Вовсе не факт, что гарантируете счастливое будущее, если читаете детям загадки и сказки из проза.ру, а сами не ознакомитесь там с "Психологической историей религий" (две стр.), а затем с главным произведением Шашкова Александра (с ПОЛНЫМ МИРОВОЗЗРЕНИЕМ, т.е. “Последней религией").
Мне нужен интернет-помощник(ца). kniga-record@mail.ru
Содержание:
Репка
Курочка ряба
Теремок
Колобок
Звери в яме
Коза-дереза
Петух и собака
Волк и козлята
Лиса, заяц и петух
Петушок – золотой гребешок
Лиса и козёл
Лиса и кувшин
Лисичка со скалочкой
Лиса – исповедница
Лиса и журавль
Лисичка-сестричка и серый волк
Зимовье зверей
Напуганные волки
Журавль и цапля
Пузырь, тапок и соломинка
Лиса и баран
Телёнок и друзья
Кот и лиса
Мужик и медведь
Жихарка-удалец
Золотая рыбка
Медведь - липовая нога
Гуси-лебеди
Маша и медведь
Сестрица Алёнушка и братец Иванушка
По щучьему велению
Скатерть, баранчик м сума
Царевна-лягушка
Волшебное кольцо
Петушок-вертушок и чудо-меленка
Белая уточка
Кузьма Скоробогатый
Иван-царевич и серый волк
Василиса Премудрая
Два брата
Поди туда - не знаю куда, принест то - не знаю что
Снегурочка
Мальчик-с-пальчик
Крошечка-Хаврошечка
Сивка-бурка
Три царства - медное, серебряное и золотое
Солдат и змей
Летучий корабль
Умный мужик
Горе
Золотая гора
Три зятя
Сказка о молодильных яблоках и живой воде
Марья Моревна
Чудесные ягоды
Нерассказанный сон
Репка
Посадил дед репку.
- Расти, расти, репка, сладка. Расти, расти, репка, крепка.
Выросла репка сладка, крепка, большая-пребольшая. Пошёл дед репку рвать: тянет-потянет, вытянуть не может.
Позвал дед бабку. Бабка за дедку, дедка за репку – тянут-потянут, вытянуть не могут.
Позвала бабка внучку. Внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку – тянут-потянут, вытянуть не могут.
Позвала внучка Жучку. Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку – тянут-потянут, вытянуть не могут.
Позвала Жучка кошку. Кошка за Жучку, Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку – тянут-потянут, вытянуть не могут.
Позвала кошка мышку. Мышка за кошку, кошка за Жучку, Жучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку – тянут-потянут – и вытянули репку.
Курочка ряба
Жили-были дед да баба,
У них была курочка ряба.
Снесла курочка яичко:
Пестро, востро, костяно, мудрено, -
Посадила яичко в осиновое дупёлко,
В уголок под лавку.
Мышка бежала, хвостиком махнула,
Яичко приломала.
Об этом яичке дед стал плакать,
Бабка рыдать, куры летать,
Ворота скрипеть, у ворот столбы хохотать,
Сор под порогом закурился,
Двери распузатились, забор рассыпался,
Верх на избе зашатался…
А курочка ряба им говорит:
- Дед, не плачь, бабка, не рыдай,
Куры не летайте,
Ворота не скрипите, столбы не хохочите,
Сор под порогом не закуривайся,
Двери не пузатьтесь, забор не рассыпайся,
Верх на избе не шатайся –
Снесу вам ещё яичко:
Пестро, востро, костяно, мудрено,
Яичко не простое, а золотое.
Теремок
Лежит в поле лошадиная голова. Прибежала мышка-норушка и спрашивает:
- Терем-теремок, кто в тереме живёт?
Никто не отзывается. Вот она вошла и стала там жить. Пришла лягушка-квакушка:
- Терем-теремок, кто в тереме живёт?
- Я, мышка-норушка; а ты кто?
- А я – лягушка-квакушка.
- Ступай ко мне жить.
Вошла лягушка, и стали они вдвоём жить. Прибежал заяц:
- Терем-теремок, кто в тереме живёт?
- Я, мышка-норушка, да лягушка-квакушка; а ты кто?
- А я – на горе увёртыш.
- Ступай к нам.
Стали они втроём жить. Прибежала лисица:
- Терем-теремок, кто в тереме живёт?
- Мышка-норушка, лягушка-квакушка, на горе увёртыш; а ты кто?
- А я – везде поскокиш.
- Иди к нам.
Стали четверо жить. Пришёл волк:
- Терем-теремок, кто в тереме живёт?
- Мышка-норушка, лягушка-квакушка, на горе увёртыш, везде поскокиш; а ты кто?
- А я из-за кустов хватыш.
- Иди к нам жить.
Стали пятеро жить. Вот приходит к ним медведь.
- Терем-теремок, кто в тереме живёт?
- Мышка-норушка, лягушка-квакушка, на горе увёртыш, везде поскокиш, из-за кустов хватыш; а ты кто?
- А я всех вас давишь!
Сел на голову и раздавил всех.
Колобок
Жил-был старик со старухой. Просит старик:
- Испеки, старуха, колобок.
- Из чего печь-то? Муки нет.
- Э-эх, старуха, по коробу поскреби, по сусеку помети; авось муки и наберётся.
Взяла старуха крылышко, по коробу поскребла, по сусеку помела, и набралось муки пригоршни с две. Замесила на сметане, изжарила в масле и положила на окошечко постудить.
Колобок полежал-полежал, да вдруг и покатился – с окна на давку, с лавки на пол, по полу да к дверям, перепрыгнул через порог в сени, из сеней на крыльцо, с крыльца на двор, со двора за ворота, дальше и дальше.
Катится колобок по дороге, а навстречу ему заяц:
- Колобок, колобок, я тебя съем.
- Не ешь меня, косой зайчик, я тебе песенку спою, - сказал колобок и запел:
- Я по коробу скребён,
По сусеку метён,
На сметане мешон
Да на масле пряжон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушёл,
Я от бабушки ушёл,
От тебя, зайца, не хитро уйти.
И покатился себе дальше; только заяц его и видел…
Катится колобок, а навстречу ему волк:
- Колобок, колобок, я тебя съем.
- Не ешь меня, серый волк, я тебе песенку спою.
- Я по коробу скребён,
По сусеку метён,
На сметане мешон
Да на масле пряжон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушёл,
Я от бабушки ушёл,
Я от зайца ушёл,
От тебя, волка, не хитро уйти.
И покатился себе дальше; только волк его и видел…
Катится колобок, а навстречу ему медведь:
- Колобок, колобок, я тебя съем.
- Где тебе, косолапому, съесть меня?
- Я по коробу скребён,
По сусеку метён,
На сметане мешон
Да на масле пряжон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушёл,
Я от бабушки ушёл,
Я от зайца ушёл,
Я от волка ушёл,
От тебя, медведь, не хитро уйти.
И опять укатился; только медведь его и видел…
Катится-катится колобок, а навстречу ему лиса:
- Здравствуй, колобок, какой ты хорошенький!
А колобок запел:
- Я по коробу скребён,
По сусеку метён,
На сметане мешон
Да на масле пряжон,
На окошке стужон.
Я от дедушки ушёл,
Я от бабушки ушёл,
Я от зайца ушёл,
Я от волка ушёл,
От медведя ушёл,
От тебя, лиса, и подавно уйду.
- Какая славная песенка, - сказала лиса, - но ведь я, колобок, стара стала, плохо слышу; сядь-ка на мою мордочку да пропой ещё разок погромче.
Колобок вскочил лисе на мордочку и запел ту же песню.
- Спасибо, колобок, славная песенка, ещё бы послушала, сядь-ка на мой язычок да пропой в последний разок.
Сказала лиса и высунула свой язык; колобок сдуру прыг ей на язык, а лиса – ам его! И скушала.
Звери в яме
Жили-были петушок и курочка. Вот пошёл град. Испугалась курочка и кричит:
- Петушок, петушок! Беда! Бояре наехали, палят, стреляют, нас убивают. Бежим отсюда!
И побежали. Бежали, бежали. Им навстречу заяц.
- Куда, петушок, бежишь?
- Ай, не спрашивай меня, спрашивай курочку.
- Куда, курочка, бежишь?
- Бояре наехали, палят, стреляют, нас убивают.
- Возьмите меня!
И побежали втроём. Им навстречу – лиса.
- Куда, зайчик, бежишь?
- Не спрашивай меня, спрашивай петушка.
- Куда, петушок, бежишь?
- Ай, не спрашивай меня, спрашивай курочку.
- Куда, курочка, бежишь?
- Бояре наехали, палят, стреляют, нас убивают.
- Возьмите меня!
И побежали вчетвером. Им навстречу волк.
- Куда, лиса, бежишь?
- Не спрашивай меня, спрашивай зайца.
- Куда, зайчик, бежишь?
- Не спрашивай меня, спрашивай петушка.
- Куда, петушок, бежишь?
- Ай, не спрашивай меня, спрашивай курочку.
- Куда, курочка, бежишь?
- Бояре наехали, палят, стреляют, нас убивают.
- Возьмите меня!
И побежали впятером. Им навстречу медведь.
- Куда, волк, бежишь?
- Не спрашивай меня, спрашивай лису.
- Куда, лиса, бежишь?
- Не спрашивай меня, спрашивай зайца.
- Куда, зайчик, бежишь?
- Не спрашивай меня, спрашивай петушка.
- Куда, петушок, бежишь?
- Ай, не спрашивай меня, спрашивай курочку.
- Куда, курочка, бежишь?
- Бояре наехали, палят, стреляют, нас убивают.
- Возьмите меня!
И побежали вшестером. Бежали, бежали, да в глубокую яму и упали. Долго они в яме сидели, есть захотели, а выйти не могут. Вот лиса и говорит:
- Давайте имена спрашивать. Чьё имя хуже, того и съедим.
И запела лиса:
- Медведь-медведухо – имечко хорошее,
Лиса-лисуха – имечко хорошее,
Волк-волчухо – имечко хорошее,
Заяц-зайчухо – имечко хорошее,
Петух-петушухо – имечко хорошее,
Курочка-куруха – имя плохое!
Тут курочку и съели. Немного посидели – опять есть захотели. Лиса запела:
- Медведь-медведухо – имечко хорошее,
Лиса-лисуха – имечко хорошее,
Волк-волчухо – имечко хорошее,
Заяц-зайчухо – имечко хорошее,
Петух-петушухо – имя плохое!
И съели петушка. Немного посидели – опять есть захотели. Лиса запела:
- Медведь-медведухо – имечко хорошее,
Лиса-лисуха – имечко хорошее,
Волк-волчухо – имечко хорошее,
Заяц-зайчухо – имя плохое!
Съели и зайца. Долго ли, коротко ли, опять есть захотели. Лиса запела:
- Медведь-медведухо – имечко хорошее,
Лиса-лисуха – имечко хорошее,
Волк-волчухо – имя плохое!
Разорвал медведь волка. Стали они с лисой есть. Лиса часть съела, а другую-то припрятала. Сидели, сидели, опять проголодались. Лиса начала есть припрятанное, а медведь спрашивает:
- Чем, лисанька, лакомишься?
- Кишочки свои достаю и ем.
- А как ты их достаёшь?
- Распорола брюхо и достаю.
Медведь поверил и распорол себе брюхо. Осталась лиса одна в яме. Прошло немного времени, летит мимо птичка-синичка. Лиса и кричит ей:
- Птичка-синичка, выручи меня из беды.
- А как я тебя выручу?
- Наноси в яму веток.
Наносила птичка-синичка в яму веток, и выбралась лисичка на волю.
Коза-дереза
Жили-были старик со старухой да их дочка. Вот дочка пошла пасти коз. Пасла по горам, по долам, по зелёным лугам, вечером пригнала их домой. Старик вышел на крыльцо и спрашивает:
- Вы, козочки, вы, матушки,
Вы сыты ли, вы пьяны ли?
Отвечают ему козы:
- Мы и сыты, мы и пьяны,
Мы по горочкам ходили,
Травушку пощипали,
Осинушку поглодали,
Под берёзкой полежали.
А одна коза отвечает:
- Я не сыта, я не пьяна,
По горочкам не ходила,
Травушку не щипала,
Осинушку не глодала,
Под берёзкой не лежала,
А как бежала через мосточек,
Ухватила кленовый листочек.
Да как бежала через запруду
Один разок намочила губы.
Рассердился старик на дочь и прогнал её с глаз долой. На другой день послал старуху пасти коз. Старуха пасла коз по горам, по долам, по зелёным лугам. Поздно вечером пригнала их домой. Вышел старик на крыльцо:
- Вы, козочки, вы, матушки,
Вы сыты ли, вы пьяны ли?
Отвечают ему козы:
- Мы и сыты, мы и пьяны,
Мы по горочкам ходили,
Травушку пощипали,
Осинушку поглодали,
Под берёзкой полежали.
А одна коза – всё своё:
- Я не сыта, я не пьяна,
По горочкам не ходила,
Травушку не щипала,
Осинушку не глодала,
Под берёзкой не лежала,
А как бежала через мосточек,
Ухватила кленовый листочек.
Да как бежала через запруду
Один разок намочила губы.
Пуще прежнего рассердился старик, прогнал старуху с глаз долой. На третий день сам пошёл пасти коз. Пас по горам, по долам, по зелёным лугам. Пригнал их вечером домой, сам забежал вперёд и спрашивает:
- Вы, козочки, вы, матушки,
Вы сыты ли, вы пьяны ли?
Отвечают ему козы:
- Мы и сыты, мы и пьяны,
Мы по горочкам ходили,
Травушку пощипали,
Осинушку поглодали,
Под берёзкой полежали.
А одна коза – всё своё:
- Я не сыта, я не пьяна,
По горочкам не ходила,
Травушку не щипала,
Осинушку не глодала,
Под берёзкой не лежала,
А как бежала через мосточек,
Ухватила кленовый листочек.
Да как бежала через запруду
Один разок намочила губы.
Старик поймал эту козу, привязал её и давай бить. Бил, бил, половину бока ободрал и пошёл нож точить. Коза видит – дело плохо, оторвалась и убежала. Бежала, бежала, прибежала в заячью избушку, завалилась на печку и лежит.
Приходит зайчик:
- Кто, кто в мою избушку залез?
А коза ему с печи отвечает:
- Я, коза-дереза,
За три гроша куплена,
Полбока луплено,
Топу, топу ногами,
Заколю тебя рогами,
Ножками затопчу,
Хвостиком замету.
Зайчик испугался и убежал. Идёт, горько плачет. Попадается ему навстречу петух в красных сапожках, на плече косу несёт:
- Здравствуй, заинька. Чего плачешь?
- Как мне не плакать? Забралась коза в мою избушку, меня выгнала.
- Пойдём, я твоему горю помогу.
Подошли они к избушке, петух постучался:
- Тук-тук, кто в избушке?
А коза ему с печи:
- Я, коза-дереза,
За три гроша куплена,
Полбока луплено,
Топу, топу ногами,
Заколю тебя рогами,
Ножками затопчу,
Хвостиком замету.
А петух как вскочит на порог да как закричит:
- Я иду в сапожках,
В золотых серёжках,
Несу косу,
Твою голову снесу
По самые плечи,
Полезай с печи.
Коза испугалась да со страху с печи упала, рога себе обломала, еле-еле из дому выбралась.
С той поры заинька с петушком стали в избушке жить да быть, да рыбку ловить.
Петух и собака
Дружили петух и собака. Жили они в большой бедности. Хозяин их не кормил. Что за день возле дома найдут, то и съедят. Петушок бодрится, а собака совсем отощала и говорит петуху:
- Давай, брат Петька, уйдём в лес: здесь нам житьё плохое.
- Уйдём, - говорит петух, - хуже не будет.
Вот и пошли они, куда глаза глядят. Пробродили целый день. Петушок то там поклюёт, то сям поклюёт, а собака ничего подходящего найти не может. Стало смеркаться – пора на ночлег приставать. Сошли они с дороги в лес и выбрали дерево с большим дуплом у корня. Петух взлетел на сук, собака залезла в дупло – и заснули. Утром, только заря стала заниматься, петух и закричал: “Ку-ка-ре-ку!” Услыхала петуха лиса; захотелось ей петушиным мясом полакомиться. Вот она и подошла к дереву и стала петуха расхваливать:
- Вот петух так петух! Такой птицы я никогда не видывала: и перышки-то какие красивые, и гребень-то какой красный, и голос-то какой звонкий! Слети ко мне, красавчик!
- А за каким делом? – спрашивает петух.
- Пойдём ко мне в гости; у меня сегодня новоселье, и про тебя много горошку припасено.
- Хорошо, - говорит петух, - только мне одному идти никак нельзя: со мной товарищ.
“Вот какое счастье привалило, - подумала лиса. – Вместо одного петуха два будет”.
- Где же твой товарищ? – спрашивает она. – Я и его в гости позову.
- Там в дупле у корня ночует, - отвечает петух.
Лиса кинулась в дупло, а собака её за морду – цап!... поймала и разорвала лису.
Волк и козлята
Жила-была коза с козлятами. Уходила коза в лес есть траву шелковую, пить воду студёную. Как только уйдёт – козлятки запрут избушку и сами никуда не выходят.
Воротится коза, постучится в дверь и запоёт:
- Козлятушки, ребятушки!
Отопритеся, отворитеся!
Ваша мать пришла – молока принесла;
Бежит молоко по вымечку,
Из вымечка по копытечку,
С копытечка во сыру землю.
Козлятки отопрут дверь и впустят мать. Она их покормит, напоит и опять уйдёт в лес, а козлятки запрутся крепко-накрепко.
Волк подслушал, как поёт коза. Вот раз коза ушла, волк побежал к избушке и закричал толстым голосом:
- Вы, детушки!
Вы, козлятушки!
Отопритеся, отворитеся,
Ваша мать пришла – молока принесла.
Полны копытцы водицы.
Козлята ему отвечают:
- Слышим, слышим – не матушкин это голосок. Наша матушка поёт тонюсеньким голосом и не так причитает.
Волку делать нечего. Пошёл он в кузницу и велел себе горло перековать, чтобы петь тонюсеньким голосом. Кузнец ему горло перековал. Волк опять побежал к избушке и спрятался за куст.
Вот приходит коза и стучится:
- Козлятушки, ребятушки!
Отопритеся, отворитеся!
Ваша мать пришла – молока принесла;
Бежит молоко по вымечку,
Из вымечка по копытечку,
С копытечка во сыру землю.
Козлята впустили мать и давай рассказывать, как приходил волк, хотел их съесть.
Коза накормила, напоила козлят и строго-настрого наказала:
- Кто придёт к избушке, станет проситься толстым голосом да не переберёт всего, что я вам причитываю, - дверь не отворяйте, никого не впускайте.
Только ушла коза, волк опять шасть к избушке, постучался и начал причитывать тонюсеньким голосом:
- Козлятушки, ребятушки!
Отопритеся, отворитеся!
Ваша мать пришла – молока принесла;
Бежит молоко по вымечку,
Из вымечка по копытечку,
С копытечка во сыру землю.
Козлята отворили дверь, волк кинулся в избу и всех козлят съел. Только один козлёночек схоронился в печке.
Приходит коза; сколько ни звала, ни причитывала – никто ей не отвечает. Стукнула рогами в дверь – дверь не заперта, вбежала в избушку – там нет никого. Заглянула в печь и нашла одного козлёночка.
Как узнала коза о беде, как села она на лавку – начала горевать, горько плакать:
- Ох вы, детушки мои, козлятушки!
На что отпиралися-отворялися,
Злому волку доставалися!
Услыхал это волк, входит в избушку, брюхо поглаживает и говорит козе:
- Что ты на меня грешишь, кума. Не я твоих козлят съел. Полно горевать, пойдём лучше в лес, погуляем.
Пошли они в лес, а в лесу была яма, Разожгла коза в яме костёр и говорит волку:
- Что-то знобит меня, кум волк. Давай через яму попрыгаем.
Стали они прыгать. Коза перепрыгнула, а волк прыгнул, да и ввалился в горячую яму.
Брюхо у него от огня лопнуло, козлятки оттуда выскочили, все живые, да – прыг к матери. И стали они жить-поживать по-прежнему.
Лиса, заяц и петух
Жили-были лиса да заяц. У лисицы была избёнка ледяная, а у зайчика лубяная; пришла весна красна – у лисицы растаяла, а у зайчика стоит по-старому.
Лисица попросилась у зайчика погреться, да зайчика-то и выгнала.
Идёт зайчик и плачет, а навстречу ему собаки:
- Тяф, тяф, тяф, о чём, зайчик, плачешь?
А зайчик говорит:
- Отстаньте, собаки, как мне не плакать? Была у меня избёнка лубяная, а у лисицы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.
- Не плачь, зайчик, - говорят собаки, - мы её выгоним.
- Нет, не выгоните.
- Нет, выгоним.
Подошли к избёнке:
- Тяф, тяф, тяф, поди, лиса, вон!
А она им с печи:
- Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по закоулочкам!
Собаки испугались и ушли.
Зайчик опять идёт да плачет. Ему навстречу бык:
- О чём, зайчик, плачешь?
А зайчик говорит:
- Отстань, бык, как мне не плакать? Была у меня избёнка лубяная, а у лисицы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.
- Не плачь, зайчик, - говорит бык, - я выгоню её.
- Нет, не выгонишь. Собаки гнали – не выгнали, и ты не выгонишь.
- Нет, выгоню.
Пошли гнать:
- Поди, лиса, вон!
А она с печи:
- Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по закоулочкам!
Бык испугался и ушёл. Идёт опять зайчик, а навстречу ему медведь:
- О чём, зайчик, плачешь?
- Отстань, медведь, как мне не плакать? Была у меня избёнка лубяная, а у лисицы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.
- Пойдём, я её выгоню.
- Нет, медведь, не выгонишь. Собаки гнали – не выгнали, бык гнал – не выгнал, и ты не выгонишь.
- Нет, выгоню.
Подошли к избёнке:
- Поди, лиса, вон!
А она с печи:
- Как выскочу, как выпрыгну, пойдут клочки по закоулочкам!
Медведь испугался и ушёл. Идёт опять зайчик и плачет, а ему навстречу петух с косой:
- Кукареку, о чём, зайчик, плачешь?
- Отстань, петух. Как мне не плакать? Была у меня избёнка лубяная, а у лисы ледяная; попросилась она ко мне, да меня и выгнала.
- Пойдём, я выгоню.
- Нет, не выгонишь. Собаки гнали – не выгнали, бык гнал – не выгнал, медведь гнал – не выгнал, и ты не выгонишь.
- Нет, выгоню.
Подошли к избёнке:
- Кукареку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи. Поди, лиса, вон!
А она говорит:
- Одеваюсь…
Петух опять:
- Кукареку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи. Поди, лиса, вон!
А она говорит:
- Шубу надеваю.
Петух в третий раз:
- Кукареку! Несу косу на плечи, хочу лису посечи. Поди, лиса, вон!
Лисица выбежала, он её зарубил косой и стал с зайчиком жить да поживать.
Вот тебе сказка, а мне кринка масла.
Петушок – золотой гребешок
Жили-были кот, дрозд и петушок – золотой гребешок. Жили они в избушке. Кот и дрозд ходят в лес дрова рубить, а петушка одного оставляют. Уходят – строго наказывают:
- Мы пойдём далеко, а ты оставайся домовничать и голоса не подавай. Когда придёт лиса, в окошко не выглядывай.
Проведала лиса, что кота и дрозда нет дома, прибежала к избушке, села под окошко и запела:
- Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шёлкова бородушка,
Выгляни в окошко,
Дам тебе горошку.
Петушок и выставил голову в окошко. Лиса схватила его в когти и понесла в свою нору. Закричал петушок:
- Несёт меня лиса
За тёмные леса,
За быстрые реки,
За высокие горы…
Кот и дрозд, спасите меня…
Кот и дрозд услыхали, бросились в погоню и отняли у лисы петушка. В другой раз кот и дрозд пошли в лес дрова рубить и опять наказывают:
- Ну, теперь, петушок, не выглядывай в окошко, мы ещё дальше пойдём, не услышим твоего голоса.
Они ушли, а лиса опять прибежала к избушке и запела:
- Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шёлкова бородушка,
Выгляни в окошко,
Дам тебе горошку.
Петушок сидит, помалкивает. А лиса опять:
- Бежали ребята,
Рассыпали пшеницу,
Курицы клюют,
Петухам не дают…
Петушок и выставил головку в окошко:
- Ко-ко-ко! Как не дают?
Лиса схватила его в когти, понесла в свою нору.
Закричал петушок:
- Несёт меня лиса
За тёмные леса,
За быстрые реки,
За высокие горы…
Кот и дрозд, спасите меня…
Кот и дрозд услыхали, бросились в погоню. Кот бежит, дрозд летит… Догнали лису – кот дерёт, дрозд клюёт, и отняли петушка.
Долго ли, коротко ли, опять собрались кот и дрозд в лес дрова рубить. Уходя, строго-настрого наказывали петушку:
- Не слушай лисы, не выглядывай в окошко, мы ещё дальше уйдём, не услышим твоего голоса.
И пошли кот и дрозд далеко в лес дрова рубить. А лиса тут как тут – села под окошечко и поёт:
- Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Масляна головушка,
Шёлкова бородушка,
Выгляни в окошко,
Дам тебе горошку.
Петушок сидит, помалкивает. А лиса опять:
- Бежали ребята,
Рассыпали пшеницу,
Курицы клюют,
Петухам не дают…
Петушок всё помалкивает. А лиса опять:
- Люди бежали,
Орехов насыпали,
Куры-то клюют,
Петухам не дают…
Петушок выставил головку в окошко:
- Ко-ко-ко! Как не дают?
Лиса схватила его в когти и понесла в свою нору, за тёмные леса, за быстрые реки, за высокие горы… Сколько петушок ни кричал, ни звал – кот и дрозд не услышали его. А когда вернулись домой – петушка-то нет.
Погнались кот и дрозд по лисицыным следам. Кот бежит, дрозд летит… Прибежали к лисицыной норе. Кот настроил гусельцы и давай натренькивать:
- Трень, брень, гусельцы,
Золотые струночки…
Ещё дома ли Лисафья-кума,
Во своём ли тёплом гнёздышке?
Лисица слушала, слушала и думает: “Дай-ка посмотрю – кто так сладко напевает да на гусельках играет? Уж не жених ли какой?”
Взяла и вылезла из норы. Кот и дрозд давай её бить-колотить. Били и колотили, покуда она ноги не унесла.
Взяли они петушка, посадили в лукошко и понесли домой.
И с тех пор стали жить да быть, да и теперь живут.
Лиса и козёл
Бежала лиса, на ворон засмотрелась – и попала в колодец. Воды в колодце было немного: утонуть нельзя, да и выскочить – тоже. Сидит лиса, горюет.
Идёт козёл бородищей трясёт, рожищами мотает; заглянул от нечего делать в колодец, увидал там лису и спрашивает:
- Что ты, лисанька, там поделываешь?
- Отдыхаю, голубчик, - отвечает лиса. – У тебя наверху жарко. Я сюда забралась. Уж как здесь прохладно да хорошо. Водицы холодненькой – сколько хочешь!
А козлу давно пить хочется.
- Хороша ли вода-то? – спрашивает козёл.
- Отличная, - отвечает лиса. – Чистая, холодная! Прыгай сюда, коли хочешь; здесь обоим нам места хватит.
Прыгнул сдуру козёл, чуть лису не задавил. А она ему:
- Эх, бородатый дурень, и прыгнуть-то не умел – всю обрызгал.
Вскочила лиса козлу на спину, со спины на рога, да и вон из колодца.
Чуть было не пропал козёл с голоду в колодце; насилу его отыскали и за рога вытащили.
Лиса и кувшин
Вышел мужик в поле косить и спрятал в траве кувшин с молоком.
Подобралась к кувшину лиса, всунула в него голову, молоко вылакала, пора бы и в лес, да вот беда – головы из кувшина вытащить не может. Ходит лиса, головой мотает и говорит:
- Ну, кувшин, пошутил и будет – отпусти же меня, кувшинушко. Полно тебе, голубчик, баловать – поиграл, да и полно!
Не отстаёт кувшин. Рассердилась лиса:
- Погоди же ты, проклятый! Не отстаёшь честью, так я тебя утоплю.
Побежала лиса к реке и давай кувшин топить. Кувшин-то утонуть – утонул, да и лису за собой потянул.
Лисичка со скалочкой
Шла лисичка по дорожке, нашла скалочку. Подняла её и пошла дальше. Пришла в деревню и стучится в избу:
- Стук-стук-стук!
- Кто там?
- Я, лисичка-сестричка. Пустите переночевать.
- У нас и без тебя тесно.
- Да я не потесню вас: сама лягу на лавочку, хвостик под лавочку, скалочку под печку.
Её пустили. Вот она легла сама на лавочку, хвостик под лавочку, скалочку под печку. Рано поутру лисичка встала, сожгла свою скалочку, а потом и спрашивает:
- Где же моя скалочка? Давайте мне за неё курочку!
Мужик – делать нечего – отдал ей за скалочку курочку. Взяла лисичка курочку, идёт и поёт:
- Шла лисичка по дорожке,
Нашла скалочку,
За скалочку взяла курочку.
Пришла она в другую деревню:
- Стук-стук-стук!
- Кто там?
- Я, лисичка-сестричка. Пустите переночевать.
- У нас и без тебя тесно.
- Да я не потесню вас: сама лягу на лавочку, хвостик под лавочку, курочку под печку.
Её пустили. Лисичка легла сама на лавочку, хвостик под лавочку, а курочку под печку. Рано утром лисичка потихоньку встала, съела курочку, а после и говорит:
- Где же моя курочка? Давайте мне за неё гусочку!
Ничего не поделаешь, пришлось хозяину отдать ей за курочку гусочку. Взяла лисичка гусочку, идёт и поёт:
- Шла лисичка по дорожке,
Нашла скалочку,
За скалочку взяла курочку,
За курочку взяла гусочку.
Пришла она под вечер в третью деревню:
- Стук-стук-стук!
- Кто там?
- Я, лисичка-сестричка. Пустите переночевать.
- У нас и без тебя тесно.
- Да я не потесню вас: сама лягу на лавочку, хвостик под лавочку, гусочку под печку.
Её пустили. Вот она легла сама на лавочку, хвостик под лавочку, гусочку под печку. Утром, чуть свет, лисичка вскочила, съела гусочку, да и говорит:
- А где же моя гусочка? Давайте мне за неё девочку!
А мужику девочку жалко отдавать. Посадил он в мешок большую собаку и отдал лисе:
- Бери, лиса, девочку.
Вот лиса взяла мешок, вышла на дорогу и говорит:
- Девочка, пой песни.
А собака в мешке как зарычит… Лисичка испугалась, бросила мешок – да бежать. Тут собака выскочила из мешка – и за ней. Лиса от собаки бежала-бежала да под пенёк в нору юркнула. Сидит там и сама с собой разговаривает:
- Ушки мои, ушки! Что вы делали?
- Мы все слушали.
- Ножки мои, ножки! Что вы делали?
- Мы все бежали.
- А вы, глазки?
- Мы все глядели.
- А ты, хвост?
- А я просто висел, а я просто лежал.
- Ах, ты бежать мешал! Ну, я тебе задам!
И высунула хвост из норы:
- Ешь его, собака!
Тут собака ухватилась за лисий хвост, вытащила лисицу из норы и давай её трепать. Что потом? Почём мне знать…
Лиса-исповедница
Однажды лиса всю долгую осеннюю ночь протаскалась по лесу не евши. На заре прибежала она в деревню, вошла во двор к мужику и полезла на насест к курам. Только что подкралась и хотела схватить одну курицу, а петуху пришло время петь: он вдруг крыльями захлопал, ногами затопал и закричал во всё горло. Лиса с насеста так со страху упала, что потом недели три лежала в лихорадке.
Вот раз вздумалось петуху пойти в лес – разгуляться, а лисица уж давно его стережёт; спряталась за куст и поджидает, скоро ли он подойдёт. А петух увидел сухое дерево, взлетел на него и сидит себе. В то время лисе скучно показалось дожидаться, захотелось сманить петуха с дерева. Вот думала, думала, да и придумала: дай прельщу его. Подходит к дереву и стала здороваться:
- Здравствуй, Петенька!
“Зачем её лукавый принёс?” – думает петух.
А лиса приступает со своими хитростями:
- Я тебе, Петенька, добра хочу – на истинный путь наставить и разуму научить. Вот ты, Петя, имеешь у себя пятьдесят жён, а на исповеди ни разу не бывал. Слезай ко мне и покайся, а я все грехи с тебя сниму и на смех не подыму.
Петух стал спускаться ниже и ниже и попал прямо лисе в лапы. Схватила его лиса и говорит:
- Теперь я задам тебе жару, ты у меня за всё ответишь: попомнишь про все свои худые дела. Вспомни, как я в осеннюю тёмную ночь приходила и хотела попользоваться одним курёнком, а я в то время три дня ничего не ела, а ты крыльями захлопал, ногами затопал…
- Ах, лиса, - говорит петух, - ласковые твои слова, премудрая княгиня. Вот у нашего архиерея скоро пир будет; в то время стану я просить, чтобы сделали тебя раздатчицей, и будут у нас с тобой просвиры мягкие, куличи сладкие, и все будут нам кланяться.
Лиса распустила лапы, а петух порх на дубок.
Лиса и журавль
Подружился журавль с лисицей, даже прикумился с ней где-то.
И вот однажды позвала лиса его в гости:
- Приходи, куманёк, приходи, дорогой, уж как я тебя угощу!
Идёт журавль на званый пир, а лиса наварила манной каши и размазала по тарелке. Подала и потчует:
- Покушай, мой голубчик-куманёк. Сама стряпала.
Журавль хлоп-хлоп носом, стучал-стучал, ничего не попадает, а лисица в это время лижет себе да лижет кашу, так всю сама и скушала.
Каша съедена; лиса говорит:
- Не обессудь, любезный кум. Больше потчевать нечем.
- Спасибо, кума, и на этом. Приходи ко мне в гости.
На другой день приходит лиса, а журавль приготовил окрошку, наложил в кувшин с узким горлышком, поставил на стол и говорит:
- Кушай, кумушка. Право, больше нечем потчевать.
Лиса начала вертеться вокруг кувшина, и так зайдёт, и этак, и лизнёт его, и понюхает, всё ничего не достанет, не лезет голова в кувшин.
А журавль меж тем клюёт себе да клюёт. Всё поел.
- Ну, не обессудь, кума, больше угощать нечем.
Взяла лису досада, думала, что наестся на целую неделю, а домой пошла несолоно хлебавши.
Как аукнулось, так и откликнулось. С тех пор и дружба у лисы с журавлём врозь.
Лисичка-сестричка и серый волк
Проголодалась лиса, бежит по дороге и смотрит по сторонам: нельзя ли где чем-нибудь поживиться. Видит она, везёт мужик на санях мёрзлую рыбу. Забежала лиса вперёд, легла на дорогу, хвост откинула, ноги вытянула… ну, дохлая, да и полно! Подъехал мужик, посмотрел на лису и говорит:
- Славный будет воротник жене на шубу.
Взял лису за хвост и швырнул в сани, закрыл рогожей, а сам пошёл подле лошади.
Недолго пролежала лисанька: проделала в санях дыру и давай в неё рыбу выкидывать… Рыбку за рыбкой, повыкидала всю, а потом и сама из саней потихоньку вылезла.
Приехал мужик домой.
- Ну, старуха, - говорит он, - какой воротник я тебе привёз на шубу!
- Где?
- Там, на возу, - и рыба, и воротник.
Подошла баба к возу: ни воротника, ни рыбы. Тут дед смекнул, что лисичка-то была не мёртвая; погоревал, погоревал, да делать нечего.
Лиса перетаскала всю рыбу к себе в нору, села у норы и рыбку кушает. Видит - бежит волк. От голода у него бока подвело.
- Здравствуй, сестрица! Что кушаешь?
- Рыбку. Здравствуй, братец.
- Дай мне хоть одну.
- Налови сам, да и кушай.
- Я не умею.
- Эка, ведь я же наловила. Ты, братец, ступай на реку, опусти хвост в прорубь, сиди да приговаривай: “Ловись, рыбка, и мала, и велика. Ловись, рыбка, и мала, и велика”. Рыба к тебе сама на хвост нацепится. Да смотри, сиди подольше, а то не наловишь.
Волк и пошёл на реку, опустил хвост в прорубь и начал приговаривать: “Ловись, рыбка, и мала, и велика! Ловись, рыбка, и мала, и велика!”
Долго сидел волк у проруби, всю ночь не сходил с места. Хвост его и приморозило. Попробовал приподняться – не тут-то было! “Эка, сколько рыбы привалило, и не вытащишь”, - думает волк.
Смотрит, а бабы идут за водой. Увидели волка и кричат:
- Волк, волк! Бейте его! Бейте его!
Прибежали и начали колотить волка, кто коромыслом, кто ведром, кто чем попало. Волк прыгал, прыгал, оторвал себе хвост и пустился без оглядки бежать.
“Хорошо же, - думает волк, - уж я тебе, лиса, отплачу”.
А лисичка-сестричка, покушавши рыбки, захотела попробовать ещё что-нибудь стянуть. Забралась она в избу, где бабы блины пекли, да попала головой в кадку с тестом. Вымазалась и убежала.
Бежит, а волк ей навстречу:
- Так-то ты учишь меня, лиса! Всего меня исколотили.
- Эх, - говорит лисичка-сестричка, - у тебя хоть кровь выступила, а у меня мозги. Мне больней твоего, еле плетусь.
- И то правда, - говорит волк, - где тебе идти. Садись уж на меня, я тебя довезу.
Лисичка села волку на спину, он её и понёс.
Сидит лиса да потихоньку напевает:
- Битый небитого везёт, битый небитого везёт.
- Что ты там, лисанька, стонешь?
- Это я охаю: битый битого везёт.
- Так, милая, так!
Зимовье зверей
У старика со старухой были бык, баран, гусь, петух да свинья. Вот старик и говорит старухе:
- А что, старуха, с петухом-то нам нечего делать, зарежем его к празднику?
- Так что ж, зарежем.
Услышал это петух и ночью в лес убежал. На другой день старик искал, искал – не мог найти петуха. Вечером опять говорит старухе:
- Не нашёл я петуха, придётся нам свинью заколоть.
- Ну, заколи свинью.
Услышала это свинья и ночью в лес убежала. Старик искал, искал свинью – не нашёл.
- Придётся барана зарезать.
- Ну что ж, зарежь.
Баран услышал это и говорит гусю:
- Убежим в лес, а то зарежут и тебя, и меня.
И убежали баран с гусём в лес. Вышел старик на двор – нет ни барана, ни гуся. Искал, искал – не нашёл.
- Что за чудо? Вся скотина извелась, один бык остался. Придётся, видно, быка зарезать.
- Ну что ж, зарежь.
Услышал это бык и убежал в лес. Летом в лесу привольно. Живут беглецы – горя не знают. Но прошло лето, пришла и зима. Вот бык пошёл к барану:
- Как же, братцы-товарищи! Время приходит студёное – надо избу рубить.
Баран ему отвечает:
- У меня шуба тёплая, я и так перезимую.
Пошёл бык к свинье:
- Пойдём, свинья, избу рубить.
- А по мне, хоть какие морозы – я не боюсь: зароюсь в землю и без избы прозимую.
Пошёл бык к гусю:
- Гусь, пойдём избу рубить.
- Нет, не пойду. Я одно крыло постелю, другим накроюсь – меня никакой мороз не проймёт.
Пошёл бык к петуху:
- Давай избу рубить.
- Нет, не пойду. Я зиму и так под елью просижу.
Бык видит: дело плохо. Надо одному хлопотать.
- Ну, - говорит, - вы как хотите, а я стану избу ставить.
И срубил себе избушку один. Затопил печку и полёживает, греется. А зима завернула холодная – стали пробирать морозы. Баран бегал, бегал, согреться не может – и пошёл к быку:
- Бэ-э! Бэ-э! Пусти меня в избу.
- Нет, баран. Я тебя звал избу рубить, так ты сказал, что у тебя шуба тёплая, ты и так перезимуешь.
- А коли не пустишь, я разбегусь, вышибу дверь, тебе тоже будет холоднее.
Бык думал, думал: “Дай пущу, а то застудит он меня”.
- Ну, заходи.
Баран вошёл в избу и перед печкой на лавочку лёг.
Немного погодя прибежала свинья:
- Хрю-хрю! Пусти меня, бык, погреться.
- Нет, свинья. Я тебя звал избу рубить, так ты сказала, что тебе хоть какие морозы – ты в землю зароешься.
- А не пустишь, я рылом все углы подрою, твою избу уроню.
Бык подумал-подумал: “Все углы подроет, уронит избу”.
- Ну, заходи.
Забежала свинья в избу и забралась в подполье.
За свиньёй гусь стучит:
- Гагак! Гагак! Бык, пусти меня погреться!
- Нет, гусь, не пущу. У тебя два крыла, одно подстелешь, другим укроешься – и так прозимуешь.
- А не пустишь, так я весь мох из стен вытереблю и им трубу заткну.
Бык подумал-подумал и пустил гуся. Зашёл гусь в избу и сел на шесток.
Немного погодя прибегает петух:
- Ку-ка-ре-ку! Бык, пусти меня в избу.
- Нет, не пущу, зимуй в лесу, под елью.
- А не пустишь, так я взлечу на чердак, всю землю с потолка сгребу, в избу холода напущу.
Бык пустил и петуха. Взлетел петух в избу, сел на брус и сидит.
Вот они живут себе – впятером – поживают. Узнали про это волк и медведь.
- Пойдём, - говорят, - в избушку, всех поедим, сами станем там жить.
Собрались и пришли. Волк говорит медведю:
- Иди ты вперёд, ты здоровый.
- Нет, я ленив, ты шустрей меня, иди ты вперёд.
Волк и пошёл в избушку. Только вошёл – бык рогами его к стене припёр. Баран разбежался – да бац, бац, начал буцкать волка по бокам. А свинья в подполье кричит:
- Хрю-хрю-хрю! Ножи точу, топоры точу, живого волка съесть хочу.
Гусь его за бока щиплет, а петух бегает по брусу да кричит:
- А вот как, да кудак, да подайте его сюдак! И ножишко здесь, и петлишка здесь… Здесь его и зарежу, здесь его и подвешу!
Медведь услышал крик – да бежать. А волк рвался, рвался, насилу вырвался, догнал медведя и рассказывает:
- Ну, что мне было! До смерти чуть не забили… Как вскочил мужичище в чёрной шубище, да меня ухватом к стене и припёр. А поменьше мужичишка, в серенькой шубишке, меня обухом по бокам, да всё обухом по бокам. А ещё поменьше того, в беленьком кафтанчике, меня щипцами за бока всё ухвачивал. А самый маленький мужичишка, в красненьком халатишке, бегает по брусу да кричит: “А вот как, да кудак, да подайте его сюдак! И ножишко здесь, и петлишка здесь… Здесь его и зарежу, здесь его и подвешу!” А из подполья ещё кто-то кричал: “Хрю-хрю-хрю! Ножи точу, топоры точу, живого волка съесть хочу”.
Волк и медведь с той поры к избушке близко не подходили. А бык, баран, гусь, петух да свинья живут там, поживают и горя не знают.
Напуганные волки
Жили-были на одном дворе козёл да баран; жили между собою дружно; сена клок – и тот пополам, а если вилы в бок – так одному коту Ваське. Он такой вор и разбойник, каждый час на промысле: где плохо лежит – туда и бежит.
Вот однажды лежат себе козёл да баран и беседуют. Откуда ни возьмись котишка-мурлышка, серый лобишка, идёт да так жалостно плачет. Козёл да баран и спрашивают:
- Кот-коток, серенький лобок, о чём ты плачешь, на трёх ногах скачешь?
- Как мне не плакать, била меня старая баба, била-била, уши выдирала, ноги поломала да ещё удавку припасла.
- А за какую вину тебе такая погибель?
- Эх, за то погибель была, что кринку знал да сметанку слизал.
И опять заплакал кот-мурлыка.
- Кот-коток, серый лобок, о чём же ты ещё плачешь?
- Как не плакать, - баба меня била да приговаривала: ко мне придёт зять, где будет сметаны взять? Ох, придётся козла и барана заколоть.
Заревели козёл и баран:
- Ах ты, серый кот, бестолковый лоб, за что ты нас-то загубил? Вот мы тебя забодаем.
Тут мурлыка вину своё приносил и прощения просил. Они простили его и стали втроём думу думать: как быть и что делать?
- А что, средний брат, баран, - спросил мурлыка, - крепок ли у тебя лоб? Попробуй-ка о ворота. Бежать нам надо.
Баран с разбегу стукнулся о ворота лбом: покачнулись ворота, да не отворились. Поднялся старший брат, мрасище-козлище, разбежался, ударился – и ворота отворились.
Пыль столбом поднимается, трава к земле приклоняется, бегут козёл да баран, а за ними скачет на трёх ногах кот серый лоб. Устал он и взмолился названым братьям:
- Ни ты, старший брат, ни ты, средний брат, не оставьте меньшого братишку на съеденье зверям!
Взял козёл посадил его на себя, и понеслись они опять по горам, по долам, по сыпучим пескам. Долго бежали, и день и ночь, пока в ногах силы хватило.
Вот пришло крутое крутище, станово становище; под тем крутищем скошенное поле, на том поле стога, что города, стоят. Остановились козёл, баран и кот отдыхать; а ночь была осенняя, холодная.
“Где огня добыть?” – думают козёл да баран.
А мурлышка уже добыл бересты, обернул козлу рога и велел ему с бараном стукнуться лбами. Стукнулись козёл с бараном, да так крепко, что искры из глаз посыпались; береста так и запылала.
- Ладно, - молвил серый кот, - теперь обогреемся! – да за словом и затопил стог сена.
Не успели они путём обогреться, глядь – жалует незваный гость, медведь-серячок Михайло Иванович.
- Пустите, - говорит, - обогреться да отдохнуть; что-то неможется.
- Добро жаловать, медведь-серячок, муравейничек. Откуда, брат, идёшь?
- Ходил на пасеку, да подрался с мужиками, оттого и хворь пристала; иду к лисе лечиться.
Стали вчетвером тёмную ночь делить: медведь под стогом, мурлыка на стогу, а козёл с бараном у огня. Идут семь волков серых, восьмой белый и прямо к стогу.
- Фу-фу, - говорит белый волк, - нерусским духом пахнет. Какой-такой народ здесь, давайте силу пытать.
Заблеяли козёл и баран со страху, а мурлышка такую речь повёл:
- Ахти, белый волк, над волками князь, не серди нашего старшого; он, помилуй бог, сердит. Как расходится, никому не сдобровать. Аль не видите у него бороды: в ней-то и сила, бородою он зверей побивает, а рогами только кожу снимает. Лучше с честью подойдите да попросите: хотим поиграть с твоим меньшим братишкой, что под стогом лежит.
Волки на том козлу кланялись, обступили Мишку и стали его задирать. Вот он крепился, крепился, да как хватит на каждую лапу по волку… Запели они Лазаря, выбрались кое-как да, поджав хвосты, - подавай бог ноги.
А козёл да баран тем времечком подхватили мурлыку и побежали в лес, и опять наткнулись на серых волков. Кот вскарабкался на самую макушку ели, а козёл с бараном прыгнули, схватились передними ногами за сук и повисли. Волки стоят под елью, зубы оскалили и воют, глядя на козла и барана. Видит кот, серый лоб, что дело плохо, стал кидать в волков еловые шишки и приговаривать:
- Раз волк, два волк, три волк, всего-то по волку на брата. Я, мурлышка, двух волков съел с косточками, так ещё сытёхонек; а ты, большой брат, за медведями ходил, да не изловил. Бери себе и мою долю.
Только сказал он эти речи, как козёл сорвался и упал прямо рогами на волка. А мурлыка знай своё кричит:
- Держи его, лови его!
Тут на волков такой страх нашёл, что со всех ног припустили бежать без оглядки. Так и ушли.
Журавль и цапля
Летела сова – весёлая голова; вот она летела, летела и села, да хвостиком повертела, да по сторонам посмотрела, и опять полетела; летела, летела и села, хвостиком повертела да по сторонам посмотрела… Это присказка, сказка вся впереди.
