Morphidae, не прибегая к помощи справочников и энциклопедий, знала, чем отличается куколка шелкопряда от куколки обычной бабочки, наизусть помнила в каком зоогеографическом регионе обитают определенные семейства и подвиды. Ей не было равных в этой области.

Все четыре стены ее просторной, светлой комнаты были увешаны рамками-клетками, в которых томились проколотые булавками  яркокрылые узницы. Засыпая Августина смотрела на своих пленников и мысленно перечисляла их имена. Вон та, с черными передними крыльями и золотистыми задними, Орнитоптера Облонгомакулятус. Смешное название, правда? А вот эта, цвета темного хаки, Зела Онара, обитающая в Юго-Восточной Азии. Ее Августине привез дядя-путешественник, остальные – отец и мать, которые часто оставляли девочку одну и уезжали, наспех собрав чемоданы. Родители Августины были странными людьми - их совсем не волновало, что у дочери нет друзей и, придя со школы, она опрометью бежит в свою комнату и здоровается с мертвыми, проколотыми булавками бабочками.

Иногда Августина садилась на подоконник и, смотря вдаль, в голубое или наоборот черное, словно крылья Орнитоптеры, небо рассказывала своим немым собеседникам о том, как прошел ее день. Сетовала на то, что погода ужасная и лето нескоро. Что в книжном магазине нет ни одной новой книги о чешуекрылых. Что в школе скучно, и она снова уснула на математике. С улыбкой описывала, какое лицо было у учительницы биологии, когда Августина стала перечислять, какие виды бабочек обитают в Палеарктическом регионе. Узницы не отвечали, лишь легкий ветерок покачивал бумажный макет, висящий под потолком, и Августине казалось, будто это насекомые шепчут ей что-то, а она, глупая, никак не может разобрать и понять их.

В бабочках была ее жизнь. Все ее счастье, все улыбки были заключены в крыльях. Но, однажды, они ей наскучили. Так часто бывает – старое надоедает, требуется что-то новое, свежее, неизведанное. Вот только многие забывают, что все в этом мире поочередно и новое становится старым, надоедает и начинает раздражать.
В тот день Августина долго смотрела в окно и молчала; размышляла над словами одноклассника. «Бабочки не умеют разговаривать, а мертвые тем более. Это так же глупо, как верить в то, что старик с седой бородой приносит тебе подарки в новогоднюю ночь» - сказал он ей, прервав рассказ о том, как бабочки по ночам нашептывают свои сказки.
Она слезла с подоконника, взяла с полки увесистые тома энциклопедий и справочников и сложила их в пакет. В такие обычно складывают ненужные вещи, одежду и уносят на свалку, оставляют среди мусора и другого брошенного, надоевшего скарба.

Августина то и дело смотрела на бабочек, заточенных в клетках из стекла и дерева и быстро отводила взгляд, словно боясь, что узницы осуждающе шевельнут крылышками, яростно зашепчут что-то, возненавидят ее. Но этого не происходило. Бабочки молчали даже тогда, когда Августина, все еще отказывающаяся верить, что слова одноклассника правда, сняла со стены рамку с Переут Харопс и разбила ее. Даже когда она отрывала ализариновые крылышки Аппиас Неро, насекомые молчали. Гробовая тишина окружала Августину. Раздражающая тишина.
-Как я вас ненавижу! – крикнула девочка, снимая со стены рамки и швыряя их в черный пакет. – Лгуны!

Вскоре стены были пустыми, а на книжных полках остались лишь учебники да несколько потрепанных томов собраний сочинений известных классиков. Августина сидела на полу и с равнодушием наблюдала за тем, как ее отец, ворча, выносит тяжелые пакеты. Ей было скучно. Нужно было найти новое увлечение. Срочно.

