Очерк. Парус за Полярным кругом

Моряки лесовоза, спешившие 20 августа в Архангельск, видели, как в море из Двины скользнула по крутой волне двухмачтовая яхта «Соловки» и белым призраком растаяла в вечерних сумерках. На руле её стоял капитан, мастер спорта Валерий Степаненко, а с парусами работали Владимир Филимонов, Сергей Ушаков и автор этих строк. Так начался наш полумесячный спортивно-туристский поход.
***
К ночи похолодало. Посвежевший ветер расчистил, словно подмёл, небо, и только справа за кормой висела одинокая туча. Первым заметил странности в её поведении Сергей:
- Смотрите!
Будто разрыв снаряда осветил тучу изнутри. И заполыхало: молнии бились в теле тучи, как бесноватые. Аккуратная, точно нарисованная, она чётко очерчивалась в тёмно-сером небе. И всё это – только под всплеск волн, без привычных громовых раскатов.
Едва отгорела последняя молния, как природа одарила нас ещё одним удивительным для лета явлением – северным сиянием. Зародившись прямо над головами, рассыпалось оно уступами по сторонам, бледно-голубыми иглами прошило высокий небосвод. Побежали сполохи, играя в прятки с бледными звёздами, заискрило, задрожало, заподмигивало в бескрайней вышине. И кануло в ней, как провалилось, и снова побежало теперь уже с бледно-розовым отсветом.
Летел наш одинокий парусник среди этого очарования, забираясь всё дальше на северо-запад, и грех было спать в такую ночь. Под утро уже погнал нас капитан в каюту.
***
Казалось, только голову успел прислонить к подушке, а уже обед – гремит ложкой в пустую миску наш штатный кок – Сергей. Когда и успел – весь стол заставлен кастрюлями и сковородками. Тут и болгарский фаршированный перец, и капуста тушёная, и салат мясной, и салат овощной, и щи из свежей капусты. Учтены все вкусы. Знать, правду говорят, что на харчах Сергея Ушакова в походах только поправляются.
Отобедали, посуда вымыта и Сергей уже на руле.
Капитан возится с флагштоком – крепит на него термометр. Неисправимый флегматик в береговой жизни, в море он преображается, и окажись сейчас здесь его коллеги – врачи Жаровихинской больницы, вряд ли бы его узнали.
- Двадцать градусов! – Валерий потирает руки. – И это в конце августа за Северным полярным кругом!
Лезет в каюту и через минуту появляется в одних плавках и с фотоаппаратом:
- Всем загорать!
Только личный пример капитана заставляет нас раздеться. Оказывается, действительно хорошо. А он кричит с кормы:
- Уже двадцать два градуса!
Щёлкает аппаратом, снимая нас, позирует сам, грозясь послать яхтсменам-пижонам в Батуми наши «пляжные» фотокарточки.
***
Всё хорошо не бывает. К вечеру пришлось «ловить» ветер. Поднят наш самый большой парус-спинакер, который яхта несёт впереди всех парусов громадным пузырём. Это 120 квадратных метров дакроновой парусины. Дополнительные «квадраты» заработали, и судно сразу добавило ход.
Пошёл дождь, а с ним и ветер объявился. Натянули на себя поверх всего «непромоканцы» - клеенчатые куртки и штаны, надели страховочные пояса – кто бы поверил, что несколько часов назад мы разгуливали в плавках. Что поделаешь, Север!
Сергей припозднился с обедом, за стол сели в шестом часу вечера. Но нашу трапезу прервал крик капитана, стоявшего на руле. Чуем, яхта сбилась с курса, заскакала по волнам. Выскочили на палубу – дождь хлещет, на баке возится капитан, а слева по борту, словно тряпка, полощется сорванный спинакер. Бросаемся на бак, помогаем выбирать громадное полотнище. А лодку уже развернуло с волны, качает: мачты едва волну не достают. Хлопают грот, стаксель, мотается бизань, и волна накрывает с головой… Потом разобрались: лопнул фал – капроновая верёвка в палец толщиной, которая держит спинакер за верхнее ухо.
- Хуже было бы, если бы на гонке порвало. А тут всё равно убирать надо было, - проворчал капитан. Спешка спешкой, аврал авралом, но, хотя и на секунды счёт времени вёлся, не забыл крикнуть: «Пояса пристегнуть!». А сейчас вот успокаивал, пусть и ворчливо.
То ли из-за тумана, то ли из-за противного нашему маневру ветра мы проскочили, не заметив, мыс Турий, и теперь под штормовым стакселем и бизанью и глухо зарифленным гротом пошли на Ловгубу, что недалеко от Умбы. Ветер усилился до пяти баллов, пришлось «срубить» бизань и стаксель. Остался один грот и то куцый, точно воробьиный хвост. Но скорость не уменьшилась…
***
Потом была стоянка в Ловгубе, где мы познакомились с московскими учёными, которые семьями седьмой отпуск подряд проводят на Белом море. Зашли в Умбу. Скучный этот городок, богатый ссыльной историей, впечатления не произвёл. Может потому, что нам не удалось там пообщаться с местными, да и погоду во время стоянки формировал унылый мелкий дождь. И, наконец, стоянка в районе дивного Сонострова – это уже в Карелии.
