I
Чертов кашель! Пришлось встать, выпить таблетку. О… еще полдень, четыре часа проспала. Лягу-ка еще поспать.
Сколько время? Вот, уже нормально. От меня воняет, как от дохлой лошади, иду в душ. Шея, живот липкие, прозрачная засохшая корочка легко смывается водой. Быстренько вымыла груди, живот и ниже, выключила воду. Черт уж с ними, с ногами – надо воду экономить, нечем платить. Взяла я полотенце и обернула им талию, в таком виде вышла на балкон курить. Вот сейчас потягиваюсь, а из соседнего дома тайком за мной наблюдают, сто процентов. Мальчики по несколько часов могут просидеть у окна, прикрывшись занавеской, лишь бы увидеть, как голая по пояс женщина стоит на балконе. Накурившись, вернулась в кухню.
Есть в доме нечего. Одела вчерашнюю юбку выше колен и топ, на выходе уже спохватилась. Представляю, как на меня бы смотрели в магазине, разглядев, в чем испачкано горло топика. Поэтому я сняла его, одела лифчик и кофту поскромней.
Сегодня второе мая, да? Как цветет природа… в детстве я любила весну, радовалась каждому листику и цветочку, распускавшемуся на моих глазах. А сейчас ничего я не люблю, не в том положении, только лишь ненавижу. Сорвав молодой лист сирени, вошла в магазин. Старушка, живущая где-то неподалеку, болтает с продавщицей – хоть сейчас подходи к прилавку и бери что хочешь, но у меня рука больше не поднимается на такие дела. Я подошла к кассе и громко закашлялась, обращая на себя внимание. Взяла картошки, соли, сигарет и две водки.
Недавно захожу, сидит клиент – волосатый такой, с кулачищами, и как гаркнет – «водка!». Перепугалась, чуть лужу не оставила. Думаю, водки хочет, начала доставать, а он давай ржать. Приветствие это такое, говорит, водка.
Хорошо на ногах сэкономила, теперь картошку варю. Условия у меня не самые лучшие, это вам не номера люкс. Чем меньше я заплачу за коммунальные, тем лучше. А вот без водки не обойтись, хоть и откладываю. За прошлую ночь вышло восемь тысяч, пять из них примерно отложу, еще за квартиру платить. Однажды я себе куплю квартиру, или может даже дом.
Надо картошку солить, пачка не открывается. Запакуют же! Ах, твою мать! Руки-крюки, полпачки теперь на полу. Собрала что можно обратно в разорванную пачку, остальное пришлось смести. Ведра мусорного нет, да и совка тоже, замела на бумажку и кинула в мусоропровод. Есть ли какая примета насчет соли? У нас что ни урони – то примета, что ни день – праздник. После обеда следует чем-то заняться до работы.
Я часто думаю, что живу в клетке. Снимаю однокомнатную квартиру, обои почти полностью отсутствуют, самая шикарная люстра – на кухне, там хоть в голый провод вкручена лампочка. Даже не в курсе, прогоревшая она или нет, экономлю и на свете тоже. Все равно работаю по ночам, прихожу под утро, падаю замертво на голый матрас, иногда даже не раздеваясь. Кроме матраса в комнате низкая тумбочка, покрытая сплошь наклейками – возле помойки нашла, на кухне старая, покрытая вековым слоем грязи плита, затертый добела стул со спинкой из советских времен, еще есть раковина, но для меня это стол. В углу под раковиной моя гордость: вилка, ложка, тарелка и стакан, сама купила. В комнате с названием «туалет» осколок сортира, заткнутый пеньком и тряпками, по нужде хожу в ванную. Собственно, вся ревизия моих владений. Надо что-то делать…
В этот дом я вошла впервые полгода назад, – молодая, стройная девушка с очаровательным личиком. Еще до того я ходила в дорогом пальто, хороший макияж, маникюр и прочее, порог этой квартиры перешагнула в зимней куртке с рынка, глаза подведены дешевой тушью. Сначала я конечно так не считала копейки, жила довольно хорошо, когда шоколадку куплю, когда вина. Была даже стенка, это потом ее пришлось продать. Каждый день теперь передо мной маячит вопрос – чем заняться. Я достала из утреннего пакета одну бутылку водки, открыла и влила немного себе в тушу.
Как приятно! Тепло окунулось в меня капсулой, и, будто растворившись, растеклось по груди, дошло до рук и ног, ударило в голову. В размышлениях прошло полтора часа, если верить моим наручным. Еще столько же пока не потемнеет.
Трудно было справиться, но я дождалась. Ласкаясь в последних лучах заката, оделась, захватила с собой початую бутылку водки и пошла на работу.
Дневной город умер. Умчался за колесницей, за солнечным диском в пропасть. Распускается ночной цветок-город не торопясь. Я вышла на одну из главных улиц и снова прислонилась к стене. Мимо пролетают тачки, поднимая пыль, а она, так уж получается, оседает на мои волосы, выставленные на распродажу груди и ножки, забивается в легкие. На этой улице еще две девушки есть, одна на другой стороне и дальше вправо, отсюда не видно, вторая на моей стороне по левую руку. Вон стоит, тупо улыбается лобовым стеклам. Надеюсь, у меня не такой взгляд.
Полдюжины машин медленно проехали мимо меня, лишь последняя остановилась. Он мне открыл переднюю дверь и поманил рукой, я села. На вопрос «сколько?» ответила что приемлемо, машина плавно вошла в средний ряд и мы куда-то поехали. Мужик попался молчаливый. Я сижу на переднем сиденьи, тереблю ремень безопасности. Мы подъехали к многоэтажному дому, в котором я вроде была, зашли в подъезд, он попросил вызвать лифт, а сам стал копаться в карманах. Все в его квартире есть, даже лишнего много. Приказал снять сапоги, сам разделся. Прошли в спальню, сели на кровать, накрытую розовым шелковым покрывалом.
Оказалось, он развелся с женой, бедненький, и отдал ей вторую квартиру, тоже трехкомнатную. Приличный дяденька такой, видать в какой-нибудь фирме работает. Все у нас прошло быстро, без извращений и минетов, как будто скромные супруги. Закончив, дяденька отвернулся и тихонько так заплакал в темноте. Так бы и уснул, но я напомнила, что мне пора идти. Дядечка и правда был не в курсе цен, первый раз арендует. Взяла с него чуть побольше, совесть ничего не скажет; перед уходом дядька накормил салатом из магазина и курой гриль. Вот бы все клиенты такими были, – мечталось мне у холодной стены. Подъехал еще один. Из магнитолы спортивной тачки грохочет музыка.
– Эй, телочка, прыгай!
Не ори, дурак, и так ясно. Не в жены брать приехал. Обидно: такой денежный мешок, а цены знает, обманешь – еще и по мордам надает, урод. Скажи спасибо папику, что деньги дает, самому столько не заработать. Он взял комнату в гостинице и, больно схватив меня за запястье, потащил в лифт. Вот урод! Где таких рожают, специальное отделение есть? Распахнул дверь и толкнул в темноту; повезло сукину сыну что там и правда кровать. Этот варвар щелкнул выключатель и запрыгнул сверху, засаленные руки скользнули мне под кофту, нащупывая бюстгальтер. Внизу на секунду все напряглось, а он уже расстегнул лифчик, начал дергать юбку вниз. Когда вся одежда оказалась на полу, варвар мотнул головой: «соси». Покорно опустилась вниз. У-у… Эй, есть тут кто в кустах? Раздвинув заросли, увидела кого-то, сильно похожего на Йоду, только со смуглой кожей. Подавив смешок, принялась его пересушенную сардельку превращать в стержень эбонитовый. Скоро его соляной столп, подобно вулкану, дрожа, исторг белую лаву в меня… Заняло это минут двадцать времени.
Безобразные у меня мысли. Я забрала у него деньги и пошла назад, пешком. Иду хромая, задница болит. Приспичило ему туда; ладно, зато доплатил.
Почувствовав себя слишком трезвой, купила себе сока и прямо за ларьком перешла с ручного управления на полуавтомат, оставив беленькой на утро.
А вот и утро… Поднимаюсь с пропитанного потом матраса и иду мыться. Когда водка кончилась, подумала вполне серьезно: правда жизнь так ничтожна и отвратительна? Как я еще выживаю в этих условиях? Разве для того меня двадцать лет растили и воспитывали родители, чтобы я радовалась бесплатному ужину из салата и куска холодной курицы? Если бы не происшедшее, жила бы себе припеваючи, как раньше. И чего мне не хватало?
Вспомнила первую такую ночь и слезы покатились на грязный пол. Все, что могу сказать – плохое в нашей жизни намного ярче приятного. Эти семь нелепых слов – страшная правда. Страшная не потому, что ужасная, просто не красивая. Хоть убей, не вспомню лучший свой день. По крайней мере, не в таких подробностях. Зато помню каждую минуту той ночи. Сейчас сижу и курю одну сигарету за другой, и жить уже совсем не хочется, кажется, будто самоубийство – самый легкий выход, но сколько раз я пыталась это сделать? шесть или восемь? Вешалась, резала руки, билась головой об стену, стояла лицом к лицу с зимним ветром на ограде моста, и ни разу не сделала последний шаг, понимая раз за разом: смерть самый подлый выход. Малодушие и глупость, признак деградации, если хотите. Я не могу подставить тех, кто во мне так нуждается, кто ждет с надеждой меня или просто верит. Есть люди, непременно есть те, кому много хуже. Страдают от неизлечимых болезней, от рака. Не встают с постели годами, иные не доживут и до обеда, не сделай им укол. Надо жить, и надо бороться до последнего мига, как в армрестлинге. Что тебе скажут, сдайся ты посреди боя, имея все шансы и права на победу? Пачка кончилась и слезы капают в отрезанное дно бутылки, забитое бычками. Я в отчаяньи! Я не знаю что делать, знаю лишь, чего делать нельзя. Психанув, швыряю огрызок бутылки в окно, наблюдая за сыплющимися на лету окурками. Руки сами взялись за волосы и рванули. А-а!
Истерика: состояние, когда ты понимаешь, что происходит, но тело контролировать не удается. Начались непонятные вопли, рыдания и смешок, подобный тому, что издавали начальники, когда я пыталась устроиться на работу. Пальцы сложились в странную фигуру, рука ударила по носу и кровь брызнула на матрас. Все время тело бродило вдоль стены. Жутко…
Умывшись и накрасившись, поехала на работу. Если по-хорошему, то надо приходить позже, но захотелось поговорить со Снежанкой. Подругу нашла на ее улице, как велит их главный. Девушка сквозь облачко сигаретного дыма помахала мне рукой.
– Привет, – поздоровалась я первая, чмокнув ее в губы.