Спустя неделю Августина поняла, что наблюдать за людьми куда интереснее, чем за бабочками. Люди всегда куда-то спешили, падали, что-то говорили, ругались, кричали, смеялись, глупо шутили, плакали, ненавидели, люди жили. В них можно было верить. Теперь она до ночи ходила по улицам и пристально вглядывалась в лица прохожих. Подслушивала их разговоры, наблюдала, склонив голову на бок, за их движениями, фотографировала тех, кто ей нравился. Перед сном она садилась на пол, раскладывала перед собой фотографии, давала людям новые имена и рассказывала о том, как прошел день. Ирине, девушке с разноцветными волосами и радостной улыбкой, - о своих одноклассниках. Игорю, маленькому мальчику, утирающему слезы рукавом потрепанной курточки, о том, как скучно было в школе, Алексии, самоуверенной женщине с ярко-красными губами, о родителях… для каждой из сотен фотографий у нее были свои истории. И, самое главное, Августину совсем не смущало, что все эти люди молчат. Ей хватало того, что каждый из них смотрит на нее, а в глазах всегда можно прочитать больше, чем услышать.

-Ты знаешь, люди такие интересные, - шепнула она как-то своему однокласснику, отложив учебник биологии в сторону. – Куда интереснее бабочек.

-Ну, а я что говорил? Ты была такой глупой, – ответил он, и Августина сделала для себя вывод: люди могут быть не только злыми и добрыми, они еще ужасно самодовольны.

Сидя за обеденным столом Августина наблюдала за родителями. Она никогда не замечала, что они переругиваются между собой, накрывая на стол, суетятся, кричат…

Идя со школы, она всегда фотографировала прохожих. Ее совсем не интересовали архитектурные памятники, коих было достаточно в ее городе, только люди, только их лица и глаза. На нее никто не обращал внимания, проявляя столько же интереса, сколько к слепому, сидящему у перехода и просящему милостыню. Августину такое положение дел устраивало. В конце концов, если люди будут смотреть в объектив, поймут, что она снимает их, а не птиц, сидящих на ступенях собора, они начнут позировать, улыбаться и перестанут быть искренними, а ее не интересовали маски.

Но однажды, как это ни прискорбно, мужчина с грязными волосами до плеч и бородой, больше напоминающей старую, грязную паклю, понял, что девочка фотографирует именно его. Он вскочил со скамейки, бросил на асфальт пустую бутылку из-под пива и подбежал к ней, вырвал из слабых ручек фотоаппарат, завизжав, словно раненная свинья:

-Да как ты смеешь меня снимать, малявка!?

Августина со слезами в глазах смотрела на него и беззвучно шептала «извините». Ей почему-то казалось, что если она скажет хоть слово вслух, ее толкнут на асфальт и растопчут, как жука. Ей было очень страшно.
-Что ты там мямлишь, сопля?! – кричал мужчина. В его маленьких свинячьих глазках вспыхнул гнев и фотоаппарат, подаренный родителями, полетел на асфальт. Треснул объектив, отлетела куда-то клавиша спуска затвора... Августина зарыдала в голос, а мужчина лишь ехидно усмехнулся и с довольной улыбкой пошел прочь, дернув напоследок ее за хвост и промычав:

-В следующий раз умнее будешь, мелочь пузатая.

Августина проплакала полчаса, а потом, поняв, что никто ее утешать не будет, собрала обломки фотоаппарата и пошла домой, решив, что родителям о произошедшем говорить не будет.

-А люди оказывается злые. И равнодушные. Бабочки лучше, - сказала она не следующий день, потирая красные от слез глаза – так и не смогла простить обиду, нанесенную ей. Винила в этом не столько себя или обидчика, сколько всех людей, считала, что они предали ее, не оправдали доверия.

-Ты опять за свое? Бабочки – они скучные и глупые. Молчат все время, только и знают, что летать.

-Зато они добрые, - Августина показала язык однокласснику и достала из сумки стеклянную банку, в которой лениво шевелила крыльями капустница.