Жили-были на болоте журавль да цапля, построили они себе по концам болота избушки. Журавлю показалось скучно жить одному, и задумал он жениться.
- Дай пойду посватаюсь к цапле.
Пошёл журавль – тяп-тяп. Семь вёрст болото месил; приходит и говорит:
- Дома ли цапля?
- Дома.
- Выдь за меня замуж.
- Нет, журавль, не пойду за тебя замуж; у тебя ноги долги, платье коротко, сам худо летаешь и кормить-то меня тебе нечем. Ступай прочь, долговязый!
Журавль, как несолоно похлебал, ушёл домой.
Цапля после раздумалась и сказала:
- Чем жить одной, лучше пойду замуж за журавля.
Приходит к журавлю и говорит ему:
- Журавль, возьми меня замуж.
- Нет, цапля. Ты на меня не похожа. Не беру тебя замуж. Убирайся!
Цапля заплакала со стыда и воротилась назад.
Журавль раздумался и сказал:
- Зачем отказал? Уж лучше с цаплей жить.
Приходит опять свататься, а цапля не хочет. Вот так и ходят они по сию пору свататься, да никак не женятся. А уж давно пора решительными стать да птенцами болото оживлять. Не одним лягушкам на болоте квакать.
Пузырь, тапок и соломинка
Жили-были пузырь, тапок и соломинка.
Пошли они в лес дрова рубить, дошли до реки и не знают, как через реку перейти. Тапок говорит пузырю:
- Пузырь, давай на тебе переплывём.
- Нет, тапок, пусть лучше соломинка перетянется с берега на берег, а мы перейдём по ней.
Соломинка перетянулась.
Тапок пошёл по ней, она и переломилась. Тапок в воду упал и потонул. Соломинку в море унесло. А пузырь хохотал-хохотал, да и лопнул.
Вот такие бывают компании.
Лиса и баран
Забежала голодная лиса в деревню. Туда-сюда нос сунула – нигде нельзя пролезть. Заборы крепкие.
Услыхала лиса, что на крайнем дворе хозяин хочет колодец рыть, сам в город уехал, а у ворот барана поставил – дом сторожить. И решила: “Пойду к барану в гости”.
Пришла она к крайнему двору и просит:
- Баран, пусти в гости, я за курятником колодец сделаю!
Отвечает баран:
- Не пущу. Ты курицу съешь.
А лиса вокруг вертится.
- По работе скучаю. На кур и смотреть не хочу!
Вздохнул баран: - Ладно! Иди работай. – и опять стал сторожить – на ворота смотреть.
Лиса – в курятник. Съела курицу и спать легла.
Кричит от ворот баран:
- Спишь что ли, лиса?
- Ох, баран, устала!
Пожалел её баран:
- Ну, отдохни!
На другой день двух куриц лиса съела и опять спать легла.
Кричит от ворот баран:
- Спишь что ли, лиса?
- Ох, баран, устала!
Пожалел её баран:
- Ну, отдохни!
На третий день трёх куриц лиса съела.
Кричит ей от ворот баран:
- Опять что ли спишь, лиса?
А никто ему не отвечает. “Ну, совсем замаялась лиса, - думает баран, - крепко заснула”.
Приехал хозяин из города, зашёл в курятник, а там только перья от кур остались. Он к барану:
- Ты кого на двор пускал?
- Лису. Она там отдыхает.
- Зачем её пустил?
- Она колодец роет, устала.
- Где же колодец?
Подошёл баран к курятнику – ни колодца, ни кур, ни лисы.
Телёнок и друзья
Однажды вечером пастухи пригнали коров с пастбища в деревню, а про одного телёнка забыли.
Возвращается телёнок по лесной дороге один одинёшенек.
Увидала его знакомая сорока, голову набок склонила и спрашивает:
- Ты куда, друг, идешь-бредёшь?
- Домой, в деревню, - отвечает телёнок.
- А чего же ты по дороге петляешь? Так и до утра не дойдёшь. Я тебе по-дружески говорю: сверни налево. Через лес пройдёшь – и быстрей домой попадёшь! Уж я-то знаю, что говорю, - сама тут сорок раз на дню пролетаю.
Подумал телёнок: “А и правда! Сорока то и дело через лес летает, значит она дорогу знает.” И свернул налево.
Лез, лез через лес, всю шкуру ободрал, утомился, а хуже того – заблудился. Остановился и не знает, что делать.
Увидел на дереве знакомую деревенскую ворону, обрадовался:
- Здорово, кума! Помоги! Выведи к деревне.
- То-то я смотрю, ты туда-сюда озираешься. А чего тут головой мотать? Я сейчас прямиком полечу, а ты не отставай, беги вдогон: медленно-то я летать не умею. Деревня недалёко – за оврагом. Уж я-то знаю, что говорю, - сама через этот овраг каждый день летаю.
Подумал телёнок: “А и правда! Кума не подведёт. Раз через овраг летает, значит дорогу знает.”
Взмахнула ворона крыльями и полетела прямиком в деревню. Бежит за ней телёнок, глаз с неё не сводит. Так в овраг кубарем и свалился: бока отбил, ногу вывихнул.
Лежит на дне оврага и не знает, что делать.
Увидала телёнка соседка-ласточка и спрашивает:
- Что ты, телёнок, в овраге делаешь?
Рассказал ей телёнок, про свою беду. Вывела его ласточка к родному дому и сказала:
- Слушать-то, слушай друзей, но и свой ум имей!
Кот и лиса
Жил-был мужик; у него был кот, только такой шкодливый, что беда. Надоел он мужику. Вот мужик думал-думал, взял кота, посадил в мешок, завязал и понёс в лес. Принёс и выпустил кота в лесу: пускай пропадает. Кот ходил-ходил и набрёл на избушку, в которой лесник жил. Залез на чердак и полёживает себе, а захочет есть – пойдёт по лесу птичек да мышей ловить, наестся досыта и опять на чердак, и горя ему мало.
Вот однажды пошёл кот гулять, а навстречу ему лиса. Увидала кота и дивится: “Сколько лет живу в лесу, а такого зверя не видала”. Поклонилась коту и спрашивает:
- Скажись, добрый молодец, кто ты таков, каким случаем сюда зашёл и как тебя по имени величать?
А кот вскинул шерсть свою и говорит:
- Я из сибирских лесов прислан к вам бурмистром, а зовут меня Котофей Иванович.
- Ах, Котофей Иванович, - говорит лиса, - не знала про тебя, не ведала; ну, пойдём же ко мне в гости.
Кот пошёл к лисице; она привела его в свою нору и стала потчевать разной дичью, а сама выспрашивает:
- Что, Котофей Иванович, женат ты или холостой?
- Холостой, - говорит кот.
- И я, лисица, - девица, возьми меня замуж.
Кот согласился, и начался у них пир да веселье.
На другой день отправилась лиса добывать припасов, чтобы было чем с молодым мужем жить, а кот остался дома. Бежит лиса, а навстречу ей волк, и начал с ней заигрывать:
- Где ты, кума, пропадала, мы все норы обыскали, а тебя не видали.
- Пусти, дурак, что заигрываешь, я прежде была лисица-девица, а теперь замужняя жена.
- За кого ты вышла, Елизавета Ивановна?
- Разве ты не слыхал, что к нам из сибирских лесов прислан бурмистр Котофей Иванович? Я теперь бурмистрова жена.
- Нет, не слыхал, Елизавета Ивановна. Как бы на него посмотреть?
- У, Котофей Иванович у меня такой сердитый: коли кто не по нём, сейчас съест. Ты смотри, приготовь барана да принеси к нему на поклон; барана-то положи, а сам схоронись, чтобы он тебя не увидел, а то, брат, туго придётся.
Волк побежал за бараном.
Идёт лиса, а навстречу медведь и стал с ней заигрывать.
- Что ты, дурак, косолапый Мишка, трогаешь меня? Я прежде была лисица-девица, а теперь замужняя жена.
- За кого же ты, Елизавета Ивановна, вышла?
- А который прислан к нам из сибирских лесов бурмистром, зовут Котофей Иванович, - за него и вышла.
- Нельзя ли посмотреть его, Елизавета Ивановна?
- У, Котофей Иванович у меня такой сердитый: коли кто не по нём, сейчас съест. Ты ступай, приготовь быка да принеси ему на поклон; волк барана хочет принести. Да смотри, быка-то положи, а сам схоронись, чтобы Котофей Иванович тебя не увидел, а то, брат, туго придётся.
Медведь потащился за быком.
Принёс волк барана, ободрал шкуру и стоит в раздумье. Смотрит – медведь лезет с быком.
- Здравствуй, брат Михаил Иванович!
- Здравствуй, брат Левон. Что, не видал лисицы с мужем?
- Нет, брат, давно дожидаю.
- Ступай, зови.
- Нет, не пойду, Михаил Иванович. Сам иди, ты посмелей меня.
- Нет, брат Левон, и я не пойду.
Вдруг, откуда ни возьмись, бежит заяц. Медведь как крикнет на него:
- Поди-ка сюда, косой чёрт!
Заяц испугался, прибежал.
- Ну, что, косой пострел, знаешь, где живёт лисица?
- Знаю, Михаил Иванович.
- Ступай же скорее да скажи ей, что Михаил Иванович с братом Левоном Ивановичем давно уж готовы, ждут тебя-де с мужем, хотят поклониться бараном да быком.
Заяц пустился к лисе во всю свою прыть. А медведь и волк стали думать, где бы спрятаться. Медведь говорит:
- Я полезу на сосну.
- А мне что же делать, я куда денусь? – спрашивает волк. – Ведь я на дерево ни за что не взберусь. Михаил Иванович, схорони, пожалуйста, куда-нибудь, помоги горю.
Медведь положил его в кусты и завалил сухими листьями, а сам залез на сосну, на самую макушку, и поглядывает, не идёт ли Котофей с лисою. Заяц между тем прибежал к лисицыной норе, постучался и говорит:
- Михаил Иванович с братом Левоном Ивановичем прислали сказать, что они давно готовы, ждут тебя с мужем, хотят поклониться вам быком да бараном.
- Ступай, косой. Сейчас будем.
Вот идёт кот с лисою. Медведь увидел их и говорит волку:
- Ну, брат Левон Иванович, идёт лиса с мужем; какой же он маленький!
- Пришёл кот и сейчас же бросился на быка; шерсть на нём взъерошилась, и начал он рвать мясо и зубами, и лапами, а сам мурчит, будто сердится:
- Мало, мало!
А медведь говорит:
- Невелик, а прожорист. Нам четверым не съесть, а ему одному мало; пожалуй, и до нас доберётся.
Захотелось волку посмотреть на Котофея Ивановича, да сквозь листья не видать. И начал он прокапывать над глазами листья, а кот услыхал, что листья шевелятся, подумал, что это мышь, да как кинется – и прямо волку в морду вцепился когтями.
Волк вскочил, да давай бог ноги. И был таков. А кот сам испугался и бросился прямо на дерево, где медведь сидел.
“Ну, - думает медведь, - увидал меня”.
Слезть-то некогда, вот он положился на божью волю да как шмякнется с дерева о землю, все печёнки отбил, вскочил – да бежать.
А лисица вслед кричит:
- Вот он вам задаст! Погодите!
С той поры все звери стали кота бояться. А кот с лисой запаслись на целую зиму мясом и стали себе жить да поживать, и теперь, живут, хлеб жуют.
Мужик и медведь
Приехал мужик в поле, стал пашню пахать. Вдруг вышел из лесу медведь – да к нему:
- Мужик, мужик, я тебя съем.
- Не ешь меня, медведь. Один день всего сыт будешь. А вот я поработаю один день и целый год сыт бываю. Давай лучше вместе репу сеять. Как вырастет репа – разделим поровну.
- Ладно, - говорит медведь, - давай.
Вот вспахали они поле, посеяли репу. Выросла репа крупная да сладкая. Стали мужик и медведь делить репу. Спрашивает мужик:
- Ты, медведь, что себе возьмёшь: корешки или вершки?
Медведь говорит:
- Вершки возьму.
- Ну, хорошо, будь по-твоему: бери вершки.
Отдал мужик медведю всю ботву от репы, а репу домой увёз.
Пожевал-пожевал медведь ботву – невкусно. Пошёл он к мужику и говорит:
- Дай-ка мне корешки попробовать.
Дал мужик ему репу. Медведь съел и говорит:
- Э, мужик! Твои корешки сладкие, вкусные, а мои вершки горькие. Не буду больше вершки брать.
На другое лето посеяли мужик и медведь пшеницу. Славная выросла пшеница.
Принялись они её серпами жать, медведь и говорит:
- Ну, мужик, давай мою долю, да смотри – без хитрости.
- Хорошо. Говори: что теперь возьмёшь?
- Давай корешки.
Мужик не стал спорить: взял себе вершки, а медведю отдал корешки. Вот мужик намолол пшеничной муки, напёк пирогов, сидит да ест. А медведь приволок в берлогу корешки, стал их жевать. Жевал-жевал – не мог разжевать. Понял он, что опять не то вытребовал.
Досадно стало медведю. Перестал он вместе с мужиком пашню пахать.
Жихарка-удалец
Жили-были в избушке кот, петух да маленький мальчишечка – Жихарка. Кот с петухом на охоту ходили, а Жихарка домовничал: обед варил, стол накрывал, ложки раскладывал. Раскладывает да приговаривает:
- Эта простая ложка – котова, эта простая ложка – Петина, а эта не простая – точёная, ручка золочёная, - эта Жихаркина. Никому её не отдам.
Вот прослышала лиса, что в избушке Жихарка один хозяйничает, и захотелось ей Жихарку съесть, его мясца попробовать.
Кот да петух, как уходили на охоту, всегда велели Жихарке двери запирать. Запирал Жихарка двери, всё запирал, а один раз и забыл. Справил Жихарка все дела, обед сварил, стол накрыл, стал ложки раскладывать, да и говорит:
- Эта простая ложка – котова, эта простая ложка – Петина, а эта не простая – точёная, ручка золочёная, - эта Жихаркина. Никому её не отдам.
Только хотел её на стол положить, а по лестнице – топ-топ-топ.
- Матушки! Лиса идёт!
Испугался Жихарка, с лавки соскочил, ложку на пол уронил – и поднимать некогда, - да под печку и залез. А лиса в избушку вошла, глядь туда, глядь сюда – нет Жихарки.
“Постой же, - думает лиса, - ты мне сам скажешь, где сидишь”.
Пошла лиса к столу, стала ложки перебирать:
- Эта простая ложка – котова, эта простая ложка – Петина, а эта не простая – точёная, ручка золочёная, - эту я себе возьму.
А Жихарка-то под печкой во весь голос:
- Ай, ай, ай, не бери, тётенька, я не дам!
- Вот ты где, Жихарка!
Подбежала лиса к печке, лапку в подпечье запустила, Жихарку вытащила, на спину перекинула – да в лес. Домой прибежала, печку жарко истопила: хочет Жихарку изжарить да съесть. Взяла лопату.
- Садись, - говорит Жихарке.
А Жихарка маленький, да удаленький. На лопату сел, ручки-ножки растопырил – в печку-то и нейдёт.
- Не так сидишь, - говорит лиса.
Повернулся Жихарка к печи затылком, ручки-ножки растопырил – в печку-то и нейдёт.
- Да не так, - лиса говорит.
- А ты мне, тётенька, покажи, я ведь не умею.
- Экой ты недогадливый!
Лиса Жихарку с лопаты сбросила, сама на лопату прыг, в кольцо свернулась, лапки спрятала, хвостом накрылась. А Жихарка её толк в печку да заслонкой прикрыл, а сам скорей вон из избы да домой.
А дома-то кот да петух плачут, рыдают:
- Вот ложечка простая – котова, вот ложечка простая – Петина, а нет ложечки точёной, ручки золочёной, да и нет нашего Жихарки, да и нет нашего маленького!...
Кот лапкой слёзы утирает, а Петя – крылышком. Вдруг по лесенке – тук-тук-тук. Жихарка бежит, громким голосом кричит:
- А вот и я! А вот и я! А лиса в печке сжарилась!
Обрадовались кот да петух. Ну Жихарку целовать! Ну Жихарку обнимать! И сейчас кот, петух и Жихарка в той избушке живут, нас в гости ждут.
Золотая рыбка
Жил старик со своею старухой у самого синего моря. Они жили в ветхой землянке. Старик ловил неводом рыбу, старуха пряла свою пряжу.
Раз он в море закинул невод, - пришёл невод с одною тиной. Он в другой раз закинул невод. Пришёл невод с травою морскою. В третий раз он закинул невод, - пришёл невод с одною рыбкой, с непростой рыбкой, - золотою.
Как взмолилась рыбка человеческим голосом:
- Отпусти меня в синее море! Дорогой за себя дам откуп! Откуплюсь, чем только захочешь ты…
Удивился старик, испугался:
- Ничего от тебя мне не надобно. Плыви себе в синее море. Говори человеческим голосом.
Воротился старик ко старухе, рассказал ей великое чудо:
- Я сегодня поймал одну рыбку, не простую рыбку, золотую. По-нашему рыбка глаголила, домой в сине море просилася, дорогою ценой откупалася…
Старика старуха забранила:
- Дурачина ты, простофиля! Не сумел ты взять выкупа с рыбки! Хоть бы взял ты с неё корыто, наше-то совсем раскололось.
Вот пошёл он к синему морю; видит, - море слегка разыгралось. Стал он кликать золотую рыбку:
Приплыла к нему рыбка, спросила:
- Чего тебе надобно, старче?
Ей с поклоном старик отвечает:
- Смилуйся, государыня рыбка, разбранила меня старуха, не даёт старику мне покою: надобно ей новое корыто, наше-то совсем раскололось.
Отвечает золотая рыбка:
- Не печалься, ступай себе с богом, будет тебе новое корыто.
Воротился старик ко старухе: у старухи новое корыто. Ещё пуще старуха бранится:
- Дурачина ты, простофиля! Выпросил, дурачина, корыто! А в корыте много ль корысти? Воротись, дурачина, к рыбке; попроси у неё избушку.
Вот пошёл он к синему морю. Помутилося синее море. Стал он кликать золотую рыбку. Приплыла к нему рыбка, спросила:
- Чего тебе надобно, старче?
Ей с поклоном старик отвечает:
- Смилуйся, государыня рыбка! Ещё пуще старуха бранится, не даёт старику мне покою: избу просит сварливая баба.
Отвечает золотая рыбка:
- Не печалься, ступай себе с богом. Так и быть уж изба нынче будет.
Пошёл он к своей землянке, а землянки уж нету следа; перед ним изба со светёлкой, с кирпичной трубою белёной, с забором, с резными воротами. И старуха сидит под окошком, на чём свет стоит мужа ругает:
- Дурачина ты, простофиля! Выпросил, тьфу, ты избёнку! Воротись, поклонись своей рыбке: не хочу быть я чёрной крестьянкой, хочу быть столбовою дворянкой.
Пошёл старик к синему морю. Не спокойно синее море. Стал он кликать золотую рыбку. Приплыла к нему рыбка, спросила:
- Чего тебе надобно, старче?
Ей с поклоном старик отвечает:
- Смилуйся, государыня рыбка! Пуще прежнего старуха вздурилась, не даёт старику мне покою: уж не хочет быть чёрной крестьянкой, хочет быть столбовою дворянкой.
Отвечает золотая рыбка:
- Не печалься, ступай себе с богом.
Воротился старик ко старухе. Что ж он видит? Высокий терем. На крыльце стоит его старуха в дорогой собольей душегрейке, жемчуга окрутили шею, на руках золотые перстни, на ногах красные сапожки. Перед нею усердные слуги; она бьёт, за чубы их таскает.
Говорит старик своей старухе:
- Здравствуй, барыня-сударыня, дворянка! Уж теперь душа твоя довольна?
На него прикрикнула старуха, на конюшню служить его послала.
Вот неделя, другая проходит, ещё пуще старуха вздурилась; снова к рыбке идти посылает:
- Не хочу быть столбовою дворянкой – я хочу быть вольною царицей!
Испугался старик, взмолился:
- Что ты, баба, белены объелась? Ни ступить, ни молвить не умеешь, а уж чаешь быть вольною царицей. Насмешишь ты целое царство.
Осердилася пуще старуха, по щеке ударила мужа.
- Как ты смеешь спорить со мною, со мною, дворянкой столбовою? Ступай – говорят тебе честью. Не пойдёшь – поведут поневоле.
Старичок отправился к морю. Почернело синее море. Стал он кликать золотую рыбку. Приплыла к нему рыбка, спросила:
- Чего тебе надобно, старче?
Ей с поклоном старик отвечает:
- Смилуйся, государыня рыбка! Опять моя баба бунтует: уж не хочет быть она дворянкой, хочет быть она вольною царицею.
Отвечает золотая рыбка:
- Не печалься, ступай себе с богом! Ладно, будет старуха царицею.
Старичок к старухе воротился. Что же видит он? Царские палаты. А в палатах видит он старуху. За столом сидит она царицей, служат ей бояре да дворяне, наливают ей заморские вина; заедает она пряником печатным; вкруг её стоит грозная стража, на плечах топорики держат.
Как увидел старик, - испугался! В ноги он старухе поклонился, молвил:
- Здравствуй, грозная царица! Уж теперь душа твоя довольна?
На него старуха не взглянула, лишь с очей прогнать его велела. Подбежали бояре да дворяне, старика взашей затолкали. А в дверях-то стража подбежала, топорами чуть не изрубила. А народ-то над ним смеётся:
- Поделом тебе, старый невежа! Впредь тебе, невежа, наука: не садися не в свои сани!
Вот неделя, другая проходит, ещё пуще старуха вздурилась. Царедворцев за мужем посылает, отыскали старика, привели к ней.
Говорит старику старуха:
- Воротись, поклонися рыбке; не хочу быть вольною царицей, хочу быть владычицей морскою, чтоб мне править в море-океане, чтоб служила мне рыбка золотая и была бы у меня на посылках.
Не осмелился старик перечить, не дерзнул поперёк слова молвить.
Вот идёт он к синему морю, видит, - на море чёрная буря: так и вздулись сердитые волны, так и ходят, так воем и воют. Стал он кликать золотую рыбку. Приплыла к нему рыбка, спросила:
- Чего тебе надобно, старче?
Ей с поклоном старик отвечает:
- Смилуйся, государыня рыбка! Что мне делать с проклятою бабой? Уж не хочет быть она царицей, хочет быть владычицей морскою; чтобы править в море-океане, чтобы ты сама ей служила и была у неё на посылках.
Ничего не ответила рыбка, лишь хвостом по воде плеснула и ушла в глубокое море.
Ещё долго старик ждал ответа. Не дождался – к старухе воротился. Глядь: опять перед ним землянка; на пороге сидит его старуха, а пред нею разбитое корыто.
Медведь – липовая нога
Жили-были старик со старухой.
Посеяли они репку. Вот повадился медведь репку у них воровать. Старик пошёл посмотреть и видит: много репы нарвано да разбросано кругом.
Воротился он домой и рассказывает о беде старухе. А она ему говорит:
- Кто же репку нарвал? Если бы люди, так унесли бы. Наверно, это медведь проказит. Поди-ка, старик, покарауль вора.
Старик взял топор и пошёл караулить на ночь. Лёг под плетень и лежит. Вдруг приходит медведь и давай репу таскать - нагрёб целую охапку и полез через плетень.
Старик вскочил, бросил в него топором и отрубил ему лапу. Сам убежал, спрятался. Заревел медведь и ушёл на трёх лапах в лес. Старик взял отрубленную лапу, принёс домой.
- На, старуха, вари.
Старуха ободрала медвежью лапу, варить поставила, шерсть с кожи общипала, на кожу села и начала шерсть прясть.
Старуха прядёт. А медведь сделал себе липовую ногу и пошёл к старику со старухой. Вот медведь идёт, нога поскрипывает, он сам приговаривает:
- Скырлы, скырлы, скырлы,
На липовой ноге,
На берёзовой клюке.
Все по сёлам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит –
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядёт,
Моё мясо варит.
Старуха услышала это и говорит:
- Поди-ка, старик, запри дверь, медведь идёт…
А медведь уже в сени вошёл, дверь отворяет, сам приговаривает:
- Скырлы, скырлы, скырлы,
На липовой ноге,
На берёзовой клюке.
Все по сёлам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит –
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядёт,
Моё мясо варит.
В те поры старик со старухой испугались. Старик спрятался на полати под корыто, а старуха – на печь, под чёрные рубахи.
Медведь влез в избу, стал искать старика со старухой, да и угодил в подполье.
Тут собрался народ, и убили медведя.
Гуси-лебеди
Жили мужик да баба. У них была дочка да сынок маленький.
- Доченька, - говорила мать, - мы пойдём на работу, береги братца. Не ходи со двора, будь умницей – мы купим тебе платочек.
Отец с матерью ушли, а дочка позабыла, что ей приказывали: посадила братца на травке под окошко, сама побежала на улицу, заигралась, загулялась.
Налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика, унесли на крыльях.
Вернулась девочка, глядь – братца нету. Ахнула, кинулась туда-сюда – нету. Она его кликала, слезами заливалась, причитывала, что худо будет от отца с матерью, - братец не откликнулся.
Выбежала она в чистое поле и только видала: метнулись вдали гуси-лебеди и пропали за тёмным лесом. Тут она догадалась, что они унесли её братца: про гусей-лебедей давно шла дурная слава, что они пошаливали, маленьких детей уносили.
Бросилась девочка догонять их. Бежала, бежала, увидела – стоит печь.
- Печка, печка, скажи, куда гуси-лебеди полетели?
Печка ей отвечает:
- Съешь моего ржаного пирожка – скажу.
- Стану я ржаной пирог есть! У моего батюшки и пшеничные не едятся…
Печка ей не сказала. Побежала девочка дальше – стоит яблоня.
- Яблоня, яблоня, скажи, куда гуси-лебеди полетели?
- Поешь моего лесного яблочка – скажу.
- У моего батюшки и садовые не едятся…
Яблоня ей не сказала. Побежала девочка дальше. Течёт молочная река в кисельных берегах.
- Молочная река, кисельные берега, куда гуси-лебеди полетели?
- Поешь моего простого киселька с молочком – скажу.
- У моего батюшки и сливочки не едятся…
Долго она бегала по полям, по лесам. День клонится к вечеру, делать нечего – надо домой идти.
Вдруг видит – стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке, кругом себя поворачивается.
В избушке старая баба-яга прядёт кудель. А на лавочке сидит братец, играет серебряными яблочками.
Девочка вошла в избу:
- Здравствуй, бабушка!
- Здравствуй, девица! Зачем на глаза явилась?
- Я по мхам, по болотам ходила, платье измочила, пришла погреться.
- Садись покуда кудель прясть.
Баба-яга дала ей веретено, а сама ушла. Девочка прядёт – вдруг из-под печки выбегает мышка и говорит ей:
- Девица, девица, дай мне кашки, я тебе добренькое скажу.
Девочка дала ей кашки, мышка ей сказала:
- Баба-яга пошла баню топить. Она тебя вымоет-выпарит, в печь посадит, зажарит и съест, сама на твоих костях покатается.
Девочка сидит ни жива, ни мертва, плачет, а мышка ей опять:
- Не дожидайся, бери братца, беги, а я за тебя кудель попряду.
Девочка взяла братца и побежала. А баба-яга подойдёт к окошку и спрашивает:
- Девица, прядёшь ли?
Мышка ей отвечает:
- Пряду, бабушка…
Баба-яга баню вытопила и пошла за девочкой. А в избушке нет никого. Баба-яга закричала:
- Гуси-лебеди, летите в погоню. Сестра братца унесла…
Сестра с братцем добежала до молочной реки. Видит – летят гуси-лебеди.
- Речка, матушка, спрячь меня!
- Поешь моего простого киселька.
Девочка поела и спасибо сказала. Река укрыла её под кисельным бережком.
Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо.
Девочка с братцем опять побежала. А гуси-лебеди воротились, летят навстречу, вот-вот увидят. Что делать? Беда! Стоит яблоня…
- Яблоня, матушка, спрячь меня!
- Поешь моего лесного яблочка.
Девочка поскорее съела и спасибо сказала. Яблоня заслонила её ветвями, прикрыла листами. Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо.
Девочка опять побежала. Бежит, бежит, уж недалеко осталось. Тут гуси-лебеди увидели её, загоготали – налетают, крыльями бьют, того гляди, братца из рук вырвут.
Добежала девочка до печки:
- Печка, матушка, спрячь меня!
- Поешь моего ржаного пирожка.
Девочка скорее – пирожок в рот, а сама с братцем – в печь залезла.
Гуси-лебеди полетали-полетали, покричали-покричали и ни с чем улетели к бабе-яге.
Девочка сказала печке спасибо и вместе с братцем прибежала домой.
А тут и отец с матерью пришли.
Маша и медведь
Жили-были дедушка да бабушка. Была у них внучка Машенька. Собрались раз подружки в лес, по грибы да по ягоды.
- Дедушка, бабушка, - говорит Машенька, - отпустите меня в лес с подружками.
Дедушка с бабушкой говорят:
- Иди, только смотри от подружек не отставай – не то заблудишься.
Пришли девушки в лес, стали собирать грибы да ягоды. Вот Машенька – деревцо за деревцо, кустик за кустик – и ушла далеко-далеко от подружек. Стала она аукаться, стала их звать. А подружки не слышат, не отзываются.
Ходила, ходила Машенька по лесу – совсем заблудилась. Пришла она в самую глушь, в самую чащу. Видит – стоит избушка. Постучала Машенька в дверь – не отвечают. Толкнула она дверь – дверь и открылась. Вошла Машенька в избушку, села у окна на лавочку. Села и думает: “Кто же здесь живёт? Почему никого не видно?” А в той избушке жил большущий медведь. Только его тогда дома не было: он по лесу ходил.
Вернулся вечером медведь, увидел Машеньку, обрадовался:
- Ага, - говорит, - теперь не отпущу тебя. Будешь у меня жить. Будешь печку топить, будешь кашу варить, меня кашей кормить.
Потужила Маша, погоревала, да ничего не поделаешь. Стала она жить у медведя в избушке. Медведь на целый день уйдёт в лес, а Машеньке наказывает никуда без него из избушки не выходить.
- А если уйдёшь, - говорит, - всё равно поймаю и тогда уж съем.
Стала Машенька думать, как ей от медведя убежать. Кругом лес, в какую сторону идти – не знает, спросить не у кого… Думала она, думала и придумала.
Приходит раз медведь из лесу, а Машенька и говорит ему:
- Медведь, медведь, отпусти меня на денёк в деревню: я бабушке да дедушке гостинцев отнесу.
- Нет, - говорит медведь, - ты в лесу заблудишься. Давай гостинцы, я их сам отнесу.
А Машеньке того и надо. Напекла она пирожков, достала большой-пребольшой короб и говорит медведю:
- Вот, смотри: я в этот короб положу пирожки, а ты отнеси их дедушке да бабушке. Да помни: короб по дороге не открывай, пирожки не вынимай. Я на дубок влезу, за тобой следить буду.
- Ладно, - отвечает медведь, - давай короб.
Машенька говорит:
- Выйди на крылечко, посмотри – не идёт ли дождик.
Только медведь вышел на крылечко, Машенька сейчас же залезла в короб, а себе на голову блюдо с пирожками поставила. Вернулся медведь, видит – короб готов. Взвалил короб на спину и пошёл в деревню.
Идёт медведь между ёлками, бредёт медведь между берёзками, в овражки спускается, на пригорки поднимается. Шёл-шёл, устал и говорит: - Сяду на пенёк, съем пирожок.
А Машенька из короба:
- Вижу, вижу!
Не садись на пенёк! Не ешь пирожок!
Неси бабушке, неси дедушке!
- Ишь, какая глазастая, - говорит медведь, - всё видит.
Поднял он короб и пошёл дальше. Шёл-шёл, шёл-шёл, остановился, сел и говорит: - Сяду на пенёк, съем пирожок.
А Машенька из короба опять:
- Вижу, вижу!
Не садись на пенёк! Не ешь пирожок!
Неси бабушке, неси дедушке!
Удивился медведь:
- Вот какая хитрая! Высоко сидит, далеко глядит!
Встал и пошёл скорее. Пришёл в деревню, нашёл дом, где дедушка с бабушкой жили, и давай стучать в ворота:
- Тук-тук-тук! Отпирайтеся, открывайтеся! Я вам от Машеньки гостинцев принёс.
А собаки почуяли медведя и бросились на него. Со всех дворов бегут, лают.
Испугался медведь, поставил короб у ворот и пустился в лес без оглядки.
Вышли тут дедушка да бабушка к воротам, видят – короб стоит.
- Что это в коробе? – говорит бабушка.
Дедушка поднял крышку, смотрит и глазам своим не верит: в коробе Машенька сидит – живёхонька и здоровёхонька.
Обрадовались дедушка да бабушка. Стали Машеньку обнимать, целовать, умницей называть.
Сестрица Алёнушка и братец Иванушка
Жили-были старик да старуха, у них была дочка Алёнушка да сынок Иванушка.
Старик со старухой умерли. Остались Алёнушка да Иванушка одни-одинёшеньки.
Пошла Алёнушка на работу и братца с собой взяла. Идут они по дальнему пути, по широкому полю, и захотелось Иванушке пить.
- Сестрица Алёнушка, я пить хочу.
- Подожди, братец, дойдём до колодца.
Шли, шли, - солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит коровье копытце полно водицы.
- Сестрица Алёнушка, хлебну я из копытца.
- Не пей, братец, телёночком станешь.
Братец послушался, пошли дальше.
Солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит лошадиное копытце полно водицы.
- Сестрица Алёнушка, напьюсь я из копытца.
- Не пей, братец, жеребёночком станешь.
Вздохнул Иванушка, опять пошли дальше.
Идут, идут, - солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит козье копытце полно водицы. Иванушка говорит:
- Сестрица Алёнушка, мочи нет: напьюсь я из копытца.
- Не пей, братец, козлёночком станешь.
Не послушался Иванушка и напился из козьего копытца. Напился и стал козлёночком… Зовёт Алёнушка братца, а вместо Иванушки бежит за ней беленький козлёночек. Залилась Алёнушка слезами, села под стожок – плачет, а козлёночек возле неё скачет.
В ту пору ехал мимо купец.
- О чём, красная девица, плачешь?
Рассказала ему Алёнушка про свою беду. Купец ей говорит:
- Поди за меня замуж. Я тебя наряжу в злато-серебро, и козлёночек будет жить с нами.
Алёнушка подумала, подумала и пошла за купца замуж. Стали они жить-поживать, и козлёночек с ними живёт, ест-пьёт с Алёнушкой из одной чашки.
Один раз купца не было дома. Откуда ни возьмись, приходит ведьма: стала под Алёнушкино окошко и так-то ласково начала звать её купаться на реку.
Привела ведьма Алёнушку на реку. Кинулась на неё, привязала Алёнушке на шею камень и бросила её в воду. А сама оборотилась Алёнушкой, нарядилась в её платье и пришла в её хоромы. Никто ведьму не распознал. Купец вернулся – и тот не распознал.
Одному козлёночку всё было ведомо. Повесил он голову, не пьёт, не ест. Утром и вечером ходит по бережку около воды и зовёт:
- Алёнушка, сестрица моя! Выплынь, выплынь на бережок…
Узнала об этом ведьма и стала просить мужа – зарежь да зарежь козлёнка…
Купцу жалко было козлёночка, привык он к нему. А ведьма так пристаёт, так упрашивает, - делать нечего, купец согласился:
- Ну, зарежь его…
Велела ведьма разложить костры высокие, греть котлы чугунные, точить ножи булатные…
Козлёночек проведал, что ему недолго жить, и говорит повару:
- Перед смертью пусти меня на речку сходить, водицы испить, кишочки прополоскать.
- Ну, сходи.
Побежал козлёночек на речку, стал на берегу и жалобнёшенько закричал:
- Алёнушка, сестрица моя! Выплынь, выплынь на бережок. Костры горят высокие, котлы кипят чугунные, ножи точат булатные, хотят меня зарезати.
Алёнушка из реки ему отвечает:
- Ах, братец мой, Иванушка! Тяжёл камень на дно тянет, шёлкова трава ноги спутала, жёлтые пески на грудь легли.
А ведьма бегает по двору, ищет козлёночка, не может найти и посылает слугу:
- Пойди, найди козлёнка, приведи его ко мне.
Пришёл слуга на реку и видит: по берегу бегает козлёночек и жалобнёшенько зовёт:
- Алёнушка, сестрица моя! Выплынь, выплынь на бережок. Костры горят высокие, котлы кипят чугунные, ножи точат булатные, хотят меня зарезати.
А из реки ему отвечают:
- Ах, братец мой, Иванушка! Тяжёл камень на дно тянет, шёлкова трава ноги спутала, жёлтые пески на грудь легли.
Слуга побежал домой и рассказал купцу про то, что слышал на речке. Собрали народ, пошли на реку, закинули сети шёлковые и вытащили Алёнушку на берег. Сняли камень с шеи, окунули её в ключевую воду, одели её в нарядное платье. Алёнушка ожила и стала краше, чем была.
А козлёночек от радости три раза перекинулся через голову и обернулся мальчиком Иванушкой.
Злую ведьму привязали к лошадиному хвосту и пустили в чистое поле.
По щучьему велению
Жил-был старик. У него было три сына: двое умных, третий дурачок Емеля.
Те братья работают, а Емеля целый день лежит на печке, знать ничего не хочет.
Один раз братья уехали на базар, а бабы, невестки, давай посылать его:
- Сходи, Емеля, за водой.
А он им с печки:
- Неохота…
- Сходи, Емеля, а то братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут.
- Ну, ладно.
Слез Емеля с печки, обулся, оделся, взял вёдра да топор и пошёл на речку.
Прорубил лёд, зачерпнул вёдра и поставил их, а сам глядит в прорубь. И увидел Емеля в проруби щуку. Изловчился и ухватил щуку в руку.
- Вот уха будет сладка!
Вдруг щука говорит ему человеческим голосом:
- Емеля, отпусти меня в воду, я тебе пригожусь.
А Емеля смеётся:
- На что ты мне пригодишься?... Нет, принесу тебя домой, велю невесткам уху сварить. Будет уха сладка.
Щука взмолилась опять:
- Емеля, Емеля, отпусти меня в воду, я тебе сделаю всё, что ни пожелаешь.
- Ладно, только покажи сначала, что не обманываешь меня, тогда отпущу.
Щука его спрашивает:
- Емеля, Емеля, скажи, чего ты сейчас хочешь?
- Хочу, чтобы вёдра сами пошли домой, и вода бы не расплескалась.
Щука ему говорит:
- Запомни мои слова: когда что тебе захочется – скажи только: “По щучьему велению, по моему хотению”.
Емеля и говорит:
- По щучьему велению, по моему хотению – ступайте, вёдра, сами домой…
Только сказал – вёдра сами пошли в гору. Емеля пустил щуку в прорубь, а сам пошёл за вёдрами.
Идут вёдра по деревне, народ дивиться, а Емеля идёт сзади, посмеивается… Зашли вёдра в избу и сами стали на лавку, а Емеля полез на печь.
Прошло много ли, мало ли времени – невестки говорят ему:
- Емеля, что ты лежишь? Пошёл бы дров нарубил.
- Неохота…
- Не нарубишь дров, братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут.
Емеле неохота слезать с печи. Вспомнил он про щуку и потихоньку говорит:
- По щучьему велению, по моему хотению – поди, топор, наколи дров, а дрова – сами в избу ступайте и в печь кладитесь…
Топор выскочил из-под лавки – и на двор, и давай дрова колоть, а дрова сами в избу идут и в печь лезут.
Много ли, мало ли времени прошло – невестки опять говорят:
- Емеля, дров у нас больше нет. Съезди в лес, наруби.
А он им с печи:
- Да вы-то на что?
- Как мы на что?... Разве наше дело в лес за дровами ездить?
- Мне неохота…
- Ну, не будет тебе подарков.
Делать нечего. Слез Емеля с печи, обулся, оделся. Взял верёвку и топор, вышел на двор и сел в сани.
- Бабы, отворяйте ворота.
Невестки ему говорят:
- Что ж ты, дурень, сел в сани, а лошадь не запряг?
- Не надо мне лошади.
Невестки отворили ворота, а Емеля говорит потихоньку:
- По щучьему велению, по моему хотению – ступайте, сани, в лес…
Сани сами и поехали в ворота, да так быстро – на лошади не догнать.
А в лес-то пришлось ехать через город, и тут он много народу помял, подавил. Народ кричит: “Держи его! Лови его!” А он, знай, сани погоняет. Приехал в лес:
- По щучьему велению, по моему хотению – топор, наруби дровишек посуше, а вы, дровишки, сами валитесь в сани, сами вяжитесь…
Топор начал рубить, колоть сухие дрова, а дровишки сами в сани валятся и верёвкой вяжутся. Потом Емеля велел топору вырубить себе дубинку – такую, чтоб насилу поднять. Сел на воз:
- По щучьему велению, по моему хотению – поезжайте, сани, домой…
Сани помчались домой. Опять проезжает Емеля по тому городу, где давеча помял, подавил много народу, а там его уж дожидаются. Ухватили Емелю и тащат с возу, ругают и бьют.
Видит он, что дело плохо, и потихонечку:
- По щучьему велению, по моему хотению – ну-ка, дубинка, обломай им бока…
Дубинка выскочила – и давай колотить. Народ кинулся прочь, а Емеля приехал домой и залез на печь.
Долго ли, коротко ли – услышал царь об Емелиных проделках и посылает за ним офицера – его найти, привезти во дворец.
Приезжает офицер в ту деревню, входит в ту избу, где Емеля живёт, и спрашивает: - Ты – дурак Емеля?
А он с печи:
- А тебе на что?
- Одевайся скорее, я повезу тебя к царю.
- А мне неохота…
Рассердился офицер и ударил его по щеке.
А Емеля говорит потихоньку:
- По щучьему велению, по моему хотению – дубинка, обломай ему бока…
Дубинка выскочила – и давай колотить офицера, насилу он ноги унёс.
Царь удивился, что его офицер не мог справиться с Емелей, и своего самого набольшего вельможу послал:
- Привези ко мне во дворец дурака Емелю, а то голову с плеч сниму.
Накупил набольший вельможа изюму, черносливу, пряников, приехал в ту деревню, вошёл в ту избу и стал спрашивать у невесток, что любит Емеля.
- Наш Емеля любит, когда его ласково попросят да красный кафтан посулят, - тогда он всё сделает, что ни попросишь.
Набольший вельможа дал Емеле изюму, черносливу, пряников и говорит:
- Емеля, Емеля, что ты лежишь на печи? Поедем к царю.
- Мне и тут тепло…
- Емеля, Емеля, у царя тебя будут хорошо кормить-поить – пожалуйста, поедем.
- А мне неохота…
- Емеля, Емеля, царь тебе красный кафтан подарит, шапку и сапоги.
Емеля подумал-подумал:
- Ну, ладно, ступай ты вперёд, а я за тобой вслед буду.
Уехал вельможа, а Емеля полежал ещё и говорит:
- По щучьему велению, по моему хотению – ну-ка, печь, поезжай к царю…
Тут в избе углы затрещали, крыша зашаталась, стена вылетела, и печь сама пошла по улице, по дороге, прямо к царю.
Царь глядит в окно, дивится:
- Это что за чудо?
Набольший вельможа ему отвечает:
- А это Емеля на печи к тебе едет.
Вышел царь на крыльцо.
- Что-то, Емеля, на тебя много жалоб. Ты много народу подавил.
- А зачем они под сани лезли?
А в это время в окно глядела на него царская дочь – Марья-царевна. Емеля увидал её в окошке и говорит потихоньку:
- По щучьему велению, по моему хотению – пускай царская дочь меня полюбит…
И сказал ещё:
- Ступай, печь, домой…
Печь повернулась и пошла домой, вошла в избу и стала на прежнее место. Емеля опять лежит-полёживает.
А у царя во дворце крик да слёзы. Марья-царевна по Емеле скучает, не может жить без него, просит отца, чтобы выдал он её за Емелю замуж. Тут царь забедовал, затужил и говорит набольшему вельможе:
- Ступай, приведи ко мне Емелю живого или мёртвого, а то голову с плеч сниму.
Накупил набольший вельможа вин сладких да разных закусок; поехал в ту деревню, вошёл в ту избу и начал Емелю потчевать.
Емеля напился, наелся, захмелел и лёг спать. А вельможа положил его в повозку и повёз к царю.
Царь тотчас велел прикатить большую бочку с железными обручами. В неё посадили Емелю и Марью-царевну, засмолили и бочку в море бросили.
Долго ли, коротко ли – проснулся Емеля, видит – темно, тесно:
- Где же это я?
А ему отвечают:
- Скушно и тошно, Емелюшка. Нас в бочку засмолили, бросили в синее море.
- А ты кто?
- Я – Марья-царевна.
Емеля говорит:
- По щучьему велению, по моему хотению – ветры буйные, выкатите бочку на сухой берег, на жёлтый песок…
Ветры буйные подули. Море взволновалось, бочку выкинуло на сухой берег, на жёлтый песок. Емеля и Марья-царевна вышли из неё.
- Емелюшка, где же мы будем жить? Построй какую ни на есть избушку.
- А мне неохота…
Тут она стала его ещё пуще просить, он и говорит:
- По щучьему велению, по моему хотению – выстройся каменный дворец с золотой крышей…
Только он сказал – появился каменный дворец с золотой крышей. Кругом – зелёный сад: цветы цветут, и птицы поют. Марья-царевна с Емелей вошли во дворец, сели у окошечка.
- Емелюшка, а нельзя тебе красавчиком стать?
Тут Емеля не долго думал:
- По щучьему велению, по моему хотению – стать мне добрым молодцем, писаным красавцем…
И стал Емеля таким, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
А в ту пору царь ехал на охоту и видит – стоит дворец, где раньше ничего не было.
- Это что за невежа без моего дозволения на моей земле дворец поставил?
И послал узнать-спросить: кто такие?
Послы побежали, стали под окошком, спрашивают.
Емеля им отвечает:
- Просите царя ко мне в гости, я сам ему скажу.
Царь приехал к нему в гости. Емеля его встречает, ведёт во дворец, сажает за стол. Начинают они пировать. Царь ест, пьёт и не надивится:
- Кто же ты такой, добрый молодец?
- А помнишь дурачка Емелю – как приезжал к тебе на печи, а ты велел его со своей дочерью в бочку засмолить, в море бросить. Я – тот самый Емеля. Захочу – всё твоё царство пожгу и разорю.
Царь сильно испугался, стал прощенья просить:
- Женись на моей дочери, Емелюшка, бери моё царство, только не губи меня.
Тут устроили пир на весь мир. Емеля женился на Марье-царевне и стал править царством.
Тут и сказке конец, а кто слушал – молодец.
Скатерть, баранчик и сума
Жили-были старик со старухой. Пошёл раз старик на реку рыбу ловить. Смотрит – попался в сети журавль; бьётся, рвётся, выбраться не может. Пожалел старик журавля.
“Зачем, - думает,- такой доброй птице пропадать?”
Подошёл к журавлю и помог ему из сетей высвободиться. Говорит ему тут журавль человеческим голосом:
- Спасибо тебе, старичок! Никогда твоей услуги не забуду. Пойдём ко мне домой – дам тебе хороший подарок.
Вот они и пошли, старик да журавль. Шли, шли и пришли на болотце, к журавлёвой избе. Вынес журавль полотняную скатерть и говорит:
- Ну, старичок, вот тебе подарок. Как захочешь есть-пить, разверни эту скатёрочку и скажи: “Напой-накорми, скатёрочка!” – всё у тебя будет.
Поблагодарил старик журавля и пошёл домой.
Захотелось ему по дороге есть. Сел он под кусток, развернул скатерть и говорит:
- Напой-накорми, скатёрочка.
Только сказал – и сразу на скатерти всё появилось: и жареное, и пареное, ешь – не хочу.
Наелся, напился старик, свернул скатёрочку и пошёл дальше. Долго ли, коротко ли шёл – застигла его на пути тёмная ночь. Зашёл он в избу к богатому мужику и просится:
- Пустите ночевать прохожего человека.