– Изабелла объявилась. Знаешь где она пропадала?
– Ирка? Где?
– Изабелла. Она ребенка родила.
Ну и новость. Я даже не заметила, что подруга беременна. Впрочем, Ира не худышка, у нее и так животик есть. Я порядком удивилась: работать семь месяцев и никому не сказать, могла бы предупредить.
– Приготовься, подруга. Знаешь кто отец ребенка? Руслан!
– Да ладно! Ребенок от сутенера?!
– Не-е, от родного брата, Руслана.
Тут у меня в сознании помутилось, глаза слиплись, как перед сном, губы сомкнулись. Матных слов на всех не хватает.
– Как это?
– Не в курсе. Она вообще почти ничего не говорила, быстро домой уехала. Завтра обещала выйти на работу, вот и поговорим.
– Есть еще новости?
Снежана открыла было рот, но передумала, в ответ лишь покачала головой. Что же умалчивает эта проститутка?
Первый клиент подъехал через два часа, ноги уже, особенно правая, ныли. Я была рада наконец сесть в машину. Темнело медленно, вообще все происходило как-то иначе. Когда я смотрела в заднее стекло, казалось, будто смотрю замедленное кино. Странное предчувствие.
За городом, коттедж. Провели на второй этаж, пока шла, заметила на первом этаже женщину. Сразу после лестницы короткий коридор, с левой стороны которого три двери. Худощавый, с козлиной бородкой мужчина втолкнул меня в среднюю. Я огляделась: посередине стоит широкая кровать, у стенки шкаф. Наверняка комната для гостей. Потянулась. За дверью послышались шаги, возня. Стою спиной к двери и поворачиваться не собираюсь, а сюда кто-то вошел. Осторожно положили мне руки на талию, восхищенно ощупывая меня, спустились чуть ниже, наверняка подросток. Я обернулась, чисто ради спортивного интереса. Увидела щуплого мальчика на вид лет четырнадцати, глаза его сразу переместились на мою грудь, щеки покраснели, но руки с талии так и не убрались. А когда я улыбнулась, щеки его стали цвета спелого помидора. Нам обоим прекрасно известно, зачем я тут. Взяла его за руку, села на кровать. Все было так невинно, может даже мило. Подумалось даже, если не заплатят, то и черт с ними, с пятнадцатью минутами. Пока он старался у меня между ног, глаза так и светились благодарностью, как придорожные фонари. Как только все закончилось, мальчик оделся и выбежал в коридор, вдруг меня застеснявшись. Я вышла следом, поправляя одежду. Смотрю – стоит мужик, привезший меня.
– Пошли, – буркнул он.
– Иду уже, не нервничай.
Спустились вниз, он открыл дверь, достал кошелек и начал перекладывать деньги из одного отделения в другое.
– Дверь открыта, – словно подтвердил он.
– А деньги?
– Шишку тебе не дать?
– Деньги давай, козел!
Рука моя сама дернулась, попыталась схватить кошелек. Пальцы ухватили одну купюру за миг до моего падения на порог. Купюру искать и поднимать времени не было, я встала и убежала прочь, пока хуже не стало.
II
Неудобно быстро идти на каблуках, подкашиваются ноги. Я иду по улице, зло озираясь по сторонам и куря. Редкие прохожие оглядываются на меня, в ответ хочется крикнуть: «что уставился, баран?» и добавить еще пару крепких слов. Я потратила больше часа на то, чтобы добраться до города, а эти свиньи даже не заплатили. Мне нужны деньги, много денег! Всю дорогу только и делаю, что ругаю этого мужика, чтоб у него все отсохло. После долгой ходьбы ноги ноют. Если через пару минут никто не приедет, поеду на такси домой, – не могу больше. Скорей всего мозоль натерла. Прошла минута, другая, а никто не едет. Тогда вышла на дорогу и принялась голосовать. Подобрал бомбила на раздолбанной копейке. Ехали не быстро, чтобы машина не развалилась, в конце концов причалили к подъезду. «Сто пятьдесят» объявил он с лицом кассирши, магазин которой только что закрылся. Черт возьми, зачем я ему платить буду? Денег и так мало. Придвинулась на сиденьи ближе, опустила руки ему на джинсы, не торопясь расстегнула пуговицу. Мужик совершенно не сопротивляется, будто на пальце не надето обручальное кольцо. Я спустила трусы и нагнулась. Лизнуть два раза кончик оказалось достаточно, чтобы завести краник. Признаться честно, мне было трудно это делать, член у водилы толстый.
«Ну и день» – вырвалось у меня перед сном. С утра залилась водярой и в таком состоянии отчалила на работу, ибо настроение никакое. Голова усиливает гудение машин, проезжающих мимо, и, вместо того, чтобы следить за клиентами, я сосредотачиваюсь на одном – стоять прямо и по возможности улыбаться. Видать получилось, раз ко мне подошел полуседой старикан в очках, похожий на какого-нибудь профессора. Позвал меня за собой, часто при этом оглядываясь. Мы пошли дворами в сторону университета. Я то не знаю, куда он ведет, но мужик похож на преподавателя, а в этой стороне университет, отсюда такой вывод. Сегодня с Урала холодный, прерывистый ветер, и тело мое покрылось мурашками.
– Холодная погодка, не так ли?
Он надо мной издевается? Сам в осеннем пальто и шутит тут идет. Вахтерша пропустила нас в общежитие, проводив до лифта неодобрительным взглядом. Когда я шла обратно, все тот же взгляд так и пожирал меня. Трудно себе представить, что произошло, когда я вернулась на свое рабочее место. У магазина припаркована знакомая машина, вдоль нее взад-вперед вышагивает мужчина, тот, что был у меня два дня назад, от которого жена сбежала. Видать, сильно я ему понравилась.
– Я к вам, – заявил он, как будто я могла подумать что-то другое.
Ответила ему, что поняла, и улыбнулась. Вот мой первый постоянный клиент. Посадил меня на переднее сиденье и мы куда-то поехали, не к нему домой. Сказал, что это сюрприз. В конце концов мы остановились у кафе и мужчина посадил меня за столик. Ресторанчик дешевый, но уютный и хороший. А он сидит себе и улыбается. Не надо меня кормить, это не входит в мои обязанности – говорю я.
– Я заплачу вам как за секс, только посидите со мной, составьте компанию.
– Хорошо, я посижу.
– Заказывайте.
Вот чудак… На «вы» к проститутке. Должно быть он думает, что я буду самое дешевое заказывать, раз дает такую свободу действий. Открыла книжечку в кожаной обложке и рассматриваю меню, – ничего особенного, салатики, пельмени, мясные блюда. Я сделала заказ, и скоро принесли лапшу под говяжьим соусом с овощами и куриные котлеты, две порции. Мужчине понравился мой выбор, а я лишь хочу наесться, раз выпала возможность. Интересно, как его зовут?
Хм… Назвался Станиславом.
– А вас как?
– Я… Катерина.
– Катя очень красивое имя, – мой благодетель мечтательно посмотрел в сторону. А я в этот момент отломила кусок котлеты и отправила в рот.
– Почему вы меня пригласили?
– Почему – это тяжелый вопрос. После той ночи я весь день просидел в раздумьях, перебирая безумные решенья касательно моего будущего. Совсем не хочется общаться с друзьями – отчасти от того, что мне мерзко их сочувствие, но и от того, что все друзья общие с женой. В этом городе у меня ничего своего, кроме пресловутой квартиры и машины.
– Так?..
Замолчал. Надеюсь, не влюбился. Зачем ему еще молчать, если не собираться с силами перед признанием? А я то уж губу раскатала – первый постоянный клиент, да такой удобный в плане секса. Видимо придется его отшить.
Все это время я потихоньку ем, сгребая с тарелки все содержимое.
– Мне показалось, что вы хороший человек… – ну, начинается, – и, не смотря на вашу работу, думаю, мы сможем подружиться. Поймите меня, хочется общения.
Ого, неожиданный поворот событий. Дядечка не желает больше макать свой круассан в мой кофе с молоком? Я положила вилку и сцепила руки. Гляньте на его лицо – он волнуется, хотя всего лишь предлагает мне как-нибудь встретиться, посидеть в кафе или сходить в кино как друзья.
– Я ночью работаю…
– Что, простите?
– Ой. Ничего, мысли вслух. Да, я, пожалуй, не против.
Станислав жиденько улыбнулся:
– Ну вот и славно.
– Вы в этом месте не первый раз, да? – спросила я.
Стас кивнул. Немного поговорив, встала и направилась в тайную комнату, на двери которой, прямо под буквой «Ж» наклейка с зажженной сигаретой. Стены покрыты кафелем телесного цвета, аккуратные белые кабинки закрыты. Лишь одна нараспашку, улыбается мраморным унитазом. Я встретилась лицом к лицу с отражением – отвратительное зрелище, как Станислав со мной вообще сидит? Рядом с мыльницей нашлась бронзового цвета пепельница. Из кабинки вышла женщина и мы закурили.
– Может вина? – спросила я, сев перед заскучавшим мужчиной.
– Давайте за дружбу, – предложил он тост.
– Лучше за то, чтобы у вас все было хорошо.
– И у вас.
Дзынь…
Дзынь… Где-то звенит колокольчик. Когда смогла разлепить глаза, взору предстала знакомая комната. Голова трещит. Меня вчера случайно каток не переехал?
Дзынь… шаги. Станислав, одетый, вошел в спальню.
– Спите, – шепнул он, – рано проснулись.
Сознание моментально отключилось, словно меня выключили из сети.
– Э-эх!
Как я люблю потягиваться! Голова больше не болит, только во рту пустыня Гоби, и желудок ноет, просит кушать. Часы на тумбочке говорят мне, что уже шесть вечера. Его в комнате нет, пойду искать. Опустила ноги и попала во что-то мягкое и теплое. Вот и нашелся Стасик!
III
Ко мне подошла толпа подростков.
– Вы – шлюха?
Фига вопросики! К маме бы так подкатил!
– Нормальных слов подобрать не мог?
– Нам надо другу на день рождения.
Это уже через три дня после посиделок в ресторане. Я попробовала отмазаться, дескать денег у вас не хватит. Дали в полтора раза больше, поэтому молча поехала с ними.
Восемь парней в трехкомнатной квартире. Можно ограничиться одной этой фразой, чтобы описать, как прошел праздник, но хочу рассказать поподробнее. Море еды и спиртного, музыка играет тихо, из нескольких мест сразу. Мальчики откровенно маются фигней: кто сидит в интернете, кто помогает накрывать на стол, а кто и мешает всем вместе. Именинник – худощавый парень, лицо которого спрятано под прыщами – собирает свои подарки.