Мы намеренно оставили заход в акваторию этого архипелага, состоящего из мелких островков напоследок. Конец лета: вызрела черника, пошли грибы, а этого всего там, по словам капитана, в изобилии. Таком, что нам и не представляется, заверил он нас.
Под парусом не рискуем лавировать меж островами и мелями на заходе, заходим на стоянку под дизелем на самом малом. Конец лета, и в Архангельске белые ночи уже на излёте, а здесь и в пять утра светло. В тишине яхта, с убранными парусами, идёт по глади заливчиков и проток почти бесшумно, и только шорох отбрасываемой форштевнем невысокой волны да глухой рокот дизеля. Такой шум не разбудит, досматривающую последние сны предосенней ночи, природу. А из людей, похоже, мы единственные в этом арктическом уголке. Нет, вон у одного из мелких островков, почти у матёрого берега, приткнулись две обшарпанные «казанки» с брезентовыми верхами. Из-под одного из них стрельнул в нашу сторону короткий блик окуляра бинокля: грибники или рыбаки пришли в это добычливое место, чтобы сделать запасы на долгую зиму, а мы их, видимо, потревожили.
Громыхнув якорной цепью, мы встали посреди живописной бухты.
***
Капитан дал выспаться: наше утро началось ближе к полудню обильным завтраком-обедом, на который ушли почти все серёгины припасы: в ночь планировался выход на Архангельск, хода до которого, при устойчивом благоприятном ветре, было меньше суток.  Работа с парусами при лавировке в гонке, противник в которой только время, а приз - причал родного яхт-клуба, не позволит Сергею встать к плите на камбузе. Чай и бутерброды на дорожный перекус приготовим к отходу.
- Доброволец есть вахтить, пока мы на озеро, - закончил наше застолье капитан вопросом?
- Я останусь, - не мешкая, откликнулся Сергей. – Приберусь тут. Да и на переход подготовлюсь. Может, ввечеру ещё успею сходить.
- Тогда, давай готовь лодку, а вы собирайтесь, - кивнул нам Валера.
Тихо. Только плеск коротких вёсел надувнушки, на которой Сергей за два приёма перевёз нас на матёрый берег. Зеленоватая вода залива чиста и светла, просматривается до дна, усеянного неровным гранитом. Берег тоже гранитный, кое-где присыпанный землёй, за которую цепляются узловатыми корнями кривые приземистые сосенки. Выше – тёмно-зелёные ковры мхов с проседью ягеля, среди черничников и брусничников с крупной, в ноготь ягодой - сосны покрупнее, но такие же кривые и узловатые. Ещё выше, метрах в двухстах от беговой черты – сосновый бор. Здесь в кронах высоченных стройных сосен прячется солнце. И, как сквозь сито, просыпается сквозь них лучами на песчаную дорогу, и они мечутся у нас под ногами, когда ветер колышет сосновые шапки. Дорога светлая, укатанная, хотя машин здесь нет по определению, откуда им здесь взяться.
По заверениям капитана мы одолели уже добрую половину пути.
- Сейчас повернём резко налево, и рукой подать, - ободряет он нас с Володей. Действительно, дорога резко сворачивает влево. За поворотом  в десятке метров - трое встречных мужиков. Первый чуть не до земли согнулся под тюком мокрой крупноячеистой сети, руки – на винтовке, ремень которой перекинут через натруженную красную шею. Мгновенное неуловимое движение, клацание затвора, и чёрный дульный глазок мелкашки упирается в меня.
Зрение, слух настолько обострились, что я услышал, как капля его пота разбилась о казённик винтовки.
- Привет, мужики, - выдавил я, - до озера далеко?
Первый скомандовал:
- Перекур.
Сбросил с загривка сети, закинул оружие  за спину и помог спустить на землю одному мешок, явно с добычей, килограммов на сто с лишним, второму сдутую большую резиновую лодку. Потом перекинул винтовку на грудь, присел и достал сигареты. Прикурив, глубоко затянулся.
- Тут уже рядом, - кивнул он на дорогу и посмотрел на меня. – Хорошо я тебя узнал. Ночью, когда вы в бухту входили, я тебя в бинокль на палубе яхты рассмотрел. Приметный – с бородой, - усмехнулся он, - а то бы беда, - и коротко рассмеялся.
Мужики, не рассиживаясь, докурили. Мы о чём-то с ними даже поговорили и разошлись.
Уже на месте в кустах, где из озера вытекает мелкая, порожистая речка, наткнулись на кучу свежих форельих голов, следы встреченных браконьеров: рыба крупная – головы с добрый кулак. Посидели на полянке, послушали шум воды, спешащей к морю, и вернулись на яхту. «Казанок» под берегом уже не было.
***
В последний день августа взяли курс на Архангельск. На переходе от Сонострова установили своеобразный рекорд: 180 миль прошли за двадцать три с половиной часа. Было время, когда яхта несла шесть парусов: спинакер, кливер, два стакселя, грот и бизань. Вода за кормой скручивалась в бурун. Это были последние мили из шестисот, пройденных в походе. Мили, которые бежали быстрее, чем нам хотелось.

г. Архангельск
1979-2012