- Ночевать пустим, - говорит хозяин, - а угощенья не проси.
- Да мне и не надо угощенья, - отвечает старик. – У меня такая скатёрочка есть, что всегда и накормит и напоит вдоволь.
- А ну-ка, покажи!
Старик развернул скатерть и говорит:
- Напой-накорми, скатёрочка!
Не успел сказать – на скатерти всё появилось, что душе угодно.
Удивился хозяин и задумал украсть эту скатерть. Как только старик заснул, он вытащил у него чудесную скатерть, а на место её свою подложил – простую.
Утром старик отправился домой, к своей старухе, и не заметил, что скатерть у него не та. Пришёл и говорит:
- Ну, старуха, теперь не надо тебе хлебы месить да щи варить.
- Как так?
- Да вот так: нас эта скатёрочка потчевать будет.
Развернул на столе скатерть и говорит:
- Напой-накорми, скатёрочка!
А скатерть лежит, как её положили.
- Обманул, видно, меня журавль, - говорит старик. – Пойду его корить: зачем обманывает!
Собрался и пошёл к журавлю. Встретил его журавль и спрашивает:
- Зачем пожаловал, старичок?
- Так и так, - отвечает старик, - плохую ты мне скатёрочку дал.
- Не тужи, - говорит журавль. – Дам я тебе ещё баранчика. Этот баранчик не простой. Как скажешь ему: “Баранчик, встряхнись!” – посыплется из него золото.
Взял старик баранчика и повёл его домой. Под вечер пришёл к тому же богатому мужику.
- Пусти переночевать.
- Иди.
- Да я не один, со мной баранчик.
- А его на дворе оставь.
- Не могу: этот баранчик не простой – он золото даёт.
- Не может этого быть, - говорит богатый мужик.
- А вот может.
Расстелил старик рогожу посреди комнаты, поставил на неё баранчика и говорит:
- Баранчик, встряхнись!
Баранчик встряхнулся, и посыпалось из него золото.
Захотел богатый мужик и баранчика себе взять. Уложил он старика спать и спрятал баранчика. А на его место своего такого же поставил: поди узнай.
Утром старик распрощался с хозяином и пошёл домой. Приходит и говорит:
- Ну, старуха, будем теперь богато жить.
- Откуда же это мы богатство возьмём?
- Вот этот баранчик даёт.
Смотрит старуха на старика, дивится – ничего понять не может. А старик говорит ей:
- Ну-ка, расстели на полу рогожу.
Старуха расстелила. Старик завёл на рогожу баранчика и говорит:
- Баранчик, встряхнись!
А баранчик стоит, как его поставили.
Старик опять:
- Баранчик, встряхнись!
А баранчик стоит да только мекает.
- Эх, опять обманул меня журавль! – говорит старик. – Пойду к нему, опять за обман попеняю.
Собрался и пошёл. Пришёл на болотце, к журавлёвой избушке, стал журавля звать. Вышел к нему журавль и спрашивает:
- Зачем опять пришёл, старичок?
- Да вот все твои подарки плохие, никакого проку с них нет.
Выслушал его журавль и спрашивает:
- А не заходил ли ты к кому по дороге?
- Заходил к богатому мужику.
- Не хвастал ли моими подарками?
- Хвастал.
- Ну, ладно, - говорит журавль, - дам я тебе последний подарок: он тебе и ума придаст и прежние подарки вернёт.
Пошёл в избушку и вынес старику суму:
- Возьми да скажи: “Сорок, из сумы!”
Старик взял суму и говорит:
- А ну, сорок, из сумы!
Не успел сказать, выскочили из сумы сорок молодцев с дубинками – да на старика…
Догадался старик, закричал:
- Сорок, в суму! Сорок, в суму!
Молодцы с дубинками в ту же минуту опять в суму спрятались.
Взял старик суму, поблагодарил журавля и пошёл. Как стемнело, пришёл он к богатому мужику на ночлег. А тот встретил его, как дорогого гостя. Вошёл старик в избу и говорит:
- Куда бы мне эту суму положить?
- Да ты её у порога брось.
- Не могу: не простая это сума, она всякие просьбы исполняет. Надо только сказать: “Сорок, из сумы!”
Хозяин говорит:
- Ну, тогда повесь её на гвоздик.
Старик повесил суму на гвоздик, а сам на печку влез и смотрит, что будет.
Хозяин подождал-подождал, думал – старик уснул, и говорит:
- Сорок, из сумы!
Выскочили тут сорок молодцев с дубинками и давай его бить. Бьют, бьют, убежать не дают. Не своим голосом закричал хозяин:
- Ой, дедушка, дедушка! Проснись скорее, помоги!
Старик с печки отзывается:
- Кто мою скатёрочку подменил?
- Не знаю!
- А, не знаешь, так и помощи у меня не проси.
- Я подменил! Я подменил! Отдам её тебе, только спаси!
Старик спрашивает:
- А кто моего баранчика подменил?
- И баранчика отдам, только в живых меня оставь!
- Никогда впредь обманывать людей не будешь?
- Ой, никогда!
Тут старик говорит:
- Сорок, в суму!
Спрятались сорок молодцев в суму, будто их и не бывало.
Принёс хозяин скатерть, привёл баранчика, сам кряхтит, охает. Старик взял свою скатерть да баранчика и пошёл домой. Пришёл и стал со своей старухой жить-поживать, всех кормить-угощать. И я у него был, мёд-пиво пил, по губам текло, а в рот не попало.
Царевна-лягушка
В старые годы у одного царя было три сына. Вот когда стали сыновья на возрасте, царь собрал их и говорит:
- Сынки мои любезные, покуда я ещё не стар, мне охота бы вас женить, посмотреть на ваших деточек, на моих внучат.
Сыновья отцу отвечают:
- Так что ж, батюшка, благослови. На ком тебе желательно нас женить?
- Вот что, сынки, возьмите по стреле, выходите в чистое поле и стреляйте: куда стрелы упадут, там и судьба ваша.
Сыновья поклонились отцу, взяли по стреле, вышли в чистое поле, натянули луки и выстрелили.
У старшего сына стрела упала на боярский двор, подняла стрелу боярская дочь. У среднего сына упала стрела на широкий купеческий двор, подняла её купеческая дочь.
А у младшего сына, Ивана-царевича, стрела поднялась и улетела, сам не знает куда. Вот он шёл, шёл, дошёл до болота, видит – сидит лягушка, подхватила его стрелу. Иван-царевич говорит ей:
- Лягушка, лягушка, отдай мою стрелу.
А лягушка ему отвечает:
- Возьми меня замуж!
- Что ты, как я возьму себе в жёны лягушку?
- Бери, знать судьба твоя такая.
Закручинился Иван-царевич. Делать нечего, взял лягушку, принёс домой. Царь сыграл три свадьбы: старшего сына женил на боярской дочери, среднего – на купеческой, а несчастного Ивана-царевича – на лягушке.
Вот царь позвал сыновей:
- Хочу посмотреть, которая из ваших жён лучшая рукодельница. Пускай сошьют мне к завтрему по рубашке.
Сыновья поклонились отцу и пошли.
Иван-царевич приходит домой, сел и голову повесил. Лягушка по полу скачет, спрашивает его:
- Что, Иван-царевич, голову повесил? Или горе какое?
- Батюшка велел тебе к завтрему рубашку ему сшить.
Лягушка отвечает:
- Не тужи, Иван-царевич, ложись лучше спать, утро вечера мудренее.
Иван-царевич лёг спать, а лягушка прыгнула на крыльцо, сбросила с себя лягушечью кожу и обернулась Василисой Премудрой, такой красавицей, что и в сказке не расскажешь.
Василиса Премудрая ударила в ладоши и крикнула:
- Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь. Сшейте мне к утру такую рубашку, какую видела я у моего родного батюшки.
Иван-царевич утром проснулся, лягушка опять по полу скачет, а уж рубашка лежит на столе, завёрнута в полотенце. Обрадовался Иван-царевич, взял рубашку, понёс к отцу. Царь в это время принимал дары от больших сыновей. Старший сын развернул рубашку, царь принял её и сказал:
- Эту рубашку в чёрной избе носить.
Средний сын развернул рубашку, царь сказал:
- В ней только в баню ходить.
Иван-царевич развернул рубашку, изукрашенную златом-серебром, хитрыми узорами. Царь только взглянул:
- Ну, вот это рубашка – в праздник её надевать.
Пошли братья по домам – те двое – и судят между собой:
- Нет, видно, мы напрасно смеялись над женой Ивана-царевича: она не лягушка, а какая-нибудь хитра, какая-нибудь колдунья.
Царь опять позвал сыновей:
- Пускай ваши жёны испекут мне к завтрему хлеб. Хочу узнать, которая лучше стряпает.
Иван-царевич голову повесил, пришёл домой. Лягушка его спрашивает:
- Что закручинился?
Он отвечает:
- Надо к завтрему испечь царю хлеб.
- Не тужи, Иван-царевич, лучше ложись спать, утро вечера мудренее.
А те невестки сперва-то смеялись над лягушкой, а теперь послали бабушку-задворенку подсмотреть, как лягушка будет печь хлеб.
Лягушка это смекнула. Замесила квашню, печь сверху разломала да прямо туда, в дыру, всю квашню и опрокинула. Бабушка-задворенка прибежала к царским невесткам, всё рассказала, и те так же стали делать.
А лягушка прыгнула на крыльцо, обернулась Василисой Премудрой, ударила в ладоши:
- Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь. Испеките к утру мягкий белый хлеб, какой я у моего родного батюшки ела.
Иван-царевич утром проснулся, а уж на столе лежит хлеб, изукрашен разными хитростями: по бокам узоры печатные, сверху города с заставами.
Иван-царевич обрадовался, завернул хлеб в полотенце, понёс к отцу. А царь в то время принимал хлебы от больших сыновей. Их жёны-то поспускали тесто в печь, как им бабушка-задворенка сказала, и вышла у них одна горелая грязь. Царь принял хлеб от старшего сына, посмотрел и отослал в людскую. Принял от среднего сына и туда же отослал. А как подал Иван-царевич, царь сказал:
- Вот это хлеб, только в праздник его есть.
И приказал царь трём своим сыновьям, чтобы завтра явились к нему на пир вместе с жёнами.
Опять воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч голову повесил. Лягушка по полу скачет:
- Ква, ква, Иван-царевич, что закручинился? Или услыхал от батюшки слово неприветливое?
- Лягушка, лягушка, как мне не горевать! Батюшка наказал, чтобы я пришёл с тобой на пир, а как я тебя людям покажу?
Лягушка отвечает:
- Не тужи, Иван-царевич, иди на пир один, а я вслед за тобой буду. Как услышишь стук да гром, не пугайся. Спросят тебя, скажи: “Это моя лягушонка в коробчонке едет”.
Иван-царевич и пошёл один. Вот старшие братья приехали с жёнами, разодетыми, разубранными, нарумяненными, насурмлёнными. Стоят да над Иваном-царевичем смеются:
- Что же ты без жены пришёл? Хоть бы на платочке её принёс. Где ты такую красавицу выискал? Чай, все болота исходил.
Царь с сыновьями, с невестками, с гостями сели за столы дубовые, за скатерти браные – пировать. Вдруг поднялся стук да гром, весь дворец затрясся. Гости напугались, повскакали с мест, а Иван-царевич говорит:
- Не бойтесь, честные гости: это моя лягушонка в коробчонке приехала.
Подлетела к царскому крыльцу золочёная карета о шести белых лошадях, и выходит оттуда Василиса Премудрая: на лазоревом платье – частые звёзды, на голове – месяц ясный, такая красавица – ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Берёт она Ивана-царевича за руку и ведёт за столы дубовые, за скатерти браные.
Стали гости есть, пить, веселиться. Василиса Премудрая испила из стакана да последки себе за левый рукав вылила. Закусила лебедем да косточки за правый рукав бросила.
Жёны больших-то царевичей увидали её хитрости и давай то же делать.
Попили, поели, настал черёд плясать. Василиса Премудрая подхватила Ивана-царевича и пошла. Уж она плясала, плясала, вертелась, вертелась – всем на диво. Махнула левым рукавом – вдруг сделалось озеро, махнула правым рукавом – поплыли по озеру белые лебеди. Царь и гости диву дались.
А старшие невестки пошли плясать: махнули рукавом – только гостей забрызгали, махнули другим – только кости разлетелись, одна кость царю в глаз попала. Царь рассердился и прогнал обеих невесток.
В ту пору Иван-царевич отлучился потихоньку, побежал домой, нашёл там лягушечью кожу и бросил её в печь, сжёг на огне.
Василиса Премудрая возвращается домой, хватилась – нет лягушечьей кожи. Села она на лавку, запечалилась, приуныла и говорит Ивану-царевичу:
- Ах, Иван-царевич, что же ты наделал? Если бы ты ещё только три дня подождал, я бы вечно твоей была. А теперь прощай. Ищи меня за тридевять земель, в тридесятом царстве, у Кощея Бессмертного…
Обернулась Василиса Премудрая серой кукушкой и улетела в окно. Иван-царевич поплакал, поплакал, поклонился на четыре стороны и пошёл куда глаза глядят – искать жену, Василису Премудрую. Шёл он близко ли, далёко ли, долго ли, коротко ли, сапоги проносил, кафтан истёр, шапчонку дождик иссёк. Попадается ему навстречу старый старичок.
- Здравствуй, добрый молодец! Что ищешь, куда путь держишь?
Иван-царевич рассказал ему про своё несчастье. Старый старичок говорит ему:
- Эх, Иван-царевич, зачем ты лягушечью кожу спалил? Не ты её надел, не тебе её было снимать. Василиса Премудрая хитрей, мудрей своего отца уродилась. Он за то осерчал на неё и велел ей три года лягушкой быть. Ну, делать нечего, вот тебе клубок: куда он покатится, туда и ступай за ним смело.
Иван-царевич поблагодарил старого старичка и пошёл за клубочком. Клубок катится, он за ним идёт. На поляне попадается ему медведь. Иван-царевич нацелился, хочет убить зверя. А медведь говорит ему человеческим голосом:
- Не бей меня, Иван-царевич, когда-нибудь тебе пригожусь.
Иван-царевич пожалел медведя, не стал его стрелять, пошёл дальше. Глядь, летит над ним селезень. Он нацелился, а селезень говорит ему человеческим голосом:
- Не бей меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь.
Он пожалел селезня и пошёл дальше. Бежит заяц. Иван-царевич опять спохватился, хочет в него стрелять, а заяц говорит человеческим голосом:
- Не убивай меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь.
Пожалел он зайца, пошёл дальше. Подходит к синему морю и видит – на берегу, на песке, лежит щука, едва дышит и говорит ему:
- Ах, Иван-царевич, пожалей меня, брось в синее море.
Он бросил щуку в море, пошёл дальше берегом. Долго ли, коротко ли, прикатился клубочек к лесу. Там стоит избушка на курьих ножках, кругом себя поворачивается.
- Избушка, избушка, стань по-старому, как мать поставила: к лесу задом, ко мне передом.
Избушка повернулась к нему передом, к лесу задом. Иван-царевич вошёл в неё и видит: на печи, на девятом кирпиче, лежит баба-яга, костяная нога, зубы – на полке, а нос до потолка дорос.
- Зачем, добрый молодец, ко мне пожаловал? – говорит ему баба-яга. – Дело пытаешь, аль от дела лытаешь?
Иван-царевич ей отвечает:
- Ах ты, старая хрычовка, ты бы меня прежде напоила, накормила, в бане выпарила, тогда бы и спрашивала.
Баба-яга его выпарила, напоила, накормила, в постель уложила, и Иван-царевич рассказал ей, что ищет свою жену, Василису Премудрую.
- Знаю, знаю, - говорит баба-яга, - твоя жена теперь у Кощея Бессмертного. Трудно её будет достать, нелегко с Кощеем сладить: его смерть на конце иглы, та игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, тот заяц сидит в каменном сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и тот дуб Кощей Бессмертный как свой глаз бережёт.
Иван-царевич у бабы-яги переночевал, и наутро она ему указала, где растёт тот высокий дуб. Долго ли, коротко ли, дошёл туда Иван-царевич, видит – стоит, шумит высокий дуб, на нём каменный сундук, а достать его трудно.
Вдруг, откуда ни возьмись, прибежал медведь, залез на дуб, сорвал сундук. Сундук упал и разбился. Из сундука выскочил заяц – и наутёк во всю прыть. А за ним другой заяц гонится, нагнал и в клочки разорвал. А из зайца вылетела утка, поднялась высоко, под самое небо. Глядь, на неё селезень кинулся, как ударит её – утра яйцо выронила, упало яйцо в синее море…
Тут Иван-царевич залился горючими слезами – где же в море яйцо найти… Вдруг подплывает к берегу щука и держит яйцо в зубах. Иван-царевич разбил яйцо, достал иголку и давай у неё конец ломать. Он ломает, а Кощей Бессмертный бьётся, мечется. Сколько ни бился, ни метался Кощей, сломал Иван-царевич у иглы конец, пришлось Кощею помереть.
Иван-царевич пошёл в Кощеевы палаты белокаменные. Выбежала к нему Василиса Премудрая, поцеловала его в сахарные уста. Иван-царевич с Василисой Премудрой воротились домой и жили долго и счастливо до глубокой старости.
Волшебное кольцо
В некотором царстве, в некотором государстве жил да был старик со старухою, и был у них сын Мартынка. Всю жизнь свою занимался старик охотой, бил зверя и птицу, тем и сам кормился и семью кормил. Пришло время – заболел старик и помер. Остался Мартынка с матерью, потужили-поплакали, да и делать-то нечего: мёртвого назад не воротишь. Пожили с неделю и приели весь хлеб, что в запасе был. Видит старуха, что больше есть нечего, надо за денежки приниматься, а старик-то оставил им двести рублей. Больно не хотелось ей начинать кубышку, однако сколько ни крепилась, а начинать нужно – не с голоду же умирать! Отсчитала сто рублей и говорит сыну:
- Ну, Мартынка, вот тебе сто целковиков, пойди попроси у соседей лошадь, поезжай в город да закупи хлеба; авось как-нибудь зиму переживём, а весной станем работу искать.
Мартынка выпросил телегу с лошадью и поехал в город. Едет он мимо мясных лавок – шум, брань, толпа народу. Что такое? А то мясники изловили охотничьего пса, привязали к столбу и бьют его палками – пёс рвётся, визжит, огрызается… Мартынка подбежал к тем мясникам и спрашивает:
- Братцы! За что вы бедного пса так бьёте немилостиво?
- Да как его, проклятого, не бить, - отвечают мясники, - когда он целую тушу говядины испортил!
- Полно, братцы! Не бейте его, лучше продайте мне.
- Пожалуй, купи, - говорит один мужик шутя, - давай сто рублей.
Мартынка вытащил из-за пазухи сотню, отдал мясникам, а пса отвязал и взял с собой. Пёс начал к нему ласкаться, хвостом так и вертит: понимает, значит, кто его от смерти спас.
Вот приезжает Мартынка домой, мать тотчас стала спрашивать:
- Что купил, сынок?
- Купил себе первое счастье.
- Что ты завираешься, какое там счастье?
- А вот он – Журка! – и показывает ей пса.
- А больше ничего не купил?
- Коли б деньги остались, может и купил бы, только вся сотня за пса пошла.
Старуха заругалась:
- Нам, - говорит, - самим есть нечего, нынче последние поскрёбушки по закромам собрала да лепёшку испекла, а завтра и того не будет!
На другой день вытащила старуха ещё сто рублей, отдаёт Мартынке и наказывает:
- На, сынок! Поезжай в город, купи хлеба, а задаром денег не бросай.
Приехал Мартынка в город, стал ходить по улицам да присматриваться, и попался ему на глаза слой мальчишка: поймал кота, зацепил верёвкой за шею и давай тащить в реку.
- Постой! – закричал Мартынка. – Куда Ваську тащишь?
- Хочу его утопить проклятого!
- За какую провинность?
- Со стола пирог стянул.
- Не топи его, лучше продай мне.
- Пожалуй, купи, давай сто рублей.
Мартынка не стал долго раздумывать, полез за пазуху, вытащил деньги и отдал мальчику, а кота посадил в мешок и повёз домой.
- Что купил, сынок? – спрашивает его старуха.
- Кота Ваську.
- А больше ничего не купил?
- Коли б деньги остались, может и купил бы ещё чего-нибудь.
- Ах ты, дурак этакой! – закричала на него старуха. – Ступай же из дому вон, ищи себе хлеба по чужим людям.
Пошёл Мартынка в соседнее село искать работу. Идёт дорогою, а следом за ним Журка с Васькой бегут. Навстречу им поп:
- Куда, свет, идёшь?
- Иду в батраки наниматься.
- Ступай ко мне, только я работников без ряды беру: кто у меня прослужит три года, того и так не обижу.
Мартынка согласился и без устали три лета и три зимы на попа работал. Пришёл срок к расплате, завёт его хозяин:
- Ну, Мартынка! Иди – получай за свою службу.
Привёл его в амбар, показывает два полных мешка и говорит:
- Какой хочешь, тот и бери!
Смотрит Мартынка – в одном мешке серебро, а в другом песок, и задумался: “Эта штука неспроста приготовлена! Пусть лучше мои труды пропадут, а уж я попытаю, возьму песок – что из этого будет?” и говорит хозяину:
- Я, батюшка, выбираю себе мешок с мелким песочком.
- Ну, свет, твоя добрая воля, бери, коли серебром брезгуешь.
Мартынка взвалил мешок на спину и пошёл искать другого места. Шёл, шёл и забрёл в тёмный, дремучий лес. Среди леса поляна, на поляне огонь горит, в огне девица сидит, да такая красавица, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Говорит красна девица:
- Мартын, вдовьин сын! Если хочешь добыть себе счастья, избавь меня: засыпь это пламя песком, за который ты три года служил.
“И впрямь, - подумал Мартынка, - чем таскать с собой эдакую тяжесть, лучше человеку пособить. Невелико богатство – песок, этого добра везде много!”
Снял мешок, развязал и давай сыпать. Огонь тотчас погас, красная девица ударилась оземь, обернулась змеёю, вскочила доброму молодцу на грудь и обвилась кольцом вокруг шеи. Мартынка испугался.
- Не бойся! – сказала ему змея. – Иди теперь за тридевять земель, в тридесятое царство, в подземельное государство, там мой батюшка царствует. Как придёшь к нему на двор, будет он давать тебе много злата, и серебра, и самоцветных камней, - ты ничего не бери, а проси у него с мизинного перста колечко. То кольцо не простое; если перекинуть его с руки на руку – тотчас двенадцать молодцев явятся и, что им ни будет приказано, всё за единую ночь сделают.
Отправился добрый молодец в путь-дорогу. Близко ли, далёко ли, скоро ли, коротко ли, приходит к тридесятому царству и видит огромный камень. Тут соскочила с его шеи змея, ударилась о сырую землю и сделалась по-прежнему красною девицею.
- Ступай за мной! – говорит красная девица и повела его под тот камень.
Долго шли они подземным ходом, вдруг забрезжился свет – всё светлей да светлей, и вышли они на широкое поле, под ясное небо. На том поле великолепный дворец выстроен, а во дворце живёт отец красной девицы, царь той подземельной стороны.
Входят путники в палаты белокаменные, встречает их царь ласково.
- Здравствуй, - говорит, - дочь моя милая, где ты столько лет скрывалась?
- Свет ты мой, батюшка! Я бы совсем пропала, если бы не этот человек: он меня от злой, неминуемой смерти освободил и сюда в родные места привёл.
- Спасибо тебе, добрый молодец! – сказал царь. – За твою добродетель наградить тебя надо. Бери себе и злата, и серебра, и камней самоцветных, сколько твоей душе хочется.
Отвечает ему Мартын, вдовьин сын:
- Ваше царское величество! Не требуется мне ни злата, ни серебра, ни камней самоцветных. Коли хочешь жаловать, дай мне колечко со своей царской руки – с мизинного перста. Я человек холостой, стану на колечко почаще посматривать, стану про невесту раздумывать, тем свою скуку разгонять.
Царь тотчас снял кольцо, отдал Мартыну.
- На, владей на здоровье! Да смотри, никому про кольцо не рассказывай, не то сам себя в большую беду втянешь!
Мартын, вдовьин сын, поблагодарил царя, взял кольцо да малую толику денег на дорогу и пустился обратно тем же путём, каким прежде шёл. Близко ли, далёко ли, скоро ли, коротко ли, воротился на родину, разыскал свою мать-старуху, и стали они вместе жить-поживать без всякой нужды и печали.
Захотелось Мартынке жениться; пристал он к матери, посылает её свахою.
- Ступай, - говорит, - к самому королю, высватай за меня прекрасную королевну.
- Эй, сынок! – отвечает старуха. – Рубил бы ты дерево по себе – лучше бы вышло. А то вишь что выдумал! Ну, зачем я к королю пойду? Известное дело, он осердится и меня, и тебя велит казни предать.
- Ничего, матушка! Небось, коли я посылаю, значит – смело иди. Какой будет ответ от короля, про то мне скажи, а без ответу и домой не возвращайся.
Собралась старуха и поплелась в королевский дворец. Пришла на двор и прямо на парадную лестницу, так и прёт без всякого докладу. Ухватили её часовые:
- Стой, старая ведьма! Куда тебя черти несут? Здесь даже генералы не смеют ходить без доклада…
- Ах вы, такие-сякие! – закричала старуха. – Я пришла к королю с добрым делом, хочу высватать его дочь королевну за моего сынка, а вы хватаете меня за полы.
Такой шум подняла! Король услыхал крики, глянул в окно и велел допустить к себе старушку. Вот вошла она в комнату и поклонилась королю.
- Что скажешь, старушка? – спросил король.
- Да вот пришла к твоей милости. Не во гнев тебе сказать: есть у меня купец, у тебя товар. Купец-то – мой сынок Мартынка, пребольшой умница, а товар – твоя дочка, прекрасная королевна. Не отдашь ли её замуж за моего Мартынку? То-то пара будет!
- Что ты, или с ума сошла? – закричал на неё король.
- Никак нет, ваше королевское величество! Извольте ответ дать.
Король тем же часом собрал к себе министров, и начали они судить да рядить, какой бы ответ дать старухе. И присудили так: пусть-де Мартынка за единые сутки построит богатейший дворец, и чтобы от того дворца до королевского был сделан хрустальный мост, а по обеим сторонам моста росли бы деревья с золотыми и серебряными яблоками, на тех же деревьях пели бы разные птицы. Да ещё пусть выстроит пятиглавый собор: было бы где венец принять, было бы где свадьбу справлять. Если старухин сын всё это сделает, тогда можно за него и королевну отдать: значит, больно мудрён. А если не сделает, то и старухе, и ему срубить за провинность головы. С таким-то ответом и отпустили старуху. Идёт она домой – шатается, горючими слезами заливается. Увидала Мартынку:
- Ну, - говорит, - сказывала я тебе, сынок, не затевай лишнего, а ты всё своё. Вот теперь и пропали наши бедные головушки, быть нам завтра казнёнными.
- Полно, матушка! Авось живы останемся. Ложись почивать – утро, кажись, мудренее вечера.
Ровно в полночь встал Мартын с постели, вышел на широкий двор, перекинул кольцо с руки на руку – и тотчас явились перед ним двенадцать молодцев, все на одно лицо, волос в волос, голос в голос.
- Что тебе понадобилось, Мартын, вдовьин сын?
- А вот что: сделайте мне к свету на этом месте богатейший дворец, и чтобы от моего дворца до королевского был хрустальный мост, по обеим сторонам росли бы деревья с золотыми и серебряными яблоками, на тех деревьях пели бы разные птицы, да ещё выстройте пятиглавый собор: было бы где венец принять, было бы где свадьбу справлять.
Отвечали двенадцать молодцев:
- К завтрему всё будет готово!
Бросились они по разным местам, согнали со всех сторон мастеров и плотников и принялись за работу: всё у них спорится, быстро дело делается. Наутро проснулся Мартынка не в простой избе, а в знатных, роскошных покоях; вышел на высокое крыльцо, смотрит – всё как есть готово: и дворец, и собор, и мост хрустальный, и деревья с золотыми и серебряными яблоками.
В ту пору и король выступил на балкон, глянул в подзорную трубочку и диву дался: всё по приказу сделано! Призывает к себе прекрасную королевну и велит к венцу снаряжаться.
- Ну, - говорит, - не думал я, не гадал отдавать тебя замуж за мужичьего сына, да теперь миновать того нельзя.
Вот пока королевна умывалась, притиралась, в дорогие уборы рядилась, Мартын, вдовьин сын, вышел на широкий двор и перекинул колечко с руки на руку – вдруг двенадцать молодцев словно из земли выросли:
- Что угодно, что надобно?
- А вот, братцы, оденьте меня в боярский кафтан да приготовьте расписную коляску и шестёрку лошадей.
- Сейчас будет готово!
Не успел Мартынка три раза моргнуть, а уж притащили ему кафтан; надел он кафтан – как раз впору, словно по мерке сшит. Оглянулся – у подъезда коляска стоит, в коляску чудные кони запряжены – одна шерстинка серебряная, а другая золотая. Сел он в коляску и поехал в собор. Там уж давно к обедне звонят, и народу привалило видимо-невидимо. Вслед за женихом приехала и невеста со своими няньками и мамками, и король со своими министрами. Отстояли обедню, а потом, как следует, взял Мартын, вдовьин сын, прекрасную королевну за руку и принял закон с нею. Король дал за дочкой богатое приданое, наградил зятя большим чином и задал пир на весь мир.
Живут молодые месяц, и два, и три. Мартынка что ни день новые дворцы строит да сады разводит. Только королевне больно не по сердцу, что выдали замуж не за царевича, не за королевича, а за простого мужика. Стала думать, как бы его со света сжить. Прикинулась такою лисою, что и на поди! Всячески за мужем ухаживает, всячески ему услуживает да всё про его мудрость выспрашивает. Мартынка крепится, ничего не рассказывает.
Вот как-то раз был он у короля в гостях, выпил изрядно зелена вина, вернулся домой и лёг отдохнуть. Тут королевна и пристала к нему, давай его целовать-миловать, ласковыми словами прельщать и так умаслила: рассказал ей Мартынка про своё чудодейственное колечко.
“Ладно, - думает королевна, - теперь я с тобой разделаюсь!”
Только заснул он крепким сном, королевна хвать его за руку, сняла с мизинного пальца колечко, вышла на широкий двор и перекинула то кольцо с руки на руку. Тотчас явились перед ней двенадцать молодцев.
- Что угодно, что надобно, прекрасная королевна?
- Слушайте, ребята! Чтоб к утру не было здесь ни дворца, ни собора, ни моста хрустального, а стояла бы по-прежнему старая избушка. Пусть мой муж в бедности остаётся, а меня унесите за тридевять земель, в тридесятое царство, в мышье государство. От одного стыда не хочу здесь жить!
- Рады стараться, всё будет исполнено!
В ту же минуту подхватило её ветром и унесло в тридесятое царство, в мышье государство.
Утром проснулся король, вышел на балкон посмотреть в подзорную трубочку – нет ни дворца с хрустальным мостом, ни собора пятиглавого, а только стоит старая избушка.
“Что бы это значило? – думает король. – Куда всё делось?”
И, не мешкая, посылает своего адъютанта разузнать на месте: что такое случилось? Адъютант поскакал верхом и, воротясь назад, докладывает государю:
- Ваше величество! Где был богатейший дворец, там стоит по-прежнему худая избушка, в той избушке ваш зять со своей матерью поживает, а прекрасной королевны и духу нет, и неведомо, где она нынче находится.
Король созвал большой совет и велел судить своего зятя, зачем-де обольстил его волшебством и сгубил прекрасную королевну. Осудили Мартынку отвести в лес, заколотить в высоком дупле и не давать ему ни есть, ни пить. Пусть умрёт с голоду. Явились солдаты, схватили Мартынку, отвели в лес и заколотили в высоком дупле наглухо, только малое окошечко для света оставили. Сидит он, бедный, в заключении, не ест, не пьёт день, и другой, и третий да слезами обливается.
Узнал про ту напасть пёс Журка, прибежал в избушку, а кот Васька на печи лежит, мурлыкает. Напустился на него Журка:
- Ах ты, подлец, Васька! Только знаешь на печи лежать да потягиваться, а того не ведаешь, что хозяин наш в дупле заколочен. Видно, позабыл старое добро, как он сто рублей заплатил да тебя от смерти освободил. Кабы не он, давно бы тебя, черви источили! Вставай скорей! Надо помогать ему всеми силами.
Кот Васька соскочил с печки и вместе с Журкой побежал к хозяину. Прибежали в лес к дереву, Васька вскарабкался наверх, влез в окошечко:
- Здравствуй, хозяин! Жив ли ты?
- Еле жив, - отвечает Мартынка, - совсем отощал без еды, приходится умирать голодной смертью.
- Постой, не тужи! Мы тебя и накормим, и напоим, - сказал Васька, вылез в окошко и спустился на землю.
- Ну, брат Журка! Наш хозяин с голоду умирает, как бы нам ухитриться да помочь ему?
- Дурак ты, Васька! И этого не придумаешь. Пойдём-ка по городу, как только встретится булочник с лотком, я живо подкачусь ему под ноги и собью у него лоток с головы. Тут ты смотри не плошай! Хватай поскорей калачи да булки и тащи к хозяину.
Вот вышли они на большую улицу, а навстречу им мужик с лотком. Журка бросился ему под ноги, мужик пошатнулся, выронил лоток, рассыпал все хлебы да с испугу пустился бежать в сторону: боязно ему, что собака, пожалуй, бешеная – долго ли до беды! А кот Васька цап за булку и потащил к Мартынке; отдал одну – побежал за другой, отдал другую – побежал за третьей.
После того вздумали кот Васька да пёс Журка идти в тридесятое царство, в мышье государство – добывать чудодейное кольцо. Дорога дальняя, много времени утечёт… Натаскали они Мартынке сухарей, калачей и всякой всячины на целый год и говорят:
- Смотри же, хозяин! Ешь-пей, да оглядывайся, чтобы хватило тебе запасов до нашего возвращения.
Попрощались и отправились в путь-дорогу. Близко ли далёко, скоро ли коротко, приходят они к синему морю. Говорит Журка коту Ваське:
- Я надеюсь переплыть на ту сторону, а ты как думаешь?
Отвечает Васька:
- Я плавать не мастак, сейчас потону!
- Ну, садись ко мне на спину!
Кот Васька сел псу на спину, уцепился когтями в шерсть, чтобы не свалиться, и поплыли они по морю. Перебрались на другую сторону и пришли в тридесятое царство, в мышье государство. В том государстве не видать ни души человеческой, зато столько мышей, что и сосчитать нельзя: куда ни сунься, так стаями и ходят! Говорит Журка коту Ваське:
- Ну-ка, брат, принимайся за охоту, начинай этих мышей душить-давить, а я стану загребать да в кучу складывать.
Васька к той охоте привычен; как пошёл расправляться с мышами по-своему, что ни цапнет – то и дух вон! Журка едва поспевает в кучу складывать и в неделю наклал большую скирду! На всё царство налегла кручина великая. Видит мышиный царь, что в народе его недочёт оказывается, что много подданных злой смерти предано, вылез из норы и взмолился перед Журкою и Ваською:
- Бью челом вам, сильномогучие богатыри! Сжальтесь над моим народишком, не губите до конца. Лучше скажите, что вам надобно? Что смогу, всё для вас сделаю.
Отвечает ему Журка:
- Стоит в твоём государстве дворец, в том дворце живёт прекрасная королевна. Унесла она у нашего хозяина чудодейное колечко. Если ты не добудешь нам того колечка, то и сам пропадёшь, и царство твоё сгинет: всё как есть запустошим!
- Постойте, - говорит мышиный царь, - я соберу своих подданных и спрошу у них.
Тотчас собрал он мышей, и больших, и малых, и стал выспрашивать: не возьмётся ли кто из них пробраться во дворец к королевне и достать чудодейное кольцо? Вызвался один мышонок:
- Я, - говорит, - в том дворце часто бываю: днём королевна носит кольцо на мизинном пальце, а на ночь, когда спать ложится, кладёт его в рот.
- Ну-ка, постарайся добыть его. Коли сослужишь эту службу, награжу тебя по-царски.
Мышонок дождался ночи, пробрался во дворец и залез потихоньку в спальню. Смотрит – королевна крепко спит. Он вполз на постель, всунул королевне в нос свой хвостик и давай щекотать в ноздрях. Она чихнула – кольцо изо рта выскочило и упало на ковёр. Мышонок прыг с кровати, схватил кольцо в зубы и отнёс своему царю. Царь мышиный отдал его сильномогучим богатырям. Они на том царю благодарствовали и стали совет держать: кто лучше кольцо сбережёт? Кот Васька говорит:
- Давай мне, уж я ни за что не потеряю!
- Ладно, - говорит Журка, - смотри же, береги его пуще своего глаза.
Кот взял кольцо в рот, и пустились они в обратный путь. Вот дошли до синего моря. Васька вскочил Журке на спину, уцепился лапами как можно крепче, а Журка в воду – и поплыл через море. Плывёт час, плывёт другой. Вдруг откуда ни возьмись – прилетел чёрный ворон, пристал к Ваське и давай долбить его в голову. Бедный кот не знает, что ему делать, как от врага оборониться? Если пустить в дело лапы – чего доброго, опрокинешься в море и на дно пойдёшь; если показать зубы – пожалуй, кольцо выронишь. Беда, да и только! Долго терпел он, да под конец невмоготу стало – продолбил ему ворон буйную голову до крови. Озлобился Васька, стал зубами обороняться – и уронил кольцо в синее море. Чёрный ворон поднялся вверх и улетел в тёмные леса.
А Журка, как скоро выплыл на берег, тотчас же про кольцо спросил. Васька стоит, голову понуривши.
- Прости, - говорит, - виноват я, брат. Я кольцо в море уронил.
Напустился на него Журка:
- Ах ты, олух! Счастлив ты, что я прежде того не узнал, я бы тебя, разиню, в море утопил! Ну, с чем мы теперь к хозяину явимся? Сейчас полезай в воду: или кольцо добудь, или сам пропадай!
- Что в том прибыли, коли я пропаду? Лучше давай ухитряться: давай на раков, как на мышей прежде, охотиться, авось на наше счастье они нам помогут кольцо найти.
Журка согласился; стали они ходить по морскому берегу, стали раков душить да в кучу складывать. Большой ворох наклали. На ту пору вылез из моря огромный рак, захотел погулять на чистом воздухе. Журка с Васькой сейчас его слапали и ну тормошить во все стороны.
- Не душите меня, сильномогучие богатыри, я – царь над всеми раками, что прикажете, то и сделаю.
- Мы уронили кольцо в море, разыщи его и доставь, коли хочешь милости, а без этого всё твоё царство до конца разорим!
Царь-рак в ту же минуту созвал своих подданных и стал про кольцо расспрашивать. Вызвался один малый рак:
- Я, - говорит, - знаю, где оно находится. Как только упало кольцо в море, тотчас подхватила его рыба-белужина и проглотила на моих глазах.
Тут все раки бросились по морю разыскивать рыбу-белужину, зацапали её, бедную, и давай щипать клещами; уж они гоняли-гоняли её по морю, ни на единый миг покоя на давали. Рыба и туда, и сюда, вертелась-вертелась и выскочила на берег. Царь-рак вылез из воды и говорит коту Ваське да псу Журке:
- Вот вам, сильномогучие богатыри, рыба-белужина, теребите её немилостиво: она ваше кольцо проглотила.
Журка бросился на белужину и начал её с хвоста уписывать. “Ну, - думает, - досыта теперь наемся!”
А шельма-кот знает, где скорее кольцо найти, принялся за белужье брюхо, прогрыз дыру и живо на кольцо напал. Схватил кольцо в зубы и давай бог ноги, что есть силы бежит, а на уме у него такая думка: “Прибегу я к хозяину, отдам ему кольцо и похвалюсь, что один всё дело устроил, будет меня хозяин любить и жаловать больше, чем Журку!”
Тем временем Журка наелся досыта, смотрит – где же Васька? И догадался, что товарищ его себе на уме: хочет неправдой у хозяина выслужиться.
- Так врешь же, плут Васька! Вот я тебя нагоню, в мелкие куски разорву.
Побежал Журка в погоню, долго ли, коротко ли, нагоняет он кота Ваську и грозит ему бедой неминучею. Васька усмотрел в поле берёзку, вскарабкался на неё и засел на самой верхушке.
- Дурак ты, Журка! – говорит Васька. – Ну разорвешь ты меня, а кто же колечко в дупло хозяину донесёт? Давай мириться?
Три дня сидел кот Васька на берёзе. Три дня пёс Журка не мог унять злость на товарища, пока на мировую не согласился.
Помирились и вместе к Мартынке отправились. Васька на дерево влез, просунулся в окошечко дупла и спрашивает:
- Жив ли, хозяин?
- Здравствуй, Васенька! Я уж думал, вы не воротитесь. Три дня как без хлеба сижу.
Кот подал ему чудодейное кольцо. Мартынка дождался глухой полночи, перекинул кольцо с руки на руку – тотчас явились к нему двенадцать молодцев:
- Что угодно, что надобно?
- Поставьте, ребята, мой прежний дворец, и мост хрустальный, и собор пятиглавый и перенесите сюда мою неверную жену. Чтобы к утру всё было готово.
Сказано – сделано. Поутру проснулся король, вышел на балкон, посмотрел в подзорную трубочку: где избушка стояла, там богатейший дворец выстроен, от того дворца до королевского хрустальный мост тянется, по обеим сторонам моста растут деревья с золотыми и серебряными яблоками. Король приказал заложить коляску и поехал разведать, впрямь ли всё стало по-прежнему, или это только ему привиделось?
Мартынка встречает его у ворот:
- Всё по-прежнему, да не по-прежнему. Так и так, - вот что со мной королевна сделала.
Король присудил её казнить: взяли неверную жену, привязали к хвосту дикого жеребца и пустили его в чистое поле; размыкало её по яругам, по крутым оврагам.
А Мартынка и теперь живёт, хлеб жуёт.
Петушок-вертушок и чудо-меленка
Жили-были старик со старухой. Ели они раз горох и уронили одну горошинку на пол. Покатилась горошинка по полу и скатилась в подполье. Долго ли, коротко ли лежала там горошина, только вдруг стала расти. Росла, росла и выросла до полу. Старуха увидела и говорит:
- Старик, надобно пол-то прорубить, пускай горошина растёт выше. Как вырастет – станем в избе горох рвать.
Старик прорубил пол, а горошина всё растёт да растёт – и доросла до потолка. Прорубил старик и потолок, а горошина всё растёт да растёт – и выросла до самого неба…
Кончился у старика со старухой старый горох, взял старик мешок и полез на горошину, стручки рвать. Лез-лез, добрался до туч и видит: сидит на туче петушок-вертушок, а рядом стоит меленка – золотая-голубая.
Старик не долго думая взял с собой и меленку, и петушка и спустился по горошине в избу. Спустился и говорит:
- Вот тебе, старуха, подарочек: петушок-вертушок да меленка!
Старуха говорит:
- Ну-ка, я эту меленку сейчас испытаю!
Взяла меленку, повернула разок – глядь, упали на стол блин да пирог. Что ни повернёт – всё блин да пирог, блин да пирог!
Обрадовались старик со старухой: стали жить не тужить. Всё им чудо-меленка даёт!
Ехал раз мимо их избушки какой-то богатый барин. Остановился он возле крылечка и спрашивает:
- Эй, старики, нет ли у вас чего-нибудь поесть? Я с дороги проголодался.
Старуха говорит:
- Чего ж тебе, барин, дать поесть? Разве блинков да пирожков?
Взяла меленку, повернула. Стали падать блинки да пирожки. Барин смотрит, диву даётся. Поел он и говорит:
- Продай мне, старуха, эту меленку!
- Нет, барин, не продам – самим нужна.
Барин дождался, когда старик со старухой вышли из избушки, и украл у них меленку. Вскочил в коляску и уехал.
Хватились вечером старик со старухой – нет меленки! Стали они горевать, слёзы проливать.
А петушок-вертушок кричит:
- Не плачьте, дедушка и бабушкой! Я полечу к барину, отниму нашу меленку!
Взвился петушок и полетел над полями, над реками, над дремучими лесами. Прилетел он к барскому дому, сел на ворота и кричит:
- Ку-ка-ре-ку! Барин, барин, отдай нашу меленку – золотую-голубую!
Услыхал это барин, рассердился и приказал слугам:
- Эй, слуги, возьмите петуха, бросьте его в воду!
Поймали слуги петушка, бросили в колодец. А петушок сидит в колодце, пьёт воду да приговаривает:
- Носик, носик, пей воду! Ротик, ротик, пей воду! – и выпил всю воду.
Выпил всю воду, вылетел из колодца и полетел к барскому дому. Прилетел на балкон и опять кричит:
- Ку-ка-ре-ку! Барин, барин, отдай нашу меленку – золотую-голубую!
Ещё пуще рассердился барин и велел бросить петушка в горячую печь. Поймали петушка, бросили в горячую печь – прямо в огонь. А петушок сидит в печке да приговаривает:
- Носик, носик, лей воду! Ротик, ротик, лей воду! – и залил весь огонь в печи.
Вылетел петушок из печи, влетел прямо в барский дом, уселся на подоконник и опять кричит:
- Ку-ка-ре-ку! Барин, барин, отдай нашу меленку – золотую-голубую! Не захочешь отдать – буду в голову клевать!
Стал барин своих слуг скликать:
- Эй, слуги! Хватайте петуха! Рубите его саблями!
Прибежали слуги и давай саблями махать, а петушок-вертушок сабель, как ножей, боится, от блеска уворачивается. Порубили слуги друг друга – петушок на барина набросился: сел ему на голову и давай темя клевать. Барин туда, барин сюда, а петушок не отстаёт.
Барин – бежать, а петушок схватил меленку и полетел с ней к старику и старухе. Прилетел и кричит:
- Ку-ка-ре-ку! Принёс я нашу меленку – золотую-голубую!
Обрадовались старик со старухой. Взяли они меленку и стали жить-поживать, всех блинками да пирожками угощать.
Белая уточка
Один князь женился на прекрасной княжне и не успел ещё на неё наглядеться, не успел с нею наговориться, не успел её наслушаться, а уж надо им расставаться, - надо было ехать ему в дальний путь, покидать жену на чужих руках. Что делать! Говорят, век обнявшись не просидеть. Много плакала княгиня, много князь её уговаривал, наказывал не покидать высокого терема, не ходить на беседу, с дурными людьми не водиться, плохих речей не слушаться. Княгиня обещала всё исполнить. Князь уехал, она заперлась в своём покое и не выходит.
Долго ли, коротко ли, пришла к ней женщина, казалось такая простая, сердечная!
- Что, - говорит, - ты скучаешь? Хотя бы на божий свет поглядела, хоть бы по саду прошлась, тоску развеяла, голову освежила.
Долго княгиня отговаривалась, не хотела, наконец подумала: по саду походить не беда, и пошла. В саду приятно журчала ключевая хрустальная вода.
- Что, - говорит женщина, - день такой жаркий, солнце палит, а водица студёная - так и плещет, не искупаться ли нам здесь?
- Нет, нет, не хочу! – а там подумала: “Ведь искупаться не беда!”
Скинула сарафанчик и прыгнула в воду. Только окунулась, женщина ударила её по спине:
- Плыви ты, - говорит, - белою уточкой!
И поплыла княгиня белою уточкой. Ведьма тотчас нарядилась в её платье, убралась, намалевалась и села ожидать князя. Только щенок вякнул, колокольчик звякнул, она уж бежит навстречу, бросилась к князю, целует, милует. Он обрадовался, сам руки протянул и не распознал её.
А белая уточка нанесла яичек, вывела деточек – двух хороших, а третьего – заморышка. И деточки её вышли – ребяточки. Она их вырастила, стали они вдоль реченьки ходить, золотую рыбку ловить, лоскутики собирать, кафтанчики сшивать, скакать в воду и на бережок, да поглядывать на лужок.
- Ох, не ходите туда, дети! – говорила мать.