Залетает в квартиру девятый, кричит:
– Щас, еще одна!
Ну и как вы думаете, кто пришел? Снежана вошла на веселе, распространяя по комнатам свой парфюм. Мы уселись вдвоем на роскошный диван и принялись болтать, но долго таким образом не просидели. Как говорится: служебный долг. Ее увел пухлый мальчик, забрал именинника а сам вернулся. Я про себя перекрестилась. Вот, симпатичный мальчик сидит одиноко в кресле. Махнула ему рукой:
– Эй!
Он живо подсел ко мне. На вопрос как его имя, выпалил: Вася!
– Вася, резина есть? Не хочу от тебя заразиться или чего хуже.
Потащила его в дальнюю комнату. Ой… Снежана восседает на имениннике. Пошли в ванну. Отработав свою программу на детском утреннике, я решила остаться. Мы с подругой сели с самого края стола и начали все поедать, заливаясь выпивкой.
– Изабелла там как?
– Она-то отлично. Ты же знаешь, это единственный человек среди нас, кто получает деньги за любимое занятие. Вчера, говорит, клиентов часа три не было, хотела уже бомжу отсосать, который ходит вечно на другой стороне улицы.
Меня чуть не вырвало прямо за столом. После таких слов и разговаривать не хочется. Налила себе мартини и стала слушать гвалт подростков.
А дальше еще два клиента, подобравших меня по пути домой. Проснулась у себя, пошла в ванну. Еле теплая вода заскользила по телу.
– Черт!
Ну и что мне теперь делать с этими «праздничками»? На работу не пойдешь, в пустой квартире делать нечего, если конечно не объесться таблеток и с интересом потом разглядывать голые стены. Это в прошлый раз так было. Все, завязала с колесами. Вышла из ванной, даже не одеваясь прошла в комнату. Взяла один тампон и заткнула течь. Так и бродила потом минут двадцать, пока не высохла, голая и с белой веревочкой между ног. Какой это замечательный образ! Я кукла, игрушка для взрослых за деньги. А там у меня есть особый механизм, в том месте интересней всего играть с куклой Катенькой. Разговаривать с куклой никто не любит, да и некогда. Все бы отлично, если бы я не была человеком.
Мальчишки во дворе, завидев меня, замолкли и стали пристально следить за каждым моим шагом. Еще и девочки смущенно отвернулись. Все верно, знают, подглядывают. Долго, гуляя по улицам, не знала куда иду, но, когда ноги пронесли меня мимо знакомого ресторанчика, я решила направиться к Стасу. Машина стояла во дворе, но на звонок никто не отозвался. Может ошиблась дверью? Да нет, не может быть, точно помню этаж, двери. Соседская дверь тоже не изменилась. Позвонила еще раз – снова тишина. Куда он делся? А может его убили? Ну, как в бандитских фильмах – мафия там, конкуренты или ненасытная жена. Я дрожащей рукой нажала на ручку, она поддалась. Дверь открылась, скрипя, приглашая внутрь. Внутри затхлый воздух, запахи еды и ношеных носков кружили по комнатам в вальсе, в том же темпе проникая в ноздри, доставляя тем самым просто сказочное удовольствие!
Тишина.
Вещи его вроде на месте, туфли тоже. Входя в большую комнату я так боялась увидеть его с перерезанным горлом, что чуть не описалась.
В ванной комнате включилась вода, причем звук такой, будто ванна уже набрана. До меня донеслись звуки пения. Как он меня перепугал! Ну можно хоть дверь-то запирать, если мыться идешь! Заходи не хочу. Уже нормальным шагом я вернулась ко входу чтобы запереть дверь, разулась и с улыбкой на лице прошла в спальню.
У него тут и книжки, и телевизор. Ровные стопки дисков с фильмами. Что за диски? Старье, старье, старье, но фильмы хорошие. Колокольчик брякнул, он вышел, но направился в большую комнату, запахивая на ходу халат. Я тихонько подошла сзади.
– Ша! – крикнула ему над ухом.
Мужчина вскрикнул, сделал ряд непонятных движений, запутался окончательно в халате и рухнул на пол.
– Бедняжка… – только и смогла я выдавить сквозь смех, садясь рядом.
– Как вы сюда попали? – не вставая, спросил он.
– Двери запирать надо! Вам страшно, а как я перепугалась! Думала все, убили…
– Упс… Наверно дверь забыл закрыть. Давайте я сейчас оденусь и чайку попьем.
Он встал, и взгляд мой по привычке переместился вниз, что-то сразу так захотелось… но мы пошли на кухню, поставили чай.
– Я думал, вы… на работе должны быть.
– Месячные.
– Понятно. А я вот с работы приехал, устал так сильно, что и не подумал о двери.
– А из какого вы города? – Не знаю почему я решила спросить.
– С Москвы.
– Почему уехали?
– Слишком много людей, слишком много машин и вообще всего слишком много, а дышать нечем.
Ответила ему, что сначала думала тоже в Москву поехать, но, слава богу, не поехала. И не жалею – уж какая у меня здесь жизнь, там все равно хуже. Какие у него красивые глаза! Так и тянет взглянуть еще разок. У моего брата так же выделялись, но были голубыми. Тот же спокойный, хладнокровно добрый взгляд, даже мурашки по коже. Станислав коснулся двумя пальцами обручального кольца. Не торопясь стал снимать, но, дойдя до конца, быстро надел обратно. Мы друг другу улыбнулись, хотя ни ему, ни мне улыбаться не хотелось, но мы обязаны были это сделать.
– Почему вы тогда решили воспользоваться услугами шлюхи? Вы не похожи на человека, которому нужен секс, вам нужен более сильный оргазм, духовное удовлетворение.
– Вам тоже.
Я молчу.
– По-моему я уже говорил, что так пытался забыть жену. Это хороший способ, мне даже стало немного легче.
– Кажется я вас понимаю.
– Берите сушки.
– Нет, спасибо.
Теперь пропало все настроение. Не люблю обсуждать такие темы. Я налила себе еще горячего чаю и обняла чашку руками, при этом предплечья сжали груди, представив их в более выгодном ракурсе. Стас сразу же покраснел. Спросила, нравится ли ему моя грудь. Он посмеялся и ответил:
– Мы общаемся на «вы», но говорим о таких вещах, о которых не все на «ты» смеют говорить. Странновато…
– Тебе нравится моя грудь? – бесцеремонно оборвала его размышления.
– А почему нет? – увильнул мужчина.
– Все мужчины любят женскую грудь, это теорема.
– Аксиома…
Всегда были проблемы с геометрией. Но если задуматься, то встречаются мужчины с извращенным вкусом, кому нравятся доски со склада, но извращенцы не в счет. На кухне урчит холодильник, где-то внизу послышались шаги и пропали. Лучи закатного солнца ворвались в окно, рухнули на стол, на чашки и жестяную банку со сладостями; лучи запрыгнули на его ладонь, случайно коснувшуюся моей. Станислав сразу же убрал руку – наверно, просто не заметил. Встал и задернул шторы, ибо светит в глаза.
– Мне в туалет надо, скоро приду.
Сели смотреть кино, делать больше и нечего.
Я о таком кино и не слышала. Действие происходит где-то на севере, в тундре. Вокруг каменистая пустыня, далеко впереди виден океан, с другой стороны – лес. Из всей растительности лишь ели да сосны, между камней пробивается ягель. Три главных героя: женщина-чукча, немецкий офицер, молодой и стройный, ну просто настоящий ариец, и русский солдат. Позже я поняла: действие происходит в конце второй мировой. Забавно, они живут в ее чуме, помогают по хозяйству. А если точнее, то работают. Самая интересная деталь – каждый бормочет на своем языке. Потом еще фильм посмотрели и уснули.
«Я ушел на работу. Еда в холодильнике. Развлекайся. Если пойдешь на улицу, ключи в большой комнате на столике»
Просто замечательная записка с утра. И как можно доверять почти незнакомой женщине?
Весь день провела как настоящая домохозяйка: вычистила весь дом, пообедала и улеглась смотреть фильмы, один за другим, до тех пор, пока не пришел Стас.
– Как работа? – спросила я, заключив его в объятья. Он явно смущен. Сказал, что все нормально и справился, как я сама без него. Провела его по квартире, показала, где убиралась. Зная мужчин, специально клала вещи на свои места: пусть сам с ними разбирается. Станислав извинился, что не предупредил с вечера о работе и я пошла домой.
Честно сказать – прощались мы со Стасом, не подозревая, что долго не увидимся. Я планировала дня через два зайти, а потому лишь сказала «пока» и закрыла дверь. Может так и лучше, меньше боли. По лестнице шагала в хорошем настроении и испортила его гроза – вышла, называется, из подъезда. Мокрая с головы до ног рухнула на древний матрац, и, нюхая его, стала думать. Денег оставалось набрать на тот момент уже немного, еще чуть-чуть, и эта жизнь окончена. После месячных снова вышла на улицу. Через пять дней меня пригласили в клуб, пообещав, что заплатят в несколько раз больше, черт возьми, не маленькую сумму; а я возьми да и согласись, дура. Невзрачный парень моего возраста привел в танцевальный зал, нас уже ожидала целая компания. Они облепили меня, танцуя. Играла клубная хрень и свет противно мигал, то и дело слепя своей радугой цветов. Один парень приспустил штаны, поднял подол моей юбки и ввел свою ракету «Тополь» в мой ангар. Потом, гляжу, с заднего входа стали снаряды завозить. Вокруг эти парни, все улыбаются, причем так, будто удивлены. И все это посреди танцпола! Я взяла у одного рюмку и залпом освежила внутренности. После второй или третьей рюмки потеряла сознание. Мне медсестра потом рассказала, как врачи нашли меня лежащей на полу, юбка торчит, обнажая все ниже пояса. В радиусе полутора метров никого, а дальше беззаботно танцуют подростки. Хоть бы кто помог!
Очнулась я тогда в больничной койке, – только-только перевели из реанимации. Отравление амфитамином. Выходит, один из них намешал себе этой дряни, а я…
Назначили лечение, за которое пришлось отдать пять тысяч. У меня ни регистрации, ни полиса нет, слава богу чертей в голубой форме не вызвали. Вот так я все будни и провалялась в постели, глотая таблетку за таблеткой. В субботу снова работать…
Так и не встретились со Станиславом, вскоре поехала домой отвозить деньги.
Я подошла к калитке, опустила руку с другой стороны и открыла секретную щеколду. Пустота и заброшенность всего окружающего породили такую же пустоту в душе. Сумку оставила у входа и прошла в комнату.
– Мама, – вырвался из меня грустный стон. С печки мне ответили не более оптимистично:
– Это ты, доча?