Дети не слушали: нынче поиграют на травке, завтра побегают по муравке, дальше-дальше – и забрались на княжий двор. Ведьма чутьём их узнала, зубами заскрипела…
Вот зазвала ведьма деточек, накормила, напоила, спать уложила, а сама велела разложить огня, навесить котлы, наточить ножи. Легли два братца и заснули; а заморышка, чтоб не застудить, как приказала им мать, в пазушку укрыли – заморышек-то и не спит, всё слышит, всё видит.
Ночью пришла ведьма под дверь спаленки и спрашивает:
- Спите вы, детки, иль нет?
Заморышек отвечает:
- Мы спим – не спим, думу думаем, что хотят нас всех порезати, огни кладут калиновые, котлы висят кипучие, ножи точат булатные!
- Не спят!
Ведьма ушла, походила, походила, опять под дверь:
- Спите, детки, или нет?
Заморышек опять говорит то же:
- Мы спим – не спим, думу думаем, что хотят нас всех порезати, огни кладут калиновые, котлы висят кипучие, ножи точат булатные!
“Что ж это всё один голос?” – подумала ведьма, отворила потихоньку дверь и видит: оба брата спят крепким сном. Тотчас обвела их мёртвой рукой – и они померли.
Ушла ведьма, зовёт слуг деток вынести. Вылез заморышек из пазушки и побежал искать мать - белую уточку.
А белая уточка уже деток кличет. Зачуяло её сердце недоброе. Прибежал заморышек, зовёт её на княжий двор, а там белые, как платочки, холодные, как пласточки, лежат братцы рядом. Кинулась она к ним, бросилась, крылышки распустила, деточек обхватила и материнским голосом завопила:
- Кря, кря, мои деточки!
Кря, кря, голубяточки!
Я нуждой вас выхаживала,
Я слезой вас выпаивала,
Тёмну ночь не досыпала,
Сладок кус недоедала!
- Жена, слышь небывалое? Утка разговаривает.
- Это тебе чудится! Вели утку со двора прогнать!
Её прогонят, она облетит да опять к деткам:
- Кря, кря, мои деточки!
Кря, кря, голубяточки!
Погубила вас ведьма старая,
Ведьма старая, змея лютая,
Змея лютая, подколодная.
Отняла у вас отца родного,
Отца родного – моего мужа,
Потопила меня в быстрой реченьке,
Обратила меня в белу уточку,
А сама живёт-величается!
“Эге!” – подумал князь и закричал:
- Поймайте мне белую уточку!
Бросились все, а белая уточка летает и никому не даётся. Выбежал князь сам, она к нему на руки пала. Взял он её за крылышко и говорит:
- Стань белая берёза у меня позади, а красная девица впереди!
Белая берёза вытянулась у него позади, а красная девица стала впереди, и в красной девице князь узнал свою молодую княгиню.
Тотчас поймали сороку, подвязали ей два пузырька, велели в один набрать воды живящей, в другой говорящей. Сорока слетала, принесла воды. Сбрызнули деток живящей водою – они встрепенулись, сбрызнули говорящей – они заговорили.
И стала у князя целая семья, и стали все жить-поживать, добра наживать, худо забывать. А ведьму привязали к лошадиному хвосту, размыкали по полю: где оторвалась нога – там стала кочерга, где рука – там грабли, где голова – там куст да колода; налетели птицы – мясо поклевали, поднялися ветры – кости разметали, и не осталось от неё ни следа, ни памяти!
Кузьма Скоробогатый
Жил-проживал Кузьма один-одинёшенек в тёмном лесу, ни скинуть, ни надеть у него ничего не было, а постелить – и не заводил.
Вот поставил он капкан. Утром пошёл посмотреть – попала лисица.
- Ну, лисицу теперь продам, деньги возьму, на то и жениться буду.
Лисица ему говорит:
- Кузьма, отпусти меня, я тебе великое добро доспею, сделаю тебя Кузьмой Скоробогатым, только ты изжарь мне одну курочку с масличком – пожирнее.
Кузьма согласился. Изжарил курочку. Лиса наелась мясца, побежала в царские заповедные луга и стала на тех заповедных лугах кататься-валяться:
- У-у-у! У царя была в гостях, чего хотела – пила и ела; завтра звали, опять пойду.
Бежит волк и спрашивает:
- Чего, кума, катаешься, лаешь?
- Как мне не кататься, не лаять! У царя была в гостях, чего хотела – пила и ела; завтра звали, опять пойду.
Волк и просит:
- Лисанька, не сведёшь ли меня к царю на обед?
- Станет царь из-за тебя одного беспокоиться! Собирайтесь вы – сорок волков, тогда поведу вас в гости к царю.
Волк стал по лесу бегать, волков собирать. Собрал сорок волков, привёл их к лисице, и лиса повела их к царю. Пришли к царю, лиса забежала вперёд и говорит:
- Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый кланяется тебе сорока волками.
Царь обрадовался, приказал всех волков загнать в ограду, запереть накрепко и сам думает: “Богатый человек Кузьма”.
А лисица побежала к Кузьме. Велела изжарить ещё одну курочку с масличком, пожирнее, пообедала сытно и пустилась на царские заповедные луга.
Катается, валяется по заповедным лугам. Бежит медведь мимо, увидал лису и говорит:
- Эк ведь, проклятая вертихвостка, как обтрескалась!
А лиса ему:
- У-у-у! У царя была в гостях, чего хотела – пила и ела; завтра звали, опять пойду.
Медведь стал просить:
- Лиса, не сведёшь ли меня к царю на обед?
- Для одного тебя царь беспокоиться не захочет. Собери сорок чёрных медведей – поведу вас в гости к царю.
Медведь побежал в дуброву, собрал сорок чёрных медведей, привёл их к лисе, и лисица повела их к царю. Сама забежала вперёд и говорит:
- Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый кланяется тебе сорока медведями.
Царь весьма тому обрадовался, приказал загнать медведей и запереть накрепко. Сам думает: “Вот какой богатый человек Кузьма”.
А лисица опять прибежала к Кузьме и велела зажарить курочку с петушком, с масличком – пожирнее. Скушала на здоровье – и давай кататься-валяться в царских заповедных лесах.
Бежит мимо соболь с куницей:
- Эх, лукавая лиса, где так жирно накушалась?
- У-у-у! У царя была в гостях, чего хотела – пила и ела; завтра звали, опять пойду.
Соболь и куница стали упрашивать лису:
- Кумушка, своди нас к царю. Мы хоть посмотрим, как пируют.
Лиса им говорит:
- Соберите сорок сороков соболей да куниц – поведу вас к царю.
Согнали соболь и куница сорок сороков соболей и куниц. Лиса повела их к царю, сама вперёд забежала:
- Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый кланяется тебе сорока сороками соболей да куниц.
Царь не может надивиться богатству Кузьмы Скоробогатого. Велел и этих зверей загнать, запереть накрепко. “Вот, чудо! – думает. – Какой богач Кузьма”.
На другой день лисица опять прибегает к царю:
- Царь, добрый человек Кузьма Скоробогатый приказал мне тебе кланяться и просит ведро с обручами – серебряные деньги мерять. Свои-то вёдра у него золотом заняты.
Царь без отказу дал лисе ведро с обручами. Лиса прибежала к Кузьме и велела мерять ведром песок, чтобы высветлить у ведра бочок.
Как высветлило у ведра бочок, лиса заткнула за обруча сколько-то мелких денежек и понесла назад царю. Принесла и стала сватать у него прекрасную царевну за Кузьму Скоробогатого.
Царь видит – денег много у Кузьмы: за обруча западали, он и не заметил. Царь не отказывает, велит Кузьме изготовиться и приезжать.
Поехал Кузьма к царю. А лисица вперёд забежала и подговорила работников подпилить мостик.
Кузьма только что въехал на мостик – он вместе с ним и рушится в воду. Лисица стала кричать:
- Ахти! Пропал Кузьма Скоробогатый!
Царь услышал и тотчас послал людей перехватить Кузьму. Вот они перехватили его, а лиса кричит:
- Ахти! Надо Кузьме одёжу дать – какую получше.
Царь дал Кузьме свою одёжу праздничную.
Приехал Кузьма к царю. А у царя ни пива варить, ни вина курить – всё готово.
Обвенчался Кузьма с царевной и живёт у царя неделю, живёт другую.
- Ну, - говорит царь, - поедем теперь, любезный зять, к тебе в гости.
Кузьме делать нечего, надо собираться. Вот и жалуется он лисе:
- Ох, недолго, лисанька, мне осталось Скоробогатым быть!
- Не горюй! Запрягай лошадей и езжай по моим следам вперёд да вперёд, а там увидишь, что будет.
Прибежала лиса к царю:
- Вам, батюшка-царь, хоть царь-пушкой удивить слуг Кузьмы Скоробогатого надо. Велите её с собой взять. Согласился царь.
Запрягли утром лошадей и поехали. Пушку за каретой везут.
А лисица ещё вечером вперёд убежала. Видит – пастухи стерегут стадо овец, - она их спрашивает:
- Пастухи, пастухи! Чьё стадо пасёте?
- Змея Горыныча.
- Сказывайте, что это стадо Кузьмы Скоробогатого, а то едут царь Огонь и царица Молница: коли не скажите им, что это стадо Кузьмы Скоробогатого, они вас всех и с овцами-то сожгут и спалят.
Пастухи видят, что дело неминучее, и обещали сказывать про Кузьму Скоробогатого, как лиса научила.
А лиса вперёд пустилась. Видит – другие пастухи стерегут коров.
- Пастухи, пастухи! Чьё стадо пасёте?
- Змея Горыныча.
- Сказывайте, что это стадо Кузьмы Скоробогатого, а то едут царь Огонь и царица Молница: они вас всех с коровами сожгут и спалят, коли станете поминать Змея Горыныча.
Пастухи согласились. Лиса вперёд побежала. Добегает до конского табуна Змея Горыныча, велит пастухам сказывать, что этот табун Кузьмы Скоробогатого.
- А то едут царь Огонь да царица Молница: они вас всех с конями сожгут, спалят.
И эти пастухи согласились. Лиса бежит вперёд. Прибегает к Змею Горынычу прямо в белокаменные палаты:
- Здравствуй, Змей Горыныч!
- Что скажешь, лисанька?
- Ну, Змей Горыныч, теперь тебе надо скоро-наскоро прятаться. Едет грозный царь Огонь да царица Молница, всё жгут и палят. Стада твои с пастухами зажгли и спалили. Я не стала мешкать – пустилась к тебе сказать, что сама чуть от дыма не задохнулась.
Змей Горыныч закручинился:
- Ах, лисанька, куда же я подеваюсь?
- Есть в твоём саду заповедный дуб, середина вся повыгнила; беги, схоронись в дупле, пока царь Огонь с царицей Молницей мимо не проедут.
Змей Горыныч со страху спрятался в это дупло, как лиса научила.
Кузьма Скоробогатый едет себе да едет с царём да с женой-царевной. Доезжают до овечьего стада. Царевна спрашивает:
- Пастухи, чьё стадо пасётся?
- Кузьмы Скоробогатого.
Царь тому и рад:
- Ну, любезный зять, много же у тебя овец!
Едут дальше, доезжают до коровьего стада.
- Пастухи, чьё стадо пасёте?
- Кузьмы Скоробогатого.
- Ну, любезный зять, много же у тебя коров!
Едут они дальше; пастухи лошадей пасут.
- Чей табун?
- Кузьмы Скоробогатого.
- Ну, любезный зятюшка, много же у тебя коней!
Вот приехали ко дворцу Змея Горыныча. Лиса встречает гостей, низко кланяется, вводит их в палаты белокаменные, сажает их за столы дубовые, за скатерти браные…
Стали они пировать, пить-есть и веселиться. Пируют день, пируют другой , пируют они неделю.
Лиса и говорит Кузьме:
- Ну, Кузьма, перестань гулять – надо дело исправлять. Ступай с царём в зелёный сад; в том саду стоит старый дуб, а в том дубе сидит Змей Горыныч, он от вас спрятался. Пусть царь свою царь-пушку в деле покажет – по дубу грохнет.
А царь и сам уже хочет зятюшку потешить:
- Куда бы, зятюшка, из царь-пушки-то грохнуть? – спрашивает.
- Вон, в тот дуб грохни, батюшка.
Грохнула царь-пушка. Разлетелся дуб вместе со Змеем Горынычем на мелкие крошечки. Тут и смерть Змею Горынычу пришла.
Кузьма Скоробогатый стал жить-поживать с женой-царевной в палатах белокаменных и лисаньку всякий день угощать курочкой.
Иван-царевич и серый волк
Жил-был царь Берендей, у него было три сына, младшего звали Иваном.
И был у царя сад великолепный; росла в том саду яблоня с золотыми яблоками.
Стал кто-то царский сад посещать, золотые яблоки воровать. Царю жалко стало свой сад. Посылает он туда караулы. Никакие караулы не могут уследить похитчика. Царь затосковал, перестал и пить, и есть. Сыновья отца утешают:
- Дорогой наш батюшка, не печалься, мы сами станем сад караулить.
Старший сын говорит:
- Сегодня моя очередь, пойду стеречь сад от похитчика.
Отправился старший сын. Сколько ни ходил с вечеру, никого не уследил, припал на мягкую траву и уснул.
Утром царь его спрашивает:
- Ну-ка, не обрадуешь ли меня: не видал ли ты похитчика?
- Нет, родимый батюшка, всю ночь не спал, глаз не смыкал, а никого не видал.
На другой день пошёл средний сын караулить и тоже проспал всю ночь, а наутро сказал, что не видал похитчика.
Наступило время младшего брата идти стеречь. Пошёл Иван-царевич стеречь отцов сад и даже присесть боится, не то что прилечь. Как начинает его сон одолевать, он росой с травы умывается, сон и прочь с глаз.
Половина ночи прошла, ему и чудится: в саду свет. Светлеет и светлеет. Весь сад осветило. Видит – на яблоню села Жар-птица и клюёт золотые яблоки.
Иван-царевич тихонько подполз к яблоне и поймал птицу за хвост. Жар-птица встрепенулась и улетела, осталось у него в руке одно перо от её хвоста.
Наутро приходит Иван-царевич к отцу.
- Ну что, дорогой мой Ваня, не видал ли ты похитчика?
- Дорогой батюшка, поймать не поймал, а проследил, кто наш сад разоряет. Вот от похитчика память вам принёс. Это, батюшка, Жар-птица.
Царь взял перо и с той поры стал пить, и есть, и печали не знать. Вот в одно прекрасное время ему и раздумалось об этой Жар-птице. Позвал он сыновей и говорит им:
- Дорогие мои дети, оседлали бы вы добрых коней, поездили бы по белу свету, места познавали, не напали бы где на Жар-птицу.
Дети отцу поклонились, оседлали добрых коней и отправились в путь-дорогу, старший в одну сторону, средний в другую, а Иван-царевич в третью сторону.
Ехал Иван-царевич долго ли, коротко ли. День был летний. Приустал Иван-царевич, слез с коня, спутал его, а сам свалился спать.
Много ли, мало ли времени прошло, пробудился Иван-царевич, видит – нет коня. Пошёл его искать, ходил, ходил и нашёл своего коня – одни кости обглоданные.
Запечалился Иван-царевич: куда без коня идти в такую даль?
“Ну что же, - думает, - взялся – делать нечего”.
И пошёл пеший. Шёл, шёл, устал до смерточки. Сел на мягкую траву и пригорюнился, сидит. Откуда ни возьмись, бежит к нему серый волк:
- Что, Иван-царевич, сидишь пригорюнился, голову повесил?
- Как же мне не печалиться, серый волк? Остался я без доброго коня.
- Это я, Иван-царевич, твоего коня съел … Жалко мне тебя! Расскажи, зачем вдаль поехал, куда путь держишь?
- Послал меня батюшка поездить по белу свету, найти Жар-птицу.
- Фу, фу, тебе на своём добром коне в три года не доехать до Жар-птицы. Я один знаю, где она живёт. Так и быть – коня твоего съел, буду служить тебе верой-правдой. Садись на меня да держись крепче.
Сел Иван-царевич на него верхом, серый волк и поскакал – синие леса мимо глаз пропускает, озёра хвостом заметает. Долго ли, коротко ли, добегают они до высокой крепости. Серый волк и говорит:
- Слушай меня, Иван-царевич, запоминай: полезай через стену, не бойся – час удачный, все сторожа спят. Увидишь в тереме окошко, на окошке стоит золотая клетка, а в клетке сидит Жар-птица. Ты птицу возьми, за пазуху положи, да смотри клетки не трогай.
Иван-царевич через стену перелез, увидел этот терем – на окошке стоит золотая клетка, в клетке сидит Жар-птица. Он птицу взял, за пазуху положил, да засмотрелся на клетку. Сердце его и разгорелось: “Ах, какая – золотая, драгоценная. Как такую не взять?” и забыл, что волк ему наказывал. Только дотронулся до клетки, пошёл по крепости звук: трубы затрубили, барабаны забили, сторожа пробудились, схватили Ивана-царевича и повели его к царю Афрону. Царь Афрон разгневался и спрашивает:
- Чей ты, откуда?
- Я царя Берендея сын, Иван-царевич.
- Ай, срам какой! Царский сын да пошёл воровать!
- А что же, когда ваша птица летала, наш сад разоряла?
- А ты бы пришёл ко мне, по совести попросил, я бы её так отдал из уважения к твоему родителю, царю Берендею. А теперь по всем городам пущу нехорошую славу про вас … Ну, да ладно, сослужишь мне службу, я тебя прощу. В таком то царстве у царя Кусмана есть конь златогривый. Приведи его ко мне, тогда отдам тебе Жар-птицу с клеткой.
Загорюнился Иван-царевич, идёт к серому волку. А волк ему:
- Я ж тебе говорил, не шевели клетку. Почему не слушал мой наказ?
- Ну, прости же ты меня, прости, серый волк.
- То-то прости … Ладно, садись на меня. Взялся за гуж, не говори, что не дюж.
Опять поскакал серый волк с Иваном-царевичем. Долго ли, коротко ли, добегают они до той крепости, где стоит конь златогривый.
- Полезай, Иван-царевич, через стену, сторожа спят, иди на конюшню, бери коня, да смотри уздечку не трогай.
Иван-царевич перелез в крепость, там все сторожа спали, зашёл на конюшню, поймал коня златогривого, да позарился на уздечку – она золотом, дорогими каменьями убрана; в ней златогривому коню только и гулять.
Иван-царевич дотронулся до уздечки, - пошёл звук по всей крепости: трубы затрубили, барабаны забили, сторожа проснулись, схватили Ивана-царевича и повели к царю Кусману.
- Чей ты, откуда?
- Я Иван-царевич.
- Эка, за какие глупости взялся – коня воровать! На это и простой мужик не согласится. Ну ладно, прощу тебя, Иван-царевич, если сослужишь мне службу. У царя Далмата есть дочь Елена Прекрасная. Похить её, привези ко мне, подарю тебе златогривого коня с уздечкой.
Ещё пуще пригорюнился Иван-царевич, пошёл к серому волку.
- Говорил я тебе, Иван-царевич, не трогай уздечку. Не послушал ты моего наказа.
- Ну, прости же меня, прости, серый волк.
- То-то прости … Да уж ладно, садись мне на спину.
Опять поскакал серый волк с Иваном-царевичем. Добегают они до царя Далмата. У него в крепости в саду гуляет Елена Прекрасная с мамушками, нянюшками. Серый волк говорит:
- В этот раз я тебя не пущу, сам пойду. А ты ступай обратно путём-дорогой, я тебя скоро нагоню.
Иван-царевич пошёл обратно путём-дорогою, а серый волк перемахнул через стену – да в сад. Засел за куст и глядит: Елена Прекрасная вышла со своими мамушками, нянюшками. Гуляла, гуляла и только приотстала от мамушек и нянюшек, серый волк ухватил Елену Прекрасную, перекинул через спину – и наутёк.
Иван-царевич идёт путём-дорогой, вдруг настигает его серый волк, на нём сидит Елена Прекрасная. Обрадовался Иван-царевич, а серый волк ему:
- Садись на меня скорей, как бы за нами погони не было.
Помчался серый волк с Иваном-царевичем и Еленой Прекрасной обратной дорогой – синие леса мимо глаз пропускает, реки, озёра хвостом заметает. Долго ли, коротко ли, добегают они до царя Кусмана. Серый волк спрашивает:
- Что, Иван-царевич, приумолк, пригорюнился?
- Да как же мне, серый волк, не печалиться! Как расстанусь с такой красотой? Как Елену Прекрасную на коня менять буду?
Серый волк отвечает:
- Не разлучу я тебя с такой красотой – спрячем её где-нибудь, а я обернусь Еленой Прекрасной, ты и веди меня к царю.
Тут они Елену Прекрасную спрятали в лесной избушке. Серый волк перевернулся через голову и сделался точь-в-точь Еленой Прекрасной. Повёл его Иван-царевич к царю Кусману. Царь обрадовался, стал его благодарить:
- Спасибо тебе, Иван-царевич, что достал мне невесту. Получай златогривого коня с уздечкой.
Иван-царевич сел на этого коня и поехал за Еленой Прекрасной. Взял её, посадил на коня, и едут они путём-дорогой.
А царь Кусман устроил свадьбу, пировал весь день до вечера, а как надо было спать ложиться, повёл он Елену Прекрасную в спальню, да только лёг с ней на кровать, глядит – волчья морда вместо молодой жены. Царь со страху свалился с кровати, а волк удрал прочь.
Нагоняет серый волк Ивана-царевича и спрашивает:
- О чём задумался, Иван-царевич?
- Как же мне не думать? Жалко расставаться с таким сокровищем – конём златогривым, менять его на Жар-птицу.
- Не печалься, я тебе помогу.
Вот доезжают они до царя Афрона. Волк и говорит:
- Этого коня и Елену Прекрасную ты спрячь, а я обернусь конём златогривым, ты меня и веди к царю Афрону.
Спрятали они Елену Прекрасную и златогривого коня в лесу. Серый волк перекинулся через спину, обернулся златогривым конём. Иван-царевич повёл его к царю Афрону. Царь обрадовался и отдал ему Жар-птицу с золотой клеткой.
Иван-царевич вернулся пеший в лес, посадил Елену Прекрасную на златогривого коня, взял золотую клетку с Жар-птицей и поехал путём-дорогой в родную сторону.
А царь Афрон велел подвести к себе златогривого коня и только хотел сесть на него – конь обернулся серым волком. Царь, со страху, где стоял, там и упал, а серый волк пустился наутёк и скоро догнал Ивана-царевича.
- Теперь прощай, мне дальше идти нельзя.
Иван-царевич слез с коня и три раза поклонился до земли, с уважением отблагодарил серого волка. А тот говорит:
- Не на век прощайся со мной, я тебе ещё пригожусь.
Иван-царевич думает: “Куда же ты ещё пригодишься? Все желанья мои исполнены”. Сел на златогривого коня, и опять поехали они с Еленой Прекрасной, с Жар-птицей. Доехал он до своих краёв, вздумалось ему пополдневать. Было у него с собой немного хлебушка. Ну, они поели, ключевой воды попили и легли отдыхать.
Только Иван-царевич заснул, наезжают на него его братья. Ездили они по другим землям, искали Жар-птицу, вернулись с пустыми руками.
Наехали и видят – у Ивана-царевича всё добыто. Вот они и сговорились:
- Давай убьём брата, добыча вся наша будет.
Решились и убили Ивана-царевича. Сели на златогривого коня, взяли Жар-птицу, посадили на коня Елену Прекрасную и устрашили её:
- Дома не сказывай ничего!
Лежит Иван-царевич мёртвый, над ним уже вороны летают. Откуда ни возьмись, прибежал серый волк и схватил ворона с воронёнком.
- Ты лети-ка, ворон, за живой и мёртвой водой. Принесёшь – отпущу твоего воронёнка.
Ворон, делать нечего, полетел, а волк держит его воронёнка. Долго ли ворон летал, коротко ли, принёс он живой и мёртвой воды. Серый волк спрыснул мёртвой водой раны Ивану-царевичу, раны зажили; спрыснул его живой водой – Иван-царевич ожил.
- Ох, крепко же я спал …
- Крепко ты спал, - говорит серый волк. – Кабы не я, совсем бы не проснулся. Родные братья тебя убили и всю добычу твою увезли. Садись на меня скорей.
Поскакали они в погоню и настигли обоих братьев. Тут их серый волк растерзал и клочки по полю разметал.
Иван-царевич поклонился серому волку и простился с ним навечно.
Вернулся Иван-царевич домой на коне златогривом, привёз отцу своему Жар-птицу, а себе – невесту, Елену Прекрасную.
Царь Берендей обрадовался, стал сына спрашивать. Стал Иван-царевич рассказывать, как помог ему серый волк достать добычу, да как братья убили его сонного, да как серый волк их растерзал.
Погоревал царь Берендей и скоро утешился: народилось у Ивана-царевича с Еленой Прекрасной много дружных детей, и стали они жить-поживать да горя не знать.
Василиса Премудрая
Посеял мужик рожь, и уродилась она на диво: едва мог с поля собрать. Вот перевёз он снопы домой, смолотил и насыпал зерном полнёхонек амбар; насыпал и думает: “Теперь-то стану жить не тужить”.
Повадились к мужику в амбар мышь да воробей; каждый божий день раз по пяти слазают, наедятся – и назад: мышь юркнет в свою конурку, а воробей улетит в своё гнездо. Жили они вдвоём так-то дружно целые три года; всё зерно приели, остаётся в закроме самая малость, с горшок – не больше. Видит мышь, что запас к концу подходит, и ну ухитряться, как бы воробья обмануть да всем остальным добром одной завладеть. И таки ухитрилась: собралась тёмною ночью, прогрызла в полу большую дыру и спустила в подполье всю рожь до единого зёрнышка.
Поутру прилетел воробей в амбар, захотелось ему позавтракать; глянул – нет ничего. Вылетел, бедняжка, голодный и думает про себя: “Обидела, проклятая! Полечу-ка я, добрый молодец, к ихнему царю, ко льву, стану просить на мышь – пусть он нас рассудит по правде”.
Снялся и полетел ко льву.
- Лев, царь звериный, - бьёт ему челом воробей, - жил я с твоим зверем, мышью зубастою; целые три года кормились из одного закрома, и не было промеж нас никакой ссоры. А как стал запас к концу подходить, пошла она на хитрость: прогрызла в полу дыру, спустила всё зерно в подполье к себе, а меня, бедного, голодать оставила. Рассуди нас по правде; не рассудишь – полечу искать суда-расправы у своего царя – орла.
- Ну, и лети с богом, - сказал лев.
Воробей бросился с челобитьем к орлу, рассказал ему всю свою обиду, как мышь своровала, а лев ей потатчик.
Сильно разгневался в те поры царь орёл и сейчас же отправил ко льву лёгкого гонца: приходи завтра со своим-де звериным воинством на такое-то поле, а я соберу всех птиц и дам тебе сражение.
Нечего делать, послал царь лев клич кликать, на войну зверей созывать. Собралось их видимо-невидимо, и только пришли на чистое поле – летит на них орёл со всем своим крылатым воинством, словно туча небесная. Началась битва великая. Бились они три часа и три минуточки; победил царь орёл, завалил всё поле трупами звериными и распустил птиц по домам, а сам полетел в дремучий лес, уселся на высокий дуб – избит, изранен, и стал думу думать крепкую, как бы воротить назад свою силу прежнюю.
Давно это было, а жили-были тогда купец с купчихою одни-одинёшеньки, не было у них ни единого детища. Встал купец поутру и говорит жене:
- Нехорош мне сон привиделся: навязалась будто к нам большая птица, жрёт зараз по целому быку, выпивает по полному ушату; а нельзя избыть, нельзя птицы не кормить. Пойду-ка я в лес, авось поразгуляюся.
Захватил ружьё и пошёл в лес. Долго ли, коротко ли бродил он по лесу, подошёл, наконец, к дубу, увидел орла и хочет стрелять по нём.
- Не бей меня, добрый молодец, - провещал ему орёл человеческим голосом, - убьёшь – мало будет прибыли. Возьми меня лучше к себе в дом да прокорми три года, три месяца и три дня; я у тебя поправлюся, отращу свои крылья, соберуся с силами и тебе добром заплачу.
“Какой платы от орла ожидать?” – думает купец и прицелился в другой раз.
Орёл провещал то же самое. Прицелился купец в третий раз, и опять орёл просит:
- Не бей меня, добрый молодец; прокорми меня три года, три месяца, три дня; как поправлюся, отращу свои крылья да соберуся с силами – за всё тебе добром заплачу.
Сжалился купец, взял птицу орла и понёс домой. Тотчас убил быка и налил полный ушат медовой сыты; надолго, думает, хватит орлу корму; а орёл всё зараз приел и выпил. Плохо пришлось купцу от незваного гостя, совсем разорился; видит орёл, что купец-то обеднял, и говорит ему:
- Послушай, хозяин, поезжай в чистое поле; много там разных зверей побитых, пораненных. Сними с них дорогие меха и вези продавать в город; на те деньги и меня и себя прокормишь, ещё про запас останется.
Поехал купец в чистое поле, видит: много на поле лежит зверей побитых, пораненных; поснимал с них самые дорогие меха, повёз продавать в город и продал за большие деньги.
Прошёл год; велит орёл хозяину везти его на то место, где высокие дубы стоят. Заложил купец повозку и привёз его на то место. Орёл взвился за тучи и с разлёту ударил грудью в одно дерево; дуб раскололся надвое.
- Ну, купец, - говорит орёл, - не собрался я с прежней силою, корми меня ещё круглый год.
Прошёл и другой год; опять взвился орёл за тёмные тучи, разлетелся сверху и ударил грудью дерево: раскололся дуб надвое и все ветки с дуба осыпались.
- Приходится тебе, купец, добрый молодец, ещё целый год меня кормить; не собрался я с прежнею силою.
Вот как прошло три года, три месяца и три дня, говорит орёл купцу:
- Вези меня опять на то же место, к высоким дубам.
Привёз его купец к высоким дубам. Взвился орёл повыше прежнего, сильным вихрем ударил сверху в самый большой дуб, расшиб его в щепки мелкие от верхушки до корня, ажно лес кругом зашатался.
- Спасибо тебе, купец, добрый молодец, - сказал орёл, - теперь вся моя старая сила со мною. Бросай-ка лошадь да садись ко мне на крылья; я понесу тебя на свою сторону и расплачусь с тобой за всё добро.
Сел купец орлу на крылья; понёсся орёл на синее море и поднялся высоко-высоко.
- Посмотри, - говорит, - на сине море, велико ли?
- С колесо, - отвечает купец.
Орёл встряхнул крыльями и бросил купца вниз, дал ему спознать смертный страх и подхватил, не допустя до воды. Подхватил и поднялся с ним ещё выше.
- Посмотри на сине море, велико ли?
- С куриное яйцо.
Встряхнул орёл крыльями, сбросил купца вниз и, опять не допустя до воды, подхватил его и поднялся вверх, выше прежнего.
- Посмотри на сине море, велико ли?
- С маковое зёрнышко.
И в третий раз встряхнул орёл крыльями и сбросил купца с поднебесья, да опять-таки не допустил его до воды, подхватил на крылья и спрашивает:
- Что, купец, добрый молодец, спознал – каков смертный страх?
- Спознал, - говорит купец, - я думал, совсем пропаду.
-Да ведь и я то же думал, как ты в меня ружьём целил.
Полетел орёл с купцом за море, прямо к медному царству.
- Вот здесь живёт моя старшая сестра; как будем у ней в гостях и станет она дары подносить, ты ничего не бери, а проси себе один медный ларчик.
Сказал так орёл, ударился о сырую землю и оборотился добрым молодцем.
Идут они широким двором. Увидала сестра и обрадовалась:
- Ах, братец родимый! Как тебя бог принёс? Ведь боле трёх лет тебя не видала; думала – совсем пропал. Ну, чем же тебя угощать, чем потчевать?
- Не меня проси, не меня угощай, родимая сестрица, я – свой человек. Проси-угощай вот этого доброго молодца, он меня три года поил-кормил, с голоду не уморил.
Посадила она их за столы дубовые, за скатерти браные, угостила-употчевала. Повела потом в кладовые, показывает богатства несметные и говорит купцу, доброму молодцу:
- Вот злато, и серебро, и каменья самоцветные; бери себе, что душа желает.
Отвечает купец, добрый молодец:
- Не надобно мне ни злата, ни серебра, ни каменья самоцветного; подари один медный ларчик.
- Как бы не так! Не тот ты сапог, не на ту ногу надеваешь!
Осердился брат на такие речи сестрины, оборотился орлом, птицей быстрою, подхватил купца и полетел прочь.
- Брат, родимый, воротись, - кричит сестра, - не постою и за ларчик!
- Опоздала, сестра.
Летит орёл по поднебесью.
- Посмотри, купец, добрый молодец, что назади и что впереди деется?
Посмотрел купец и сказывает:
- Назади пожар виднеется, впереди цветы цветут.
- То медное царство горит, а цветы цветут в серебряном царстве у моей средней сестры. Как будем у ней в гостях и станет она дары дарить, ты ничего не бери, а проси один серебряный ларчик.
Прилетел орёл, ударился о сырую землю и оборотился добрым молодцем.
- Ах, братец родимый, - говорит ему сестра, - отколь взялся? Где пропадал? Что так долго в гостях не бывал? Чем же тебя, друга, потчевать?
- Не меня проси, не меня угощай, родимая сестрица, я – свой человек. Проси-угощай вот доброго молодца, что меня три года и поил, и кормил, с голоду не уморил.
Посадила она их за столы дубовые, за скатерти браные, угостила-употчевала и повела в кладовые:
- Вот злато, и серебро, и каменья самоцветные; бери, купец, что душа пожелает.
- Не надобно мне ни злата, ни серебра, ни каменья самоцветного; подари один серебряный ларчик.
- Нет, добрый молодец, не тот кусок хватаешь! Неровен час – подавишься!
Осердился брат, орёл, оборотился птицею, подхватил купца и полетел прочь.
- Братец, родимый, воротись! Не постою и за ларчик!
- Опоздала, сестра.
Опять летит орёл по поднебесью.
- Посмотри, купец, добрый молодец, что назади и что впереди?
- Назади пожар горит, впереди цветы цветут.
- То горит серебряное царство, а цветы цветут – в золотом, у моей меньшой сестры. Как будем у ней в гостях и станет она дары дарить, ты ничего не бери, а проси один золотой ларчик.
Прилетел орёл к золотому царству и оборотился добрым молодцем.
- Ах, братец родненький, - говорит сестра, - отколь взялся? Где пропадал? Что так долго в гостях не бывал? Ну, чем же велишь себя потчевать?
- Не меня проси, не меня угощай, я – свой человек. Проси-угощай вот этого купца, доброго молодца: он меня три года поил и кормил, с голоду не уморил.
Посадила она их за столы дубовые, за скатерти браные, угостила-употчевала; повела купца в кладовые, дарит его златом, и серебром, и каменьями самоцветными.
- Ничего мне не надобно; подари только золотой ларчик.
- Бери себе на счастье. Ведь ты моего брата три года поил и кормил, с голоду не уморил; а ради брата ничего мне не жалко.
Вот пожил, попировал купец в золотом царстве; пришло время расставаться, в путь-дорогу отправляться.
- Прощай, - говорит ему орёл, - не поминай лихом да смотри – не отмыкай ларчика, пока домой не воротишься.
Пошёл купец домой; долго ли, коротко ли он шёл, приустал, и захотелось ему отдохнуть. Остановился на чужом лугу, на земле царя Некрещёного Лба, смотрел-смотрел на золотой ларчик, не вытерпел и отомкнул. Только отпер – откуда ни возьмись: раскинулся перед ним большой дворец, весь изукрашенный, появились слуги многие:
- Что угодно? Чего надобно?
Купец, добрый молодец, наелся, напился и спать повалился.
Увидал царь Некрещёный Лоб, что стоит на его земле большой дворец, и посылает послов:
- Подите разузнайте, что за невежа такой появился, без спросу на моей земле дворец выстроил? Чтоб сейчас убирался вон подобру-поздорову!
Как пришло к купцу такое грозное слово, стал он думать да гадать, как бы собрать дворец в ларчик по-прежнему; Думал-думал, - нет, ничего не поделаешь.
- Рад бы убираться, - говорит он послам, - да как, и сам не придумаю.
Послы воротились и донесли всё царю Некрещеному Лбу.
- Пусть отдаст мне то, чего дома не ведает, - соберу ему дворец в золотой ларчик.
Делать нечего, пообещал купец с клятвою отдать то, чего дома не ведает, а царь Некрещёный Лоб тотчас собрал ему дворец в золотой ларчик. Взял купец золотой ларчик и пустился в дорогу.
Долго ли, коротко ли, приходит домой; встречает его купчиха:
- Здравствуй, свет! Где был-пропадал?
- Ну, где был – там теперь меня нету.
- А нам господь без тебя сынка даровал.
“Вот я чего дома не ведал”, - думает купец и крепко приуныл, пригорюнился.
- Что с тобой? Али дому не рад? – пристаёт купчиха.
- Не то, - говорит купец и тут же рассказал ей про всё, что с ним было.
Погоревали они, поплакали, да не век же и плакать. Раскрыл купец свой золотой ларчик, и раскинулся перед ним большой дворец, хитро изукрашенный, и стал он с женою и сыном жить в нём, поживать, добра наживать.
Прошло лет с десяток и побольше того; вырос купеческий сын, поумнел, похорошел и стал молодец молодцом.
Раз поутру встал он невесело и говорит отцу:
- Батюшка! Снился мне нынешней ночью царь Некрещёный Лоб, приказал к себе приходить: давно-де жду, пора и честь знать.
Прослезились отец с матерью, дали ему своё родительское благословение и отпустили на чужую сторону.
Идёт он дорогою, идёт широкою, идёт полями чистыми, степями раздольными и приходит в дремучий лес. Пусто кругом, не видать души человеческой; только стоит небольшая избушка одна-одинёшенька, к лесу передом, к Ивану, гостиному сыну, задом.
- Избушка, избушка, - говорит он, - повернись к лесу задом, а ко мне передом!
Избушка послушалась и повернулась к лесу задом, а к нему передом.
Вошёл в избушку Иван, гостиный сын, а там лежит баба яга, костяная нога. Увидала его и говорит:
- Доселева русского духу слыхом было не слыхать, видом не видать, а ныне русский дух воочью появляется. Отколь идёшь, добрый молодец, и куда путь держишь?
- Эх ты, старая ведьма! Не накормила, не напоила прохожего человека, да уж вестей спрашиваешь.
Баба-яга поставила на стол напитки и наедки разные, накормила его и спать уложила, а поутру ранёхонько будит и давай расспрашивать. Иван, гостиный сын, рассказал ей всю подноготную и просит:
- Научи, бабушка, как до царя Некрещёного Лба дойти.
- Ну, хорошо, что ты ко мне зашёл, а то не бывать бы тебе живому: царь Некрещёный Лоб крепко на тебя сердит, что долго к нему не являлся. Послушай же, ступай по этой тропинке и дойдёшь до пруда, спрячься за дерево и выжидай время: прилетят туда три голубицы – красные девицы, дочери царские; отвяжут свои крылышки, поснимают свои платья и станут в пруду плескаться. У одной крылышки будут пёстренькие; вот ты улучи минуточку и захвати их к себе и до тех пор не отдавай, пока не согласится она пойти за тебя замуж. Тогда всё хорошо будет.
Попрощался Иван, гостиный сын, с бабою-ягою и пошёл по указанной тропинке.
Шёл-шёл, увидал пруд и спрятался за густое дерево. Немного погодя прилетели три голубицы, одна с пёстрыми крылышками, ударились оземь и обернулись красными девицами; сняли свои крылышки, сняли своё платье и начали купаться. А Иван, гостиный сын, ухо остро держит, подполз потихоньку и утащил пёстрые крылышки. Смотрит: что-то будет? Выкупались красные девицы, вышли из воды; две тотчас же нарядились, прицепили свои крылышки, обернулись голубицами и улетели, а третья осталась пропажи искать. Ищет, а сама приговаривает:
- Скажи, отзовись, кто взял мои крылышки; если старый старичок – будь мне батюшкой, если средних лет – милым дядюшкой, если добрый молодец – пойду за него замуж.
Иван, гостиный сын, вышел из-за дерева:
- Вот твои крылышки!
- Ну, скажи теперь, добрый молодец, наречённый муж, какого ты роду-племени и куда путь держишь?
- Я Иван, гостиный сын, а путь держу к твоему батюшке, царю Некрещёному Лбу.
- А меня зовут Василиса Премудрая.
А была Василиса Премудрая любимая дочь у царя: и умом, и красотой взяла. Указала она своему жениху дорогу к царю Некрещёному Лбу, вспорхнула голубицею и полетела вслед за сёстрами.
Пришёл Иван, гостиный сын, к царю Некрещёному лбу; заставил его царь на кухне служить, дрова рубить, воду таскать. Невзлюбил его повар Чумичка, стал на него царю наговаривать:
- Ваше царское величество! Иван, гостиный сын, похваляется, что может за единую ночь вырубить лес дремучий, брёвна в кучи скласть, коренья повыкопать, а землю вспахать и засеять пшеницею, ту пшеницу сжать, смолотить и в муку смолоть; из той муки пирогов напечь, вашему величеству на завтрак поднесть.
- Хорошо, - говорит царь, - позвать его ко мне!
Явился Иван, гостиный сын.
- Что ты там похваляешься, что за единую ночь можешь лес дремучий вырубить, землю вспахать – словно поле чистое, и засеять пшеницею; ту пшеницу сжать, смолотить и в муку обратить; из той муки пирогов напечь, мне на завтрак поднесть. Смотри же, чтоб к утру всё готово было.
Сколько ни отпирался Иван, гостиный сын, ничего не помогло; приказ дан – надо исполнять. Идёт он от царя и буйну голову свою повесил с горя. Увидала его царская дочь, Василиса Премудрая, и спрашивает:
- Что так пригорюнился?
- Что тебе и говорить? Ведь ты моему горю не пособишь!
- Почём знать, может и пособлю.
Рассказал ей Иван, гостиный сын, какую службу приказал ему царь Некрещёный Лоб.
- Ну, это что за служба! Это – службишка, служба будет впереди. Ступай спать ложись; утро вечера мудренее, к утру всё будет сделано.
Ровно в полночь вышла Василиса Премудрая на красное крыльцо, закричала зычным голосом – и в минуту собрались со всех сторон работники: видимо-невидимо их. Кто деревья валит, кто коренья копает, а кто землю пашет; в одном месте сеют, а в другом уже жнут и молотят. Пошла пыль столбом, а к рассвету уж зерно смолото и пироги напечены. Понёс Иван, гостиный сын, пироги на завтрак царю Некрещёному Лбу.
- Молодец, - сказал царь и велел наградить его из своей царской казны.
Повар Чумичка пуще прежнего озлобился на Ивана, гостиного сына, стал опять наговаривать:
- Ваше царское величество, Иван, гостиный сын, похваляется, что может за единую ночь сделать такой корабль, что будет летать по поднебесью.
- Хорошо, позвать его сюда!
Позвали Ивана, гостиного сына.
- Что ты слугам моим похваляешься, что можешь за единую ночь сделать чудесный корабль, и тот корабль будет летать по поднебесью, а мне ничего не сказываешь. Смотри же у меня, чтоб к утру всё поспело.
Иван, гостиный сын, повесил с горя свою буйную голову ниже могучих плеч, идёт от царя сам не свой. Увидала его Василиса Премудрая:
- О чём пригорюнился, о чём запечалился?
- Как мне не печалиться? Приказал царь Некрещёный Лоб построить за единую ночь корабль-самолёт.
- Это что за служба! Это – службишка, служба будет впереди. Ступай спать ложись; утро вечера мудренее, к утру всё будет сделано.
В полночь вышла Василиса Премудрая на красное крыльцо, закричала зычным голосом – и в минуту сбежались со всех сторон плотники. Принялись топорами постукивать, живо работа кипит, к утру совсем готова.
- Молодец, - сказал царь Ивану, гостиному сыну, - поедем теперь кататься.
- Сели они вдвоём да третьего прихватили с собой, повара Чумичку, и полетели по поднебесью. Пролетают они над звериным двором; нагнулся повар вниз посмотреть, а Иван, гостиный сын, тем временем взял и столкнул его с корабля. Лютые звери тотчас разорвали его на мелкие части.
- Ах, - кричит Иван, гостиный сын, - Чумичка свалился!
- Чёрт с ним, - сказал царь Некрещёный Лоб, - собаке собачья и смерть!
Воротились во дворец.
- Хитёр ты Иван, гостиный сын, - говорит царь, - вот тебе третья задача: объезди мне неезжалого жеребца, чтоб мог под верхом ходить. Объездишь жеребца – отдам за тебя замуж дочь мою.
“Ну, эта работа лёгкая”, - думает Иван, гостиный сын; идёт от царя, сам усмехается.
Увидала его Василиса Премудрая, расспросила про всё и говорит:
- Неумён ты, Иван, гостиный сын. Теперь задана тебе служба трудная, работа нелёгкая; ведь жеребцом-то будет сам царь Некрещёный Лоб. Понесёт он тебя по поднебесью выше лесу стоячего, ниже облака ходячего и размычит все твои косточки по чистому полю. Ступай поскорей к кузнецам, закажи, чтоб сделали тебе железный молот пуда в три; а как сядешь на жеребца, покрепче держись да железным молотом по голове осаживай.
На другой день вывели конюхи жеребца неезжалого: еле держат его. Храпит, рвётся, на дыбы становится. Только сел на него Иван, гостиный сын, поднялся жеребец выше лесу стоячего, ниже облака ходячего и полетел по поднебесью быстрей сильного ветра. А ездок крепко держится да всё молотом по голове его осаживает. Выбился жеребец из сил и опустился на сырую землю. Иван, гостиный сын, отдал жеребца конюхам, а сам отдохнул и пошёл во дворец. Встречает его царь Некрещёный Лоб с завязанной головой.
- Объездил коня, ваше величество.
- Хорошо, приходи завтра невесту выбирать, а нынче у меня голова болит.
Поутру говорит Ивану, гостиному сыну, Василиса Премудрая:
- Нас у батюшки три сестры; обернёт он нас кобылицами и заставит тебя невесту выбирать. Смотри-примечай: на моей уздечке одна блёсточка потускнеет. Потом выпустит он нас голубицами; сёстры будут потихоньку гречиху клевать, а я нет-нет, да взмахну крылышком. В третий раз выведет нас девицами – одна в одну и лицом, и ростом, и волосом; я нарочно платочком махну, по тому меня узнавай.
Как сказано, вывел царь Некрещёный Лоб трёх кобылиц – одна в одну, и поставил в ряд.
- Выбирай за себя любую.
Иван, гостиный сын, зорко оглянул; видит на одной уздечке блёсточка потускнела, схватил за ту уздечку и говорит:
- Вот моя невеста.
- Дурную берёшь. Можно и получше выбрать.
- Ничего, мне и эта хороша.
- Выбирай в другой раз.
Выпустил царь трёх голубиц – перо в перо, и насыпал им гречихи. Иван, гостиный сын, заприметил, что одна всё крылышком потряхивает, схватил её за крыло.
- Вот моя невеста!
- Не тот кус хватаешь; скоро подавишься. Выбирай в третий раз.
Вывел царь трёх девиц – одна в одну и лицом, и ростом, и волосом. Иван, гостиный сын, увидел, что одна платочком махнула, схватил её за руку.
- Вот моя невеста!
Делать было нечего, отдал за него царь Некрещёный Лоб Василису Премудрую, и сыграли свадьбу весёлую.
Ни мало, ни много времени прошло, задумал Иван, гостиный сын, бежать с Василисою Премудрою в свою землю. Оседлали они коней и уехали тёмною ночью. Поутру хватился царь Некрещёный Лоб и послал за ними погоню.
- Припади к сырой земле, - говорит Василиса Премудрая мужу, - не услышишь ли чего.
Он припал к сырой земле, послушал и отвечает:
- Слышу конское ржание.
Василиса Премудрая сделала его огородом, а себя кочном капусты. Воротилась погоня к царю с пустыми руками.
- Ваше царское величество, не видать ничего в чистом поле, только и видели один огород, а в том огороде кочан капусты.