Да, говорю. Раздается шорох и мама слезает на пол, обутая в валенки. Она рассыпает во все стороны теплые слова, нежные и такие дорогие для меня, она… говорит таким голосом «я скучала по тебе», что я понимаю – и правда скучала, но ответить не могу, только повторить то же; мама уже вся состоит из этих слов. Не хватает эмоций, подхожу и обнимаю. Тут мы начинаем плакать, ибо не знаем способа сказать лучше…
Говорю, что привезла деньги, даже чуть больше, чем нужно.
– Так где ты взяла их? Банк ограбила?
– Заработала.
– Так быстро?
– Да, мамочка, так быстро, – с грустью отвечаю я, со всех сил стараясь не заплакать.
– Я горжусь тобой.
Гордишься. Да за все, что я натворила, за то, что все сломала, меня ненавидеть надо! Родитель, как ты слеп.
Принесла сумку, раскрыла ее. Она полностью забита деньгами, и только сверху прикрыта курткой да трусами.
– Бог мой.
– Теперь мы заплатим и все будет хорошо.
IV
В середине ноября вернулась в город, давший мне работу, возможность исправить ошибки прошлого. Все почти как год назад: прибывает поезд на все тот же заснеженный перрон. По вокзалу снует бесконечная и очень уж безликая масса серых людей. Я приветствую этот город, молча глядя в грязное окно. Около года назад с тем же вздохом поднялась с места и пошла на выход. Зимний ветер сорвал с меня перо из подушки и унес в туман. Привычным маршрутом понесли ноги к бывшей квартире, через мой старый двор, и мимо, к дому Стаса. Во дворе стоит только одна машина, и та – не его. Этот запорожец, по всей видимости, не первый год стоит у турника.
И тут меня ударили по голове, нажали стоп-кран сознания, дали коктейльчика: три таблетки диазепама, две – галоперидола и все это в пластиковом стаканчике с темным пивом. Мои ножки, обутые в дешевые сапожки, вдруг промерзли насквозь, отказавшись идти. Призрак прошлого сошел на вокзале и огляделся.
Держа сумку вспотевшей рукой, перешел дорогу, пошел в сторону движения – как бы по течению. Призрак поднял с лавки мокрую газету, двумя пальцами поднял на свет и стал вычитывать объявления. Шел дальше, покуда не нашел подходящее «Сдам квартиру. Дешево», бумажка висела на одном из бесконечных столбов. Никогда не думали, сколько столбов расставлено по всему миру? Призрак возвращался к этому вопросу рано утром каждый день, покуда не признал столб вторым изобретением после колеса.
Он нашел эту квартиру, владельца жилища. Снимать стал с первого дня, не найдя нормальной работы, в первую же ночь пошел на улицу, так как другого пути не было, и быть не могло. А медлить призраку нельзя.
В полной черноте ночной призрак подошел к мужчине, мол, хочешь, развлечемся, за отдельную плату? Мужик, уставившись на лицо призрака, прошел мимо, и только метра через три отвернулся. Кто-то согласился, так и началось.
«Раздевайся». Мост уже сожжен.
Я так и стою, уже замерзшая, на дороге к его дому. Сзади хрустит снег под колесами авто, скрипнули тормоза; услышала, как открылась дверь.
– Девушка, мне не проехать, уйдите с дороги пожалуйста.
Я повернулась, смотрю на него. Стас молчит, молчу я, только ветер говорит за нас, словно озвучивает. Машина моргнула фарами, я отошла с дороги. Это не Стас, просто слезы застилают глаза, ошиблась. Дома его тоже не оказалось, видно на работе. Придется ждать. Сидеть в подъезде зимой невыносимо. Долго не посидишь, яичники отмерзнут; правда я подложила под себя сумку и уснула, убив тем самым сколько-то часов.
Когда Стасик пришел, я была готова – подскочила сзади и обняла, крепко, насколько смогла. Говорю, что соскучилась по нему, что не хотела так неожиданно пропадать. «Я не обижаюсь, рад, что у тебя все хорошо, Катя». Кажется я покраснела. Мы зашли в дом, разделись, я немного согрелась.
– Как у тебя с продуктами? Приготовлю ужин.
– Ничего нет, если хочешь, поехали в магазин.
Сейчас мне лишь бы прилечь, а он в магазин собирается. Попросила полчаса на отдых; мы плюхнулись на диван в большой комнате и замолчали. Я легла вдоль, положив голову на его колени, и, смотря в лицо, закрыла глаза. Постоянно смущен, ну как не привыкнет?
Машина не успела сильно остыть и мы поехали в супермаркет. Я взяла его за руку. Моментально спина Станислава выгнулась, подбородок кверху, глаза засветились. Разрешил выбирать все, что душе угодно. Вот что значит сила женских чар.
– В принципе, я люблю готовить, – сейчас я уже на кухне нарезаю второй салат. В духовке готовится курица. Если верить рецепту, должно выйти неплохо.
– Это видно.
– В смысле?
– Выглядишь довольной
Меня пугает странность всего происходящего, нашего общения. Год назад – снова год назад; год, год, год, отцепись! Раньше ни за что бы не познакомилась с ним или еще кем, не пошла бы так просто в дом. Жизнь изменилась – к лучшему ли, к худшему? Я склоняюсь к первому варианту, если в дано этой задачки числится мой моральный облик. Какой я была: – взбалмошной, избалованной и чересчур гордой, деньги решали все, можно сказать – управляли мной. Теперь… свободна, как это понимаю я. Хлеб режу – не за деньги, меня не коробит, что готовлю ужин для знакомого, заплатившего один раз за секс со мной.
Есть вещи, о которых я жалею. Очень сильно жалею, что ввязалась в ту историю, приняла неверное решение, глупо, нет, слепо повинуясь жадности. Черт бы побрал все эти гребаные Моральные кодексы. Больше всего жалею братика. Посмотрела на читающего Стаса. Книга на колени, а глаза бегают от строчки к строчке, яркие, выделяющиеся, как у брата. Глубоко посажены, но светят фонарями тепловоза. Рассказывала как ночью пыталась прыгнуть под поезд? Нет? Вот и рассказала.
Слава пищеблоку небесному! Готовка завершена. Стасик понес стол в большую комнату. Два стула напротив, вазы с салатом, хлеб, нарезка. Два бокала и красное вино. Венцом стола стала курица. Как только вынула из духовки, ароматный запах разлился по квартире. У него в буквальном смысле потекли слюнки, даже попросил выключить вытяжку на кухне. В последнюю минуту принес свечи, зажег их и выключил свет.
Сели, молчим.
– Слишком романтично для простого ужина, но мне нравится. Есть музыка к случаю?
Мужчина задумался. Встал, открыл ящичек.
– Осталось немного. Тебе наверное понравится.
Музыка действительно великолепная. Она небесная… Кажется, что вижу мелодию, спускающуюся туманом к потрескивающим свечам и ниже. Пододвинула свечу поближе к лицу, Стас сделал так же. Отныне, но не навсегда, в запертой комнате с задернутыми шторами, среди зимней темноты существуем только мы двое. Будь это свидание, вышло бы волнительней.
Обманываю – нет на свиданиях этой дрожи, вызванной ощущением тайны. Впечатления такие, как будто весь мир исчез, оставив во вселенной одну комнату, и плевать что одежда моя не самая вечерняя и не пахну дорогими духами. Стас тоже в простой рубашке, штанах и тапочках в виде плющевого медведя, а пахнет он потом. Мы нюхаем курицу, лежащую уже по тарелкам вместе с салатами.
– О! Вот это курица! Если бы не видел самолично как ты ее готовишь был бы готов поклясться, – откусил большой кусок и прожевал, – м-м! Будто ее готовили на небесах. Пальчики оближешь!
Я хохотнула:
– Сейчас ты их откусишь. До самых локтей. Если тебе мало, завтра еще приготовлю.
– Хорошего помаленьку.
– Мне нравится у тебя дома. Очень уютно. Только вот давно спросить хочу…
– Так спрашивай.
– Зачем тебе колокольчик в ванной?
– По утрам напоминает что я все еще жив.
– Бедненький. Ешь салат.
Он налил вина и произнес тост, чтобы мы никогда не были одиноки. «Один в поле не воин» – показалось к месту, он ответил: «но боец». Хотелось бы, чтобы нашелся человек, способный понять мою пустоту, сжимающую кишки, словно черная дыра.
От размышлений меня оторвал вопрос:
– Расскажешь свою историю?
– Конечно, – ответила я неуверенно, – но не сегодня, пожалуйста. Сегодня такой чудесный вечер и очень не хочется его портить. Это все тяжело, так что все будет утром. А сейчас давай за здоровье. Мы уже не молоды, надо беречь остатки роскоши.
– Согласен, надо выпить.
Еще с час мы болтали ни о чем. О музыке, художниках, кому какие времена года и животные нравятся, совсем как подростки, да подростком я себя и чувствовала, думаю, он тоже. В конце концов я наелась, пошла мыть посуду, попросив разобрать диван.
Я плюхнулась ближе к стене и позвала Стаса, но он ответил, что вроде бы не хочет лежать, на что получил: «это было не предложение». В свете огарков свечей он выглядел смущенным, неверный свет мешал разглядеть, красные ли у него щеки. Я лежу лицом к стене, соприкоснувшись с ним задницей, а Стас смотрит в потолок на пляшущие тени. Молчать неловко, говорить не о чем, чтобы он не уснул я тихонечко запела.
Мы встретились взглядами. Губы продолжают петь а глаза уже нет, а в мыслях вообще – когда догорят эти свечки, мать их? Свечи померкли и потухли совсем, испустив дымок в последний миг света. Пультом выключила музыкальный центр. Полнейшая тьма, ни звука. Во мне проснулась кошачья игривость, нащупала тяжело дышащего Стаса и залезла сверху.
Секс – как наркотик. Один раз стоит попробовать, как периодически начинает хотеться, а некоторым вообще срывает башню и люди вытворяют немыслимые штуки. О штуках вам любой врач расскажет, и даже коллекцию этих самых штук покажет, побывавших в заднем проходе у людей. Но для меня самый забавный случай – такие, как Станислав. Всего лишь лизнула ему носик, а постовой уже на месте, вытянулся в струнку.
– Что ты делаешь?
– Хочу пару партий в шахматы.
Я торопливо сняла с него штаны, честно говоря, ожидая яростного сопротивления. Губы припали к шлангу, разгоряченные, просто жаждущие живительной влаги, как заблудившийся в пустыне; поцеловав, отпрянула, передумав – как обычно. Раздела его полностью, скинула с себя вещи и легла сверху.
Утро началось с мюслей. Я ему сказала, что ненавижу их, а он начал со мной спорить, в итоге я на него накричала, встала, открыла дверь балкона и сбросила вниз фруктовый клей. Пришлось варить себе на завтрак яйца.