- Поезжайте, привезите мне тот кочан капусты; ведь это они умудряются.
Опять поскакала погоня, опять Иван, гостиный сын, припал к сырой земле.
- Слышу, - говорит, - конское ржание.
Василиса Премудрая сделалась колодцем, а его оборотила ясным соколом; Сидит сокол на срубе да воду пьёт. Приехала погоня к колодцу – нет дальше дороги, и поворотила назад.
- Ваше царское величество, не видать ничего в чистом поле; только и видели один колодец, из того колодца ясный сокол воду пьёт.
Поскакал догонять сам царь Некрещёный Лоб.
- Припади-ка к сырой земле, не услышишь ли чего, - говорит Василиса Премудрая своему мужу.
- Ох, стучит-гремит пуще прежнего.
- То отец за нами гонится. Не знаю, не придумаю, что делать.
- Я и подавно не ведаю.
Были у Василисы Премудрой три вещицы: щётка, гребёнка и полотенце; вспомнила про них и говорит:
- Есть у меня оборона от царя Некрещёного Лба.
Махнула назад щёткою – и сделался большой дремучий лес: руки не просунешь, а кругом в три года не объедешь. Вот царь Некрещёный Лоб грыз-грыз дремучий лес, проложил себе тропочку, пробился и опять в погоню. Близко нагоняет, только рукой схватить; Василиса Премудрая махнула назад гребёнкою – и сделалась большая-большая гора; не пройти, не проехать.
Царь Некрещёный Лоб копал-копал гору, проложил тропочку и опять погнался за ними. Тут Василиса Премудрая махнула назад полотенцем – и сделалось великое-великое море. Царь прискакал к морю, видит, что дорога в море ведёт, и поворотил домой.
Стал подходить Иван, гостиный сын, с Василисою Премудрою к своей земле и сказывает ей:
- Я вперёд пойду, извещу о тебе отца с матерью, а ты меня здесь подожди.
- Смотри же, - говорит Василиса Премудрая, - как придёшь домой, со всеми целуйся, не целуйся только со своей крёстной матерью, а то меня позабудешь.
Иван, гостиный сын, воротился домой, всех перецеловал на радостях, поцеловал и крёстную мать, да и забыл про Василису Премудрую. Стоит она, бедная, на дороге, дожидается; ждала-ждала – не идёт за ней Иван, гостиный сын; пошла в город и нанялась в работницы к одной старушке. А Иван, гостиный сын, задумал жениться, сосватал себе невесту и затеял пир на весь мир.
Василиса Премудрая узнала про то, нарядилась нищенкой и пошла на купеческий двор просить милостыньку.
- Погоди, - говорит купчиха, - я тебе маленький пирожок испеку; от большого резать не стану.
- И за то спасибо, матушка.
Только большой пирог пригорел, а маленький хорош вышел. Купчиха отдала ей горелый пирог, а маленький на стол подала. Разрезали тот пирожок – и тотчас вылетели из него два голубя.
- Поцелуй меня, - говорит голубь голубке.
- Нет, ты меня позабудешь, как забыл Иван, гостиный сын, Василису Премудрую.
Опомнился Иван, гостиный сын, узнал, кто такая нищенка, и говорит отцу, матери и гостям:
- Вот моя жена!
- Ну, коли у тебя уже есть жена, так и живи с нею.
Новую невесту богато одарили и домой отпустили, а Иван, гостиный сын, с Василисою Премудрой стали жить-поживать да добра наживать, лиха избывать.
Два брата
Жили два брата – Иван да Павел. Иван имел большую семью и жил бедно. Павел был богат и жаден. Он любил, чтобы его встречали с поклонами. Если Иван и приходил к нему иногда за помощью, то Павел прогонял его вон.
Однажды не уродился хлеб. Иван голодал с семьёй; не вытерпел и пошёл к брату.
- Брат, умирают детишки с голоду. Дай немного хлеба, я после вдвойне, втройне отдам, - просил Иван.
- Я дам тебе мешок муки, если ты дашь выколоть твой правый глаз, - ответил Павел.
- Да ты с ума сошёл, брат! Глаз выколоть брату!
- А тебе жалко глаз? Пошёл вон! – закричал Павел.
Видит Иван, что брат хлеба не даст иначе, как только за глаз. Подумал: “Жить можно и с одним глазом, но детей от смерти избавлю”.
- Давай мешок муки, а себе возьми мой глаз, - согласился Иван.
Выколол глаз у него Павел, и рука не дрогнула. Пришёл Иван домой с мешком муки, но без глаза. Жена поахала, поплакала, да что сделаешь – нужда заставит и не на то пойти.
Когда вся мука вышла, Иван опять пошёл к брату.
Привели его оттуда соседи без обоих глаз, но с мешком муки. Когда мука опять вышла, сказал Иван жене:
- Отведи меня на раздорожье, там есть большое дерево. Сяду под ним и буду просить милостыню, больше ни на что я не годен.
Стал Иван кормить семью милостыней. Жена утром провожала его к дереву, вечером уводила домой. Один раз не смогла она придти за ним. Остался Иван ночевать под деревом. И вот заполночь слышит – хлопают крылья огромных птиц. И вдруг заговорили птицы на человеческом языке.
- Где ты летала, что увидала и узнала? – спросила одна птица.
- Я увидала и узнала, что у царя есть дочь, с рождения она слепая. Никто не может подарить ей зрение, а это очень просто: стоит нарвать листьев с этого дерева, вскипятить их в воде, промыть глаза царевне, и она будет видеть.
- Я видела, - сказала другая птица, - город, который почти каждую ночь горит. Люди с ног сбились: едва выстроят один дом, как сгорит другой. До сих пор они даже не знают, кто зажигает дома. А зажигают две огненные птицы. Днём они спят в старой башне над рекой, а ночью вылетают на добычу. Там, где сядут, дом и загорится. Избавиться от птиц очень просто: нарвать зелёного гороха и размочить его в воде серного ключа, насыпать на чердаке башни этого гороха. Птицы поклюют и заснут на свою погибель.
- Я узнала одно неглубокое озеро, - сказала третья птица, - в нём лежит чудесный камень. Кто его потрёт – явятся великаны и всё, что прикажешь, построят. Найти камень легко. Он лежит на мели среди озера Тихого. Каждую полночь он пять минут светится, а потом гаснет.
Птицы замолчали. Иван ни жив, ни мёртв, так и пролежал до утра, боялся пошевелиться. Рано утром птицы громко крикнули и улетели.
Нарвал Иван листьев с дерева, спрятал их за пазуху и стал ждать жену. Этот день был счастливый: проезжали мимо переселенцы, дали ему хлеба и немного денег. Вечером жена привела Ивана домой.
- Ну-ка, жена, вскипяти воду, чай пить охота, да скажи, когда вода закипит.
Через час вода закипела в чугуне.
- Ну, жена, положи в чугун листья.
Жена положила. Когда листья прокипятились, Иван сказал:
- Чай-то не годится, давай лучше ужинать.
После ужина дети легли спать. Иван умылся, промыл глаза водой из под листьев, и глаза стали видеть. Обрадовался Иван, а жене сказал:
- Слушай, жена, ты пока никому не говори, что я стал видеть. Завтра пойду зарабатывать деньги.
Нарвал утром Иван листьев с дерева на раздорожье, спрятал их и к царю пошёл. С тех пор слепого у дерева не видели. Люди говорили: “Наверное, сослепу забрёл куда-нибудь и погиб”.
Пришёл Иван к царю и сказал:
- Царь, я могу излечить твою дочь от слепоты.
Царь удивился: сколько лучших лекарей пытались сделать это, и всё напрасно, а тут мужичишка какой-то лезет! Хотел он выгнать Ивана, да передумал.
- Хорошо, лечи, - говорит. – Вылечишь – золотом осыплю, а не вылечишь – голову отрублю. Согласен на это?
- Согласен, - отвечает Иван, - только мне надо отдельную избушку с печью, чугуном и умывальником.
Предоставили Ивану всё, что просил. Растопил он печь, поставил в неё чугун с водой и, когда закипела вода, положил листья. Скоро вода сделалась красной. Слил Иван воду в умывальник.
- Позовите царевну, - сказал он слугам.
Царевну ввели в избушку.
- Теперь уходите все, - приказал Иван.
Когда слуги вышли, он стал умывать царевну да глаза ей промывать. Вдруг она закричала:
- Вижу, вижу, вижу, всё вижу! – и убежала от Ивана.
Царь с радости чуть не удушил её. В честь выздоровления дочери большой пир устроил и здесь же просватал её за соседнего короля.
Иван пошёл к царю за наградой:
- Царь, выдай мне обещанное!
- Тебе, мужичина, и десяти золотых монет для счастья достаточно. Иди отсюда подобру-поздорову. Выгоните его вон, - приказал царь слугам.
Пошёл Иван к себе домой. И вот пришлось ему заночевать в одном городе. Ночью услышал он крик: “Пожар! Горим!”
Выскочил Иван на улицу, а кругом всё горит.
Жаль стало Ивану народ. “Коли царю помог, то народу надо помочь обязательно, - подумал он. – Народ меня не выгонит с позором”. И пошёл к голове.
- Я знаю, кто зажигает дома, - сказал он. – Я избавлю вас от поджигателей. Скажи, где растёт горох? И нет ли поблизости серного ключа?
Нарвал Иван гороху и отправился к серному ключу. Размочил горох и пошёл к башне над рекой. Влез на чердак, рассыпал горох, а сам взял на всякий случай дубину и притаился за дверью.
И вдруг видит: как будто загорелось всё внутри башни. Хотел уже крикнуть: “Пожар! Пожар!” – да вовремя спохватился: сидят в башне две огненные птицы. Перья на них так ярко горят, что Ивану сделалось страшно: “А ну, как чердак весь загорится?” Но ничего не горело, и успокоился Иван. Увидели птицы горох, поклевали его и заснули. Бросился Иван на птиц и принялся дубиной бить. Искры посыпались из крыльев. На Иване одежда загорелась, запылал чердак. Побросал Иван птиц через окно в реку, и сам в воду бросился. Потом собрал убитых птиц и пошёл в город. Навстречу ему бежал народ. Выдернул Иван из крыла перо и дунул на него. Перо загорелось и осветило народ.
- Вот кто поджигал ваши дома, - крикнул Иван и показал убитых птиц.
Собрал обрадованный народ Ивану в подарок столько денег, сколько он мог унести. Проводили его далеко за город.
Пришёл Иван домой ночью. Дети уже давно спали.
- Теперь мы богаты, жена, - говорит он. – Вот деньги, спрячь. Я пойду за плотниками. Будем дом строить.
Под утро пошёл он разыскивать Тихое озеро. Скоро нашёл его, лодку купил у рыбаков и начал искать камень. Несколько ночей искал чудесный камень, и всё напрасно. Хотел уже всё бросить, да на обратном пути к берегу заметил под лодкой свет.
Кинулся Иван в воду, схватил камень, до берега доплыл с ним, отдохнул и домой пошёл. Жена и дети обрадовались:
- Отец приехал! Отец приехал!
Собрались соседи посмотреть и узнать, как Иван вылечил глаза. Один только брат Павел не пришёл.
На второй день выдавал брат Павел свою дочь за самого богатого жениха на селе. Пошёл Иван посмотреть молодых. Павел увидел брата и закричал:
- Прочь иди, нищий, бродяга! Ты мне не брат!
Ушёл Иван. Дома позвал он жену:
- Где же мы будем строить дом?
- Да вот в садике, - ответила жена.
Ночью разбудил он жену:
- Ну, пойдём строить.
- А где же плотники и лес? – спросила жена.
- Здесь, - ответил Иван и указал на карман.
Удивилась жена: “Уж не спятил ли он с ума, когда ходил по чужим людям?”
- Не бойся, таких плотников, как мои, нигде нет.
Вынул Иван камень, потёр его. Сверкнула молния, раздался гром, явилось десять великанов.
- Что угодно, хозяин? – спросили они.
- Постройте мне на этом месте хрустальный дом, - приказал Иван.
- Сейчас будет готов, - ответили великаны.
Как из тумана стал появляться дом и расти на глазах Ивана. Испугалась жена такого, убежала в избушку, закрыла дверь и занавесила окна.
Утром сбежался народ и дивится: хрустальный дом построил Иван, да ещё за одну ночь. Даже брат Павел не вытерпел, прибежал.
- Иванушка, как же ты выстроил такой дом? В нём царю только жить, - допытывался Павел.
Иван только посмеивался.
- Я могу, что угодно построить, - говорит он.
Не успели мужики налюбоваться Ивановым домом, как послышались крики:
- Вода идёт! Вода идёт! Спасайтесь! Спасайтесь!
Бросились мужики к своим избушкам. Стояли избушки на низком месте, вблизи моря. С моря дул сильный ветер, вода заливала избушки.
Вынул Иван камень, потёр его. И вот сверкнула молния, и раздался такой гром, что попадали на землю мужики.
- Что угодно, хозяин? – спросили великаны.
- Убрать морскую воду с полей и построить каменную плотину!
- Сейчас будет готово, - сказали великаны и исчезли.
Ждал, ждал перепуганный народ прихода воды, да так и не дождался. Закрыла плотина путь для воды.
Совсем лишился почёта брат Павел, даже друзья не стали ему кланяться. Так возненавидел он Ивана, что донёс царю: “Мой брат при помощи нечистой силы строит, что угодно, но от вас, батюшка-царь, он таится”.
Рассердился царь и приказал посадить Ивана в тюрьму. Привели Ивана на допрос к царю:
- Ну, раб нечестивый, скажи, как смел ты скрыть от меня своё искусство? За это прикажу с тебя живого шкуру содрать и из шкуры барабан сделать.
На коленях умолял Иван грозного царя, у которого когда-то дочь от слепоты вылечил.
- Слушай, - проговорил царь, - если к утру не выстроишь хрустальный мост через реку да дворец – сожгу тебя на костре; выстроишь – помилую. Строить будешь при мне, хочу видеть, как работают твои плотники.
Делать нечего, взял Иван камень и потёр его. Молния так сверкнула, что спалила усы и брови у царя и его свиты. А гром так ударил, что упал царь со свитой с ног.
- Что угодно, хозяин? – спросили великаны.
- Постройте царю хрустальный мост через реку и дворец, - приказал Иван.
- Сейчас будет готово, - ответили великаны и исчезли.
Окуталось всё туманом, потом туман рассеялся, и показались хрустальный мост и дворец.
- Царь-батюшка, готово, - сказал Иван.
Царь сначала открыл один глаз, потом другой, осмотрелся кругом. Увидел, что опасности нет, - встал, встряхнулся, надел на голову корону и приказал:
- Сейчас же отдай мне камень, или прикажу отпилить тебе голову деревянной пилой.
Подал Иван царю камень. Схватил царь камень и стал рассматривать, а камень как ударит царя по глазу – выбил глаз, из рук выскользнул и в реку укатился.
Вернулся Иван домой, стал жить да поживать, советы опытные беднякам давать.
Замучили Павла зависть и жадность. Решил он во что бы то ни стало узнать, как разбогател брат Иван. Пригласил он Ивана в гости. Сели в саду, поугощались и разговорились.
- Братишка, Ванюша, как же ты разбогател? Скажи, мы люди свои.
- Долго, братец, всё рассказывать. Ты лучше сходи к дереву, где я слепым сидел, и всё узнаешь, - посоветовал Иван.
Этой же ночью Павел ушёл к дереву и лёг под ним. В полночь огромные птицы прилетели и стали рассказывать, что видели и слышали за день.
Много узнал Павел про избы-водолазы да про мельницу, которая простые зёрна в золотой песок перемалывает.
Только замолчали птицы – Павел вскочил и заорал радостно на всю округу:
- Теперь я знаю, как разбогател Иван!
Увидали птицы человека, который подслушал их тайные разговоры, налетели на него, сбили с ног и заклевали до смерти.
Тут и сказке конец.
Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что
В некотором государстве жил-был царь, холост – не женат. Был у него на службе стрелок, по имени Андрей.
Пошёл раз Андрей-стрелок на охоту. Ходил, ходил целый день по лесу – не посчастливилось, не мог на дичь напасть. Время было к вечеру, идёт он обратно – кручинится. Видит – сидит на дереве горлица.
“Дай, - думает, - стрельну хоть эту”.
Стрельнул и ранил её, - свалилась горлица с дерева на сырую землю. Поднял её Андрей, хотел свернуть ей голову, положить в сумку.
А горлица говорит ему человеческим голосом:
- Не губи меня, Андрей-стрелок, не руби моей головы, возьми меня живую, принеси домой, посади на окошко. Да смотри – как найдёт на меня дремота, в ту пору бей меня правой рукой наотмашь: добудешь себе великое счастье.
Удивился Андрей-стрелок: Что такое? С виду совсем птица, а говорит человеческим голосом. Принёс он горлицу домой, посадил на окошечко, а сам стоит, дожидается. Прошло немного времени, горлица положила головку под крылышко и задремала. Андрей вспомнил, что она ему наказывала, - ударил её правой рукой наотмашь. Упала горлица наземь и обернулась девицей, Марьей-царевной, да такой прекрасной, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать.
Говорит Марья-царевна стрелку:
- Сумел меня взять, умей и удержать – неспешным пирком да за свадебку. Буду тебе честной да весёлой женой.
На том они и поладили. Женился Андрей-стрелок на Марье-царевне и живёт с молодой женой – потешается. А службы не забывает: каждое утро ни свет ни заря идёт в лес, настреляет дичи и несёт на царскую кухню.
Пожили они так недолго. Марья-царевна говорит:
- Бедно живёшь ты, Андрей.
- Да, как сама видишь.
- Добудь-ка рублей сотню, купи на эти деньги разного шёлку, я всё дело поправлю.
Послушался Андрей, пошёл к товарищам, у кого рубль, у кого два занял, накупил разного шёлку и принёс жене. Марья-царевна взяла шёлк и говорит:
- Ложись спать, утро вечера мудренее.
Андрей лёг спать, а Марья-царевна села ткать. Всю ночь ткала и выткала ковёр, какого в целом мире не видывали: на нём всё царство расписано, с городами и деревнями, с лесами и нивами, и птицы в небе, и звери на горах, и рыбы в морях; кругом луна и солнце ходят …
Наутро Марья-царевна отдаёт ковёр мужу:
- Понеси на гостиный двор, продай купцам, да смотри – своей цены не запрашивай, а что дадут, то и бери.
Андрей взял ковёр, повесил на руку и пошёл по гостиным рядам.
Подбегает к нему один купец:
- Послушай, почтенный, сколько спрашиваешь?
- Ты торговый человек, ты и цену давай.
Вот купец думал, думал – не может оценить ковра. Подскочил другой, за ним – ещё. Собралась купцов толпа великая, смотрят на ковёр, дивуются, а оценить не могут.
В то время проезжал мимо рядов царский советник и захотелось ему узнать, про что толкует купечество. Вышел из кареты, насилу протолкался через великую толпу и спрашивает:
- Здравствуйте, купцы, заморские гости. О чём речь у вас?
- Так и так, ковра оценить не можем.
Царский советник посмотрел на ковёр и сам дался диву:
- Скажи, стрелок, скажи по правде истинной: откуда добыл такой славный ковёр?
- Так и так, моя жена вышила.
- Сколько же тебе дать за него?
- А я сам не знаю. Жена наказала не торговаться: сколько дадут, то и наше.
- Ну, вот тебе, стрелок, десять тысяч.
Андрей взял деньги, отдал ковёр и пошёл домой. А царский советник поехал к царю и показывает ему ковёр. Царь взглянул – на ковре всё его царство как на ладони. Он так и ахнул:
- Ну, что хочешь, а ковра я тебе не отдам.
Вынул царь двадцать тысяч рублей и отдаёт советнику из рук в руки. Советник деньги взял и думает: “Ничего, я себе другой, ещё лучше, закажу”.
Сел опять в карету и поскакал в слободу. Разыскал избушку, где живёт Андрей-стрелок, и стучится в дверь. Марья-царевна отворяет ему. Царский советник одну ногу через порог занёс, а другую не переносит, замолчал и про своё дело забыл: стоит перед ним такая красавица, век бы глаз от неё не отвёл, всё бы смотрел да смотрел.
Марья-царевна ждала, ждала ответа да повернула царского советника за плечи и дверь закрыла. Насилу он опомнился, нехотя поплёлся домой. И с той поры и ест – не наест, и пьёт – не напьёт: всё ему представляется стрелкова жена.
Заметил это царь и стал выспрашивать, что за кручина у него такая.
Советник говорит царю:
- Ах, видел я у одного стрелка жену, всё о ней думаю! И не запить это, не заесть, никаким зельем не заворожить.
Пришла царю охота самому посмотреть стрелкову жену. Оделся он в простое платье, поехал в слободу, нашёл избёнку, где живёт Андрей-стрелок, и стучится в дверь. Марья-царевна отворила ему. Царь одну ногу через порог занёс, другую и не может, совсем онемел: стоит перед ним несказанная красота.
Марья-царевна ждала, ждала ответа, повернула царя за плечи и дверь закрыла.
Защемила царя сердечная зазноба. “Чего, - думает, - хожу холост, не женат. Вот бы жениться на этой красавице. Не стрельчихой ей быть, на роду ей написано быть царицей”.
Воротился царь во дворец и задумал думу нехорошую – отбить жену от живого мужа. Призывает он советника и говорит:
- Надумай, как извести Андрея-стрелка. Хочу на его жене жениться. Придумаешь – награжу городами и деревнями, и золотой казной, не придумаешь – сниму голову с плеч.
Закручинился царский советник, пошёл и нос повесил. Как извести стрелка, не придумает. Да с горя и завернул в кабак винца испить.
Подбегает к нему кабацкий пьяница в рваном кафтанишке:
- О чём, царский советник, пригорюнился, зачем нос повесил?
- Поди прочь, кабацкая пьянь.
- А ты меня не гони, лучше стаканчик винца поднеси, я тебя на ум наведу.
Поднёс ему царский советник стаканчик винца и рассказал про своё горе. Кабацкий пьяница и говорит ему:
- Извести Андрея-стрелка дело нехитрое, - сам-то он прост, - да жена у него больно хитра. Ну, да мы загадаем загадку такую, что ей не справиться. Воротись к царю и скажи: пускай он пошлёт Андрея-стрелка на тот свет узнать, как поживает покойный царь-батюшка. Андрей уйдёт и назад не вернётся.
Царский советник поблагодарил кабацкого пьяницу – и бегом к царю:
- Так и так, - можно стрелка извести.
И рассказал, куда нужно его послать и за чем. Царь обрадовался, велел позвать Андрея-стрелка.
- Ну, Андрей, служил ты мне верой-правдой, сослужи ещё службу: сходи на тот свет, узнай, как поживает мой батюшка. Не то мой меч – твоя голова с плеч …
Андрей воротился домой, сел на лавку и голову повесил. Марья-царевна его спрашивает:
- Что невесел? Или невзгода какая?
Рассказал ей Андрей, какую царь задал ему службу. Марья-царевна говорит:
- Есть о чём горевать! Это не служба, а службишка, служба будет впереди. Ложись спать, утро вечера мудренее.
Утром рано, только проснулся Андрей, Марья-царевна даёт ему мешок сухарей и золотое колечко.
- Поди к царю и проси себе в товарищи царского советника, а то, скажи, тебе не поверят, что был ты на том свете. А как выйдешь с товарищем в путь-дорогу, брось перед собой колечко, оно тебя доведёт.
Андрей взял мешок сухарей и колечко, попрощался с женой и пошёл к царю просить себе дорожного товарища. Делать нечего, царь согласился, велел советнику идти с Андреем на тот свет.
Вот они вдвоём и вышли в путь-дорогу. Андрей бросил колечко – оно катится. Андрей идёт за ним полями чистыми, мха-ми-болотами, реками-озёрами, а за Андреем царский советник тащится. Устанут идти, поедят сухарей – и опять в путь.
Близко ли, далёко ли, скоро ли, коротко ли, пришли они в густой, дремучий лес, спустились в глубокий овраг, и тут колечко остановилось.
Андрей и царский советник сели поесть сухарей. Глядь, мимо них на старом-престаром царе два чёрта дрова везут – большущий воз – и погоняют царя дубинками, один с правого бока, другой с левого.
Андрей говорит:
- Смотри, никак, это наш покойный царь-батюшка?
- Твоя правда, это он самый дрова везёт.
Андрей и закричал чертям:
- Эй, господа черти! Освободите мне этого покойничка хоть на малое время, мне нужно кой о чём его расспросить.
Черти отвечают:
- Есть нам время дожидаться! Сами, что ли, дрова повезём?
- А вы возьмите у меня свежего человека на смену.
Ну, черти отпрягли старого царя, на его место впрягли в воз царского советника и давай его с обеих сторон дубинками погонять – тот гнётся, а везёт.
Андрей стал спрашивать старого царя про его житьё-бытьё.
- Ах, Андрей-стрелок, - отвечает царь, - плохое моё житьё на том свете. Поклонись от меня сыну да скажи, что я накрепко ему заказываю людей не обижать, а то и с ним то же станется.
Только успели они поговорить, черти уж назад едут с порожней телегой. Андрей попрощался со старым царём, взял у чертей царского советника, и пошли они в обратный путь.
Приходят в своё царство, являются во дворец. Царь увидал стрелка и в сердцах накинулся на него:
- Как ты смел назад воротиться?
Андрей-стрелок отвечает:
- Так и так, был я на том свете у вашего покойного родителя. Живёт он плохо, велел вам кланяться да накрепко наказывал людей не обижать.
- А чем докажешь, что ходил на тот свет и моего родителя видел?
- А тем я докажу, что у вашего советника на спине и теперь ещё знаки видны, как его черти дубинками погоняли.
Тут царь уверился, делать нечего – отпустил Андрея домой. А сам говорит советнику:
- Вздумай, как извести стрелка, не то мой меч – твоя голова с плеч.
Пошёл царский советник, ещё ниже нос повесил. Заходит в кабак, сел за стол, спросил вина. Подбегает к нему кабацкий пьяница:
- Что, царский советник, пригорюнился? Поднеси-ка мне стаканчик, я тебя на ум наведу.
Советник поднёс ему стаканчик вина и рассказал про своё горе. Кабацкий пьяница ему говорит:
- Воротись назад и скажи царю, чтобы задал он стрелку вот какую службу – её не то что выполнить, трудно и выдумать: послал бы его за тридевять земель, в тридесятое царство добыть кота-баюна …
Царский советник побежал к царю и рассказал, какую службу задать стрелку, чтобы он назад не воротился. Царь посылает за Андреем.
- Ну, Андрей, сослужил ты мне службу, сослужи другую: ступай в тридесятое царство и добудь мне кота-баюна. Не то мой меч – твоя голова с плеч!
Пошёл Андрей домой, ниже плеч голову повесил и рассказывает жене, какую царь задал ему службу.
- Есть о чём кручиниться! – Марья-царевна говорит. – Это не служба, а службишка, служба будет впереди. Ложись спать, утро вечера мудренее.
Андрей лёг спать, а Марья-царевна пошла на кузницу и велела кузнецам сковать три колпака железных, железные клещи и три прута: один железный, другой медный, третий оловянный.
Утром рано Марья-царевна разбудила Андрея:
- Вот тебе три колпака да клещи и три прута, ступай за тридевять земель, в тридесятое царство. Трёх вёрст не дойдёшь, станет одолевать тебя сильный сон – кот-баюн на тебя дремоту напустит. Ты не спи, руку за руку закидывай, ногу за ногу волочи, а где и катком катись. А если уснёшь, кот-баюн убьёт тебя.
И тут Марья-царевна научила его, как и что делать, и отпустила в дорогу.
Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается – пришёл Андрей стрелок в тридесятое царство. За три версты стал его одолевать сон. Надевает Андрей на голову три колпака железных, руку за руку закидывает, ногу за ногой волочит – идёт, а где и катком катится.
Кое-как выдержал дремоту и очутился у высокого столба.
Кот-баюн увидел Андрея, заворчал, зауркал да со столба прыг ему на голову – один колпак разбил и другой разбил, взялся было за третий. Тут Андрей-стрелок ухватил кота клещами, сволок наземь и давай оглаживать прутьями. Наперво сёк железным прутом, изломал железный, принялся угощать медным, и этот изломал и принялся бить оловянным.
Оловянный прут гнётся, не ломается, вокруг хребта обвивается. Андрей бьёт, а кот-баюн начал сказки рассказывать: про попов, про дьяков, про поповых дочерей. Андрей его не слушает, знай охаживает прутом. Невмоготу стало коту, видит, что заговорить нельзя, он и взмолился:
- Покинь меня, добрый человек! Что надо, всё тебе сделаю!
- А пойдёшь со мной?
- Куда хочешь пойду.
Андрей пошёл в обратный путь и кота за собою повёл. Добрался до своего царства, приходит с котом во дворец и говорит царю:
- Так и так, службу выполнил, добыл вам кота-баюна.
Царь удивился и говорит:
- А ну, кот-баюн, покажи большую страсть!
Тут кот свои когти точит, на царя их ладит, хочет у него белую грудь раздирать, из живого сердце вынимать.
Царь испугался:
- Андрей стрелок, уйми, пожалуйста, кота-баюна!
Андрей кота унял и в клетку запер, а сам пошёл домой, к Марье-царевне. Живёт-поживает, тешится с молодой женой. А царя ещё пуще знобит зазноба сердечная. Опять призвал он советника:
- Что хочешь придумай, изведи Андрея-стрелка, не то мой меч – твоя голова с плеч.
Царский советник идёт прямо в кабак, нашёл там кабацкого пьяницу в рваном кафтанишке и просит его выручить, на ум навести. Кабацкий пьяница стаканчик вина выпил, усы вытер:
- Ступай, - говорит, - к царю и скажи: пусть пошлёт Андрея-стрелка туда – не знаю куда, принести то – не знаю что. Этой задачи Андрей во веки веков не выполнит и назад не вернётся.
Советник побежал к царю и всё ему доложил. Царь посылает за Андреем.
- Сослужил ты мне две службы, сослужи третью: сходи туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что. Сослужишь – награжу по-царски, а не то мой меч – твоя голова с плеч.
Пришёл Андрей домой, сел на лавку и заплакал. Марья-царевна его спрашивает:
- Что, милый, не весел? Или ещё невзгода какая?
- Эх, - говорит, - через твою красу все напасти несу. Велел мне царь идти туда – не знаю куда, принести то – не знаю что.
- Вот это служба! Ну, ничего, ложись спать, утро вечера мудренее!
Марья-царевна дождалась ночи, развернула волшебную книгу, читала, читала, читала, бросила книгу и за голову схватилась: про царёву загадку ничего в книге не сказано. Марья-царевна вышла на крыльцо, вынула платочек и махнула. Налетели всякие птицы, набежали всякие звери.
Марья-царевна их спрашивает:
- Звери лесные, птицы поднебесные, вы, звери, всюду рыскаете, вы, птицы, всюду летаете – не слыхали ли, как дойти туда – не знаю куда, принести то – не знаю что?
Звери и птицы ответили:
- Нет, Марья-царевна, мы про то не слыхивали.
Марья-царевна махнула платочком – звери и птицы пропали, как не бывали. Махнула в другой раз – появились перед ней два великана:
- Что угодно? Что надобно?
- Слуги мои верные, отнесите меня на середину Океан-моря.
Подхватили великаны Марью-царевну, отнесли на Океан-море и стали на середине, на самой пучине, - сами стоят, как столбы, а её на руках держат. Марья-царевна махнула платочком, и приплыли к ней все гады и рыбы морские.
- Вы, гады и рыбы морские, вы везде плаваете, на всех островах бываете: не слыхали ли, как дойти туда – не знаю куда, принести то – не знаю что?
- Нет, Марья-царевна, мы про то не слыхали.
Закручинилась Марья-царевна и велела отнести себя домой. Великаны подхватили её, принесли на Андреев двор, поставили у крыльца.
Утром рано Марья-царевна собрала Андрея в дорогу и дала ему клубок ниток и полотенце вышитое.
- Брось клубок перед собой, куда он покатится, туда и ты иди. Да смотри, куда бы ни пришёл, будешь умываться, чужим полотенцем не утирайся, а утирайся моим.
Андрей попрощался с Марьей-царевной, поклонился на четыре стороны и пошёл за заставу. Бросил клубок перед собой, клубок покатился – катился да катится. Андрей идёт за ним следом.
Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Много царств и земель прошёл Андрей. Клубок катится, нитка от него тянется: стал клубок маленький, с куриную головочку; вот уж до чего стал маленький, не видно и на дороге … Дошёл Андрей до леса, видит – стоит избушка на курьих ножках.
- Избушка, избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом!
Избушка повернулась, Андрей вошёл и видит – на лавке сидит седая старуха, прядёт кудель.
- Фу, фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришёл. Вот изжарю тебя в печи да съем и на косточках покатаюсь.
Андрей отвечает старухе:
- Что ты, старая баба-яга, станешь есть дорожного человека! Дорожный человек костоват и чёрен, ты наперёд баньку истопи, меня вымой, выпари, тогда и ешь.
Баба-яга истопила баньку, Андрей выпарился, вымылся, достал женино полотенце и стал им утираться.
Баба-яга спрашивает:
- Откуда у тебя полотенце? Его моя дочь вышивала.
- Твоя дочь мне жена, мне и полотенце дала.
- Ах, зять возлюбленный, чем же мне тебя потчевать?
Тут баба-яга собрала ужин, наставила всяких кушаньев, вин и медов. Андрей не чванится – сел за стол, давай уплетать. Баба-яга села рядом – он ест, она выспрашивает: как он на Марье-царевне женился да живут ли они хорошо. Андрей всё рассказал: как женился и как царь послал его туда – не знаю куда, добыть то – не знаю что.
- Вот бы ты помогла мне, бабушка!
- Ах, зятюшка, ведь про это диво дивное даже я не слыхала. Знает про это одна старая лягушка, живёт она на болоте триста лет … Ну, ничего, ложись спать, утро вечера мудренее.
Андрей лёг спать, а баба-яга взяла два голых берёзовых веника, чтоб туда и обратно хватило, полетела на болото и стала звать:
- Бабушка, лягушка-скакушка, жива ли?
- Жива.
- Выдь ко мне из болота!
Старая лягушка вышла из болота, баба-яга её спрашивает:
- Знаешь ли, где то – не знаю что?
- Знаю.
- Скажи, сделай милость. Зятю моему дана служба: пойти туда – не знаю куда, взять то – не знаю что.
Лягушка отвечает:
- Я б его проводила, да больно стара, мне туда не допрыгать. Донесёт меня твой зять в парном молоке до огненной реки, тогда скажу.
Баба-яга взяла лягушку-скакушку, полетела домой, надоила молока в горшок, посадила туда лягушку и утром рано разбудила Андрея:
- Ну, зять дорогой, одевайся, возьми горшок с парным молоком, в молоке – лягушка, да садись на моего коня, он тебя довезёт до огненной реки. Там коня брось и вынимай из горшка лягушку, она тебе скажет.
Андрей оделся, взял горшок, сел на коня бабы-яги. Долго ли, коротко ли, конь домчал его до огненной реки. Через неё ни зверь не перескочит, ни птица не перелетит.
Андрей слез с коня, лягушка ему говорит:
- Вынь меня, добрый молодец, из горшка, надо нам через реку переправиться.
Андрей вынул лягушку из горшка и пустил наземь.
- Ну, добрый молодец, теперь садись мне на спину.
- Что ты, бабушка, эка маленькая, чай я тебя задавлю!
- Не бойся, не задавишь! Садись да держись крепче.
Андрей сел на лягушку-скакушку. Начала она дуться. Дулась, дулась – сделалась словно копна сена.
- Крепко ли держишься?
- Крепко, бабушка.
Опять лягушка дулась, дулась – стала выше тёмного леса, да как скакнёт – и перепрыгнула через огненную реку; перенесла Андрея на тот берег и сделалась опять маленькой.
- Иди, добрый молодец, по этой тропинке, увидишь терем – не терем, избу – не избу, сарай – не сарай, заходи туда и становись за печью. Там найдёшь то – не знаю что.
Андрей пошёл по тропинке, видит: старая изба – не изба, тыном обнесена, без окон, без крыльца. Он туда вошёл и спрятался за печью.
Вот немного погодя застучало, загремело по лесу, и входит в избу мужичок с ноготок, борода с локоток, да как крикнет:
- Эй, сват Наум, есть хочу!
Только крикнул, откуда ни возьмись, появляется стол накрытый, на нём бочонок кваса да бык печёный, в боку нож точёный. Мужичок с ноготок, борода с локоток, сел возле быка, вынул нож точёный, начал мясо порезывать, в чеснок помакивать, покушивать да похваливать.
Обработал быка до последней косточки, выпил целый бочонок кваса.
- Эй, сват Наум, убери объедки!
И вдруг стол пропал, как и не бывало, - ни костей, ни бочонка. Андрей дождался, когда уйдёт мужичок с ноготок, вышел из-за печки, набрался смелости и позвал:
- Сват Наум, покорми меня …
Только позвал, откуда ни возьмись, появился стол, на нём разные кушанья, закуски и заедки, вина, меды и квасы.
Андрей сел за стол и говорит:
- Сват Наум, садись, брат, со мной, станем есть-пить вместе.
Отвечает ему невидимый голос:
- Спасибо тебе, добрый человек. Столько лет я здесь служу, горелой корки не видывал, а ты меня за стол посадил.
Смотрит Андрей и удивляется: никого не видно, а кушанья со стола словно кто метёлкой сметает, вина, меды и квасы сами в рюмку наливаются – рюмка скок да скок.
Андрей просит:
- Сват Наум, покажись мне.
- Нет, меня никто не может видеть, я то – не знаю что.
- Сват Наум, хочешь у меня служить?
- Отчего не хотеть? Ты, я вижу, человек добрый.
Вот они поели. Андрей и говорит:
- Ну, прибирай всё да пойдём со мной.
Пошёл Андрей из избёнки, оглянулся:
- Сват Наум, ты здесь?
- Здесь. Не бойся, я от тебя не отстану.
Дошёл Андрей до огненной реки, там его дожидается лягушка.
- Добрый молодец, нашёл то – не знаю что?
- Нашёл, бабушка.
- Садись на меня.
Андрей опять сел на неё, лягушка начала раздуваться, раздулась, скакнула и перенесла его через огненную реку.
Тут он поблагодарил лягушку-квакушку и пошёл путём-дорогой в своё царство. Идёт, идёт, обернётся:
- Сват Наум, ты здесь?
- Здесь. Не бойся, я от тебя не отстану.
Шёл, шёл Андрей, дорога далека – прибились его резвые ноги, опустились его белые руки.
- Эх, - говорит, - до чего же я уморился.
А сват Наум ему:
- Что же ты мне давно не сказал? Я бы тебя живо на место доставил.
Подхватил Андрея буйный вихрь и понёс – горы и леса, города и деревни так внизу и мелькают. Летит Андрей над глубоким морем, и стало ему страшно.
- Сват Наум, передохнуть бы.
Сразу ветер ослаб, и Андрей стал опускаться на море. Глядит – где шумели одни синие волны, появился островок, на островке стоит дворец с золотой крышей, кругом сад прекрасный … Сват Наум говорит Андрею:
- Отдыхай, ешь, пей, да на море поглядывай. Будут плыть мимо три купеческих корабля. Ты купцов зазови да угости, употчевай хорошенько – у них есть три диковинки. Ты меня поменяй на эти диковинки – не бойся, я к тебе назад вернусь.
Долго ли, коротко ли, с западной стороны плывут три корабля. Корабельщики увидали остров, на нём дворец с золотой крышей и кругом сад прекрасный.
- Что за чудо? – говорят. – Сколько раз мы тут плавали, ничего, кроме синего моря, не видели. Давай пристанем.
Три корабля бросили якори, три купца-корабельщика сели на лёгкую лодочку, поплыли к острову. А уж Андрей-стрелок их встречает:
- Пожалуйте, дорогие гости.
Купцы-корабельщики идут, дивуются: на тереме крыша как жар горит, на деревах птицы поют, по дорожкам чудные звери прыгают.
- Скажи, добрый человек, кто здесь выстроил это чудо чудное?
- Мой слуга, сват Наум, в одну ночь построил.
Андрей повёл гостей в терем:
- Эй, сват Наум, собери-ка нам попить, поесть!
Откуда ни возьмись, явился накрытый стол, на нём – вина и кушанья, чего душа захочет. Гости только ахают.
- Давай, - говорят, - добрый человек, меняться: уступи нам своего слугу, возьми у нас за него любую диковинку.
- Отчего же не поменяться. А каковы будут ваши диковинки?
Один купец вынимает из-за пазухи дубинку. Ей только скажи: “Ну-ка, дубинка, обломай бока этому человеку”, - дубинка сама начнёт колотить, какому хочешь силачу обломает бока.
Другой купец вынимает из-под полы топор, повернул его обухом кверху – топор сам начал тяпать: тяп да ляп – вышел корабль; тяп-ляп – ещё один. С парусами, с пушками, с храбрыми моряками. Корабли плывут, пушки палят, моряки приказа спрашивают.
Повернул топор обухом вниз – сразу корабли пропали, словно их и не было.
Третий купец вынул из кармана дудку, задудел – войско появилось: и конница, и пехота, с ружьями, с пушками. Войска идут, музыка гремит, знамёна развеваются, всадники скачут, приказа спрашивают. Купец задудел с другого конца в дудку – и нет ничего, всё пропало.
Андрей-стрелок говорит:
- Хороши ваши диковинки, да моя стоит дороже. Хотите меняться – отдавайте мне за моего слугу, свата Наума, все три диковинки.
- Не много ли будет?
- Как знаете, иначе меняться не стану.
Купцы думали, думали: “На что нам дубинка, топор да дудка? Лучше поменяться, со сватом Наумом будем безо всякой заботы день и ночь и сыты, и пьяны”.
Отдали купцы-корабельщики Андрею диковинки и кричат:
- Эй, сват Наум, мы тебя берём с собой. Будешь нам служить верой-правдой?
Отвечает им невидимый голос:
- Отчего не служить? Отчего не служить хорошим людям?
Купцы-корабельщики вернулись на свои корабли и давай пировать – пьют, едят, знай покрикивают:
- Сват Наум, поворачивайся, давай того, давай этого!
Перепились все допьяна, перессорились. И разойтись не могут. С кем сват Наум останется? Где сидели, там и спать повалились.
А стрелок сидит один в тереме, пригорюнился:
“Эх, - думает, - где-то теперь мой верный слуга, сват Наум?”
- Я здесь. Чего надобно?
Андрей обрадовался:
- Сват Наум, не пора ли нам на родную сторонушку, к молодой жене? Отнеси меня домой.
Опять подхватил Андрея вихрь и понёс в его царство, на родную сторону.
А купцы проснулись, и захотелось им опохмелиться:
- Эй, сват Наум, собери-ка нам попить-поесть, живо поворачивайся!
Сколько ни звали, ни кричали, всё нет толку. Глядят, и острова с теремом нет: на его месте одни синие волны шумят. И диковинок нет. Да делать нечего, подняли паруса и поплыли, куда им надобно было.
А Андрей-стрелок прилетел на родимую сторонушку, опустился возле своего домишки, смотрит – вместо домишки обгорелая труба торчит.
Повесил он голову ниже плеч и пошёл из города на синее море, на пустое место. Сел и сидит. Вдруг, откуда ни возьмись, прилетает сизая горлица, ударилась о землю и оборотилась его молодой женой, Марьей-царевной.
Обнялись они, поздоровались, стали друг друга расспрашивать, друг другу рассказывать. Марья-царевна рассказала:
- С той поры как ты из дому ушёл, я сизой горлицей летаю по лесам да по рощам. Царь три раза за мной посылал, да меня не нашли и домишко сожгли.
Андрей говорит:
- Сват Наум, нельзя ли нам на пустом месте у синего моря дворец поставить?
- Отчего нельзя? Сейчас будет исполнено.
Не успели оглянуться – и дворец поспел, да такой славный, лучше царского; кругом – зелёный сад, на деревьях птицы поют, по дорожкам чудные звери скачут.
Взошли Андрей-стрелок с Марьей-царевной во дворец, сели у окошка и разговаривают, друг на друга любуются. Живут – горя не знают и день, и другой, и третий.
А царь в то время на охоту выехал к синему морю и видит – на том месте, где ничего не было, стоит дворец.
- Какой это невежа без спросу вздумал на моей земле строиться?
Побежали гонцы, всё разведали и докладывают, что тот дворец поставлен Андреем-стрелком и живёт он в нём с молодой женой, Марьей-царевной.
Ещё пуще разгневался царь, посылает узнать, ходил ли Андрей туда – не знаю куда, принёс ли то – не знаю что.
Побежали гонцы, разведали и докладывают:
- Андрей-стрелок ходил туда – не знаю куда и добыл то – не знаю что.
Тут царь и совсем осерчал, приказал собрать войско, идти на взморье, тот дворец разорить дотла, а самого Андрея-стрелка и Марью-царевну предать лютой смерти.
Увидал Андрей, что идёт на него сильное войско, скорее схватил топор, повернул его обухом кверху. Топор тяп да ляп – стоит на море корабль, опять тяп да ляп – стоит другой. Сто раз тяпнул, сто кораблей поплыло по синему морю.
Андрей вынул дудку, задудел – появилось войско: и конница, и пехота, с пушками, со знамёнами.
Начальники скачут, приказа ждут. Андрей приказал начать сражение. Музыка заиграла, барабаны ударили, полки двинулись. Пехота ломит солдат царских, конница скачет, в плен забирает. А со ста кораблей пушки так и бьют по столичному городу.
Царь видит, войско его бежит, кинулся сам к войску – останавливать. Тут Андрей вынул дубинку:
- Ну-ка, дубинка, обломай бока этому царю!
Дубинка сама пошла колесом, с конца на конец перекидывается; нагнала царя и ударила его в лоб, убила до смерти.
Тут и сражению конец пришёл. Повалил из города народ и стал просить Андрея-стрелка, чтоб взял он в свои руки всё государство.
Андрей спорить не стал. Устроил пир на весь мир и вместе с Марьей-царевной правил этим царством до глубокой старости.
Снегурочка
Всякое дело в мире творится, про всякое в сказке говорится. Жили-были дед да баба. Всего у них было вдоволь – и коровушка, и овечка, и кот на печке, а вот детей не было. Очень они печалились, всё горевали.
Вот раз зимой пало снегу белого по колено. Ребятишки соседские на улицу высыпали – на санках кататься, снежками бросаться, да и стали снежную бабу лепить.
Глядел на них дед из окошка, глядел и говорит бабе:
- Что, жена, призадумавшись сидишь, на чужих ребят глядишь, пойдём-ка и мы разгуляемся на старости лет, слепим и мы снежную бабу.
А на старуху, верно, тоже весёлый час накатил.
- Что ж, пойдём, дед, на улицу. Только на что нам бабу лепить, хватит тебе и меня одной, а давай-ка вылепим дочку Снегурочку.
Сказано – сделано. Пошли старики в огород и давай снежную дочку лепить. Вылепили дочку, вставили вместо глаз две голубенькие бусины, сделали на щёчках две ямочки, из алой ленточки – роток, роток улыбается. Куда как хороша снежная дочка Снегурочка. Смотрят на неё дед с бабой – не насмотрятся, любуются – не налюбуются. Шевельнула Снегурочка ножками-ручками, с места сдвинулась, да и пошла по огороду к избе.
Дед и баба от удивления точно ума лишились – к месту приросли.
- Дед, - баба кричит, - да это у нас доченька живая, Снегурочка дорогая!
И в избу бросилась… То-то радости было!
Растёт Снегурочка не по дням, а по часам. Что ни день – Снегурочка всё краше. Дед и баба на неё не насмотрятся, не надышатся. А собой Снегурочка – как снежинка белая, глазки, что голубые бусины, русая коса до пояса. Только румянца у Снегурочки нет ни кровиночки. А и так хороша Снегурушка.
Вот пришла весна-ясна, понабухли почки, полетели пчёлы в поле, запел жаворонок. Все ребята рады-радёшеньки, девушки весенние песни поют. А Снегурка заскучала, невесела стала, всё в окошко глядит, слёзы льёт.
Зацвели цветы в садах. Вот и лето пришло красное… Пуще прежнего Снегурка хмурится, всё от солнца прячется, всё бы ей в тень да в холодок.
Дед да баба всё ахают:
- Уж здорова ли ты, доченька?
- Здорова я, бабушка.
А сама всё в уголок прячется, на улицу не хочет.
Вот раз собрались девушки в лес по ягоду – по малинку, черничку, алу земляничку. Стали и Снегурочку с собой звать:
- Пойдём да пойдём, Снегурочка!
- Пойдём да пойдём, подруженька!
Неохота Снегурочке в лес идти, неохота Снегурочке под солнышко. А тут дед и баба велят:
- Иди, иди, Снегурочка, иди, иди, деточка, повеселись с подружками.
Взяла Снегурочка кузовок, пошла в лес с подружками. Подружки по лесу ходят, венки плетут, хороводы водят, песни поют.
А Снегурочка нашла студёный ручеёк, около него сидит, в воду глядит, пальцы в быстрой воде мочит, каплями, словно жемчугом играет.
Вот и вечер пришёл. Разыгрались девушки, надели венки, разожгли костёр, стали через костёр прыгать. Неохота прыгать Снегурочке… Да пристали к ней подруженьки. Подошла Снегурочка к костру… Стоит-дрожит, в лице ни кровинки нет, русая коса рассыпалась… Закричали подруженьки:
- Прыгай, прыгай, Снегурочка!
Разбежалась Снегурочка и прыгнула… Зашумело над костром, застонало жалобно, и не стало Снегурочки. Потянулся над костром белый пар, свился в облачко, полетело облачко в высоту поднебесную. Растаяла Снегурочка.
Мальчик-с-пальчик
Жил старик со старухою. Раз старуха рубила капусту и нечаянно отрубила палец. Завернула его в тряпку и положила на лавку.
Вдруг услышала – кто-то на лавке плачет. Развернула тряпку, а в ней лежит мальчик ростом с пальчик. Удивилась старуха, испугалась:
- Ты кто таков?
- Я твой сынок, народился из твоего мизинчика.
Взяла его старуха, смотрит – мальчик крохотный-крохотный, еле от земли видно. И назвала его Мальчик-с-пальчик. Прошло немного времени. Ростом мальчик не вырос, а разумом умнее большого оказался. Вот он раз и говорит:
- Где мой батюшка?
- Поехал на пашню.
- Я к нему пойду, помогать стану.
- Ступай, дитятко.
Пришёл он на пашню.
- Здравствуй, батюшка.
Осмотрелся старик кругом:
- Что за чудо? Голос слышу, а никого не вижу. Кто таков говорит со мной?
- Я – твой сынок. Пришёл тебе помогать пахать. Садись, батюшка, закуси да отдохни маленько.
Обрадовался старик, сел обедать. А Мальчик-с-пальчик залез лошади в ухо и стал пахать, а отцу наказал:
- Коли кто будет торговать меня, продавай смело: небось не пропаду, назад домой приду.
Вот едет мимо барин, смотрит и дивуется: конь идёт, соха землю дерёт, а человека нет.
- Этого ещё видом не видано, слыхом не слыхано, чтобы лошадь сама собой пахала!
Старик говорит барину:
- Что ты, разве ослеп? То у меня сын пашет.
- Продай мне его.
- Нет, не продам: нам только и радости со старухой, только и утехи, что Мальчик-с-пальчик.
- Продай, дедушка.
- Ну, давай тысячу рублей.
- Что так дорого?
- Сам видишь: мальчик мал, да удал, на ногу скор, на посылку лёгок.
Барин заплатил тысячу рублей, взял мальчика, посадил в карман и поехал домой. А Мальчик-с-пальчик прогрыз дыру в кармане и ушёл от барина. Шёл, шёл, и пристигла его тёмная ночь. Спрятался он под былинку-травинку и уснул возле самой дороги. Набежал голодный волк и проглотил его.
Сидит Мальчик-с-пальчик в волчьем брюхе живой, и горя ему мало. Плохо пришлось серому волку: увидит он стадо, овцы пасутся, пастух спит, а только подкрадётся овцу унести – Мальчик-с-пальчик и закричит во весь голос:
- Пастух, пастух, овечий дух! Спишь, а волк овцу тащит!
Пастух проснётся, бросится на волка с дубиною да ещё притравит его собаками, а собаки ну его рвать – только клочья летят. Еле-еле уйдёт серый волк.
Совсем волк отощал, пришлось пропадать с голоду. Просит он Мальчика-с-пальчик:
- Вылези!
- Довези меня домой к отцу, к матери, тогда вылезу.
Делать нечего. Побежал волк в деревню, вскочил прямо к старику в избу. Мальчик-с-пальчик тотчас выскочил из волчьего брюха:
- Бейте волка, бейте серого!
Старик схватил кочергу, старуха ухват – и давай волка бить. Еле-еле волк ноги унёс.
Обрадовались старик со старухой сыночку, стали жить-поживать, горя не знать.
Крошечка-Хаврошечка
Вы знаете, что есть на свете люди хорошие, есть и похуже, есть и такие, которые своего брата не стыдятся.
К таким-то и попала Крошечка-Хаврошечка. Осталась она сиротой маленькой; взяли её эти люди, выкормили, над работою каждый день занудили, заморили: она и подаёт, и прибирает, и за всех и за всё отвечает.
А были у её хозяйки три дочери большие. Старшая звалась Одноглазка, средняя – Двуглазка и меньшая – Триглазка. Они только и знали у ворот сидеть, на улицу глядеть, а Крошечка-Хаврошечка на них работала, их обшивала, для них и пряла и ткала, а слова доброго никогда не слыхала. Вот то-то и больно – ткнуть да толкнуть есть кому, а приветить да приохотить нет никого.
Выйдет, бывало, Крошечка-Хаврошечка в поле, обнимет свою рябую корову, ляжет к ней на шейку и рассказывает, как ей тяжко жить-поживать:
- Коровушка-матушка, меня бьют, журят, хлеба не дают, плакать не велят. К завтрашнему дню дали пять пудов напрясть, наткать, побелить, в трубы покатать.
А коровушка ей в ответ:
- Красная девица, влезь ко мне в одно ушко, а в другое вылезь – всё будет сработано.
Так и сбылось. Вылезет красная девица из ушка – всё готово: и наткано, и побелено, и покатано. Отнесёт к мачехе; та поглядит, покряхтит, спрячет в сундук, а ей ещё больше работы задаст. Хаврошечка опять придёт к коровушке, в одно ушко влезет, в другое вылезет и готовенькое возьмёт-принесёт.
Дивится старуха, зовёт Одноглазку:
- Дочь моя хорошая, дочь моя пригожая, догляди, кто сироте помогает: и ткёт, и прядёт, и в трубы катает.
Пошла Одноглазка с сиротой в лес, пошла с нею в поле; забыла матушкино приказание, распеклась на солнышке, разлеглась на травушке, а Хаврошечка приговаривает:
- Спи глазок!
Глазок заснул. Пока Одноглазка спала, коровушка и наткала и побелила. Ничего мачеха не дозналась, послала Двуглазку. Эта тоже на солнышке распеклась и на травушке разлеглась, материно приказание забыла и глазки смежила. А Хаврошечка баюкает:
- Спи, глазок, спи, другой!
Коровушка наткала, побелила, в трубы покатала, а Двуглазка всё ещё спала.
Старуха рассердилась, на третий день послала Триглазку, а сироте ещё больше работы дала. И Триглазка, как её старшие сёстры, попрыгала-попрыгала и на травушку пала. Хаврошечка поёт:
- Спи, глазок, спи, другой!
А о третьем забыла. Два глазка заснули, а третий глядит, всё видит, всё – как красная девица в одно ушко влезла, в другое вылезла и готовые холсты подобрала. Всё, что видела, Триглазка матери рассказала. Старуха обрадовалась, на другой же день пришла к мужу:
- Режь рябую корову!
Старик так-сяк:
- Что ты, жена, в уме ли? Корова молодая, хорошая!
- Режь, да и только!
Наточил ножик… Побежала Хаврошечка к коровушке:
- Коровушка-матушка, хотят тебя резать.
- А ты, красная девица, не ешь моего мяса; косточки мои собери, в платочек завяжи, в саду их рассади и никогда меня не забывай, каждое утро водою их поливай.
Хаврошечка всё сделала, что коровушка завещала. Голодом голодала, мяса её в рот не брала, косточки каждый день в саду поливала. И выросла из них яблонька – да какая! Яблочки на ней висят наливные, листвицы шумят золотые, веточки гнутся серебряные. Кто мимо едет – останавливается, кто проходит близко – тот заглядывается.
Случилось раз: девушки гуляли в саду; на ту пору ехал по полю кудреватый молодец. Во всём-то он понравился. Все девушки на него глаз положили. Увидал он яблочки и загадал девушкам:
- Девицы-красавицы, которая из вас мне яблочко поднесёт, та за меня замуж пойдёт.
И бросились три сестры одна перед другой к яблоньке.
А яблочки – то висели низко, под руками были, а то вдруг поднялись высоко-высоко, далеко над головами стали. Сёстры хотели их сбить – листья глаза засыпают, хотели сорвать – сучья косы расплетают. Как ни бились, ни метались – руки изодрали, а достать не могли. Подошла Хаврошечка, и веточки приклонились, и яблочки опустились.
Молодец на ней женился, и стала она в добре поживать, лиха не знать.
Сивка-бурка
Жил-был старик, и было у него три сына: двое умных, а третий – Иванушка-дурачок.
Посеял раз старик пшеницу. Добрая уродилась пшеница, да только повадился кто-то ту пшеницу мять да топтать.
Вот старик и говорит сыновьям:
- Милые мои дети! Стерегите пшеницу каждую ночь по очереди, поймайте мне вора!
Настала первая ночь. Отправился старший сын пшеницу стеречь, да захотелось ему спать. Забрался он на сеновал и проспал до утра. Приходит домой утром и говорит:
- Всю-то ночь я не спал, пшеницу стерёг! Иззяб весь, а вора не видал.
На вторую ночь пошёл средний сын и тоже всю ночь проспал на сеновале.
На третью ночь приходит черёд Иванушке-дурачку идти. Положил он пирог за пазуху, взял верёвку и пошёл. Пришёл в поле и сел на камень. Сидит, не спит, вора дожидается.
В самую полночь прискакал на пшеницу конь – одна шерстинка серебряная, другая золотая. Бежит – земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. И стал тот конь пшеницу есть. Не столько ест, сколько топчет.
Подкрался Иванушка к коню и разом накинул ему на шею верёвку. Рванулся конь изо всех сил – не тут-то было! А Иванушка вскочил на него и ухватился за гриву. Уж конь носил-носил его по чисту полю, скакал-скакал – не мог сбросить! И стал конь Иванушку просить:
- Отпусти ты меня, Иванушка, на волю! Я тебе за это великую службу сослужу.
- Хорошо, - отвечает Иванушка, - да как я тебя потом найду?
- А ты выйди в чистое поле, свистни три раза молодецким посвистом, гаркни богатырским покриком: “Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!” Я тут и буду.
Отпустил коня Иванушка-дурачок и взял с него слово пшеницы больше не есть и не топтать. Пришёл Иванушка поутру домой, а братья его спрашивают:
- Ну, что ты там видел?
- Поймал я, - говорит Иванушка, - коня – одна шерстинка серебряная, другая золотая.
- А где же тот конь?
- Да он обещал больше не ходить в пшеницу, вот я его и отпустил.
Не поверили Иванушке братья, посмеялись над ним вволю. Но только уж с этой ночи никто пшеницы не трогал…
Скоро после того разослал царь гонцов по всем деревням, по всем городам клич кликать:
- Собирайтесь, бояре да дворяне, купцы да простые крестьяне, на смотр царской дочери Елены Прекрасной! Сидит Елена Прекрасная в своём высоком тереме у окошка. Кто на своём коне до царевны доскочит да с её руки золотой перстень снимет, за того она замуж пойдёт!
Вот в указанный день собираются братья ехать к царскому двору – не затем, чтобы самим скакать, а хоть на других посмотреть. А Иванушка-дурачок с ними просится:
- Братья, дайте мне хоть какую лошаденку и я поеду: посмотрю на Елену Прекрасную!
- Куда тебе, дурню! Людей, что ли, хочешь смешить? Сиди себе на печи да золу пересыпай!
Уехали братья, а Иванушка-дурачок и говорит братниным жёнам:
- Дайте мне лукошко, я хоть в лес пойду – грибов наберу!
Взял лукошко и пошёл, будто грибы собирать.
Вышел Иванушка в чистое поле, в широкое раздолье, лукошко под кустик бросил, а сам свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком:
- Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. Прибежал и стал перед Иванушкой как вкопанный:
- Что угодно, Иванушка?
- Так и так, - отвечает Иванушка.
- Ну, влезай ко мне в правое ухо, в левое вылезай!
Влез Иванушка коню в правое ухо, а в левое вылез – и стал таким молодцом, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать, ни пером описать!
Сел на Сивку и поскакал прямо к городу. Нагнал он по дороге своих братьев, поравнялся с ними. Смотрят они на Иванушку, сами дивуются: никогда такого молодца не видели!
Прискакал Иванушка на площадь – прямо к царскому двору. Смотрит – народу видимо-невидимо, а в высоком терему, у окна, сидит царевна Елена Прекрасная. На руке у неё перстень сверкает – цены ему нет! А собою она красавица из красавиц.
Смотрят все на Елену Прекрасную, и никто не решается до неё доскочить: никому нет охоты шею ломать.
Ударил тут Иванушка своего коня по крутым бокам… Фыркнул конь, заржал и прыгнул – только три бревна до царевны не допрыгнул.
Удивился народ, а Иванушка повернул Сивку и ускакал.
Кричит народ: -Кто таков? Кто таков?
А Иванушки уж и след простыл. Видели, откуда приехал, а не видели, куда уехал.
Выехал Иванушка из города, прискакал в чистое поле, слез с коня, влез ему в левое ухо, в правое вылез и стал по-прежнему Иванушкой-дурачком. Отпустил он Сивку, взял лукошко, набрал в лесу мухоморов и принёс домой.
Рассердились братнины жёны на Ивана:
- Какие ты, дурень, грибы принёс? Разве тебе одному их есть!
Усмехнулся Иванушка, забрался на печь и сидит.
Воротились домой братья и рассказывают жёнам, что они в городе видели:
- Ну, хозяйки, какой молодец к царю приезжал! Такого мы сроду не видали. До царевны не доскочил только на три бревна.
А Иванушка лежит на печи да посмеивается:
- Братья, а не я ли это там был?
- Куда тебе, дурню, там быть! Сиди уж на печи да мух лови!
На другой день старшие братья снова в город поехали, а Иванушка взял лукошко и пошёл за грибами.
Вышел в чистое поле, в широкое раздолье, лукошко под кустик бросил, а сам свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком:
- Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. Прибежал и стал перед Иванушкой как вкопанный.
Влез Иванушка коню в правое ухо, в левое вылез и стал молодец молодцом. Вскочил и поскакал к царскому двору. Видит – на площади народу ещё больше прежнего. Все на царевну любуются, а скакать никто не думает: кому охота шею ломать!
Ударил тут Иванушка своего коня по крутым бокам. Заржал Сивка-бурка, прыгнул – и только на два бревна до царевнина окна не достал.
Поворотил Иванушка Сивку и ускакал. Видели, откуда приехал, не видели, куда уехал.
Отпустил Иванушка своего коня, а сам пошёл домой с пустым лукошком. Сел на печь, сидит, дожидается братьев.
Приезжают братья домой и рассказывают:
- Ну, хозяйки, тот же молодец опять приезжал! Не доскочил до царевны только на два бревна.
Иванушка и говорит им:
- Братья, не я ли там был?
- Сиди, дурень, помалкивай!...
На третий день от царя опять клич. Братья стали собираться ехать, а Иванушка говорит:
- Братья, дайте мне хоть плохонькую лошадёнку: поеду и я с вами!
- Сиди дома! Только тебя там и не хватает!
Сказали и уехали.
Иванушка вышел в чистое поле, в широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком:
- Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. Прибежал и стал перед Иванушкой как вкопанный.
Влез Иванушка коню в правое ухо, в левое вылез. Стал молодец молодцом и поскакал к царскому двору. Прискакал Иванушка к высокому терему, стегнул своего коня плёткой… Заржал конь пуще прежнего, прыгнул – и доскочил до окна!
Поцеловал Иванушка царевну в алую щёчку, снял с её пальца дорогой перстень, повернул коня и умчался.
Тут все зашумели, стали кричать:
- Держи его! Лови его!
А Иванушки и след простыл. Только его и видели!
Отпустил он Сивку, пришёл домой. Одна рука грязной тряпицей обмотана.
- Что это с тобой приключилось? – спрашивают братнины жёны.
- Да вот по лесу ходил - сучком накололся…
И полез Иванушка на печку.
Вернулись братья, стали рассказывать, что и как было.
- Ну, хозяйки, тот молодец как скакнул сегодня, так до царевны доскочил и перстень с её пальца снял!
Иванушка сидит за трубой да знай своё:
- Братья, а не я ли это там был?
- Сиди, дурень, не болтай зря!
Тут Иванушке захотелось на царевнин драгоценный перстень посмотреть. Размотал он тряпицу – всю избу так и осияло!
- Перестань с огнём баловать! – кричат братья. – Ещё избу сожжёшь. Пора тебя совсем из дому прогнать!
Ничего им Иванушка не ответил.
Через три дня царь снова клич кликнул: чтобы весь народ, сколько ни есть в царстве, собирался к нему на пир, и чтобы никто не смел дома оставаться. А кто царским указом побрезгует – тому голову с плеч долой!
Нечего делать, пошли братья на пир, повели с собой и Иванушку-дурачка. Пришли, уселись за столы дубовые, за скатерти узорчатые, пьют-едят, разговаривают.
А Иванушка забрался за печку, в уголок, и сидит там.
Ходит Елена Прекрасная, потчует гостей. Каждому подносит вина и мёду, а сама смотрит – нет ли у кого на руке её перстенька заветного. У кого перстень на руке – тот её и жених.
Только ни у кого перстня не видно…
Обошла она всех, подходит к Иванушке последнему. А он за печкой сидит, платьишко на нём худое, одна рука тряпкой завязана. Братья глядят и думают: “Ишь ты, царевна-то и нашему Ивану вина подносит!” А царевна подала Иванушке стакан вина, да и спрашивает:
- Зачем это у тебя, молодец, рука обвязана?
- Да вот по лесу ходил - сучком накололся…
- А ну-ка развяжи, покажи!
Развязал Иван руку, а на пальце царевнин перстень заветный. Так всех и осиял!
Обрадовалась царевна, взяла Иванушку за руку, подвела к отцу и говорит:
- Вот, батюшка, мой жених!
Умылся Иванушка, причесался, оделся, и стал он не Иванушкой-дурачком, а молодец молодцом, прямо и не узнаешь!
Тут весёлым пирком, да и за свадебку!
Я на том пиру был, мёд-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.
130
Три царства – медное, серебряное и золотое
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь Бел Белянин; у него была жена Настасья Золотая Коса и три сына: Петр-царевич, Василий-царевич и Иван-царевич.
Пошла царица со своими мамушками и нянюшками прогуляться по саду. Вдруг прилетел могучий Вихрь, схватил царицу и унёс неведомо куда. Царь запечалился-закручинился и не ведает, как ему быть. Подросли царевичи, он и говорит им:
- Дети мои любезные! Кто из вас поедет – мать свою отыщет?
Собрались два старшие сына и поехали; а за ними и младший стал у отца проситься.
- Нет, - говорит царь, - ты, сынок, не езди, не покидай меня одного, старика.
- Позволь, батюшка! Страх как хочется по белу свету постранствовать да матушку отыскать.
Царь отговаривал, отговаривал, не мог отговорить:
- Ну, делать нечего, ступай!
Иван-царевич оседлал своего доброго коня и пустился в дорогу. Ехал-ехал, долго ли, коротко ли – скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, приезжает к лесу. В том лесу богатый-пребогатый дворец стоит.
Иван-царевич въехал на широкий двор, увидал старика и говорит:
- Много лет здравствовать, старичок!
- Милости просим! Кто таков, добрый молодец?
- Я Иван-царевич, сын царя Бела Белянина и царицы Настасьи Золотой Косы.
- Ах, племянник родной! Куда тебя бог несёт?
- Да так и так, - говорит, - еду отыскивать свою матушку. Не можешь ли ты подсказать, дядюшка, где её найти?
- Чем могу, тем и послужу тебе, племянник мой; вот тебе клубок-самокрут, брось его перед собою, он закрутится и приведёт тебя к крутым, высоким горам. В тех горах есть пещера, войди в неё, возьми железные когти, надень на руки и на ноги и полезай на горы, авось там найдешь свою мать Настасью Золотую Косу.
Вот хорошо. Иван-царевич попрощался с дядею и пустил перед собою клубок-самокрут; клубок крутится-катится, а он за ним идёт. Долго ли, коротко ли – видит: братья его Петр-царевич и Василий-царевич стоят в чистом поле лагерем и множество войска с ними. Братья его встретили:
- Ба! Куда ты, Иван-царевич?
- Да что, - говорит, - соскучился дома и задумал ехать отыскивать матушку. Отпустите войско домой да поедемте вместе.
Они так и сделали; отпустили войско и поехали втроём вслед за клубком-самокрутом. Издали ещё завидели горы – такие крутые, высокие, что верхушками в небо упёрлись. Клубок прямиком к пещере подкатился. Иван-царевич слез с коня и говорит братьям:
- Вот вам, братцы, мой добрый конь; я пойду на горы матушку отыскивать, а вы здесь оставайтесь; дожидайтесь меня ровно три месяца, а не буду через три месяца – и ждать нечего, идите своей дорогою!
Братцы думают: “Как на эти горы влезть, да тут и голову поломать!”
- Ну, - говорят, - ступай, а мы здесь подождём.
Иван-царевич подошёл к пещере, видит – дверь железная, толкнул со всего размаху – дверь отворилась; вошёл туда – железные когти ему на руки и на ноги сами наделись. Вышел из пещеры, начал на горы взбираться, лез-лез, целый месяц трудился, насилу наверх взобрался.
Отдохнул там немного и пошёл по горам. Шёл-шёл, шёл-шёл, смотрит – медный дворец стоит, у ворот страшные змеи на медных цепях прикованы, так и кишат! А подле колодезь, у колодезя медный кувшин на медной цепочке висит.
Иван-царевич почерпнул медным кувшином воды, напоил змей; они присмирели, прилегли, он и прошёл во дворец.
Выходит к нему медного царства царица:
- Кто таков, добрый молодец?
- Я Иван-царевич.
- Что, - спрашивает, - своей охотой или неволей зашёл сюда, Иван-царевич?
- Своей охотой; ищу мать свою Настасью Золотую Косу. Какой-то Вихрь её из саду похитил. Не знаешь ли, где она?
- Нет, не знаю; а вот недалеко отсюда живёт моя средняя сестра, серебряного царства царица; может, она тебе скажет. Возьми моего медного ужа. Он доведёт тебя до средней сестры. А если победишь Вихря, который и меня здесь держит и летает ко мне через каждые три месяца, то не забудь меня, бедняжку; освободи отсюда и возьми с собой на вольный свет.
Выпустил Иван-царевич медного ужа перед собой и уж привёл его в серебряное царство.
Видит Иван-царевич дворец лучше прежнего – весь серебряный; у ворот страшные змеи на серебряных цепях прикованы, а подле колодец с серебряным кувшином.
Иван-царевич почерпнул воды, напоил змей – они улеглись и пропустили его во дворец.
Выходит царица серебряного царства.
- Уж скоро три года, - говорит, - как держит меня здесь могучий Вихрь, - я русского духу слыхом не слыхала, видом не видала, а теперь русский дух воочью совершается. Кто таков, добрый молодец?
- Я – Иван-царевич.
- Как же ты сюда попал – своею охотой али неволею?
- Своею охотой, ищу свою матушку. Пошла она в зелёном саду погулять, как налетел Вихрь и умчал её неведомо куда. Не знаешь ли где найти её?
- Нет, не знаю; а живёт здесь недалёко старшая моя сестра, золотого царства царица, Елена Прекрасная; может, она тебе скажет. Возьми моего серебряного ужа, пусти его перед собою и ступай следом, он тебя доведёт до золотого царства. Да смотри, если убьёшь Вихря, не забудь меня, бедняжку: вызволь отсюда и возьми с собой на вольный свет; держит меня Вихрь в заключении и летает ко мне через каждые два месяца.
Иван-царевич выпустил серебряного ужа; куда уж пополз, туда и направился.
Долго ли, коротко ли, увидал – золотой дворец стоит, как жар горит; у ворот кишат страшные змеи – на золотых цепях прикованы, а подле колодезь, у колодезя золотой кувшин на золотой цепочке висит.
Иван-царевич почерпнул кувшином воды и напоил змей; они улеглись, присмирели.
Входит царевич во дворец; встречает его Елена Прекрасная:
- Кто таков, добрый молодец?
- Я Иван-царевич.
- Как же ты сюда зашёл – своей ли охотой, аль неволею?
- Зашёл я охотою; ищу свою матушку Настасью Золотую косу. Не ведаешь ли, где найти её?
- Как не ведать! Она живёт недалеко отсюда, и летает к ней Вихрь раз в неделю, а ко мне раз в месяц. Вот, возьми себе золотого ужа, пусти его перед собою и ступай за ним следом – он доведёт, тебя куда надобно; Смотри же, царевич: если победишь Вихря, не забудь меня, бедняжку, возьми с собой на вольный свет.
- Хорошо, - говорит, - возьму!
Иван-царевич выпустил золотого ужа и пошёл за ним. Шёл-шёл, и пришёл к такому дворцу, что так и горит бриллиантами и камнями самоцветными. У ворот шипят шестиглавые змеи. Иван-царевич напоил их, змеи присмирели и пропустили его во дворец.
Проходит царевич большими покоями и в самом дальнем находит свою матушку: сидит она на высоком троне печальная, в царские наряды убрана, драгоценной короной увенчана. Глянула на гостя и вскрикнула:
- Ты ли это, сын мой возлюбленный? Как сюда попал?
- Так и так, - говорит, - за тобой пришёл.
- Ну, сынок, трудно тебе будет. Ведь здесь на горах царствует злой, могучий Вихрь, и все духи ему повинуются; он-то меня и унёс. Тебе с ним бороться надо! Пойдём поскорей в погреб.
Вот сошли они в погреб. Там стоят две кади с водою: одна по правую руку, другая по левую. Говорит царица Настасья Золотая Коса:
- Испей-ка водицы, что направо стоит.
Иван-царевич испил.
- Ну что, сколько в тебе силы?
- Да так силён, что весь дворец одной рукой поверну.
- А ну, испей ещё.
Царевич ещё испил.
- Сколько теперь в тебе силы?
- Теперь захочу – весь свет поворочу.
- Ох, уж это дюже много! Переставь-ка эти кади с места на место: ту, что стоит направо, отнеси на левую руку, а ту, что налево, отнеси на правую руку.
Иван-царевич взял кади и переставил с места на место.
Вот видишь ли, любезный сын: в одной кади – сильная вода, в другой – бессильная; кто первой напьётся – будет сильно-могучим богатырём, а кто второй напьётся – совсем ослабеет. Вихрь пьёт всегда сильную воду и ставит её по правую сторону; так надо его обмануть, а то с ним никак не сладить!
Воротились во дворец.
- Скоро Вихрь прилетит, - говорит царица Ивану-царевичу, - садись ко мне под порфиру, чтоб он тебя не увидел. А как Вихрь прилетит да кинется меня обнимать-целовать, ты и схвати его за палицу. Он высоко-высоко поднимется, будет носить тебя и над морями, и над пропастями, ты смотри не выпускай из рук палицы. Вихрь уморится, захочет испить сильной воды, спустится в погреб и бросится к кади, что на правой руке поставлена, а ты пей из кади на левой руке. Тут он совсем обессилеет, ты выхвати у него меч и одним ударом отруби ему голову. Как срубишь ему голову, тотчас сзади тебя кричать будут: “Руби ещё! Руби ещё!” А ты, сынок, не руби, а в ответ скажи: “Богатырская рука два раза не бьёт, а всё с одного раза!”
Только Иван-царевич успел под порфиру укрыться, как вдруг на дворе потемнело, всё кругом затряслось: налетел Вихрь, ударился о землю, сделался добрым молодцем и входит во дворец; в руках у него боевая палица, меч острый за поясом.
- Фу-фу-фу! Что у тебя русским духом пахнет? Аль кто в гостях был?
Отвечает царица:
- Не знаю, отчего тебе так сдаётся.
Вихрь бросился её обнимать-целовать, а Иван-царевич тотчас за палицу.
- Я тебя съем! – закричал на него Вихрь.
- Ну, бабка надвое сказала: либо съешь, либо нет!
Вихрь рванулся – в окно да в поднебесье; уж он носил-носил Ивана-царевича – и над горами: “Хошь, - говорит, - зашибу?” – и над морями: “Хошь, - грозит, - утоплю?” Только нет, царевич не выпускает из рук палицы.
Весь свет Вихрь вылетал, уморился и начал спускаться. Спустился прямо в погреб, подбежал к той кади, что на правой руке стояла, и давай пить бессильную воду, а Иван-царевич кинулся налево, напился сильной воды и сделался первым могучим богатырём на свете.
Видит он, что Вихрь совсем ослабел, выхватил у него острый меч да разом и отсёк ему голову.
Закричали позади голоса:
- Руби ещё, руби ещё, а то оживёт!
- Нет, - отвечает царевич, - богатырская рука два раза не бьёт, а всё с одного разу кончает!
Сейчас разложил огонь, сжёг и тело, и голову, и пепел по ветру развеял. Одна только шапка Вихрева в стороне валяться осталась. Обрадовалась мать Ивана-царевича:
- Ну, - говорит, - сын мой возлюбленный, повеселимся, покушаем, да как бы нам домой поскорей; а то здесь скучно, никого из людей нету.
- Да кто же здесь прислуживает?
- А вот увидишь.
Только вздумали они кушать, сейчас стол сам накрывается, разные яства и меды на скатерти являются. Царица с царевичем обедают, и невидимая музыка им чудные песни наигрывает.
Наелись-напились, отдохнули; говорил Иван-царевич:
- Пойдём, матушка, пора, ведь нас под горами братья дожидаются. Не ровён час опоздаем, а дорогою ещё надо трёх цариц с собой захватить.
Забрали всё, что нужно, и отправились в путь-дорогу. Сначала зашли за царицей золотого царства, потом за царицей серебряного, а там и за царицей медного царства, взяли их, захватили полотна доставать до дна и в скором времени пришли к тому месту, где надо с гор спускаться.
Иван-царевич спустил на полотне сперва мать, потом Елену Прекрасную и двух сестёр её. Братья стоят внизу – дожидаются, а сами думают:
“Оставим Ивана-царевича наверху, а мать да цариц отвезём к отцу и скажем, что мы их привезли”.
- Елену Прекрасную я за себя возьму, - говорит Пётр-царевич, а царицу медного государства отдадим хоть за генерала.
Вот как надо было Ивану-царевичу с гор спускаться, старшие братья взялись за полотна, рванули и совсем оторвали. Ни мать, ни царевны злого умысла не заметили. Остался Иван-царевич на горах, ни голосом не докричаться, ни взглядом достать.
Долго причитали мать и царевны, да что делать? Не в диком же месте оставаться. Повезли их братья в своё царство-государство.
Горько заплакал Иван. Не благ, кто залез, а благ, кто слез. Тут и когти железные не на всякую пропасть помощницы, а другого пути - сто лет искать да не найти. Пошёл он назад; ходил-ходил и по медному царству, и по серебряному, и по золотому – нет ни души! Приходит в бриллиантовое царство – тоже нет никого. Скука смертная! Глядь – лежит шапка Вихрева. Стал он эту шапку рассматривать – из неё дудочка выпала. Взял Иван дудку в руки, поиграть решил.
Только свистнул – выскакивают хромой да кривой.
- Что угодно, Иван-царевич?
- Есть хочу.
Тотчас, откуда ни возьмись, стол накрыт, на столе и кушанья, и меды самые первые. Иван-царевич покушал и думает: “Теперь отдохнуть бы не худо”. Свистнул в дудочку, явились хромой и кривой.
- Что угодно, Иван-царевич?
- Да чтоб постель была готова.
Не успел выговорить, а уж постель постлана – что ни есть лучшая.
Вот он лёг, выспался славно и опять свистнул в дудочку.
- Что угодно? – спрашивают его хромой и кривой.
- Так, стало быть, всё можно? – спрашивает царевич.
- Всё можно, Иван-царевич! Кто в эту дудочку свистнет, мы для того всё сделаем. Надобно только, чтобы эта дудочка всегда при хозяине была. Раньше Вихрь её с собой носил.
- Хорошо же, - говорит Иван-царевич, - чтоб я сейчас стал в моём государстве!
Только сказал – и в ту ж минуту очутился в своём государстве посередь базара.
Пошёл Иван-царевич во дворец к батюшке с матушкой. Видит – три свадебные кареты во дворе наряжаются. Увидали его царь с царицею - то-то было радости. А Елена Прекрасная первая к Ивану-царевичу бросилась. Что тут было? Что тут сталось? Три свадьбы по-другому сыгрались и пришлось генерала в отставку отправлять, по усам его текло, а в рот не попало.
Солдат и змей
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был солдат. Отвоевал он войну и пошёл домой. Идёт, трубочку покуривает да песни распевает. Шёл он, шёл и пришёл под вечер в какую-то деревушку. Захотел отдохнуть и стучит в окно:
- Эй, хозяева, пустите солдата!
Никто не отзывается.
Пошёл солдат к другой избе, постучал. И здесь молчат. Пошёл солдат к третьей. Взошёл на крылечко, давай стучать в дверь. И здесь ни ответа, ни привета. Открыл солдат дверь, вошёл в избу. Смотрит: никого нет, всё кругом пылью да паутиной покрыто.
“Что такое, - думает солдат. – Куда все люди из этой деревни подевались?”
Стал ходить по избам. Куда ни заглянет – везде пусто…
Зашёл он, наконец, в последнюю избушку. Сидит там на печке старик, вздыхает да плачет.
- Здравствуй, добрый человек, - говорит солдат.
- Ты зачем сюда, солдат? Видно, жизнь тебе надоела. На войне уцелел, а здесь ни за что пропадёшь.
- Это почему?
- А потому, что повадился к нам змей летать, людей пожирать. Всех проглотил, меня одного до утра оставил. А завтра прилетит и меня съест, да и тебе не сдобровать. Разом двух проглотит.
- А может, и подавится, - говорит солдат. – Дай-ка я с тобой переночую да посмотрю завтра, какой такой змей к вам летает.
Легли, переночевали.
Утром поднялась вдруг сильная буря, затряслась изба – прилетел змей. Сунул голову в дверь, увидел мужика и солдата.
- Ага, - говорит, - прибыль есть. Оставил одного, а нашёл двух – будет чем позавтракать.
- Будто и взаправду съешь? – спрашивает солдат.
- Съем да облизнусь.
- Врёшь, подавишься!
- Что ж, ты разве сильнее меня?
- Ещё бы! Небось, сам знаешь, что солдатская сила больше твоей.
- А ну, давай попробуем, кто кого сильнее.
- Давай.
Схватил змей большущий камень и говорит:
- Смотри, солдат: я этот камень одной лапой раздавлю – только песок посыплется.
- Хорошо, посмотрю.
Змей взял камень в горсть и стиснул так крепко, что он в мелкий песок обратился, искры так и посыпались.
- Экое диво, - говорит солдат. – А ты попробуй так сожми камень, чтобы из него вода потекла.
- Этого я не могу, - говорит змей.
- А я могу. Сейчас покажу.
Вошёл солдат в избу, - он ещё с вечера углядел на столе узелок творогу, - вынес этот творог и ну давить. Сыворотка так и потекла наземь.
- Что видел? У кого силы больше?
- Правда, солдат, рука у тебя сильнее моей. А вот попробуем, кто из нас громче свистнет.
- Ну, свисти.
Змей как свистнул – со всех деревьев листья осыпались.
- Хорошо ты свистишь, а всё не лучше моего, - говорит солдат. – Завяжи-ка наперёд свои глазищи, а то я как свистну, они у тебя изо лба выскочат.
Змей послушался и завязал глаза рогожей.
- А ну, свисти.
Солдат взял дубину, да как стукнет змея по голове! Змей зашатался, во всё горло закричал:
- Полно, полно, свистеть, не свисти больше! И с одного раза глаза чуть не вылезли, а в ушах и сейчас звенит.
- Как знаешь, а я, пожалуй, и ещё разок бы свистнул.
- Нет, не надо. Не хочу больше спорить. Давай лучше с тобой побратаемся: ты будешь старшим братом, а я – меньшим.
- Не к лицу мне с тобой брататься, ну да будь по-твоему.
- Ну, брат, - говорит змей, - бросим мы этого старика, будем своим хозяйством жить. Ступай в степь, там пасётся стадо волов. Выбери самого жирного, возьми за хвост и тащи сюда, на обед нам.
Нечего делать, пошёл солдат в степь. Видит – пасётся большое стадо волов. Солдат давай их ловить да друг с дружкой за хвосты связывать.
Змей ждал, ждал – не выдержал и сам побежал.
- Что так долго спрашивает?
- А вот постой, - отвечает солдат, - свяжу штук пятьдесят да за один раз и поволоку всех домой, чтоб на целый месяц хватило.
- Экий ты! Разве нам здесь век вековать? Хватит и одного.
Ухватил тут змей самого жирного вола за хвост, взвалил на плечи и потащил в деревню.
- Пришли в избу, наложили два котла говядины, а воды нету.
- На тебе воловью шкуру, - говорит змей солдату. – Ступай набери полную воды и неси сюда – станет обед варить.
Солдат взял шкуру, потащил к колодцу. Еле-еле порожнюю тащит. Пришёл к колодцу и давай его окапывать кругом.
Змей ждал, ждал – не выдержал и сам побежал.
- Что это ты, брат, делаешь?
- Хочу колодец кругом окопать да весь в избу перетащить, чтоб не нужно было каждый день по воду ходить.
- Экий ты! Чего затеваешь! Чтобы окопать надо много времени, а нам обед варить.
Опустил змей в колодец воловью шкуру, набрал полную воды, вытащил и понёс домой.
- А ты, брат, - говорит он солдату, - ступай в лес, выбери сухой дуб и волоки в избу; пора огонь разводить.
Пошёл солдат в лес, начал лыко драть да верёвку вить. Свил длинную-предлинную и принялся дубы опутывать.
Змей ждал, ждал – не выдержал, сам в лес побежал.
- Что ты мешкаешь?
- Да вот хочу зараз дубов двадцать зацепить верёвкою, да и тащить всё с кореньями, чтобы надолго дров хватило.
- Экий ты, всё по-своему делаешь, - сказал змей.
Вырвал с корнем самый толстый дуб и поволок к избе. Солдат сделал вид, что крепко сердит: курит свою трубочку, сам ни словечка не говорит. Наварил змей говядины, зовёт солдата обедать. А солдат сердито отвечает:
- Не хочу.
Вот змей съел один целого вола, выпил воловью шкуру воды и стал солдата выспрашивать:
- Скажи, брат, за что сердишься?
- А за то: что я ни сделаю, всё не так, всё не по-твоему.
- Ну, не сердись, помиримся.
- Коли хочешь со мной помириться, вези меня в мою деревню.
- Изволь, брат. Отвезу.
Сел солдат змею на спину и полетел на нём. Подлетел змей к деревне, спустился на землю. Увидели его деревенские ребятишки. Бегут, во всё горло кричат:
- Солдат приехал! Змея привёз!
Змей испугался и спрашивает:
- Что, что они кричат? Никак я не разберу.
- А то кричат, что сейчас за тебя примутся.
“Ну, - думает змей, - коли в этих местах малые ребята таковы, то взрослые и подавно спуску не дадут”.
Выскочил он из-под солдата – да бежать, да лететь. Пропал, как в воду канул. С тех пор перестал по деревням нападать, людей пожирать - напугался солдата русского.
Летучий корабль
Жили-были старик со старухой; у них было три сына. Два-то старших брата умных, а третий Иван-дурак. Старших сыновей старик со старухой любили и работой не утруждали, а на младшего всегда покрикивали:
- Пошёл, дурак, да быстрей пошевеливайся, только и знаешь сиднем сидеть!
А Иван-дурак работящий парень был.
Вот раз пришёл от царя приказ:
“Кто прилетит ко мне на пир на летучем корабле, чтобы по воде ходил и по небу летал, за того дочь замуж отдам и полцарства в придачу”.
Старшие братья стали собираться в дорогу. Пошли в лес, срубили дерево и давай корабль строить.
Бились, бились, нет – ничего не выходит. Идёт мимо старик.
- Здорово, ребята! Что тут делаете, какую работу работаете?
А братья сердитые были, что ничего-то у них с кораблём не ладится, и грубо ему отвечают:
- А тебе- то что? Проходи своей дорогой!
Ничего старик не сказал, пошёл прочь.
Братья топорами тяп-ляп, - плюнули и пошли домой.
- Пойдём хоть на пир посмотрим, может кто и прилетит на корабле.
Вот братья ушли к царю. За ними и младший, Иван-дурак, засобирался.
- Пойду и я, хоть посмотрю, как люди живут.
- Куда тебе, дураку, - говорит старуха, - сиди дома.
А он своё: - Нет, пойду.
Взял топор и пошёл в лес. Пришёл, дерево облюбовал и давай рубить. Идёт опять тот старичок мимо.
- Здорово, дитятко!
- Здравствуй, дедушка!
- Что тут делаешь?
- Да вот, думаю, корабль надо летучий построить, хочу к царю лететь.
- Да сумеешь ли?
- А вот стараюсь, не знаю, как выйдет.
- Ну, вот что, Иванушка, я тебе помогу, - говорит старик. – Ступай ты к такому-то дубу, стукни три раза топором, а сам наземь ложись и лежи. Скажи только: “Выйди корабль, выйди корабль, выйди корабль”. Жди, что будет. Да смотри, кто к тебе будет проситься на корабль, всех бери с собой.
Пришёл Иван к дубу, ударил топором три раза и вскричал:
- Выйди корабль, выйди корабль, выйди корабль!
А сам упал наземь и лежит. Полежал немного, поднял глаза и видит: стоит корабль, паруса на нём шёлковые, нос позолоченный, корма серебряная.
Обрадовался, взошёл на корабль и полетел к царю.
Летит, видит – старик около озера ходит.
- Здорово, дедушка! Ты чего дедушка ищешь?
- Да вот пить хочется, так смотрю, достанет ли воды.
- Да пей сколько влезет! Ведь тут целое озеро.
- Ну, это мне на один глоток.
- Ничего себе – глоток! Полетим со мной к царю на пир, там небось не то что воды, вина тебе хватит.
- Ладно.
Летят уже двое. Смотрит Иван, идёт старик, воз хлеба за собою тащит, сам кричит:
- Есть хочу, есть хочу!
- Что ты, дедушка, - говорит Иван, - да разве тебе воза мало?
- Ну, это мне и на закуску не хватит.
- Так полетим со мной к царю на пир.
И этот согласился. Летят дальше, видят – прыгает старик на одной ноге, а другую к уху привязал.
- Здорово, дедушка, что ты на одной ноге скачешь?
- Да если я на двух пойду, так сразу за тысячу вёрст махну.
- Ничего себе скороход! Садись с нами, полетим к царю на пир.
И этого взяли. Смотрят, стоит старик, ружьё поднял и целится, а куда – не видно.
- Кого стрелять задумал, дедушка? – Иван спрашивает.
- Да вот за пятьсот вёрст сокол сидит, так хочу подстрелить.
- Ловок же ты, коли так! Иди к нам в товарищи.
Старик согласился. Летят они, видят – какой-то старик прислонил ухо к земле и слушает.
- Много ли услышал чего? – спрашивает Иван.
Старик говорит:
- Вот слушаю, как народ собирается к царю на пир.
- Садись с нами, полетим вместе.
И этого взяли. Летят дальше, встречается им ещё один старик.
- Куда, дедушка, идёшь, куда путь держишь? И как тебя зовут?
- Иду к царю на пир, а зовут меня Мороз Морозович.
- Садись с нами, мы туда же летим.
Вот прилетели к царю на пир. Удивился царь летучему кораблю, послал слугу узнать, что за люди прилетели. Пошёл слуга, посмотрел, порасспросил Ивана и назад воротился.
- Эх, ваше царское величество, ну и женихи прилетели! Мужик на мужике, ни одного барина нет, не то что царевича или королевича. Как теперь дочь-то отдавать будешь?
Задумался царь: неохота за мужика своё детище отдавать. Надо выход искать. И даёт царь задачу.
- Я от своего слова не отказчик, - говорит, - отдам, конечно, дочь, но только пусть сваты съедят сто возов хлеба. Тогда, пожалуйста, с моим удовольствием.
И стали свозить хлеб со всего царства. Да возить не успевают: Объедало как принялся есть, так все диву даются. Всё приел, да ещё кричит:
- Мало, мало, есть хочу!
Царь сейчас вторую задачу даёт:
- Пусть-ка выпьют сто сорокавёдерных бочек пива.
Тут Опивало не зевает, целыми ведрами в рот отправляет. Всё выпил да и говорит:
- Не густо царь угощает. Сватов надо бы и не так попотчевать.
Царь думает: “Ничего себе сваты! Ну, да я их всё равно обдурю”. И даёт ещё задачу:
- Пусть жених сходит за тысячу вёрст и принесёт живой и мёртвой воды. А сроку даю час времени.
Иван говорит Скороходу:
- Выручай, брат.
Скороход ногу отвязал и пустился в путь. Сейчас прибежал, набрал живой воды и мёртвой и повернул обратно. А сам думает: “Мне тысячу вёрст – что шаг шагнуть. Успею к сроку, дай-ка отдохну, притомился что-то”.
Сел на землю, да и уснул. А кружки с водой меж ног поставил. Вот час к концу подходит – нет Скорохода. Иван говорит:
- Что такое? Что с ним сделалось? Послушай-ка ты, Слыхало, не услышишь ли чего?
Слыхало ухо к земле приложил.
- Спит, такой-сякой, на полпути, слышу, как храпит.
- Ну-ка, Стреляло, разбуди его.
Стреляло ружьё вскинул, прицелился и как раз угодил в кружку с живой водой. Плеснула вода на Скорохода. Проснулся Скороход, видит, вода пролита. Схватил кружку, сбегал опять за живой водой и пустился к царю. Поспел вовремя.
Царь сердится, царевна плачет:
- Не пойду за мужика!
Что делать? Говорит царь:
- Ну, видать свадьбу заводить надо, все задачи сваты исполнили. Только перед венцом надо в баню жениху сходить.
А сам думает в бане их изжарить. Накалили баню докрасна, за три версты не подойти, не то что мыться. Велят Ивану с товарищами в баню сходить. Пошёл вперёд Мороз Морозович, на стены дунул, на потолок плюнул – весь жар остыл: еле-еле смогли они вымыться. Выходит Иван из бани и говорит:
- Ну, такую шутку, царь, я не забуду: изжарить в бане хотел. Исполняй обещанное, а то по-другому говорить будем.
Царь то, да сё; конечно, надо бы под венец, да вишь и дочь молода да глупа ещё. Вертится, всё думает, как время потянуть. А царевна прямо в глаза кричит:
- Поди прочь, мужик, деревенщина!
Иван разговаривать больше не стал, пошёл к товарищам. Стреляло говорит:
- Не горюй, мы над собой мудрить не дадим.
Стукнул Стреляло ружьём о землю – вышло из-под земли войска видимо-невидимо. Встал Иван впереди войска и пошёл к царскому дворцу.
Царь видит – дело не ладно. Дочь видит дело не ладно.
- Будем свадьбу сейчас играть, - в один голос говорят.
- По-другому заговорили. Мягко стелете да жёстко спать, - отвечает Иван, - а не быть тому. Такая царевна никому не надобна. Убирайтесь-ка подобру-поздорову, пока целы.
Прогнал царя, а сам стал тем царством править.
Хорошо и сейчас живёт, и народ рад-радёхонек.