– Извини, я их правда не люблю.
– Ничего.
Закурила. Синий дым расползся по кухне, вытяжка-то до сих пор выключена. Хоть он сейчас и разглядывает газету, но я знаю что его гложет любопытство; такие люди как он чрезвычайно любопытны. Стас хочет услышать мою историю, даже проснулся раньше. Я делаю глубокий вздох и начинаю рассказывать с сигаретой в зубах. Стасик кладет газету и слушает.
V
Это произошло давно. Хоть полтора года – не так уж много, но я так ощущаю, ведь много чего после этого случилось.
Цвела сирень. Солнышко уже грело вовсю, погода просто отличная. Мы с братом жили у родителей, в квартире. Нам давали деньги на карманные расходы, кормили, покупали все, что надо. Баловали одним словом.
Однако нам это надоело, захотелось другой жизни. На работу устроиться не получалось, только брат мог – грузчиком, но… Работают ради денег. Хотелось снимать квартиру, чтобы жить отдельно, подальше от родителей, друзей когда угодно приглашать. Мне тяжело объяснять подростковые спонтанные идеи, ни тогда, ни сейчас.
Я налила себе чаю и продолжила, еще раз закуривая.
Сережа, так моего брата звали, однажды пришел домой в хорошем настроении, чем-то определенно довольный. Даже не раздевшись, прошел в комнату родителей – звонить. А потом он сказал то, что полностью переменило все. Словно перевернуло вверх тормашками. Слова эти запомнила, как заучила:
– Я нашел способ заработать денег и уехать от папы с мамой. Одни парни подсказали способ, рискованный, но он того стоит. Давай расскажу?
Я говорю, расскажи лучше, что это за парни и почему они сами не хотят заработать, но Сережа только молчит. Я пытала, пытала и выпытала: парней тех он видит только второй раз, заморыши из их тусовки. Но предложение интересное, с его слов. Попросила рассказать.
– У нас в городе живет очень богатая семья, муж с женой. Они имеют коттедж за городом, причем в двух других городах подобные хибары, значит всего три. Сколько квартир и машин – неизвестно. Так же никто не знает род их занятий. Женщина – бывшая модель. Я сам еще наводил справки, больше, правда, ничего не известно. Вернемся к коттеджу. Три этажа, море комнат, никакой прислуги и охраны, оно и понятно, стоит в лесу, на противоположном берегу Лебедевского озера. Подъехать можно на шоссе, а потом свернуть, место я знаю. Помнишь памятник?
Я кивнула. У шоссе стоит памятник неизвестному солдату, а на другой стороне дороги мы с бабушкой часто бруснику собирали, место отличное.
– Вот, сразу за памятником поворот. Забор, сказали, каменный, но мы справимся.
– Что нам там делать, чо ты вообще рассказываешь?
– Дослушай до конца. На втором этаже в кабинете есть сейф. На листочке у меня в кармане код к нему. Мы разбогатеем, наберем в доме вещей, сколько унесем, и никто даже не поймет что случилось, а хозяева в город приедут месяца через три – наверное к осени ближе. Надо рискнуть. Давай?
И это было моей самой большой ошибкой. Он уговаривал и уговаривал, приводя все новые, более привлекательные аргументы, в итоге я согласилась. Полночи мы обдумывали план, ехать было решено в ближайшую субботу. У Сережи права были, взяли машину отца, сказали, что едем на шашлыки, и на мясо нам, кстати, тоже дали денег.
Наша иномарка легко подъехала к особняку, дорога сделана прекрасная. Мы надели водолазки, длинные штаны и матерчатые зимние перчатки, все черного цвета. Забор был действительно каменным, без выступов. Если бы не деревья, растущие вдоль забора, не забраться нам никогда. На участке тоже растут деревья, территория перед домом облагорожена. Открывая ворота, ты подъезжаешь к заасфальтированной площадке, похожей на плац. Для машин отдельный гараж, что очень удобно. От этой площадки идут несколько дорожек. Одна сразу заворачивает на задний двор, к берегу озера, две другие на переднем дворе, соединяются. По этой тропинке мы подошли ко входу: Сережа впереди, я за ним. Как он дверь открыл, не имею ни малейшего представления. Возможно, она была не заперта, но это маловероятно. В большущем зале шаги отдались эхом. Снаружи – из красного кирпича, внутри дом отделан в светлых тонах. Пол, должно быть, из мрамора, бежевого цвета колонны и позолоченные статуэтки. Справа и слева двери, а прямо – широкая лестница. Не буду утомлять описаниями, все равно они никому, кроме меня, не пригодятся. Скажу лишь, что кабинет оказался именно таким, каким предстает в фантазии любого человека. Справа от входа висел небольшой ковер с узором в египетском стиле, братишка поднял его.
Там оказался злополучный сейф.
Набрали код и – о чудо! – он подошел. Внутри что-то щелкнуло, брат открыл дверцу. На двух полочках аккуратно, как в музее, разложены пачки рублей, придавленные двумя небольшими слитками золота, грамм на двести. Я достала пакеты и давай сваливать это добро в них. Однако этого было мало, в пакет попали дорогие сигары, парфюм, ручка, на первом этаже прихватили золотую лягушку с евро во рту. Мы с Сережей до смерти перепугались, не стали бродить по комнатам. Набравшись, выскочили из дома с такой скоростью, как если бы нас обстреливали солью из дробовика. Смеясь, побежали к забору, перелезли его и сели в машину.
– А теперь валим отсюда, я сейчас описаюсь от страха.
Брат хохотнул и завелся. Путь домой показался невероятно долгим вопреки всем правилам жизни, все время хотелось схватить пакеты и начать пересчитывать награбленное, а сил не осталось и чашку чтоб поднять.
Сейчас вспомнился вид из окна кабинета. Ради одного него стоило строить этот дом. Смотришь в окно и видишь только голубовато-зеленую водную гладь вытянутого озера, со всех сторон окруженного лиственным лесом. Ах, какие там виды на закате, осенью или зимой! Но тогда я совсем не думала обо всем этом, я была… счастлива наверно. Все прошло идеально, ни отпечатков, ни следов.
Деньги спрятали под кроватью. Банально, но все равно никто не найдет. Дальнейшими нашими действиями были покупка газеты и поиск подходящего нам обоим жилища.
Но кто знал, что через неделю придут они.
Выдалась чересчур хорошая погода, мы с братом пошли в парк, взяли мороженого и побрели в безлюдную часть парка. Он говорил что можно купить частный дом с двумя входами или даже сделать один самим, я же объясняла, что на все эти ремонты денег не хватит. Говорила, хотя мы со дня ограбления их и не трогали, не имели и малейшего представления, сколько там денег.
На этом этапе меня стало всю колотить, Стас встал и положил руку мне на плечо. Говорит - если хочешь, остановись. А в глазах кострище любопытства.
Впереди показался человек, шагающий навстречу. Мы замолкли, он остановился в двух шагах от нас.
– Здравствуйте, воры.
От этой фразочки я чуть не упала в обморок, готова была провалиться сквозь землю. Надо же, подумалось, как быстро…
– Вы это нам? – спросил братишка.
– Не притворяйся дурачком, парень. Такие приличные дети на первый взгляд, и не подумаешь, что пролезут в загородный дом и обчистят. Зачем вам это?
Мы молчали. От страха рука застыла на полпути ко рту, эскимо начинало подтаивать.
– Ну что вы языки проглотили? Как разбираться будем?
– Не надо милиции, не надо, – затараторил брат, – мы все отдадим. Мы… я ничего не трогал. Я могу отдать хоть прямо сейчас.
– Сейчас я ничего брать не буду. Мы придем к вам потом, ждите.
Так начались мучения. Первые четыре дня я не могла даже уснуть, ложилась в кровать и какое-то время тратила на то, чтобы усмирить дрожь в членах. Не помогало снотворное, по утрам я глядела красными глазами в чашку кофе. Родителям Сережа просил не рассказывать, но они все равно видели неладное.
Тот день, когда они пришли, с самого утра был серым. Ночью шел дождь и небо закрылось одной большой бескровной тучей. Я встала рано, долго бродила по коридору. Помню отчетливо как в подъезде послышались шаги, я в это время дошла до двери и развернулась назад.
Щелкнул замок, двери распахнулись, в коридор полезли, как термиты, люди в форме и черных масках. Один дядька с автоматом в руке побежал в комнату к брату, меня схватили и прижали к стене.
– Стоять! Не двигаться! – крикнули мне, хотя смысла никакого. В таком состоянии я с трудом могла сделать вздох. Брыкающегося Сережу втащили в коридор.
– Молча пошли вниз. Будете визжать – хуже будет!
Как кричать, если и рот заткнули? Они явно перестарались. Сережа перестал сопротивляться: их четверо, а он и одного не поборет. Нас втолкнули в газель и повезли за город куда-то.
Я заплакала, обняв подушку. Стас молча сидит на кровати, решая, сочувствовать мне или нет.
Я, в ночнушке, и брат – в трусах встали рядом. Справа от меня газель, напротив нас люди с автоматами. Сережа спросил, что они от нас хотят, но что они рассмеялись нам в лицо.
– Вы поступили глупо, обокрав хозяина. С сегодняшнего дня вы должны нам денег.
– Мы все вернем! – крикнул брат.
– Заткнись, малыш, ты уже достал, – ответил один из мужчин в маске. В руках он держал ружье.
– Ах ты! – Сережа кинулся на этого… типа и тут же прогремел выстрел. Сначала я почувствовала боль в плече, будто ткнули спичкой, лишь потом все до конца осознала. До сих пор мне снятся сны: тело брата, пошатнувшись, падает. Это уже тело, потому что верхней части головы больше нет. Это просто ужасно, такая боль, когда родного брата убивают на твоих глазах, а ты… Я не знаю… Мы были двойняшками, всегда неразлучными и я любила его!
Меня оттолкнули от его тела, я рвалась к нему изо всех сил.
– Суки! Что вы наделали, собаки! Пустите меня. Отпусти свои лапы!
– Заткнись, шлюха, слушай сюда. Ты принесешь ровно столько денег, сколько мы скажем. И ни копейкой меньше. Назвали сумму. В три раза большую. Дали целый год на поиск таких огромных денег – какая щедрость. Потом меня ревущую усадили в газель и отвезли до шоссе, там выкинули, а сами поехали в город.
Пришлось шлепать босиком по мокрому асфальту, унимая плач.
VI
– А что с братом? – спросил Стас.
– Я добралась на попутке, добрая женщина подвезла. Пришлось рассказывать родителям… это было жутко. Извини, остальное не могу рассказать, мне больно.
– Печальная история. У меня нет слов.
И это все, что он смог из себя выдавить? Я отвернулась и заревела во весь голос. Когда успокоилась, встала и пошла на кухню к холодильнику. На нижней полке ждет не дождется меня запотевшая бутылка водки. Открыла банку с корнишонами, бутылку и влила в себя прилично.
– Ты хочешь напиться?
– Да! – рявкнула я, оторвавшись от горла. Привычное тепло уже бродит по телу, скоро в голову вдарит. Пью и пьянею, какое счастье. Уснуть и забыться…
Я думаю, пора уезжать домой.
Зря я рассказала ему.
VII
Долгое время было абсолютно темно и до меня не доходило ни единого звука. Сегодня я стала слышать звуки. Пока что я слышу только звук «пик-пик» и как капает вода. Попыталась открыть глаза и «пикать» стало быстрей. Знаете, это довольно страшно.
Что происходит?
Где я?
Ничего не помню. Глаза открылись сами. Я вижу белый потолок с желтыми разводами и глубокую трещину прямо надо мной. Теперь запахи. Пахнет очень старой тканью, лекарствами вроде. Подобно компьютеру включаются функции одна за одной.
Чувствую свои руки и ноги, которые я отлежала, и в руках посторонние предметы. По рукам что-то движется, неприятно. Я устала, глаза закрылись.
Мужской голос спросил: «как она?», второй ответил: «состояние стабильное, ее жизни больше ничего не угрожает» Кто-то вздохнул. Третий, на этот раз женский голос сказал: «она у нас лежала относительно недавно с отравлением. Мы ее предупреждали по поводу печени» Второй голос: «Мы ее вытащили только лишь чудом. Вам придется…» Я снова провалилась в сон.
Долгое лечение, таблетки, процедуры, капельницы, но вот меня и выписали; Стас принес в день выписки большой красивый букет, мы вышли из дверей и сразу сели в его машину. Я оглянулась напоследок на здание и поймала ворох неодобрительных взглядов. Ехали к нему домой. Так начались наши отношения.
VIII
Пушинка пролетела мимо и вылетела в окошко. Вылетев, она пропала навсегда для меня. Я посмотрела в след, но увидела лишь автобус, обгоняющий нас. Сквозь открытое окно пахнуло грязным, пыльным воздухом. Автобус отъехал и стало полегче. Несносная жара мучит город уже целую неделю, но я привыкший к жаре человек, и мне не так плохо. Но ветерок – он всегда приятен, вот и сижу возле открытой форточки в маршрутке. Впереди меня сидит водитель и говорит по телефону, я смотрю на его левую руку и не в силах оторвать взгляд. Один из пальцев его разрезан точно посередине, как будто надрезанная сосиска, и даже ноготь испорчен. Жутко, но не оторвать глаз. Солнце с запада жарит так же, как и в полдень. В маршрутке никого нету. Вышла только что женщина и пока что никто не садился. Я помню один интересный момент в моей жизни. Он вызывает у меня странные эмоции, не могу сказать – плохие или хорошие, но не похожие ни на что точно. Такое отрешенное и успокаивающее воспоминание. И, хотя это было лишь год назад, чувство… слушайте, такая классная маршрутка. Поцарапанная, под сиденьями старые вещи, затертые сиденья серого цвета. Тонировочная бумага местами оторвана от стекла. Меня это лишь успокаивает, так привычней ехать, чем в новеньком салоне. И мысли именно те, что надо.
Последний раз я его видела на другой стороне дороги в его городе. Мы обнялись, я перешла дорогу. Машин было не так уж и много, и они не затрудняли обзор. Так же жарко было, или чуть прохладней; во всяком случае волосы ветер раздувал мне здорово, я помню это. Стас стоял и ждал трамвая, я ожидала маршрутку в другую сторону. Завидев транспорт вдали, я оглянулась на него. Стас, наверно почувствовав, посмотрел в мою сторону. Помахала ему, он в ответ. Тогда я улыбнулась, но ответил он какой-то томной улыбкой. Впрочем, улыбаться он не умеет. Подъехала маршрутка, я села и уехала, даже не повернувшись больше в его сторону. Уехала из того города, не сказав никому куда и зачем. Это хорошо, что так можно сделать. Просто уехать, просто сбежать из города, где многие считают меня шлюхой и черт еще знает кем.
Я уехала к родителям, побыла там с неделю, но поняла, что в этом городе мне тоже не жить. И тогда решила уехать, мне даже пришлось занять снова у мамы.
Уфа – интересный город. Почему-то он не вызвал у меня такого чувства, что все города одинаковы, хотя я и увидела перед собой стандартный вокзальчик, обычные дома. Люди здесь хоть и равнодушны ко всему происходящему, но не такие холодные. Или все же нет – в людях не умею разбираться. В общем-то об этом думать времени у меня не было, ведь предстояли великие свершения: поиск хоть какой-то работы и поиск жилья, ночевки бы на первое, да подешевле.
Сейчас, так же как и год назад, я не расслабляюсь. Живу у старого деда-пьяницы, снимаю по дешевке комнату в развалившейся к чертям собачьим сталинке. Приходится, представьте себе, еще и посуду домывать за ним. Работаю какой-то мойщицей посуды и после работы еще убираюсь за отдельную плату. Знаете, еле-еле концы с концами свожу, уже которую неделю не могу даже отдохнуть сходить. Одежды не очень-то много, да и та, что была – уже древняя. Мало того, что из моды вышла, да еще и потерлась в некоторых местах, колготки все порвались давно. Только сейчас в моей голове встает вопрос – а чего я хочу добиться теперь в жизни, как мне дальше жить?
Как мне вернуться из жизни той, где я была дешевой проституткой, пытавшейся собрать денег и войти в новую жизнь. Какую цель мне приобрести, чтобы попытаться ее достичь в жизни?
Маршрутка завернула на площади. Скоро мне выходить уже, идти домой, слушать бредни старика. Может быть он уже уснул, было бы отлично.
Я вышла и пошла медленным шагом к дому, стараясь идти в тени деревьев. Быстро не походишь после двенадцатичасовой смены стояния у мойки. Оказывается, быть посудомойкой очень тяжело, особенно в кафе, где целый день то и дело ходят клиенты, оставляют после себя большие ошметки еды, кости и, самое их любимое – салфетки. Я ненавижу салфетки, потому что обычный пищевой отход можно сразу скинуть в бачок слева от тебя, а салфетки надо кидать в дальний бачок, что стоит в нескольких шагах от мойки. Приходится ради одной-двух салфеток ходить по кухне, поворачиваться еще, а ты и так уже уставшая. Грязные тарелки и желтая от жира пена мне снятся в кошмарных снах. Отгоняя тарелки от себя, я подошла к дому, открыла домофон и стала подниматься по лестнице. Навстречу мне какой-то молодой человек, никогда его раньше здесь не видела. Он засмотрелся на меня, чуть не врезавшись в перила и поторопился выбежать на улицу. Должно быть, я его чем-то привлекла. Морщинами ли? Или я еще не настолько страшна, что мою фигуру можно разглядеть под этим старым балдахином? Нет, никаких больше приключений… не хочу больше чтобы меня трогали. Хватит в моей жизни мужчин!
Хозяин квартиры куда-то ушел. Прекрасно. Надо бежать в душ, а то снова будет блевать в сортир и займет ванну на весь вечер. Разделась, взяла с собой запасную одежду и ушла в душ. Освеженная уже постирала одежду вручную и развесила вещи на балконе. Вены на руках болят до самой ночи и без стирок, но пришлось вытерпеть это мучение.
Легла на диван и стала смотреть в окно, наблюдая за полетом ласточек вокруг березы. Прикорнула, проснулась, все-таки поужинала и засела за книжку когда окончательно стемнело. Тогда и пришел старик. Как я и думала, он помчался в ванну обнять своего друга и пролепетать ему пару приветственных слов. Под бульканье рвоты, текущей на дно унитаза меня и сморило.
Снился брат. Я его почти забыла. Так его любила, столько вместе пережили, и я все-таки чуть не забыла его. Должно быть, все воспоминания о том времени моим сознанием подавляются. Я не имею даже фото, но все же он мне приснился. Он принес мне большой букет из роз и лилий, украшенный золотыми ленточками и зелеными листиками. Кажется, они называются амбреной, хотя я не уверена. Нюхала букет, но запах не чувствовала. Пошли куда-то, шли с букетом по заброшенному зданию, потом вышли на поле, где нашли супермаркет. Простояли в очереди битый час, чтобы нам пробили один рулетик. Потом мы как-то оказались с ним дома, но дальнейшего я не помню. Вот почему будильник всегда так не вовремя?
Просыпаюсь я каждый день в пять утра и собираюсь на работу. Сегодня легкий туман блуждает по городу, дышать легко. Села в маршрутку и стала смотреть в окно. Пустые улицы, дома, где не горит ни одно окно, площади и переулки, одинокие прохожие. Вот идет парень. Шагает медленно, держа голову прямо и улыбаясь. Не важно даже что он забыл в такую рань на улице, но то, как он идет, сразу выдает в нем романтика. Он никуда не торопится, ничего не хочет, и ему интересен лишь сегодняшний легкий туман, из которого выезжают тихо автомобили. Интересно, этот парень, глядя на машины, думает о людях, как сейчас я о нем?
Посмотрела на свои руки. Кожа вся сухая, кисти рук неестественно белы, на пальцах и между ними морщинки и выступают вены. Надо после работы купить газету, новое место себе поискать.
В рассуждениях и мыслях докатилась до нужной улицы, вышла, прошла переулками и ткнулась в свою дверь. Заперто – значит еще никто не пришел. Ну ладно, покурю пока никого нету.
Докурила, подождала. Решила уже вторую начать, но услышала голоса наших и не стала. Открыли дверь и мы расползлись по рабочим местам, я села на стульчик и стала ждать первых тарелок. Через пятнадцать минут скуки дверь в кухню открылась. Вместо Жени или Иры вошел директор и еще какой-то парень, лет двадцати семи с виду, выбритый, но видно какая у него могла быть широкая густая борода.
– Катя, знакомься с новым поваром. Я давно уже искал второго повара в помощь, и вот, наконец-то нашел.
– Здравствуйте, Екатерина, меня зовут Андрей.
Они ушли дальше, а мне принесли первые тарелки. До вечера мы с этим молодым человеком даже не увиделись. Лишь когда я приступила к уборке кухни, то обнаружила Андрея на рабочем месте. Он раскладывал ножи и терки, наверно чтобы было удобней. Ножи он разложил слева от себя на столе, самый большой ближе к себе, мелкий самый – последним.
– Так вы прямо сегодня работали? А я то подумала, что только познакомиться с кухней приходили, – сказала я, натирая полы возле него.