Умный мужик
В одной деревне жили-были два мужика. Один был богатый, а другой бедный. К бедному зимой две беды пришли: амбар сгорел и корову пришлые волки сожрали.
У богатого мужика всего вдоволь, а у бедного детей много, а всего добра – один гусь остался. И вот нечем стало бедняку детей кормить. Думал, он думал, как быть, и надумал:
- Жарь, хозяйка, гуся.
Зажарили гуся, поставили на стол, а хлеба нет ни крошки. Говорит мужик:
- Ну, как станем без хлеба есть, надолго ли нам его хватит? Лучше отнесу гуся барину, а у него хлеба попрошу.
- Ступай, муженёк, ступай, - говорит жена, может быть, пол-мешка муки даст.
Пришёл мужик к барину:
- Принёс тебе гуська, не побрезгуй принять, а мне хоть немного муки дай, нечем детей кормить.
- Ну, ладно, - говорит барин, - умел ты гуся подарить, сумей его разделить промеж нас без обиды. Разделишь без обиды, велю наградить, обидишь кого – велю наказать.
А семья у барина: сам с женой, два сына и две дочери – всего шестеро. Попросил мужик нож и стал гуся делить. Сперва отрезал голову, подаёт барину:
- Ты всему дому – голова; вот тебе гусиная голова. Отрезал гузку, барыне подаёт:
- Тебе дома сидеть, за домом глядеть. Вот тебе гузка.
Отрезал лапки, подаёт сыновьям:
- Вот вам по ножке, топтать отцовские дорожки.
А дочерям по крылышку дал:
- Вам с отцом, с матерью не век жить, вырастете, полетите прочь, своё гнездо вить.
Остальное себе взял:
- А мужик сер да глуп – ему птичью тушку–хлуп.
Засмеялся барин:
- Хорошо, мужик, гуся разделил и сам в обиде не остался. Даю тебе два мешка муки.
Услыхал про тот случай богатый мужик, позавидовал бедняку. Зажарил пять жирных гусей, принёс барину, сам кланяется:
- Не побрезгуй, ваша милость, принять на поклон от меня пять кормлёных гусей.
- Спасибо, братец, спасибо. Сумел ты гусей подарить, сумей свой подарок промеж нас без обиды разделить. Разделишь без обиды, велю наградить, обидишь кого – велю наказать.
Стоит богатый мужик, прикидывает и так и сяк, никак ему пять гусей между шестью человеками не разделить.
Позвал барин бедняка:
- Можешь ли пять гусей промеж нас без обиды разделить?
- А чего не разделить? – отвечает бедный мужик.
Подаёт одного гуся барину с барыней:
- Вас двое и вот вам гусь. Теперь вас трое.
Другого гуся двум сыновьям подаёт:
- Вас двое и вот вам гусь. И вас теперь трое.
Третьего подаёт двум дочерям:
- И вас стало трое.
Двух остальных гусей себе взял:
- И нас стало трое. Никому не обидно.
Рассмеялся барин:
- Ну, молодец мужик, знал, как надо разделить, и себя не забыть. Жалую тебе воз муки, а богатого велю наказать – навоз с конюшни потаскать.
Тут и сказке конец, а кто слушал – молодец.
Горе
В одной деревне жили два мужика, два родных брата: один был бедный, другой богатый. Богатый переехал на житьё в город, выстроил там большой дом и записался в купцы; а бедный с утра до вечера бьётся, как рыба об лёд, а всё разбогатеть не может. А ребятишки у него мал-мала меньше вкусного калача просят.
Говорит однажды бедный своей жене:
- Дай-ка пойду в город, попрошу у брата, не поможет ли чем?
Пришёл к богатому:
- Ах, братец родимый! Помоги сколько-нибудь: жена и дети давно без сладких калачей живут.
- Поработай у меня эту неделю, тогда и помогу!
Что делать? Остался бедняк работать: и двор чистит, и лошадей холит, и воду возит, и дрова рубит. Через неделю даёт ему богатый брат по вкусному калачу на каждого:
- Вот тебе за труды!
- И за то спасибо! – сказал бедняк, поклонился и хотел было домой идти.
- Постой! Приходи-ка завтра ко мне в гости и жену приводи: ведь завтра мои именины.
- Эх, братец, куда мне? Сам знаешь: к тебе придут купцы в сапогах да в шубах, а я в лаптях хожу да в сером кафтане.
- Ничего, приходи! И тебе будет место.
- Хорошо, братец, приду.
Воротился бедняк домой, отдал жене калачи и говорит:
- Слушай, жена! Назавтра нас с тобой в гости звали.
- Как в гости? Кто звал?
- Брат; он завтра именинник.
- Ну что ж, пойдём.
Наутро встали и пошли в город, пришли к богатому брату, поздравили его и уселись на лавку. За столом уж много именитых гостей сидело; всех их угощает хозяин на славу, а про брата и его жену и думать забыл – ничего им не даёт; они сидят да только посматривают, как другие пьют да едят.
Кончился обед; стали гости из-за стола вылазить да хозяина с хозяюшкой благодарить. Гости поехали домой пьяные, весёлые, шумят, песни поют.
А бедный идёт назад с пустым брюхом.
- Давай-ка, - говорит жене, - и мы запоём песню!
- Эх ты, дурак! Люди поют оттого, что сладко поели-попили, а ты с чего петь вздумал?
- Ну, всё-таки у брата на именинах был; без песен мне стыдно идти. Как я запою, так всякий подумает, что и меня угостили…
- Ну, пой, коли хочешь, а я не стану!
Мужик запел песню, и послышалось ему два голоса; он перестал и спрашивает жену:
- Это ты мне подсобляла петь тоненьким голосом?
- Что с тобой? Я вовсе и не думала.
Опять запел; поёт-то один, а слышно два голоса. Остановился и спрашивает:
- Это ты, Горе, мне петь подсобляешь?
Горе отозвалось:
- Да, хозяин! Это я подсобляю. Я уж давно за тобой хожу и теперь от тебя не отстану.
Пришёл мужик домой, а Горе зовёт его в кабак. Мужик отнекивается:
- У меня денег нет.
- Ох ты, мужичок! Да на что тебе деньги? Вишь, на тебе полушубок надет, а на что он? Скоро лето будет, всё равно носить не станешь! Пойдём в кабак да полушубок побоку…
Мужик и Горе пошли в кабак и пропили полушубок. На другой день Горе заохало, с похмелья голова болит, и опять зовёт хозяина винца испить.
- Денег нет, - говорит мужик.
- Да на что нам деньги? Возьми сани да телегу – с нас и довольно!
Нечего делать, не отбиться мужику от Горя: взял он сани и телегу, потащил в кабак и пропил с Горем напополам.
Наутро Горе ещё больше заохало, зовёт хозяина опохмелиться; мужик пропил и борону, и соху. Месяца не прошло, как он всё отдал; даже избу свою соседу продал, а деньги в кабак снёс.
Горе опять пристаёт к нему:
- Пойдём да пойдём в кабак!
- Нет, Горе! Воля твоя, а больше тащить нечего.
- Как нечего? У твоей жены два сарафана: один оставь, а другой пропить можно.
Мужик взял сарафан, пропил и думает: “Вот чист стал! Ни кола, ни двора, ни на себе, ни на жене”.
Поутру проснулось Горе, видит, что у мужика нечего больше взять, и говорит:
- Хозяин!
- Что, Горе?
- А вот что: ступай к соседу, попроси у него волов с телегой.
Пошёл мужик к соседу.
- Дай, - просит, - на денёк пару волов с телегой; я на тебя за это неделю проработаю.
- Ну, возьми, за дровами можешь съездить. Смотри, полный воз не накладывай!
Привёл мужик пару волов, сел вместе с Горем на телегу и поехал.
- Хозяин, - спрашивает Горе, - знаешь ли ты большой камень у леса?
- Как не знать!
- А когда знаешь, поезжай прямо к нему.
Приехали они на то место, остановились и вылезли из телеги. Горе велит мужику поднимать камень; мужик поднимает, Горе пособляет. Вот подняли, а под камнем яма – полна золотом насыпана.
- Ну, что глядишь? – сказывает Горе мужику. – Таскай в телегу. Мне на пропой много надо.
Мужик принялся за работу и насыпал телегу золотом, всё из ямы повыбрал до последней монеты. Видит, что уже ничего не осталось, и говорит:
- Посмотри-ка, Горе, никак там ещё деньги остались?
Горе наклонилось:
- Где? Я что-то не вижу!
- Да вон в углу светятся!
- Нет, не вижу.
- Полезай в яму, там и увидишь.
Горе полезло в яму; только что опустилось туда, а мужик и накрыл его камнем.
- Вот эдак-то лучше будет! – сказал мужик.
Приехал мужик домой, свалил деньги в подвал, волов отвёл к соседу и стал думать, как бы себя устроить; купил лесу, выстроил большие хоромы и зажил вдвое богаче своего брата.
Долго ли, коротко ли – поехал он в город просить своего брата с женой к себе на именины.
- Что ты выдумал! – сказал ему богатый брат. – У самого есть нечего, а ты ещё именины справляешь!
- Ну, когда-то было нечего, а теперь слава богу! Имею не меньше твоего; приезжай – увидишь.
- Ладно, приеду!
На другой день богатый брат собрался с женою и поехал на именины. Смотрит, а у бедного-то хоромы новые, высокие, не у всякого купца такие есть! Мужик угостил их, употчевал всякими наедками, напоил всякими медами и винами.
Спрашивает богатый у брата:
- Скажи, пожалуйста, какими судьбами разбогател ты?
Мужик рассказал ему по чистой совести, как привязалось к нему Горе горемычное, как пропил он с горя в кабаке всё своё добро до последней нитки: только и осталось что душа в теле! Как Горе указало ему клад под камнем, как он забрал этот клад да от Горя избавился. Завистно стало богатому. “Дай, - думает, - поеду, выпущу Горе – пусть оно дотла разорит брата, чтоб не смел передо мною своим богатством чваниться”. Отпустил жену и поехал к большому камню. Своротил камень в сторону, наклонился посмотреть, что там под камнем? Не успел порядком головы нагнуть, а Горе уже выскочило и уселось ему на шею.
- А, - кричит, - ты хотел меня здесь уморить! Нет, теперь я от тебя ни за что не отстану.
- Послушай, Горе! – сказал купец. – Вовсе не я засадил тебя под камень…
- Нет, врёшь! Один раз обманул, а теперь уже не обманешь!
Крепко насело Горе богатому купцу на шею: привёз он его домой, и пошло у него всё хозяйство вкривь да вкось. Горе уж с утра за своё принимается; каждый день зовёт купца опохмелиться. Много добра в кабак ушло.
“Эдак несходно жить! – думает про себя купец. – Кажись, довольно потешил я Горе; пора бы расстаться с ним, да как?”
Думал-думал и выдумал: пошёл на широкий двор, обтесал два дубовых клина, взял новое колесо и накрепко вбил клин с одного конца во втулку. Приходит к Горю:
- Что ты, Горе, всё на боку лежишь?
- А что мне больше делать?
- Что делать? Пойдём на двор в прятки играть.
А Горе и радо; вышли во двор. Сперва купец спрятался – Горе сейчас его нашло, после того черёд Горю прятаться.
- Ну, - говорит, - меня не скоро найдёшь! Я хоть в какую щель забьюсь!
- Куда тебе, - отвечает купец. – Ты в это колесо не влезешь, а то – в щель!
- В колесо не влезу? Смотри-ка, ещё как спрячусь!
Влезло Горе в колесо; купец взял и с другого конца забил во втулку дубовый клин, поднял колесо и забросил вместе с Горем в реку. Горе потонуло, а купец стал жить по-старому, по-прежнему.
Золотая гора
Жил-был добрый молодец, и до того дошло, что есть ему было нечего. Взял он лопату, вышел на торговую площадь и стал поджидать – не наймёт ли кто в работники. Вот едет богатый купец в золочённой карете. Увидали его подёнщики и все, сколько ни было, врозь рассыпались, по углам попрятались. Остался на площади всего-навсего один добрый молодец.
- Хочешь работы, молодец? Наймись ко мне, - говорит богатый купец.
- Изволь; я за тем и на площадь пришёл.
- А что возьмёшь?
- Положи на день по сотне рублей, с меня и будет.
- Что так дорого?
- А дорого, так поди ищи дешёвого; вишь сколько народу здесь было, а ты приехал – все разбежались.
- Ну, ладно, приходи завтра на пристань.
На другой день поутру пришёл молодец на пристань; богатый купец давно его дожидается.
Сели они на корабль и поехали в море.
Ехали-ехали – посреди моря остров виднеется, на том острове стоят горы высокие, а у самого берега что-то словно огонь горит.
- Никак пожар виден, - говорит молодец.
- Нет, это мой золотой дворец.
Привалили к острову, вышли на берег. Навстречу богатому купцу прибежала жена вместе с дочкой, а дочь – такая красавица, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать. Тотчас они поздоровались, пошли во дворец и нового работника с собой взяли; сели пить-есть, веселиться.
- Куда день ни шёл, - говорит хозяин, - сегодня попируем, а завтра и за работу примемся.
А работник был собою молодец, статный, рослый – кровь с молоком; полюбился он красной девице. Вышла она в другую комнату, вызвала его тайком и дала его кремень да кресало – железную пластинку, которой из кремня искру высекают.
- Возьми, будешь в нужде – пригодится.
На другой день богатый купец отправился со своим работником к высокой золотой горе: лезть на неё – не влезть, ползти – не вползти.
- Ну-ка, - говорит купец, выпьем вперёд.
И поднёс работнику сонного зелья. Тот выпил и заснул. Купец достал нож, убил ледащую клячу, выпотрошил, положил парня в лошадиное брюхо, сунул туда лопату и зашил, а сам в кустах притаился.
Вдруг прилетают вороны чёрные, носы железные, ухватили падаль, унесли на гору и ну клевать. Съели лошадь и стали было добираться до работника. Тут он проснулся, от чёрных воронов отмахнулся, глянул туда-сюда и спрашивает:
- Где я?
Отвечает ему богатый купец:
- На золотой горе; бери лопату да копай золото!
Вот он копал-копал, всё на низ бросал, а купец на возы складывал. Ввечеру девять возов поспело.
- Будет, - говорит богатый купец, - спасибо за работу, прощай!
- А я-то?
- А ты как знаешь! Вас там на горе девяносто девять сгинуло, с тобой ровно сто будет!
Сказал купец и уехал.
“Что тут делать, - думает работник, - сойти с горы никак нельзя; придётся помереть голодной смертью”.
Стоит на горе, а над ним так и вьются вороны чёрные, носы железные: видно, добычу почуяли. Стал он припоминать, как всё это сделалось, и пришло ему на ум, как вызывала его красная девица, подавала кремень да кресало, а сама приговаривала: “Возьми, будешь в нужде – пригодится!”
- А ведь это она недаром сказала. Дай попробую!
Вынул работник кремень и кресало, ударил раз, и тотчас выскочили два молодца.
- Что угодно? Что надобно?
- Снесите меня с горы к морскому берегу.
Только успел вымолвить, они его подхватили и бережно с горы снесли.
Идёт работник по берегу, глядь – мимо острова корабль плывёт.
- Эй, добрые люди-корабельщики! Возьмите меня с собой!
- Нет, брат, некогда останавливаться; мы за остановку сто вёрст сделаем.
Миновали корабельщики остров – стали дуть им ветры встречные, поднялась буря страшная.
- Ах, видно, он не простой человек; лучше воротимся да возьмём его на корабль.
Повернули к острову, пристали к берегу, взяли работника и отвезли его в родной город.
Много ли, мало ли времени прошло – взял опять молодец лопату, вышел там на торговую площадь и ждёт наёмщика. Опять едет в золочённой карете богатый купец. Увидали его подёнщики, все врозь рассыпались, по углам попрятались. Остался один добрый молодец.
- Наймись ко мне, - говорит ему богатый купец.
- Изволь, положи на день по двести рублей и давай работу!
- Что такой дорогой?
- А дорогой, так поди поймай дешёвого; вишь, сколько народу здесь было, а ты показался - сейчас разбежались.
- Ну, ладно. Приходи завтра на пристань.
Наутро, сошлись они у пристани, сели на корабль и поехали к острову. Там один день прогуляли, а другой настал – к золотой горе отправились. Приезжают туда, богатый купец подносит работнику чарку:
- Ну-ка, выпей наперёд!
- Постой, хозяин. Ты всему голова, тебе первому и пить; дай я тебя своим попотчую.
А уж работник загодя сонным зельем запасся. Налил полный стакан и подаёт богатому купцу. Тот выпил и заснул крепким сном. А добрый молодец зарезал самую дрянную клячу, выпотрошил, положил своего хозяина в лошадиное брюхо, сунул лопату и зашил, а сам в кустах спрятался.
Вдруг прилетели вороны чёрные, носы железные, подхватили падаль, унесли на гору и принялись клевать. Пробудился богатый купец, глянул туда-сюда:
- Где я? – спрашивает.
- На горе; бери-ка лопату да копай золото; коли много накопаешь, научу, как меня учили, с горы спуститься.
Богатый купец взялся за лопату, копал-копал, двенадцать возов накопал.
- Ну, теперь довольно, - говорит работник, - спасибо за труд, прощай!
- А я-то?
- А ты как знаешь. Вас там, на горе, девяносто девять сгинуло; с тобой ровно сотня будет!
Забрал добрый молодец все двенадцать возов, приехал в золотой дворец, женился на красной девице, дочке купца коварного, и переехал с острова через море на родине жить. А коварный купец так на горе и остался; заклевали его вороны чёрные, носы железные.
Три зятя
Жили у моря старик со старухой. И были у них три дочери, три умницы-разумницы, три красавицы – ни в сказке сказать, ни пером описать.
Вот раз ехал старик с дровами из лесу. А ночь была тёмная. Лошадь идёт спотыкается, о пни-колоды ушибается. Брела, брела, да и стала совсем. Старик и так, и сяк, да выходит никак – надо в лесу ночевать.
- Эх, - говорит старик, - кабы светлый Месяц выглянул, я бы ему старшую дочку отдал!
Только сказал, а Месяц Месяцович выглянул, всё кругом осветил. Поехал старик быстро, домой доехал хорошо.
Вот старшая дочка оделась, принарядилась, на крылечко вышла – её Месяц Месяцович к себе и взял.
Долго ли, коротко ли, белой зимой, снегами голубыми ехал старик с ярмарки. Одежонка на нём худая – зипунишко да лаптишки, шапка рваная. Замёрз, продрог, зубы стучат, кости хрустят.
- Эх, - говорит, - кабы Солнышко выглянуло, я бы ему среднюю дочку отдал!
Только сказал, а Солнышко и выглянуло. Отогрело старика, растопило снега. Поехал старик быстро, домой доехал хорошо.
Вот средняя дочка оделась, принарядилась, на крылечко вышла – её Солнышко в свои хоромы и забрало.
Долго ли, коротко ли, тёплым летом поехал старик рыбу удить. Наловил рыбы полную лодку: и язя, и карася, и ёршика. Только хотел домой возвращаться, а ветер и стих. Вот парусок-то и повис, ровно тряпка. Сидит старик в лодке, горюет: рыбы полно, а есть нечего; вода кругом, а пить нечего.
- Эх, - говорит, - кабы Ветер-ветерок да подул в мой парусок, я бы ему младшую дочку отдал!
Только сказал, а Ветер-ветерок как задует! Затрепал парусок – доволок старика до бережка.
Вот и младшая дочка оделась, принарядилась, на крылечко вышла – её Ветер-ветерок в свои хоромы и забрал.
Год прошёл, старик и говорит:
- А что, старуха, пойду-ка я старшую дочку проведаю. Хорошо ли ей у Месяца век вековать?
- Иди, батюшка, иди да гостинцев снеси.
Напекла баба пирогов да блинов. Взял старик гостинцы и в путь отправился. Идёт-бредёт, останавливается: к Месяцу ведь не близок путь. Шёл, шёл, поздно ночью пришёл.
Встретила его дочка, обрадовалась. А старик ей:
- Ох-ох-ох, тошнёхонько! Долог к тебе путь, доченька. Шёл-брёл, все косточки притомил.
- Ничего, - дочка говорит, - сейчас пойдёшь в парную баньку, косточки распаришь – всё пройдёт.
- Что ты, что ты, доченька! Ночь на дворе – в бане темно.
- Ничего, батюшка.
Вот повели старика в баню. А Месяц Месяцович в щёлку палец просунул – всю баню осветил.
- Светло ли тебе, батюшка?
- Светло, светло, зятюшка.
Попарился старичок, погостил у дочки и домой отправился. Идёт-бредёт, останавливается: домой ведь не близок путь. Шёл, шёл, поздно ночью пришёл.
- Ну, старуха, - говорит, - топи баню. А то я шёл-брёл, все косточки притомил.
- Что ты, старик! Ночь на дворе – в бане темно.
- Ничего, - говорит, - светло будет.
Пошла старуха в баню, а старик палец в щель сунул:
- Светло ли тебе, старуха?
- Какое светло, темным-темнёхонько!
Да как оступилась бабушка, шайки-кадушки побила, воду пролила, еле жива выскочила. А старик всё палец в щели держит.
Вот ещё год прошёл. Стал старик ко второй дочери собираться.
- Пойду-ка я, старуха, среднюю дочь проведаю. Хорошо ли ей у Солнышка век вековать?
- Иди, батюшка, иди.
Вот старик в путь отправился. Идёт-бредёт, останавливается: к Солнышку не близок путь. Шёл, шёл, поздно ночью пришёл.
Встретила его дочка, обрадовалась. А старик ей:
- Ох-ох-ох! – говорит. – Долог к тебе путь, доченька! Шёл-брёл, есть захотел.
- Ничего, батюшка, - говорит дочка. – Сейчас блинков испеку.
- Что ты, что ты, доченька! Ночь на дворе – не время печь топить.
- А у нас и печи в избе нет.
Растворила хозяйка тесто. Село Солнышко посреди избы, а жена ему тесто на голову льёт да старику блины подаёт – хорошие, румяные да масляные.
Наелся старик, напился, спать повалился. Наутро домой отправился. Идёт-бредёт, останавливается: домой-то не близок путь. Шёл, шёл, поздно ночью пришёл.
- Ну, старуха, - говорит, - шёл-брёл я, есть захотел. Давай блины печь.
- Что ты, старый, в уме? Ночь на дворе – не время печь затапливать.
- А нам печь в избе и не нужна. Ты знай тесто делай, а печь буду я.
Растворила старуха тесто. Сел старик посреди избы.
- Лей, - говорит, - мне на лысину.
- Да ты что, старик, не болен ли?
- Знай лей! – говорит.
Налила ему старуха теста на лысину. Что тут было, что тут делалось!...
Три дня старика в бане отмывали, насилу отмыли.
Ну, год прошёл. Стал старик к младшей дочке собираться:
- Пойду-ка я, старуха, младшую дочь проведаю. Хорошо ли ей у Ветра век вековать?
- Иди, иди, батюшка.
Пошёл старик. Идёт-бредёт, останавливается, реку широкую обходит. Прямо через реку близок путь, а кругом далеко идти.
Ну, дошёл. Дочка и зять обрадовались. Погостил у них старик, попраздновал и домой отправился. А дочка да зять провожать пошли. Вот дошли до реки. Старик и говорит:
- Я в обход пойду.
А зять ему:
- Зачем в обход? Через речку плыви: здесь ближе будет.
- Да как же плыть? Лодки нет.
- Не горюй, батюшка. Бросай, жена, на воду платок!
Бросила старикова дочка на воду платок. Ветер его надул пузырём. Сел старик, и Ветер его мигом на другую сторону переправил.
- Вот спасибо, зятёк-Ветерок!
Добрёл старик до дому, не поел, не попил, не присел, зовёт старуху:
- Идём на море, покатаемся.
- Ах ты, старый затейник, чего тебе вспомнилось. Ну, да ладно, пошли. – согласилась старуха.
Пришли они к морю, а лодка течёт.
- Вот, и покатались. – говорит старуха.
- Не горюй, жена. Бросай на море платок!
- Да ты что, в уме? Платок дорогой, шерстью шитый.
- Бросай, говорю, не пропадёт!
Бросила старуха платок.
- Прыгай на него! – приказывает старик.
Прыгнула старуха, а старик давай дуть. Дул, дул – а старуха уже по колени в воде. Дул, дул старик – а старуху уж соседи из воды чуть живую вытащили.
С той поры бросил старик по зятьям ходить. Лежит дед на печи, тачает сапоги, ест пироги да сказки сказывает.
156
Сказка о молодильных яблоках и живой воде
В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь, и было у него три сына: старшего звали Фёдором, второго Василием, а младшего Иваном.
Царь очень постарел и глазами ослаб, а слыхал он, что за тридевять земель, в тридесятом царстве есть сад с молодильными яблоками и колодец с живой водой. Если съесть старику это яблоко – помолодеет, а водой этой умыть глаза слепцу – будет видеть.
Царь собирает пир на весь мир, зовёт на пир князей и бояр и говорит им:
- Кто бы, ребятушки, выбрался из избранников, выбрался из охотников, съездил за тридевять земель, в тридесятое царство, привёз бы молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут большой стал хорониться за среднего, а средний за меньшого, а от меньшого ответу нет.
Выходит царевич Фёдор и говорит:
- Неохота нам в люди царство отдавать. Я поеду в эту дорожку, привезу тебе, царю-батюшке, молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец.
Пошёл Фёдор-царевич на конюший двор, выбирает себе коня неезженого, уздает узду неузданную, берёт плётку нехлёстанную, кладёт двенадцать подпруг с подпругою – не ради красы, а ради крепости … Отправился Фёдор-царевич в дорожку. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился …
Ехал он близко ли, далёко ли, низко ли, высоко ли, ехал день до вечеру – красна солнышка до закату. И доезжает до росстаней, до трёх дорог. Лежит на росстанях плита-камень, на ней надпись:
“Направо поедешь – себя спасать, коня потерять. Налево поедешь – коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь – женату быть”.
Поразмыслил Фёдор царевич: “Давай поеду – где женату быть”.
И повернул на ту дорожку, где женатому быть. Ехал, ехал и доезжает до терема под золотой крышей. Тут выбегает прекрасная девица и говорит ему:
- Царский сын, я тебя из седла выну, иди со мной хлеба-соли откушать и спать почивать.
- Нет, девица, хлеба-соли я не хочу, а сном мне дороги не скоротать. Мне надо вперёд двигаться.
- Царский сын, не торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого.
Тут прекрасная девица его из седла вынула и в терем повела. Накормила его, напоила и спать на кровать положила.
Только лёг Фёдор-царевич к стенке, эта девица живо кровать повернула, он и полетел в подполье, в яму глубокую …
Долго ли, коротко ли – царь опять собирает пир, зовёт князей и бояр и говорит им:
- Вот, ребятушки, кто бы выбрался из охотников мне привезти молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут опять большой хоронится за среднего, а средний за меньшого, а от меньшого ответу нет.
Выходит второй сын, Василий-царевич:
- Батюшка, неохота мне царство в чужие руки отдавать. Я поеду в дорожку, привезу эти вещи, сдал тебе в руки.
Идёт Василий-царевич на конюший двор, выбирает коня неезженого, уздает узду неузданную, берёт плётку нехлёстанную, кладёт двенадцать подпруг с подпругою.
Поехал Василий-царевич. Видели, как садился, а не видели, в кою сторону укатился … Вот он доезжает до росстаней, где лежит плита-камень, и видит:
“Направо поедешь – себя спасать, коня потерять. Налево поедешь – коня спасать, себя потерять. Прямо поедешь – женату быть”.
Думал, думал Василий-царевич и поехал прямо дорогой, где женатому быть. Доехал до терема с золотой крышей. Выбегает к нему прекрасная девица и просит его откушать хлеба-соли и лечь опочивать.
- Царский сын, на торопись ехать, а торопись делать, что тебе любо-дорого.
Тут она его из седла вынула, в терем повела, накормила, напоила и спать положила.
Только Василий-царевич лёг к стенке, она опять повернула кровать, и он полетел в подполье.
А там спрашивают:
- Кто летит?
- Василий-царевич. А кто сидит?
-Фёдор-царевич.
- Вот, братан, попали!
Долго ли, коротко ли, в третий раз царь собирает пир, зовёт князей и бояр:
- Кто бы выбрался из охотников привезти молодильных яблок и живой воды кувшинец о двенадцати рылец? Я бы этому седоку полцарства отписал.
Тут опять большой хоронится за среднего, средний за меньшого, а от меньшого ответу нет.
Выходит Иван-царевич и говорит:
- Дай мне, батюшка, благословеньице, с буйной головы до резвых ног, ехать в тридесятое царство – поискать тебе молодильных яблок и живой воды, да поискать ещё моих братцев.
Дал ему царь благословеньице. Пошёл Иван-царевич в конюший двор – выбрать себе коня по разуму. На которого коня ни взглянет, тот дрожит, на которого руку положит – тот с ног валится …
Не мог выбрать Иван-царевич коня по разуму. Идёт, повесил буйну голову. Навстречу ему бабушка-задворенка:
- Здравствуй, дитятко, Иван-царевич. Что ходишь кручинен-печален?
- Как же мне, бабушка, не печалиться, - не могу найти коня по разуму.
- Давно бы ты меня спросил. Добрый конь стоит закованный в погребе, на цепи железной. Сможешь его взять – будет тебе конь по разуму.
Приходит Иван-царевич к погребу, пнул плиту железную, свернулась плита с погреба. Вскочил ко добру коню, стал ему конь своими передними ногами на плечи. Стоит Иван-царевич – не шелохнётся. Сорвал конь железную цепь, выскочил из погреба и Ивана-царевича вытащил. И тут Иван-царевич обуздал его уздою неузданной, оседлал седельцем неезженым, наложил двенадцать подпруг с подпругою – не ради красы, ради славушки молодецкой.
Отправился Иван-царевич в путь-дорогу. Видели, что садился, а не видели, в кою сторону укатился … Доехал он до росстаней и поразмыслил:
“Направо ехать коня потерять, - куда мне без коня-то? Прямо ехать – женату быть, - не за тем я в путь-дорогу выехал. Налево ехать – коня спасти, - эта дорога самая лучшая для меня”.
И поворотил он по той дороге, где коня спасти – себя потерять. Ехал он долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, по зелёным лугам, по каменным горам, ехал день до вечеру – красна солнышка до закату – и наезжает на избушку. Стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке.
- Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти!
Избушка повернулась к лесу задом, к Ивану-царевичу передом. Зашёл он в избу, а там сидит баба-яга, старых лет, шёлковые нитки в клубок наматывает.
- Фу, фу, - говорит, - русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришёл!
А Иван-царевич ей:
- Ах ты, баба яга, костяная нога, не поймавши птицу – теребишь, не узнавши молодца – хулишь… Ты бы сейчас вскочила да меня, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и для ночи постелю собрала. Я бы улёгся, ты бы села к изголовью, стала бы спрашивать, а я бы стал сказывать – чей да откуда.
Вот баба-яга это дело всё справила – Ивана-царевича накормила, напоила и на постелю уложила. Села к изголовью и стала спрашивать:
- Чей ты, дорожный человек, добрый молодец, да откуда? Какой ты земли? Какого отца, матери сын?
- Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за тридевять земель, за тридевять озёр, в тридесятое царство за живой водой и молодильными яблоками.
- Ну, дитятко моё милое, далеко же тебе ехать: живая вода и молодильные яблоки – у сильной богатырки, девицы Синеглазки, она мне родная племянница. Не знаю, получишь ли ты добро…
- А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум.
- Много молодцев проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня. Мой конь бойчее, довезёт он тебя до моей средней сестры, она тебя научит.
Иван-царевич поутру встаёт ранёхонько, умывается белёшенько. Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на её коне.
Вдруг он и говорит коню:
- Стой! Перчатку обронил.
А конь отвечает:
- В кою пору ты говорил, я уже двести вёрст проскакал…
Едет Иван-царевич близко ли, далёко ли. День до ночи коротается. И завидел он впереди избушку на курьей ножке, об одном окошке.
- Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Как мне в тебя зайти, так и выйти!
Избушка повернулась к лесу задом, к нему передом.
Вдруг слышно – где-то за избушкой конь заржал, и конь под Иваном-царевичем откликнулся. Кони-то одностадные были.
Услышала это баба-яга – ещё старее той – и говорит:
- Приехала ко мне, видно, сестрица в гости.
И выходит на крыльцо:
- Фу-фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришёл!
А Иван-царевич ей:
- Ах ты, баба-яга, костяная нога, встречай гостя по платью, провожай по уму. Ты бы моего коня убрала, меня бы, добра молодца, дорожного человека, накормила, напоила и спать уложила…
Баба-яга это дело всё справила – коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила, на постелю уложила и стала спрашивать, кто он, да откуда и куда путь держит.
- Я, бабушка, из такого-то царства, из такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Еду за живой водой и молодильными яблоками к сильной богатырке, девице Синеглазке…
- Ну, дитя милое, не знаю, получишь ли ты добро! Мудро тебе, мудро добраться до девицы Синеглазки!
- А ты, бабушка, дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум.
- Много молодцев проезживало, да не много вежливо говаривало. Возьми, дитятко, моего коня, поезжай к моей старшей сестре. Она лучше меня научит, что делать.
Вот Иван-царевич заночевал у этой старухи, поутру встаёт ранёхонько, умывается белёшенько. Благодарит бабу-ягу за ночлег и поехал на её коне. А этот конь ещё бойчей того.
Вдруг Иван-царевич говорит:
- Стой, перчатку обронил.
А конь отвечает:
- В кою пору ты говорило, я уж триста вёрст проскакал.
Не скоро дело делается, скоро сказка сказывается. Едет Иван-царевич день до вечера – красна солнышка до закату. Наезжает на избушку на курьей ножке, об одном окошке.
- Избушка, избушка, обернись к лесу задом, ко мне передом. Мне не век вековать, а одну ночь ночевать!
Вдруг заржал где-то конь, и под Иваном-царевичем конь откликнулся. Выходит на крыльцо баба-яга, старых лет, ещё старее той. Поглядела – конь её сестры, а седок чужестранный, молодец прекрасный…
Тут Иван-царевич вежливо ей поклонился и ночевать попросился. Делать нечего. Ночлега с собой не возят – ночлег каждому: и пешему, и конному, и бедному, и богатому.
Баба-яга всё дело справила – коня убрала, а Ивана-царевича накормила, напоила и стала спрашивать, кто он да откуда и куда путь держит.
- Я, бабушка, такого-то царства, такого-то государства, царский сын Иван-царевич. Был у твоей младшей сестры, она послала к средней, а средняя сестра к тебе послала. Дай свою голову моим могутным плечам, направь меня на ум-разум, как мне добыть у девицы Синеглазки живой воды и молодильных яблок.
- Так и быть, помогу я тебе, Иван-царевич. Девица Синеглазка, моя племянница, - сильная и могучая богатырка. Вокруг её царства – стена в три сажени вышины, сажень толщины, у ворот стража – тридцать богатырей. Тебя и в ворота не пропустят. Надо тебе ехать в середину ночи, ехать на моём добром коне. Доедешь до стены – и бей коня по бокам плетью нехлёстанной. Конь через стену перескочит. Ты коня привяжи и в сад иди. Увидишь яблоню с молодильными яблоками, а под яблоней колодец. Три яблока сорви, а больше не бери. И зачерпни из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец. Девица Синеглазка будет спать, ты в терем к ней не заходи, а садись на коня и бей его по крутым бокам. Он тебя через стену перенесёт.
Иван-царевич не стал ночевать у этой старухи, а сел на её доброго коня и поехал в ночное время. Этот конь поскакивает, мхи-болота перескакивает, реки, озёра хвостом заметает.
Долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, доезжает Иван-царевич в середине ночи до высокой стены. У ворот стража спит – тридцать могучих богатырей. Прижимает он своего доброго коня, бьёт его плетью нехлёстанной. Конь осерчал и перемахнул через стену. Слез Иван-царевич с коня, входит в сад и видит – стоит яблоня с серебряными листьями, золотыми яблоками, а под яблоней колодец. Иван-царевич сорвал три яблока, а больше не стал брать да зачерпнул из колодца живой воды кувшинец о двенадцати рылец. И захотелось ему увидать сильную, могучую богатырку, девицу Синеглазку.
Входит Иван-царевич в терем, а там спят – по одну сторону шесть полениц – девиц-богатырок и по другую сторону шесть, а посредине разметалась девица Синеглазка, спит, как сильный речной порог шумит.
Не стерпел Иван-царевич, приложился, поцеловал её и вышел… Сел на доброго коня, а конь говорит ему человеческим голосом:
- Не послушался ты, Иван-царевич, вошёл в терем к девице Синеглазке. Теперь мне стены не перескочить.
Иван-царевич бьёт коня плетью нехлёстанной.
- Ах ты, конь, волчья сыть, травяной мешок, нам здесь не ночевать, а голову потерять!
Осерчал конь пуще прежнего и перемахнул через стену, да задел об неё одной подковой – на стене струны запели, и колокола зазвонили.
Девица Синеглазка проснулась да увидала покражу:
- Вставайте, у нас покража большая!
Велела она оседлать своего богатырского коня и кинулась с двенадцатью поленицами в погоню за Иваном-царевичем.
Гонит Иван-царевич во всю прыть лошадиную, а девица Синеглазка гонит за ним. Доезжает он до старшей бабы-яги, а у неё уже конь выведенный, готовый. Он – со своего коня да на этого и опять вперёд погнал… Иван-то царевич за дверь, а девица Синеглазка – в дверь и спрашивает у бабы-яги:
- Бабушка, здесь зверь не прорыскивал ли?
- Нет, дитятко.
- Бабушка, здесь молодец не проезживал ли?
- Нет, дитятко. А ты с пути-дороги поешь молочка.
- Поела бы я, бабушка, да долго корову доить.
- Что ты, дитятко, живо справлюсь…
Пошла баба-яга доить корову – доит, не торопится. Поела девица Синеглазка молочка и опять погнала за Иваном-царевичем.
Доезжает Иван-царевич до средней бабы-яги, коня сменил и опять погнал. Он – за дверь, а девица Синеглазка – в дверь.
- Бабушка, не прорыскивал ли зверь, не проезживал ли добрый молодец?
- Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги поела блинков!
- Да ты долго печь будешь…
- Что ты, дитятко, живо справлю…
Напекла баба-яга блинков – печёт, не торопится. Девица Синеглазка поела и опять погнала за Иваном-царевичем.
Он доезжает до младшей бабы-яги, слез с коня, сел на своего коня богатырского и опять погнал. Он – за дверь, девица Синеглазка – в дверь и спрашивает у бабы-яги, не проезжал ли добрый молодец.
- Нет, дитятко. А ты бы с пути-дороги в баньке попарилась.
- Да ты долго топить будешь.
- Что ты, дитятко, живо справлю…
Истопила баба-яга баньку, всё изготовила. Девица Синеглазка попарилась, обкатилась и опять вдогон погнала. Стала она Ивана-царевича настигать. Он видит за собой погоню: двенадцать богатырок с тринадцатой – девицей Синеглазкой – ладят на него наехать, с плеч голову снять. Стал он коня приостанавливать. Девица Синеглазка наскакивает и кричит ему:
- Что же ты, вор, без спросу из моего колодца пил да колодец не прикрыл?
А он ей:
- Что ж, давай разъедемся на три прыска лошадиных, давай силу пробовать!
Тут Иван-царевич и девица Синеглазка заскакали на три прыска лошадиных, брали палицы боевые, копья долгомерные, сабельки острые. И съезжались три раза: палицы поломали, копья-сабли исщербили – не могли друг друга с коня сбить. Незачем стало им на добрых конях разъезжаться, соскочили они с коней и схватились в охапочку.
Боролись с утра до вечера – красна солнышка до закату. У Ивана-царевича резва ножка подвернулась, упал он на сыру землю. Девица Синеглазка стала коленкой на его белу грудь и вытаскивает кинжалище булатный – пороть ему белу грудь. Иван-царевич и говорит ей:
- Не губи ты меня, девица Синеглазка, лучше возьми за белые руки, подними со сырой земли, поцелуй в уста сахарные.
Тут девица Синеглазка подняла Ивана-царевича со сырой земли и поцеловала в уста сахарные. И раскинули они шатёр в чистом поле, на широком раздолье, на зелёных лугах. Тут они гуляли три дня и три ночи. Здесь они и обручились и перстнями обменялись.
Девица Синеглазка ему говорит:
- Я поеду домой – и ты поезжай домой, да смотри никуда не сворачивай… Через три года жди меня в своём царстве.
Сели они на коней и разъехались… Долго ли, коротко ли, - не скоро дело делается, скоро сказка сказывается, - доезжает Иван-царевич до росстаней, до трёх дорог, где плита-камень, и думает:
“Вот хорошо. Домой еду, а братья мои пропадают без вести”.
И не послушался он девицы Синеглазки, своротил на ту дорогу, где женатому быть… И наезжает на терем под золотой крышей. Тут под Иваном-царевичем конь заржал, и братьевы кони откликнулись. Кони-то были одностадные…
Иван-царевич взошёл на крыльцо, стукнул кольцом – маковки на тереме зашатались, оконницы покривились. Выбегает прекрасная девица.
- Ах, Иван-царевич, давно я тебя поджидаю! Иди со мной хлеба-соли откушать и спать-почивать.
Повела его в терем и стала потчевать. Иван-царевич не столько ест, сколько под стол кидает, не столько пьёт, сколько под стол льёт. Повела его прекрасная девица в спальню.
- Ложись, Иван-царевич, спать-почивать.
А Иван-царевич столкнул её на кровать, живо кровать повернул, девица и полетела в подполье, в яму глубокую.
Иван-царевич наклонился над ямой и кричит:
- Кто там живой?
А из ямы отвечают:
- Фёдор-царевич да Василий-царевич.
Он их из ямы вынул – они лицом черны, землёй уж стали порастать. Иван-царевич умыл братьев живой водой – стали опять прежними.
Сели они на коней и поехали… Долго ли, коротко ли, доехали они до росстаней. Иван-царевич и говорит братьям:
- Покараульте моего коня, а я лягу отдохнуть.
Лёг он на шёлковую траву и богатырским сном заснул.
А Фёдор-царевич и говорит Василию-царевичу:
- Вернёмся мы без живой воды, без молодильных яблок – будет нам мало чести, отец пошлёт нас гусей пасти…
Василий-царевич отвечает:
- Давай Ивана-царевича в пропасть спустим, а эти вещи возьмём и отцу в руки отдадим.
Вот они у него из-за пазухи вынули молодильные яблоки, взяли кувшин с живой водой, а самого бросили в пропасть. Три дня и три ночи летел туда Иван-царевич.
Упал Иван-царевич на самое взморье, опамятовался и видит – только небо и вода, и под старым дубом у моря птенцы пищат – бьёт их ненастье холодное. Иван-царевич снял с себя кафтан и птенцов покрыл, а сам укрылся под дуб.
Унялась погода, летит большая птица Нагай. Прилетела, под дуб села и спрашивает птенцов:
- Детушки мои милые, не убила ли вас погодушка-ненастье?
- Не кричи, мать, нас сберёг русский человек, своим кафтаном укрыл.
Птица Нагай спрашивает Ивана-царевича:
- Для чего ты попал сюда, мил человек?
- Меня родные братья в пропасть бросили за молодильные яблоки да за живую воду.
- Ты моих детей сберёг, спрашивай у меня, чего хочешь: злата ли, серебра ли, камня ли драгоценного.
- Ничего, Нагай-птица, мне не надо: ни злата, ни серебра, ни камня драгоценного. А нельзя ли мне попасть на родную сторонушку?
Нагай-птица ему отвечает:
- Достань мне два чана – пудов по двенадцати мяса.
Вот Иван-царевич настрелял на взморье гусей, лебедей, в два чана поклал, поставил один чан Нагай-птице на правое плечо, а другой чан – на левое, сам сел ей на хребет. Стал птицу Нагай кормить, она поднялась и летит в вышину.
Она летит, а он ей подаёт да подаёт… Долго ли, коротко ли так летели, Скормил Иван-царевич оба чана. А птица Нагай опять оборачивается. Он взял нож, отрезал у себя кусок с ноги и Нагай-птице подал. Она летит, летит и опять оборачивается. Он с другой ноги срезал мясо и подал. Вот уже недалеко лететь осталось. Нагай-птица опять оборачивается. Он с груди у себя мясо срезал и ей подал.
Тут Нагай-птица донесла Ивана-царевича до родной земли.
- Хорошо ты кормил меня всю дорогу, но слаще последнего кусочка отродясь не едала.
Иван-царевич ей и показывает раны. Нагай рыгнула, три куска вырыгнула:
- Приставь на место.
Иван-царевич приставил – мясо и приросло к костям.
- Теперь слезай с меня, Иван-царевич, я домой полечу.
Полетела Нагай-птица к своим детушкам, а Иван-царевич пошёл путём-дорогой на родную сторонушку.
Пришёл он в столицу и узнаёт, что Фёдор-царевич и Василий-царевич привезли отцу живой воды и молодильных яблок, и царь исцелился: по-прежнему стал здоровьем крепок и глазами зорок.
Не пошёл Иван-царевич к отцу, к матери, набрёл на нищих да убогих, выкопал им в лесу пещеру, сделал луки да стрелы, и стали они вольно жить – милостыню не просить.
В ту пору за тридевять земель, в тридесятом царстве сильная богатырка Синеглазка родила двух сыновей. Они растут не по дням, а по часам. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается – прошло три года. Синеглазка взяла сыновей, собрала войско и пошла искать Ивана-царевича.
Пришла она в его царство и в чистом поле, в широком раздолье, на зелёных лугах раскинула шатёр белополотняный. От шатра дорогу устелила сукнами цветными. И посылает в столицу царю сказать:
- Царь, отдай царевича. Не отдашь – всё царство потопчу, пожгу, тебя в полон возьму.
Царь испугался и посылает старшего – Фёдора-царевича. Идёт Фёдор-царевич по цветным сукнам, подходит к шатру белополотняному. Выбегают два мальчика:
- Матушка, матушка, это не наш ли батюшка идёт?
- Нет, детушки, это ваш дяденька.
- А что прикажешь с ним делать?
- А вы, детушки, угостите его хорошенько.
Тут эти двое цареньков взяли трости и давай хлестать Фёдора-царевича пониже спины. Били, били, он едва ноги унёс.
А Синеглазка опять посылает к царю:
- Отдай царевича…
Пуще испугался царь и посылает среднего – Василия-царевича. Он приходит к шатру. Выбегают два мальчика:
- Матушка, матушка, это не наш ли батюшка идёт?
- Нет, детушки, это ваш дяденька. Угостите его хорошенько.
Двое цареньков опять давай дядю тростями чесать. Били, били, Василий-царевич едва ноги унёс.
А Синеглазка в третий раз посылает к царю:
- Ступайте, ищите третьего сынка, Ивана-царевича. Не найдёте – всё царство потопчу, пожгу.
Царь ещё пуще испугался, посылает за Фёдором-царевичем и Василием-царевичем, велит им найти брата, Ивана-царевича. Тут братья упали отцу в ноги и во всём повинились: как усоного Ивана-царевича взяли живую воду и молодильные яблоки, а самого в пропасть бросили.
Услышал это царь и залился слезами. А в ту пору Иван-царевич сам идёт к Синеглазке и с ним лесные охотники – рвань и голь перекатная. Они под ногами сукна рвут и в стороны мечут.
Подходит к белополотняному шатру. Выбегают два мальчика.
- Матушка, матушка, к нам какой-то оборванец идёт с голью перекатной.
А Синеглазка им:
- Возьмите его за белые руки, ведите в шатёр. Это ваш родной батюшка. Он безвинно три года страдал.
Тут Ивана-царевича взяли за белые руки, ввели в шатёр. Синеглазка его умыла и причесала, одежду на нём сменила и спать уложила. А голи перекатной на дорогу пирогов вынесла, и они в пещеру вернулись, пировать-делиться стали.
На другой день Синеглазка и Иван-царевич приехали во дворец. Тут начался пир на весь мир. Фёдору-царевичу и Василию-царевичу мало чести было, прогнали их из дворца – ночевать где ночь, где две, а третью – нигде…
А Иван-царевич уехал потом с Синеглазкой в её девичье царство. Тут и сказке конец.