– Не то, что работал. Приготовил пару блюд, в основном просто наблюдал. Думаю, что я справлюсь с работой. Скажите, а как тут – вовремя зарплату платят?
– В этом плане не беспокойтесь, наш начальник старается чтобы не возникало лишних конфликтов, зарплата стабильная, хоть и не самая большая.
– Все понял. Меня смущает только, что плита одна. Видимо еще не успели оборудовать второе место, половину вещей надо еще искать. Например, миксера я вообще не наблюдаю.
– Так вы когда работать начнете? У напарницы спросите все, она покажет. Шеф-повар – женщина добродушная и простая, помогает всем.
– Ладно уж, до свидания, до завтра, – парень откланялся и ушел, мне показалось, что даже подмигнул. Так уж вышло, что на следующий день мы с Андреем пришли раньше времени, постояли возле двери и разговорились. Он долго удивлялся, что я делаю на такой должности, как мойщица, ответила ему, что решила жить самостоятельно и уехала от родителей в другой город, а без образования ничего лучше не найти. Я не соврала ему, что с родителями натянутые отношения и что друзей больше не осталось у меня, что я одинока. Андрей молча смотрел на меня удивленными глазами и слушал. С девчонками днем обсудили его, Ирка сказала, что такие мужчинки в ее вкусе и решила в следующий раз принарядиться, а Женя, не смотря, что замужем, разглядывала парня, ожидая, пока он сделает блюдо. В коллективе у нас почти одни женщины, не считая охраны, и мы живо отреагировали на появление Андрея.
Вечером, убираясь, я нашла на столе тарелку с тремя пирожными-розочками. Так и поняла, что мне. На другой неделе он вскользь заметил, что я красивая. Мы подружились и стали общаться утром и вечером. Быстро изменилась ситуация, когда наш директор решил, что лучше-таки оставить одного повара на кухне, но сделать им график два через два. Теперь мы стали видеться с Андреем не каждый день, но, так как дружба начала крепчать, то мы периодически болтались где-то на улице вечерами. Так, просто пройтись по аллее после магазина, нечаянно встречались в маршрутке, ходили к открытию фонтана. Официантки начали меня почему-то ревновать к Андрею, хотя ничего такого у нас нет и не будет. Мы просто друзья. Да, вот так просто. Я не знаю конечно, не могу знать, что у другого человека на душе, однако ж я не хочу ни с кем отношений. Не хочу, чтобы меня трогал еще какой-то мужчина. Этого мне предостаточно.
И все же… Вот я шагаю по улице, смотрю по сторонам на людей, у меня в кармане старый, потертый дешевый мобильник, на счету ровно сто рублей, а в телефонной книжке номера мамы и папы, и больше никого. Ну и директора. Разве я не могу себя не чувствовать одинокой? Как меня еще не съела скука, не знаю. Лежу целыми днями на кровати или курю на балконе, наблюдая за улицей. Даже при моем питании появился довольно большой живот. Я уже прошла мемориал воинам Великой Отечественной и завернула на какую-то мелкую улочку. Тут даже никого нету, и ни одной машины не стоит у дороги. Прошла справа красивый, очень ухоженный дом белого цвета, палисадник усажен цветами, на окнах горшки, красивые призрачно-голубые шторы, аккуратная калиточка. Кто-то очень постарался, чтобы создать себе уютное гнездышко из обычного кирпичного домика. Вот если бы ничего не было, что со мной произошло, я бы нашла себе мужа с золотыми руками и он сделал бы что-то подобное. Прошла мимо, не особо обратив внимание на остальные дома. Потом снова куда-то повернула, повинуясь интуиции. Андрей объяснял дорогу, но я плохо все поняла. Спросила улицу у пьяной женщины, она указала нужное направление. Скоро и правда пришла к нужному переулку. Дойдя до седьмого дома, остановилась. Привела себя в порядок, вытерла платочком пот с лица и шеи, прошла несколько шагов и позвонила в дверь дома номер девять. Открыла невысокая женщина с худым лицом и небольшими складками жира по бокам, выделяющимися на облегающей розовой кофте. Кофта вся изляпана то ли в краске, то ли в отбеливателе, да и на черных трениках то же самое. Она молча вошла в дом, оставив дверь приоткрытой. Я вошла, прикрыла как можно тише дверь и встала у входа.
Андрей вышел в футболке и шортах в коридор, увидел меня, стоящей прямо на коврике и улыбнулся:
– Я то думаю, куда ты делась. Проходи.
Коридор и все комнаты невероятно тесны. Везде наставлены вещи, в коридоре одни коробки например а на кухне куча шкафчиков. В большой комнате посредине встал большой квадратный стол, с двух сторон массивные диваны, у окна то ли большая тумбочка, то ли маленький шкаф, рядом стоит шкаф поболе. Вот, собственно, и кончилось место. Еще обои темно-зеленого цвета с какими-то синими цветками – очень сужает пространство.
Мы сели на диван в этой комнате.
– Долго плутала? Я бы вышел, но нет твоего номера.
– Да все в порядке, спросила дорогу.
– Это хорошо. Чай будешь?
Я кивнула и он вышел. Хочется закурить. Потрогала пачку в кармане и отвела руку. Сама не заметила, как начала грызть ногти. Съев два ногтя одумалась и приуныла – неужели все так плохо? Сколько лет я уже курю, и все не могу бросить. Не дожить мне с моим здоровьем до пенсии. Не дожить.
Андрей внес на подносе чай с круассанами, сахарницей и вареньем, поставил на стол. Я стала разглядывать варенье: видна корочка апельсиновая, кажется крыжовник, ревень. На вкус – обалденно!
– Ой, а можно блюдечко для варенья?
Он сходил за блюдечком и отдельной ложкой для меня
– А ты всегда в Уфе жил?
– Нет, в четыре года мы приехали из Улан-Удэ и стали жить тут. Папа получил отличную работу на производстве, жилье в те времена предоставляло государство и за выслугу лет отдавало в частное пользование. Через десять лет работы этот дом стал нашим. Так и поселились в Уфе. Отец был инженером, потом стал главным инженером в цеху. Зарабатывал хорошо, у нас было все, что только можно пожелать, даже машина появилась тогда, когда они еще мало у кого были. Какое было тогда время! У меня было такое классное детство.
– У меня было тоже хорошее детство, у меня было все в детстве. В какой-то степени у нас так же все было, машина, пылесос, дорогие напитки с ближней заграницы. Так почему же сейчас все иначе?
– Отца убили в девяностые, во время каких-то разборок. Он шел по улице, и увидел, как избивают одного мужчину. Прикрикнул на негодяев, но они напали и на него, ударили ножом несколько раз. Папа принял мучительную смерть. Он пытался кричать помощи, вокруг были жилые дома и он кричал, чтобы кто-то вызвал скорую, но никто его якобы не слышал. В то время не слышали и выстрелов под окнами. Хотя, и раньше так было.
Я замолчала, голову опустила вниз.
– Однако наша семья не отчаивалась. У меня еще сестра есть старшая. Она сейчас замужем, живет в Финляндии, тогда она помогала мне и маме, работала параллельно с учебой, добывала денег. Подрос скоро и я, стал работать тоже. Разнорабочим, грузчиком – куда брали. Потом я пошел в кулинарный колледж, за три года научился готовить. В армии был поваром, считай и не служил почти – сиди себе и целый день готовь еды на всю роту. Кушай круассаны, кстати, они портятся быстро.
Круассаны с джемом, очень вкусные. Скушала пару штучек.
– Ух, наелась.
– Да ты что. Всего ничего скушала.
– Варенье еще, дома тоже кушала.
– Ну ладно. А у тебя что случилось, раз говоришь, что тоже все было хорошо?
– Кхм. Как сказать. Откуда ни возьмись появился огромный долг, пришлось выплачивать. Почти все, что скопили мои родители, продали, чтобы выплатить деньги.
Как-то в разговоре я спросила его о хобби, и он тут же расцвел. Он повел меня в свою комнату, показал там коллекцию сборных моделей машин, покрытых густым слоем пыли и папку с фотографиями. Фото, честно, мне понравились. Кое-какие кадры очень интересные. Надо же умудриться поймать кадр, когда кот выпрыгнул из окна квартиры на рядом стоящее дерево. Получилось так, будто кот держится за ствол дерева одними передними лапками, а остальное тело висит в воздухе почти по прямой линии! Одна фотография получилась бы очень хорошей, но изображение немного размытым вышло. Камера у него средней паршивости.
– Тебе бы зарабатывать, фотографируя на свадьбах и прочих торжествах.
– В камере проблема. Никто не берет с такой мыльницей, не пробовал, думаешь?
Посидели еще чуть-чуть, да и я пошла домой.
В начале сентября я попала под холодный ливень и простудилась, взяла больничный и стала лечиться. Дома находиться днем просто невозможно. Я лежу с головной болью, думаю уснуть, как начинается пьяный галдеж, чоканье стаканов. Хорошо, если гулянка обходится без алкашек – тогда это затягивается надолго, начинаются песни и пляски. Танцы алкашей больше похожи на конкурс каскадеров в номинации «лучшее падение в бытовых условиях». Со скуки прочла книгу какого-то целителя, ей, похоже, одно время тараканов давили. Вторая книга, которую я нашла – инструкции и схемы починки автомобилей АЗЛК, уж очень сложно для меня, пришлось отложить. За лекарствами вздумала ходить сама, ибо некому все равно больше. Но через несколько дней позвонил Андрей, спросил, почему я не появляюсь на работе. Как только я рассказала ему, он спросил мой адрес и приехал в гости, неся баулы с фруктами, таблетками и просто вкусной едой. Он рассмеялся, увидев мое удивленное лицо.
Еще бы! В обшарпанную, грязную квартирку сквозь избитый порог вошел хорошо одетый, приятно пахнущий мужчина с сумками в руках, слегка поклонился мне и спросил где кухня.
– Туда, где кухня, лучше не ходить, пошли в мою комнату.
В комнате разобрали пакеты, я сразу слопала банан. Дав доесть еще и мандаринку, Андрей уложил меня в кровать, воткнул под мышку градусник и принялся поить таблетками.
– Уже лучше? – Спросил он через полчаса, когда я совсем пропотела. Ответила ему утвердительно, хотя и не себя намного лучше. Смотрю на него, а он смотрит мне в глаза, он не улыбается, однако же улыбаются глаза. Никак не пойму что значит его взгляд.
– Правда, я умирала со скуки. Спасибо, что позаботился. Давай я тебе хоть часть денег отдам?
– Не надо, оставь. У меня не так с ними плохо. Я просто решил тебе помочь.
– Спасибо большое.