Марья Моревна
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Иван-царевич. У него было три сестры: одна Марья-царевна, другая Ольга-царевна, третья Анна-царевна. Отец и мать у них померли. Умирая, они сыну наказывали: “Кто первый за сестёр станет свататься, за того и отдавай – при себе не держи долго”.
Царевич похоронил родителей и с горя пошёл с сёстрами во зелёный сад погулять. Вдруг находит на небо туча чёрная, встаёт гроза страшная.
- Пойдёмте, сестрицы, домой, - говорит Иван-царевич.
Только пришли во дворец – как грянул гром, раздвоился потолок, и влетел к ним в горницу ясен сокол. Ударился сокол об пол, сделался добрым молодцем и говорит:
- Здравствуй, Иван-царевич, прежде я ходил гостем, а теперь пришёл сватом; хочу у тебя сестрицу Марью-царевну посватать.
- Коли люб ты сестрице, я её не держу – пусть идёт!
Марья-царевна согласилась. Сокол женился и унёс её в своё царство.
Дни идут за днями, часы бегут за часами – целого года как не бывало. Пошёл Иван-царевич с двумя сёстрами во зелёный сад погулять. Опять встаёт туча с вихрем, с молнией.
- Пойдёмте, сестрицы, домой, - говорит царевич.
Только пришли во дворец – как ударил гром, распалась крыша, раздвоился потолок и влетел орёл. Ударился орёл об пол и сделался добрым молодцем.
- Здравствуй, Иван-царевич, прежде я гостем ездил, а теперь пришёл сватом.
И посватал Ольгу-царевну. Отвечает Иван-царевич:
- Если люб ты Ольге-царевне, то пусть за тебя идёт; я с неё воли не снимаю.
Ольга-царевна согласилась и вышла за орла замуж. Орёл подхватил её и унёс в своё царство.
Прошёл ещё один год. Говорит Иван-царевич своей младшей сестрице:
- Пойдём, во зелёном саду погуляем.
Погуляли немножко; опять встаёт туча с вихрем, с молнией.
- Вернёмся, сестрица, домой!
Вернулись домой, не успели сесть – как ударил гром, раздвоился потолок, и влетел ворон. Ударился ворон об пол и сделался добрым молодцем. Прежние были хороши собой, а этот ещё лучше.
- Ну, Иван-царевич, прежде я гостем ходил, а теперь пришёл сватом, отдай за меня Анну-царевну.
- Я с сестрицы воли не снимаю; коли ты полюбился ей, пусть идёт за тебя.
Вышла за ворона Анна-царевна, и унёс он её в своё государство.
Остался Иван-царевич один. Целый год жил без сестёр, и сделалось ему скучно.
- Пойду, - говорит, - искать сестриц.
Собрался в дорогу, шёл-шёл и видит – лежит в поле рать-сила побитая. Спрашивает Иван-царевич:
- Коли есть тут жив человек – отзовись, кто побил это войско великое?
Отозвался ему жив человек:
- Всё это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна.
Пустился Иван-царевич дальше, наезжал на шатры белые, выходила к нему навстречу Марья Моревна, прекрасная королевна.
- Здравствуй, царевич, куда тебя судьба несёт – по воле аль по неволе?
Отвечал ей Иван-царевич:
- Добрые молодцы по неволе не ездят.
- Ну, коли дело не к спеху, погости у меня в шатрах.
Иван-царевич тому и рад; две ночи в шатрах ночевал. Полюбился Марье Моревне и женился на ней.
Марья Моревна, прекрасная королевна, взяла его с собой в своё государство; пожили они вместе сколько-то времени, и вздумалось королевне на войну собираться. Покидает она на Ивана-царевича всё хозяйство и приказывает:
- Везде ходи, за всем присматривай, только в этот чулан не заглядывай.
Он не вытерпел; как только Марья Моревна уехала, тотчас бросился в чулан, отворил дверь, глянул – а там висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован.
Просит Кощей у Ивана-царевича:
- Сжалься надо мной, дай мне напиться, десять лет я здесь мучаюсь, не ел, не пил – совсем в горле пересохло.
Царевич подал ему целое ведро воды; он выпил и ещё запросил:
- Мне одним ведром жажды не залить, дай ещё.
Царевич подал другое ведро. Кощей выпил и запросил третье, а как выпил третье ведро – взял свою прежнюю силу, тряхнул цепями и сразу все двенадцать порвал.
- Спасибо, Иван-царевич, - сказал Кощей Бессмертный, - теперь тебе никогда не видать Марьи Моревны, как своих ушей.
И страшным вихрем вылетел в окно, нагнал на дороге Марью Моревну, прекрасную королевну, подхватил её и унёс с собой.
А Иван-царевич горько-горько заплакал, снарядился и пошёл в путь-дорогу: “Что ни будет, а разыщу Марью Моревну!” Идёт день, идёт другой, на рассвете третьего видит чудесный дворец. У дворца дуб стоит, на дубу ясен сокол сидит. Слетел сокол с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:
- Ах, шурин мой любезный!
Выбежала Марья-царевна, встретила Ивана-царевича радостно, стала про его здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать. Погостил у них царевич три дня и говорит:
- Не могу у вас гостить долго; я иду искать жену мою Марью Моревну, прекрасную королевну.
- Трудно тебе сыскать её, - отвечает сокол. – Оставь здесь на всякий случай свою серебряную ложку: будем на неё смотреть, про тебя вспоминать.
Иван-царевич оставил у сокола свою серебряную ложку и пошёл в дорогу. Шёл он день, шёл другой, на рассвете третьего видит дворец ещё лучше первого; возле дворца дуб стоит, на дубу орёл сидит. Слетел орёл с дерева, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:
- Вставай, Ольга-царевна, милый наш братец идёт!
Ольга-царевна тотчас прибежала, стала его целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать. Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:
- Дольше гостить мне некогда; я иду искать жену мою Марью Моревну, прекрасную королевну.
Отвечает орёл:
- Трудно тебе сыскать её; оставь у нас серебряную вилку: будем на неё смотреть, тебя вспоминать.
Он оставил серебряную вилку и пошёл в дорогу. День шёл, другой шёл, на рассвете третьего видит дворец лучше первых двух; возле дворца дуб стоит, на дубу ворон сидит.
Слетел ворон с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:
- Анна-царевна, поскорей выходи, наш братец идёт!
Выбежала Анна-царевна, встретила его радостно, стала целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать.
Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:
- Прощайте, пойду жену искать, Марью Моревну, прекрасную королевну.
Отвечает ворон:
- Трудно тебе сыскать её; оставь-ка у нас серебряную кружку: будем на неё смотреть, тебя вспоминать.
Царевич отдал ему серебряную кружку, попрощался и пошёл в дорогу. День шёл, другой шёл, а на третий добрался до Марьи Моревны. Увидала она своего милого, бросилась к нему на шею, залилась слезами и промолвила:
- Ах, Иван-царевич, зачем ты меня не послушался – посмотрел в чулан и выпустил Кощея Бессмертного.
- Прости, Марья Моревна, не поминай старого, лучше поедем со мной, пока не видать Кощея Бессмертного; авось не догонит.
Собрались и уехали. А Кощей на охоте был; к вечеру он домой ворочается, под ним добрый конь спотыкается.
- Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?
Отвечает конь:
- Иван-царевич приходил, Марью Моревну увёз.
- А можно ли их догнать?
- Можно пшеницы насеять, дождаться, пока она вырастет, сжать её, смолоть, в муку обратить, пять печей хлеба наготовить, тот хлеб поесть, потом в догонь ехать – и то поспеем.
Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича.
- Ну, - говорит, - первый раз тебя прощаю за твою доброту, что водой меня напоил; а в другой раз берегись – на куски изрублю.
Отнял у него Марью Моревну и увёз; а Иван-царевич сел на камень и заплакал. Поплакал-поплакал и опять воротился назад за Марьей Моревной. Кощея Бессмертного дома не случилось.
- Поедем, Марья Моревна.
- Ах, Иван-царевич, ведь он догонит, тебя в куски изрубит!
- Пускай изрубит, я без тебя жить не могу!
Собрались и поехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.
- Что ты спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?
- Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.
Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича, изрубил его в мелкие куски и поклал в смоляную бочку; взял эту бочку – скрепил железными обручами и бросил и синее море, а Марью Моревну к себе увёз.
В то самое время у зятьёв Ивана-царевича серебро почернело.
- Ах, - говорят они, - видно беда приключилась!
Орёл бросился на сине море, схватил и вытащил бочку на берег. Сокол полетел за живою водою, а ворон за мёртвою.
Раздолбили втроём бочку на щепки, вынули куски Ивана-царевича, перемыли и сложили как надобно.
Ворон брызнул мёртвой водою - тело срослось, соединилось. Сокол брызнул живой водою – Иван-царевич вздрогнул, встал и говорит:
- Ах, как я долго спал!
- Ещё бы дольше проспал, если б не мы, - отвечали зятья, - Пойдём теперь к нам в гости.
- Нет, братцы, я пойду искать Марью Моревну.
Приходит к ней и просит:
- Разузнай у Кощея Бессмертного, где он достал себе такого коня.
Вот Марья Моревна улучила добрую минуту и стала Кощея выспрашивать. Кощей сказал:
- За тридевять земель, в тридесятом царстве, за огненной рекой живёт баба-яга. У неё есть такая кобылица, на которой она каждый день вокруг света облетает. Много у неё и других славных кобылиц. Я у неё три дня пастухом был, ни одной кобылицы не упустил, и за то баба-яга дала мне одного жеребёночка.
- Как же ты через огненную реку переправился?
- А у меня есть такой платок – как махну в правую сторону три раза, сделается высокий-высокий мост, и огонь его не достанет.
Марья Моревна выслушала, пересказала всё Ивану-царевичу. И платок унесла да ему отдала.
Иван-царевич переправился через огненную реку и пошёл к бабе-яге. Долго шёл он не пивши, не евши. Попалась ему навстречу заморская птица с малыми детками. Иван-царевич говорит:
- Съем-ка я одного цыплёночка.
- Не ешь, Иван-царевич, - просит заморская птица. - Будет время – я пригожусь тебе.
Пошёл он дальше; видит в лесу улей пчёл.
- Возьму-ка я, - говорит, - сколько-нибудь медку.
Пчелиная матка отзывается:
- Не тронь моего мёду, Иван-царевич. Будет время – я тебе пригожусь.
Он не тронул и дальше пошёл; попадается ему навстречу львица со львёнком.
- Съем-ка я хоть этого львёнка; есть так хочется, ажно тошно стало.
- Не тронь львёнка, Иван-царевич, - просит львица. – Будет время – я пригожусь тебе.
- Хорошо, пусть будет по-твоему!
Побрёл голодный. Шёл-шёл – стоит дом бабы-яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый.
- Здравствуй, бабушка!
- Здравствуй, Иван-царевич! Почто пришёл – по своей воле аль по нужде?
- Пришёл заслужить у тебя богатырского коня.
- Изволь, царевич, у меня ведь не год служить, а всего-то три дня. Если упасёшь моих кобылиц – дам тебе богатырского коня, а если нет, то не гневайся – торчать голове на последнем шесте.
Иван-царевич согласился. Баба-яга его накормила-напоила и велела за дело приниматься.
Только выгнал он кобылиц в поле, кобылицы хвосты задрали, врозь по лугам разбежались; не успел царевич глазами их окинуть, как они совсем пропали.
Тут он заплакал-запечалился, сел на камень и заснул. Солнышко уже на закате, прилетела заморская птица и будит его:
- Вставай, Иван-царевич, кобылицы теперь дома.
Царевич встал, домой пошёл. А баба-яга и шумит, и кричит на своих кобылиц:
- Зачем вы домой воротились?
- Как же нам не воротиться, налетели птицы со всего света, чуть нам глаза не выклевали.
- Ну, вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам.
На другое утро погнал Иван-царевич кобылиц в поле; они тотчас задрали хвосты и разбежались по дремучим лесам. Опять сел царевич на камень, плакал-плакал, да и уснул. Солнышко село за лес. Прибежала львица:
- Вставай, Иван-царевич, кобылицы все собраны.
Иван-царевич встал и пошёл домой. Баба-яга пуще прежнего и шумит, и кричит на своих кобылиц:
- Зачем домой воротились?
- Как же нам было не воротиться? Набежали лютые звери со всего света, чуть нас совсем не разорвали!
- Ну, вы завтра забегите в сине море.
Опять переспал ночь Иван-царевич; наутро погнал кобылиц в поле. Они тотчас задрали хвосты, скрылись из глаз и забежали в сине море; стоят по шею в воде. Опять сел Иван-царевич на камень, заплакал и уснул. Солнышко за лес село, прилетела пчела и говорит:
- Вставай, царевич, кобылицы все собраны; да как воротишься, бабе-яге на глаза не показывайся, поди в конюшню и спрячься за яслями, за кормушкой. Там есть паршивый жеребёнок – в навозе валяется; ты возьми его и в глухую ночь уходи с ним прочь.
Иван-царевич встал, пробрался в конюшню и улёгся за яслями. Баба-яга и шумит, и кричит на своих кобылиц:
- Зачем воротились?
- Как же нам было не воротиться? Налетело пчёл видимо-невидимо, со всего света, и давай нас в глаза жалить до крови.
Баба-яга позлилась-позлилась и заснула. А Иван-царевич взял в самую полночь паршивого жеребёнка, оседлал его и поскакал к огненной реке. Доехал до той реки, махнул три раза платком в правую сторону – и вдруг, откуда ни возьмись, повис через реку высокий, славный мост. Иван-царевич переехал по мосту и махнул платком на левую сторону только два раза – остался мост через реку тоненький-тоненький.
Утром проснулась баба-яга – паршивого жеребёнка видом не видать! Бросилась в погоню. Во весь дух на железной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает. Прискакала к огненной реке, взглянула и думает: “Хорош мост!” Поскакала по нему, только добралась до середины – мост обломился, и баба-яга в реку свалилась; тут ей и лютая смерть приключилась.
Иван-царевич откормил жеребёнка в зелёных лугах, стал из него чудный конь. Приезжает Иван-царевич к Марье Моревне. Она выбежала, ему на шею бросилась.
- В самый раз ехать, - говорит Иван-царевич, - подо мной богатырский славный конь, и Кощей нас не догонит.
Сели они на коня и поехали. Кощей Бессмертный домой ворочается, под ним конь спотыкается.
- Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?
- Иван-царевич приезжал, Марью Моревну увёз.
- А можно ли их догнать?
- Не знаю, теперь у царевича конь богатырский лучше меня.
- Нет, не утерплю, - говорит Кощей Бессмертный, - поеду в погоню!
Долго ли, коротко ли, - нагнал он Ивана-царевича, соскочил наземь и хотел было сечь его острой саблей; в те поры конь Ивана-царевича ударил копытом со всего размаху в лоб Кощею Бессмертному, размозжил ему голову. Соскочили Иван-царевич и Марья Моревна с коня и, пока Кощей Бессмертный снова в чувство не пришёл, накидали кучу дров, развели огонь, сожгли Кощея на костре и самый пепел его по ветру пустили.
Иван-царевич сел на своего коня, Марья Моревна села на Кощеева коня, и поехали они в гости сперва к ворону, потом к орлу, а там и к соколу. Куда ни приедут, всюду им рады:
- Ах, Иван-царевич, а уж мы не чаяли тебя видеть. Ну, да недаром же ты хлопотал: такой красавицы, как Марья Моревна, во всём свете поискать – другой не найти!
Погостили они, попировали и поехали в своё царство. Приехали и стали жить-поживать, добра наживать да медок попивать. Тут и сказке конец, а кто слушал – молодец.
Чудесные ягоды
В некотором царстве, в некотором государстве жили-были царь с царицей. У них росла дочь красавица. Отец с матерью в ней души не чаяли и берегли царевну пуще глаза.
Вот как-то раз пришло в тот город чужеземное судно. Сбежался народ на пристань. Хозяин судна, торговый гость, стал показывать разные редкости и диковинки, каких никто не видывал. Покатилась молва про заморского купца по городу. Достигла та молва и царевниного терема. Захотелось царевне взглянуть хоть одним глазком на заморские диковинки. Стала просить родителей:
- Отпустите меня поглядеть на заморский корабль!
Царь с царицей её отпустили, мамкам да нянькам строго-настрого приказали:
- Берегите царевну! Если кто обиду нанесёт, вы в ответе.
Отправилась царевна с мамками, с няньками да с сенными девушками. Только пришли на пристань, как навстречу ей сам чужеземный купец и говорит:
- Прекрасная царевна, зайди на мой корабль. Там у меня кот-баюн, он песни поёт и сказки сказывает, есть гусли-самогуды и скатёрка-хлебосолка. Никому этих редкостей я не показывал, для тебя берёг.
И хочется пойти и боязно царевне, а купец неотступно зовёт:
- Что тебе по нраву придёт, всё велю во дворец отнести, в подарок тебе.
Не удержалась царевна. Велела мамкам, нянькам да сенным девушкам на пристани ждать, а сама с торговым гостем поднялась на палубу. Привёл её хозяин в богатую каюту.
- Посиди тут, прекрасная царевна, а я пойду, все диковины принесу.
Вышел на палубу, запер дверь крепко-накрепко и дал команду:
- Отдать концы!
А на корабле только и ждали этого приказа.
Быстро подняли все паруса, и побежало судно в море.
Мамки, няньки да сенные девушки подняли крик, мечутся на пристани, плачут, а судно всё дальше и дальше уходит.
Дали знать во дворец. Прибежали на пристань царь с царицей, а судно уж скрылось из виду. Что тут делать?
Царица убивается, а царь приказал всех мамок, нянек и сенных девушек под стражу взять. Потом велел клич кликнуть:
- Кто отыщет царевну, того на ней женю и при жизни полцарства отпишу, а после моей смерти всё царство ему достанется.
Много нашлось охотников. Искали царевну по всему свету и нигде не нашли.
А в том городе служил в солдатах Иван, крестьянский сын. Пришёл черёд ему в караул идти, царский заповедный сад стеречь. Стоит солдат под деревом, не спит. В самую полночь прилетели два ворона. Сели на то дерево, где Иван-солдат стоял, и заговорили по-человечески. Один ворон молвил:
- У здешнего царя потерялась единственная дочь. Три года искали, не нашли.
Другой ему отвечает:
- Ну, это дело нехитрое. Коли ехать по морю на полдень, попадёшь в царство Немал-Человека. Он похитил царевну и держит в своём дворце. Хочет выдать замуж за своего племянника, Змея Горыныча. Найти царевну легко, да живому оттуда не выбраться. Никому не одолеть Немал-Человека.
- Нет, - сказал первый ворон, - найдётся сила и на Немал-Человека. Есть на море-океане остров, живут на том острове два леших. Тридцать лет они дерутся между собой, никак не могут поделить меч-самосек. Кто бы нашёлся смел да удал и достал у леших тот меч-самосек, тогда легко ему с Немал-Человеком справиться.
И улетели вороны.
Иван-солдат мешкать не стал. Как только пришла ему пора смениться, пошёл во дворец.
Царь спрашивает:
- Зачем, солдат, пришёл?
- Отпусти, ваше величество, меня, пойду царевну искать.
Удивился царь:
- Много было и без тебя охотников. Князья, бояре, именитые купцы да генералы искали царевну по всему белу свету – не нашли. Где ты, простой солдат, искать станешь, когда и сам нигде не бывал, ничего не видал.
- Ваше величество, “кто едет, тот и правит”; мне и знать, как царевну разыскать да домой привезти.
- Ну, смотри, солдат, моё царское слово крепкое: найдёшь царевну – зятем моим будешь и полцарства отдам при жизни, а не найдёшь – мой меч, твоя голова с плеч.
- Двум смертям не бывать, одной всё равно не миновать, - отвечал солдат, - Вели корабль снарядить и прикажи капитану меня во всём слушаться.
Велел царь корабль снарядить, и в скором времени отправился Иван-солдат в путь-дорогу.
Плыли близко ли, далёко ли, долго ли, коротко ли, приплыли к пустынному острову. Иван-солдат говорит капитану:
- Стой тут и всю команду держи наготове. Я сойду на берег, а как только вернусь, подымай все паруса и уходи отсюда прочь как можно скорее.
Переправился Иван-солдат на берег, поднялся на крутую гору и пошёл вдоль острова. Шёл, шёл, услышал шум в лесу, и вдруг выскочили ему навстречу два леших, - вырывают что-то друг у друга. Один кричит:
- Мой, всё равно не отдам!
А другой к себе тянет:
- Мой, всё равно не отпущу!
Увидели Ивана-солдата, остановились, потом в один голос заговорили:
- Рассуди нас, добрый человек. Достался нам в наследство меч-самосек. Меч один, а нас двое, и вот уже тридцать годов мучимся, бьёмся, никак поделить не можем.
Иван-солдат только этого и ждал:
- Это дело не хитрое. Я стрелу пущу, а вы бегите оба за ней. Кто быстрее найдёт стрелу да воротится, тому и меч-самосек достанется.
На том и согласились. Полетела стрела, кинулись вслед за ней оба леших, а Иван-солдат схватил меч-самосек, да и был таков. Только успел подняться на палубу, как взвились паруса и побежало судно в открытое море. Плыли ещё день и ночь и на другое утро приплыли в царство Немал-Человека.
Иван-солдат взял меч-самосек и отправился царевну искать. Недалеко от берега увидал большой дом. Поднялся на крыльцо, размахнул дверь на пяту и видит: сидит в горнице царевна, слезами обливается, плачет.
Взглянула она на Ивана-солдата:
- Кто ты таков, добрый молодец? Как сюда попал?
- Я Иван-солдат, пришёл тебя из неволи выручить да домой увезти.
- Ох, молодец! Сюда-то дорога широкая, да отсюда никому повороту нет. Погубит и тебя Немал-Человек, живого не выпустит.
- Кто кого из нас погубит, видно будет. Сейчас загадывать нечего, - отвечал Иван-солдат.
Ободрилась царевна, перестала плакать.
- Вот кабы ты меня от Немал-Человека вызволил да к батюшке с матушкой увёз, я бы с радостью за тебя замуж пошла.
- Ну, смотри, давши слово, держись!
Подала она свой перстень Ивану-солдату.
- Вот тебе мой перстень именной: я своему слову хозяйка.
Только успела это вымолвить, как поднялся страшный шум.
- Хоронись, молодец! – крикнула царевна, - Немал-Человек идёт!
Стал Иван-солдат за печь. В ту же минуту дверь распахнулась, ступил через порог Немал-Человек и заслонил собой белый свет: сразу всё кругом потемнело.
-Фу-фу-фу, давно на Руси не бывал, русского духу не слыхал, а теперь русский дух сам ко мне пожаловал. Выходи, запечный богатырь, силой меряться. Кладу тебя на ладонь, а другой прихлопну, и останется от тебя грязь да вода.
- Рано, проклятое чудище, хвалишься. Не по мне, а по тебе станут поминки справлять! – крикнул Иван-солдат.
Взмахнул своим мечом и отсёк голову у Немал-Человека. Тут набежали слуги Немал-Человека, накинулись на Ивана-солдата, а он и слуг мечом-самосеком всех порешил и повёл царевну на корабль. Прилетел тут попутный ветер, и скоро они приплыли в своё государство.
Царь с царицею смеются и плачут от радости, царевну обнимают. Весь народ славит Ивана-солдата. Завели во дворце пир-столование. И все гости на пиру пили, ели, веселились и прославляли геройство Ивана-солдата. А как отпировали, царь ему говорит:
- Вот, Иван, крестьянский сын, был ты простым солдатом, а теперь за твою удаль быть тебе генералом.
- Спасибо, ваше величество, - отвечает Иван.
Прошло много ли, мало ли времени, спрашивает Иван у царя:
- А что, ваше величество, уговор ведь дороже всего. Не пора ли к свадьбе готовиться?
- Помню, помню, да, видишь ли, сватается тут ещё один жених, иноземный королевич. И неволить я царевну не стану. Как она скажет, так тому и быть.
Показал Иван царевнин перстень:
- Она сама мне обещалась и дала обручальный перстень.
Не хотелось царю с крестьянским сыном родниться и жалко отказать королевичу, да делать нечего. Царь и говорит:
- Моё слово нерушимо: коли царевна с тобой обручилась, станем свадьбу играть.
Только успели Ивана с царевной повенчать да сели за свадебный стол, как гонец прискакал с нерадостной вестью. Иноземный королевич подступил к царству с несметным войском и велел сказать: “Если не выдадут добром царевну замуж, силой возьму и всё царство головнёй выжгу”.
Опечалился царь, не пьёт, не ест, и бояре сидят сами не свои, а царевна думает: “На минуту ума не хватило, а теперь век кайся. Кабы не обручилась тогда с солдатом, крестьянским сыном, вышла бы теперь замуж за королевича, и родителям бы заботы не было”.
А Иван говорит:
- Не кручинься, царь-государь, и вы, бояре ближние. Я поеду, переведаюсь силой с королевичем.
Вышел из-за стола, сел на коня и поехал навстречу вражьей силе.
Съехался с чужеземными полками и стал войско бить, как траву косить. Как раз мечом махнёт – улица, назад отмахнёт – переулок, и вскоре всё войско перебил. Только сам королевич с главными генералами успел убежать. Воротился Иван с победой. Весь народ его прославляет, и царь приободрился, приветливо зятя встречает. Только царевна не в радости.
“Видно, мне век вековать с этим мужиком-деревенщиной”.
А виду не показывает, привечает мужа.
Немного времени прошло, опять доносят царю:
- Наступает иноземный королевич с новым войском, грозится всё царство покорить и силой царевну отбить.
- Ну, зятюшка любезный, - говорит царь, - на тебя вся надежда: ступай на войну.
Иван вскочил на коня, и только его и видели. Съехался с королевичем, выхватил меч-самосек и бьёт иноземное войско, как траву косит.
Видит королевич неминучую беду. Повернул коня и вместе с ближними генералами пустился наутёк. Убежал в своё государство, пишет оттуда царевне: “Выспроси у Ивана, крестьянского сына, в чём его сила, помоги мне победу одержать, и я на тебе женюсь, а не то быть тебе век мужиковой женой”.
Царевна к Ивану ластится:
- Скажи, муженёк дорогой, какая в тебе сила? Как мог ты с Немал-Человеком справиться и в одиночку два несметных войска побить?
Не чует Иван беды над собой:
- Есть у меня меч-самосек. С тем мечом я над всяким богатырём верх возьму и какое ни есть войско побью, а сам невредим останусь.
На другой день пришла царевна к оружейному мастеру:
- Подбери мне такой меч, как у моего мужа.
Подобрал оружейник такой меч, как у Ивана, - отличить нельзя.
Подменила царевна ночной порой меч-самосек простым мечом и тайно иноземному королевичу весть подала: “Войско собирай, поди войной, ничего не бойся”.
После того немного времени прошло, прискакал к царю гонец:
- Опять королевич войной идёт на наше царство.
Выехал Иван навстречу, бьётся с неприятелем, а урону во вражьем войске совсем мало. Успел только трёх человек посечь-побить, как самого ранили и сбили с коня.
Скоро королевич всё царство полонил. Встретила его царевна с радостью:
- Навек меня от постылого мужика избавил.
И царь рад-радёхонек. Тут королевич женился на царевне, и пошёл во дворце пир горой да угощенье.
Иван, крестьянский сын, поотлежался и тут только вспомнил, как царевна выведывала, в чём его сила.
“Никто как она подменила меч и королевичу знать дала!”
Уполз он в глухой, тёмный лес, раны перевязал, и стало ему легче. Идёт, куда глаза глядят, притомился. Голодно ему и пить хочется. Увидел на кусту спелые ягоды жёлтые.
“Что за ягоды? Дай-ка попробую”.
Съел две ягодки, и вдруг заболела у него голова. Терпенья нет – так ломит. Дотронулся рукой и чувствует – выросли у него рога. Опустил Иван голову, опечалился.
“Нельзя теперь людям и на глаза появляться, придётся мне в лесу жить”.
Прошёл ещё недалёко – встретилось деревцо: растут на нём красные ягоды крупные. Сорвал Иван одну ягоду, съел – рог отпал, съел другую – и другой рог отпал. И чувствует – сила в нём против прежнего утроилась.
“Ну, теперь я совсем справился. Надо мне меч-самосек добывать”.
Сплёл две корзины небольшие, набрал ягод красных и жёлтых. Выбрался из леса на дорогу и пошёл в город. У заставы променял своё цветное платье и в худом кафтанишке да в лаптях пришёл на царский двор.
- Ягоды спелые! Ягоды душистые!
Услыхала царевна и посылает сенную девушку:
- Поди узнай, что за ягоды. Коли сладкие, купи мне.
Выбежала служанка на крыльцо:
- Эй, торговый человек, сладки ли твои ягоды?
- Лучше моих ягод, красавица, нигде не найдёшь. Отведай-ка вот сама.
И подал ей красную целебную ягоду. Девушке ягодка по вкусу пришлась. И отдал ей Иван жёлтые ягоды.
Воротилась девушка в горницу:
- Ох, и до чего сладки ягоды у этого торговца, век таких не едала.
Съела царевна ягодку, другую, стало ей не по себе:
- Что это как у меня голова заболела?
Глядит на неё сенная девушка, увидела рога у царевны и от страху слова сказать не может.
В ту минуту взглянула царевна в зеркало, да так и обмерла. Потом опомнилась, ногой топнула:
- Где тот торговец, держите его!
Сбежались на крик все мамки, няньки и сенные девушки. Прибежали царь с царицей и с королевичем. Кинулись все на двор:
- Держите торговца, ловите его!
А торговца и след простыл. Нигде найти не могли.
Стали царевну лечить. Сколько всякие знахари ни пользовали – ничего не помогает. Никак она не может от рогов избавиться.
В ту пору Иван, крестьянский сын, отрастил себе бороду, прикинулся старым стариком и пришёл к царю:
- Есть у меня, ваше величество, лекарство - от всех болезней помогает. Я берусь вылечить царевну.
Обрадовался царь:
- Коли правду говоришь и дочь поправится, проси у меня, чего хочешь, а зять королевич особо тебя наградит.
- Спасибо, царское величество, не надо мне никакой награды. Веди меня к царевне да прикажи, чтоб не смел никто в те покои входить, покуда не позову сам. Если станет царевна кричать – больно ей будет, всё равно входить никому нельзя. А не послушаетесь – век ей от рогов не избавиться.
Оставили Ивана с царевной в горнице, запер он крепко-накрепко дверь, выхватил берёзовый прут и давай тем прутом царевну потчевать.
Берёзовый прут – не ольховый: не гнётся, не ломается, вкруг тела обвивается.
- Вот тебе наука, не обманывай впредь никого.
Узнала царевна Ивана, крестьянского сына, стала на помощь звать. А он знай бьёт да приговаривает:
- Не отдашь моего меча – смерти предам!
Покричала царевна, покричала, никого не дозвалась и взмолилась:
- Отдам тебе меч, только не губи меня, Иванушка дорогой!
Сбегала в другую горницу, вынесла меч-самосек.
Взял Иван меч, выбежал из горницы, увидал на крыльце королевича, махнул мечом, и повалился королевич замертво.
“Обману нету, подлинно мой меч!”
Воротился в горницу, подал царевне две целебных ягоды:
- Ешь, не бойся.
Съела царевна красную ягоду – один рог отпал, съела другую – другой рог отпал, и стала она совсем здорова. Плачет и смеётся от радости.
- Спасибо тебе, Иванушка, другой раз ты меня из беды вызволил, век твоего добра не забуду. Прогони королевича, а меня прости, и буду я тебе верной женой.
Отвечает Иван, крестьянский сын:
- Не было у меня таких родственничков, и теперь не надо. Уходи с отцом, с матерью куда знаешь, чтобы духу вашего не было! Не было у нас чужих королевичей и теперь уже нету.
Прогнал Иван, крестьянский сын, царя с царицей да с царевной, и с тех пор спокойно живёт-поживает, а царство его с мечом-самосеком никаких нашествий не знает.
Нерассказанный сон
Жил-был купец, у него было два сына: Дмитрий да Иван. Раз сказал им отец:
- Ну, дети, кому что во сне привидится – поутру мне поведайте; а кто утаит свой сон, того казнить велю.
Вот наутро приходит старший сын и сказывает отцу:
- Снилось мне, батюшка, будто брат Иван высоко летал по поднебесью на двенадцати орлах, да ещё будто пропала у тебя любимая овца.
- А тебе, Ваня, что привиделось?
- Не скажу, - отвечал Иван.
Сколько отец ни принуждал его, он упёрся и на все увещания одно твердил:
- Не скажу да не скажу.
Купец рассердился, позвал своих приказчиков и велел взять непослушного сына, раздеть донага и привязать к столбу на большой дороге.
Приказчики схватили Ивана и, как приказано, привязали его нагишом к столбу крепко-накрепко. Плохо пришлось доброму молодцу: солнце печёт, комары кусают, голод и жажда мучают.
Случилось ехать по той дороге молодому царевичу. Увидал он купеческого сына, сжалился и велел освободить его. Нарядил в свою одежду, привёз к себе во дворец и начал расспрашивать:
- Кто тебя к столбу привязал?
- Родной отец прогневался.
- Чем же ты провинился?
- Не хотел рассказывать ему, что мне во сне привиделось.
- Ах, как же глуп твой отец, за такую безделицу да так жестоко наказывать… А что тебе снилось?
- Не скажу, царевич.
- Как не скажешь! Я тебя от смерти избавил, а ты мне грубить изволишь? Говори сейчас, не то худо будет!
- Отцу не сказал и тебе не скажу.
Царевич приказал посадить Ивана в темницу. Тотчас прибежали солдаты и отвели его в каменный мешок.
Прошёл год, вздумал царевич жениться, собрался и поехал в чужедальнее государство свататься за Елену Прекрасную. А у царевича была сестра, и вскоре после его отъезда случилось ей гулять возле самой темницы. Увидел её в окошечко Иван, купеческий сын, и закричал громким голосом:
- Смилуйся, царевна! Выпусти меня на волю; может, и я пригожусь. Я знаю, что поехал твой брат свататься за Елену Прекрасную; только без меня ему не жениться, а разве головой поплатиться. Чай, сама слышала, какая хитрая Елена Прекрасная, и сколько женихов она на тот свет спровадила.
- И ты на самом деле берёшься помочь царевичу?
- Помог бы, да крылья у сокола связаны!
Царевна тотчас отдала приказ выпустить его из темницы. Иван, купеческий сын, набрал себе товарищей, и было всех их с Иваном двенадцать человек, а похожи друг на дружку, словно братья родные – рост в рост, голос в голос, волос в волос. Нарядились они в одинаковые кафтаны, по одной мерке шитые, сели на добрых коней и поехали в путь-дорогу.
Ехали день, и два, и три; на четвёртый подъезжают к дремучему лесу, и послышался им страшный крик.
- Стойте, братцы, - говорит Иван, - подождите немножко, я на тот шум пойду.
Соскочил с коня и побежал в лес; смотрит – на поляне три старика ругаются.
- Здравствуйте, старые! Из-за чего у вас спор?
- Эх, младой юноша! Получили мы от отца в наследство три диковинки: шапку-невидимку, ковёр-самолёт и сапоги-скороходы; да вот уже семьдесят лет, как спорим, а поделиться никак не можем.
- Хотите я вам разделю?
- Сделай милость.
Иван, купеческий сын, натянул свой тугой лук, наложил три стрелочки и пустил в разные стороны; одному старику велит направо бежать, другому налево, а третьего посылает прямо.
- Кто из вас первый принесёт стрелу, тому шапка-невидимка достанется; кто второй явится, тому ковёр-самолёт; а последний пусть возьмёт сапоги-скороходы.
Старики побежали за стрелками, а Иван, купеческий сын, забрал все диковинки и вернулся к товарищам.
- Братцы, - говорит, - пускайте своих коней на волю да садитесь ко мне на ковёр-самолёт.
Живо уселись все на ковёр-самолёт и полетели в царство Елены Прекрасной. Прилетели к её стольному городу, опустились у заставы и пошли разыскивать царевича. Приходят на его двор.
- Что вам надобно? – спросил царевич.
- Возьми нас, добрых молодцев, к себе на службу; будем тебе радеть и добра желать от чистого сердца.
Царевич принял их на службу и распределил кого в повара, кого в конюхи, кого куда. В тот же день нарядился царевич по-праздничному и поехал представляться Елене Прекрасной. Она его встретила ласково, угостила всякими яствами и дорогими напитками и потом стала спрашивать:
- А скажи, царевич, по правде, зачем к нам пожаловал?
- Да хочу, Елена Прекрасная, за тебя посвататься; пойдёшь ли за меня замуж?
- Пожалуй, я согласна; только выполни наперёд три задачи. Если выполнишь – буду твоя, а нет – готовь свою голову под острый топор.
- Задавай задачу!
- Это - будет у меня завтра, а что – не скажу; ухитрись, царевич, принести завтра к моему незнаемому своё под пару.
Воротился царевич на свой двор в большой кручине и печали. Спрашивает его Иван, купеческий сын:
- Что, царевич, невесел? Али чем досадила Елена Прекрасная? Поделись своим горем со мною, тебе легче будет.
- Так и так, - отвечает царевич, - и рассказал о загадке, которую задала ему Елена Прекрасная. - Ни один мудрец на свете такую загадку не отгадает.
- Ну, это ещё не беда! Ложись-ка спать, утро вечера мудренее, завтра дело рассудим.
Царевич лёг спать, а Иван, купеческий сын, надел шапку-невидимку да сапоги-скороходы и марш во дворец к Елене Прекрасной; вошёл прямо в опочивальню и слушает. Тем временем Елена Прекрасная отдавала такой приказ своей любимой служанке:
- Возьми эту дорогую материю и отнеси к башмачнику; пусть сделает башмачок на мою ногу, да как можно скорее.
Служанка побежала, куда приказано, а следом за ней и Иван пошёл. Мастер тотчас же за работу принялся, живо сделал башмачок и поставил на окошко. Иван, купеческий сын, взял и переложил башмачок в свой невидимый карман. Засуетился башмачник – из-под носу работа пропала; уж он искал-искал пропажу – всё напрасно.
“Вот чудо, - думает, - вот божья воля!”
- Не на ту ногу башмачок сделал, - раздался из пустоты неведомый голос.
“Ну, да: бог больше знает, какой башмачок нужен!” – решил башмачник и быстренько сделал другой башмачок.
- Экой ты мешкотный, - сказала ему вечером Елена Прекрасная, - столько времени с одним башмаком провозился!
Села она за столик, начала вышивать башмак золотом да крупным жемчугом унизывать. А Иван, купеческий сын, тут как тут, вынул свой башмачок и за ней то же делает: где она вышьет, там и он вышьет; где она жемчужину приткнёт, там и он насаживает. Кончила работу Елена Прекрасная, улыбнулась и говорит:
- С чем-то царевич завтра покажется!
Воротился Иван домой и спать лёг; на заре, на утренней разбудил царевича и башмачок подаёт:
- Поезжай, - говорит, - к Елене Прекрасной и кажи башмачок – это её первая задача.
Царевич умылся, принарядился и поскакал к невесте; а у неё гостей собрано полные комнаты – всё бояре да вельможи, люди думные. Как приехал царевич, тотчас заиграла музыка, гости с мест повскакивали, солдаты в струнку вытянулись. Елена Прекрасная вынула башмачок, крупным жемчугом унизанный, а сама глядит на царевича, усмехается. Говорит ей царевич:
- Хорош башмак, да без пары ни на что не пригоден. Дарю тебе другой.
С этими словами вынул он из кармана другой башмачок и положил его на стол. Тут все гости в ладоши захлопали, в один голос закричали:
- Ай да царевич! Достоин жениться на нашей государыне, Елене Прекрасной.
- А вот увидим, - отвечала Елена Прекрасная, - пусть исполнит другую задачу:
- Это - будет у меня завтра, а что – не скажу; ухитрись, царевич, принести завтра к моему незнаемому своё под пару.
Вечером поздно воротился царевич ещё пасмурней прежнего, всё как есть Ивану рассказал. А Иван ему:
- Полно, царевич, печалиться! Ложись спать. Утро вечера мудренее.
Лёг царевич спать, а Иван, купеческий сын, надел сапоги-скороходы да шапку-невидимку и побежал во дворец к Елене Прекрасной. Она в то самое время отдавала приказ своей любимой служанке:
- Сходи поскорей на птичий двор да принеси мне уточку.
Служанка побежал на птичий двор, и Иван за нею; служанка ухватила уточку, а Иван селезня, и тем же путём назад пришли. Елена Прекрасная села за столик, взяла утку, убрала ей крылья лентами, хохолок бриллиантами; Иван, купеческий сын, смотрит да то же творит с селезнем.
На другой день у Елены Прекрасной опять гости, опять музыка; выпустила она свою уточку и спрашивает царевича:
- Угадал ли мою задачу?
- Угадал, Елена Прекрасная. Вот к твоей уточке пара, - и пускает тотчас селезня…
Тут все бояре в один голос крикнули:
- Ай да молодец царевич! Достоин взять за себя Елену Прекрасную.
- Постойте, пусть исполнит наперёд третью задачу: Это – будет у меня завтра, а что – не скажу; ухитрись, царевич, принести завтра к моему незнаемому своё под пару.
Воротился вечером царевич такой пасмурный, что еле-еле Ивану всё как есть рассказал. А Иван ему:
- Не тужи, царевич, ложись лучше спать; утро вечера мудренее, - сказал Иван, купеческий сын, а сам поскорей надел шапку-невидимку да сапоги-скороходы и побежал к Елене Прекрасной. А она собиралась на синее море ехать, села в карету и во всю прыть понеслась; только Иван, купеческий сын, ни на шаг не отстаёт.
Приехала Елена Прекрасная к морю и стала вызывать своего дедушку. Волны заколыхалися, и поднялся из воды старый дед – борода у него золотая, на голове волосы серебряные. Вышел он на берег.
- Здравствуй, внучка! Давненько я с тобой не виделся; поищи-ка у меня в головушке.
Лёг к ней на колени и задремал сладким сном. Елена Прекрасная ищет у деда в голове, а Иван, купеческий сын, у неё за плечами стоит.
Видит она, что старик заснул, и вырвала у него три серебряных волоса; а Иван, купеческий сын, не три волоса, целый пучок выхватил. Дед проснулся и закричал:
- Что ты, с ума сошла! Ведь больно!
- Прости, дедушка. Давно тебя не чесала, все волосы перепутались.
Дед успокоился и немного погодя опять захрапел. Елена Прекрасная вырвала у него три золотых волоса; а Иван, купеческий сын, схватил его за бороду и чуть всю не оторвал. Страшно вскрикнул дед, вскочил на ноги и в море бросился.
“Теперь царевич попался, - думает Елена Прекрасная, - таких волос ему не добыть”.
На следующий день собрались к ней гости; приехал и царевич. Елена прекрасная показывает ему три волоса серебряные да три золотые и спрашивает:
- Видал ли ты эдакое диво?
- Нашла чем хвастаться! Хочешь, я тебе целый пучок подарю?
Вынул и подал ей клок золотых волос да клок серебряных.
Рассердилась Елена Прекрасная, побежала в свою почивальню и стала смотреть в волшебную книгу: сам ли царевич угадывает, или кто ему помогает. И видит по книге, что не он хитёр, а хитёр его слуга – Иван, купеческий сын. Воротилась к гостям и пристала к царевичу:
- Пришли-де ко мне своего любимого слугу.
- У меня их двенадцать.
- Пришли того, что Иваном зовут.
- Да их всех зовут Иванами.
- Хорошо, - говорит, - пусть все придут.
А в уме держит: “Я и без тебя найду виноватого!”
Отдал царевич приказание – и вскоре явились во дворец двенадцать добрых молодцев, его верных слуг; все на одно лицо, рост в рост, голос в голос, волос в волос.
- Кто из вас больший? – спросила Елена Прекрасная.
Они разом все закричали:
- Я больший! Я больший!
“Ну, - думает она, - тут спроста ничего не узнаешь”.
И велела подать одиннадцать простых чарок, а двенадцатую золотую, из которой завсегда сама пила; налила те чарки дорогим вином и стала добрых молодцев потчевать. Никто из них не берёт простой чарки, все к золотой потянулись, и давай её вырывать друг у друга; только шуму наделали да вино расплескали.
Видит Елена Прекрасная, что штука её не удалась; велела этих молодцев накормить-напоить и спать во дворце положить. Вот ночью, как уснули все крепким сном, она пришла к ним со своею волшебною книгою, глянула в ту книгу и тотчас узнала виновного. Взяла ножницы и остригла у него висок.
“По этому знаку я его завтра узнаю и велю казнить”.
Поутру проснулся Иван, купеческий сын, взялся рукой за голову – а висок-то острижен. Вскочил он с постели и давай будить товарищей:
- Полно спать, беда близко! Берите-ка ножницы да стригите виски.
Через час позвала их к себе Елена Прекрасная и стала отыскивать виновного. Что за чудо? На кого ни взглянет – у всех виски острижены. С досады ухватила она свою волшебную книгу и забросила в печь. После того уж не хотелось ей отговариваться, захотелось замуж выходить.
Свадьба была весёлая; три дня все пили и ели за казённый счёт.
Как покончились пиры, царевич собрался с молодою женой ехать в своё государство, а двенадцать добрых молодцев вперёд отпустил. Вышли они за город, разостлали ковёр-самолёт, сели и поднялись выше облака ходячего. Летели-летели и опустились как раз у того дремучего леса, где своих добрых коней покинули. Только успели сойти с ковра, глядь – бежит к ним старик со стрелою. Иван, купеческий сын, отдал ему шапку-невидимку. Вслед за тем прибежал другой старик и получил ковёр-самолёт; а там и третий – этому достались сапоги-скороходы. Говорит Иван своим товарищам:
- Седлайте, братцы, коней, пора в путь отправляться.
Они тотчас их оседлали и поехали в своё отечество. Приехали и прямо к царевне явились; та им сильно обрадовалась, расспросила о родном братце, как он женился и скоро ль домой будет.
- Чем же вас, - спрашивает, - за такую службу наградить?
Отвечает Иван, купеческий сын:
- Посади меня в темницу, на старое место.
Как его царевна ни уговаривала, он-таки настоял на своём. Взяли его солдаты и отвели в темницу.
Через месяц приехал царевич с молодою супругою. Встреча была торжественная: музыка играла, в пушки палили, в колокола звонили, народу собралось столько, что хоть по головам ступай. Пришли бояре и всякие чины представляться царевичу. Он осмотрелся кругом и стал спрашивать:
- Где же Иван, мой верный слуга?
- Он, - говорят, - в темнице сидит.
- Как в темнице? Кто смел посадить?
Докладывает ему царевна:
- Ты же сам, братец, на него опалился и велел в крепких стенах держать. Помнишь, ты его про какой-то сон расспрашивал, а он сказать не хотел?
- Неужели ж это он?
- Он самый; я его на время к тебе отпускала.
Царевич приказал привести Ивана, купеческого сына, и просил не попомнить старого зла. Наградил его золотом и отпустил восвояси.
Пошёл Иван домой, а отец его с матерью обеднели и переехали в другое место. Искал их Иван, искал и зашёл к ним ночью. Попросился переночевать, отец его не узнал.
Наутро встал Иван, подаёт ему мать умываться, а отец полотенце держит. Иван говорит:
- Здравствуйте, батюшка и матушка, как же вы не узнали родного сына? Теперь, батюшка, я тебе свой сон могу рассказать.
- А что же, скажи, сынок.
- Снилось мне, что придёт время – будет матушка мне на руки воду подавать, а ты, батюшка, будешь с полотенцем стоять. Так оно и вышло, а я не хотел тебя обижать.
Видит отец, что не со зла сын молчал про свой сон, и стал просить Ивана, чтобы он простил его за обиду.
Отдал Иван отцу золото, что от царевича получил, и зажили они на славу.
Тут и сказке конец.
Сказки русские народные. Начало
© Copyright: Шашков Александр, 2012
Свидетельство о публикации №212021300867
Свидетельство о публикации №212021300867
Рецензии