Андрей глубоко вдохнул и сказал, что ему пора идти. Я попросила еще чуть-чуть остаться и он остался, поухаживал за мной. Оказалось, что он так научился ухаживать за больными, заботясь о матери во время болезни несколько лет назад.
Он приходил ко мне еще трижды, каждый раз приносив что-нибудь вкусненькое и полезное, балуя меня. Даже не хотелось выздоравливать, но это произошло само по себе. Спустя две недели я вышла на работу и снова начала мыть посуду, выкидывать салфетки в один бачок а пищевые отходы в другой. Ира начала всячески флиртовать с Андреем. Будет хорошо, если мой друг и подруга начнут встречаться. То есть, я сначала так думала, а потом заметила, что Андрей старается ее избегать, выражает недовольство, если Ира заговаривает с ним, никак не реагирует на то, как девушка расхаживает в красивых платьях взад вперед. Потом, во время прогулок, он жалуется, какие женщины бывают приставучие и что порой просто непонятно чего им надо. Он познакомил меня со своими друзьями и я влилась потихонечку в их компанию. Ребята приличные, не больные на голову, никто ко мне не пристает. Девушек нет в компании и все холостяки. Один лишь, пухлый, и, по моему мнению, самый некрасивый, с девушкой встречается, но девушку с собой гулять не берет. Представляю себе его дамочку. Должно быть, она его стоит.
Гуляли обычно в городском саду или в парке, когда тепло выезжали на природу, дать глазам отдохнуть от серости домов и асфальта. В общем, скажу я, что дни проходили так же однообразно, как и раньше, с той лишь разницей, что я оказалась в компании друзей, и меня приняли довольно добродушно. На этом можно было бы закончить мою историю. Но не нужно.
VIII
Наступил декабрь. Уфа покрыта снегом, будто простыней, воздух холодный, все в черно-белых тонах. Я и Андрей по-прежнему работаем в том же кафе, занимаемся своим делом и имеем от этого копейку. Я скопила немного денег, чтобы записаться на курсы, по окончании которых выдают корочку, что я, мол, теперь продавец. Пошла устраиваться на курсы, но туда не приняли, так как группа уже заполнена. Записали меня на середину февраля, когда будет набор новой учебной группы. Ладно, черт с ними, подождем. Еще два месяца поработать посудомойкой не так уж страшно, все-таки мое положение улучшилось. Осенью директор подписал о повышении мне зарплаты, семьсот рублей тоже не лишние, хоть на проезд окупается.
С Андреем мы теперь лучшие друзья, и ни один праздник не проходит раздельно. И вот сейчас я сижу на кровати, листаю журнал и жду, когда он приедет. Минут сорок назад я звонила ему, сказал что сел в маршрутку. Не может же он так долго ехать. Журнал закончился и я еще раз позвонила: аппарат абонента выключен. Разрядился что ли?
Закончив с журналом, я встала и подошла к окну. Только что начался небольшой снежок, ветерок толкает снежок то вправо, то влево, будто играется с ним, как котенок с бантиком на веревочке, иногда будто становится немного темней. Сейчас же выглянуло закатное солнышко из-за грузных облаков и косыми лучами упало на землю. Сугробы внизу стали бледно-оранжевого цвета. Из приоткрытой форточки повеяло свежестью. Я глубоко вздохнула и улыбнулась, вспомнив счастливые годы. Вряд ли кто поверит, какие мы устраивали с братом тоннели в снегу, какие были коридоры и комнаты, раскрашенные гуашью стенки – все на даче, куда изредка приглашали мы и друзей. Глядя сейчас на снег, я думаю, какое хорошее изобретение – фотоаппарат. Обидно, что он не всегда с тобой, а часто самые счастливые моменты приходят именно тогда, когда ты их не ждешь. Сейчас в моей голове от наших давнишних зимних шалашей остались только впечатления, обрывки фраз. Был бы тогда фотоаппарат, я бы сейчас посмотрела на зимний дворец наш… наверно посмеялась бы. А между тем Андрей все не едет и не едет. Телефон замолк, похоже, надолго. Куда он пошел, интересно? Может быть, побежал в магазин, застрял там.
Я посмотрела на часы: прошло полчаса, а от Андрея ни слуху ни духу. Через десять, двадцать минут все точно также. Начала одеваться на улицу, медленно, чтобы он успел дойти до меня раньше. Все равно, не смотря на мою медлительность, Андрей не пришел и вышла на улицу. Огляделась в поисках тропинки от подъезда, но не нашла и пришлось идти так, по снегу. С мокрыми ногами я пошла к своей остановке так, как обычно ходила с ним вместе. Там постояла, но за двадцать минут не проехал ни один транспорт, ни в одну сторону, ни в другую, что очень странно. Пошла в сторону, откуда должен приехать Андрей. Может, раз перекрыли все движение, он идет пешком?
Что же такое случилось, что не ездит общественный транспорт? Да и обычных машин нет. Аппарат абонента все еще выключен, а прохожие ничего не знают.
Чем ближе я подхожу к мосту, тем четче слышу звуки сирены. По звуку ясно, что источник звука не движется, стоит на месте. Должно быть или ментовка или пожарная машина, что-то случилось. Видать потому и пробки. Мне стало легче, когда я подумала, что Андрей просто стоит в толпе зевак и наблюдает за происходящим, а телефон на холоде быстро разрядился. У меня бывает такое – пока доедешь до работы, от зарядки одно деление остается. Успокоившись, я пошла к мосту – там люди толпятся.
Мост через реку полностью перекрыт, с обеих сторон стоят кордоны из машин ДПС, милиционеры вокруг ходят, врачи. Сирена звучит от пожарной машины, и бегают по дороге пожарники, тушат горящую маршрутку. Она лежит на боку, отсюда видно раскуроченное днище машины, вверх валит черный дым и пламя то и дело вспыхивает. Рядом со мной еще с десяток людей, толпятся возле машин и шепчутся. Я просила у одной женщины, что произошло, но она сказала, что и сама не знает, говорят все разное. А милиционеры просто прогоняют. Один мужчина сказал, что маршрутка загорелась, но тут же начала бабка-склочница с ним спорить.
– Где ты видел, чтобы так разворотило машину, раз она загорелась! Она не просто сгорела, ее взорвали. Фашисты эти!
– Да что ты бабка придумываешь? Какие фашисты? А машина сама взорвалась, я видел. Горела, горела, а потом бензобак как рванет. Людей жалко.
– А внутри люди были?
– Конечно. Много было, почти весь салон. Выжило двое кажется, – сказал кто-то со стороны.
– Четыре скорых помощи было, – послышался с другой стороны голос молодого парня и все снова стали шептаться между собой, потеряв ко мне интерес. Я прошлась вдоль кордона, но среди зевак не увидела Андрея. С другой стороны видимо.
Подошла к милиционеру. Среднего роста мужчина, с испариной на носу, не смотря на зиму, с карими глазами. Спросила у него, что же тут случилось, но он меня проигнорировал. Подошла к следующему:
– Что здесь произошло? Ответьте, там возможно мой муж был.
– Не имеем права пока разглашать, уж поймите.
Тогда я спросила у мужчины, не проведет ли он меня под присмотром на другую сторону моста, может быть там мой муж. Я решила воспользоваться историей с мужем, чтобы проскочить, но не подействовало, и я, опустив голову, пошла вдоль кордона, стараясь обойти зевак, не задевая их. Подошла к другому, уже гаишнику, и попросила провести, он отказался тоже. Зато сказал, что все, что произошло, будет в новостях ночных. Значит, можно будет все узнать. Теперь я стала просто ходить от одного мента к другому, выпрашивая их перевести к другому мосту, что, возможно, у меня там муж, а я не могу знать. Попался молодой, рассказала ему историю, что и остальным. Он растерялся и попросил меня подождать, а сам куда-то отошел.
К этому моменту наступили уже глубокие сумерки, лица людей сложней различать, за оградой моста ничего не видно, а за шиворот насыпало снегу. Пока ждала, пыталась звонить. Пришел паренек вместе со старшим лейтенантом, тому я тоже налила кипятка в уши, и все-таки он согласился провести меня, в качестве исключения, на другую сторону моста. Народ стал рассасываться, а меня повели по пешеходной дорожке через мост. Я глядела на дорожную часть как загипнотизированная. Раскуроченный пазик, за ней еще две машины - одна обгорела до лобового стекла, а другая элементарно врезалась в зад впередиидущей. Рядом с этими машинами стоит милицейский уаз, внутри которого двое читают бумаги. Вдали стоит пожарная машина, шланг от нее протянут к пазику и брошен там, так как огонь уже потушили. Чувствую, через пару часов на мосту будет классный каток и вряд ли машины выдернут изо льда так просто. Провели меня мимо всего этого зрелища на другую сторону моста, замерзшую от ледяного ветра, дующего со стороны реки Белой. Позволили выйти за заграждение из машин и отпустили. Я стала высматривать Андрея. Тут народу скопилось больше, чем с той стороны, и все пытались что-то углядеть, придумать новые версии происшедшего. Несколько зевак скучают в стороне и собираются уже уходить. Вгляделась - а вот и Андрей!
Побежала к этим людям, окрикнув друга по имени, но, приблизившись, поняла что ошиблась. Нет нигде...
Пришла домой в одиннадцать, мокрая насквозь и уставшая. Ноги ноют, спина вся в поту а подбородок в инее. Плюхнулась на кровать, включила старенький ящик, все еще именуемый телевизором, включила шестой канал смотреть новости. С самого начала началась какая-то бурда, не так уж и важная, но все же ее поставили на первое место. Сюжет, интересующий меня, поставили почти в самый конец. До начала новостей я была в отчаянье, а посмотрев сюжет, где сказали, что сегодня на мосту через реку Белую был совершен террористический акт, где пострадало большое количество людей, я запаниковала. Показали фото тех, кого еще не опознали, среди которых, приглядевшись, я узнала моего Андрея. С воплями я соскочила с места и хотела уже бежать, но поняла, что не знаю куда, вернулась к телевизору, выхватила взглядом номер, мелким шрифтом указанный под фотографиями окровавленных, в синяках и кровоподтеках людей. Звоню по номеру:
– Вторая горбольница слушает.
– Я знаю одного человека, пострадавшего в теракте! Это мой парень, я хочу увидеть его.
– Женщина, не кричите в трубку. Скажите еще раз и спокойней.
– Мой парень... пострадал в теракте, я в новостях увидела. Был написан этот телефон.
– Поняла. Приезжайте в больницу, по телефону смысла нет разговаривать. До свидания, - она положила трубку, оставив меня одну в ночной тишине. Слышна только электронная музыка вдали, больше ничего. Молча, уже странно успокоившись, я оделась, взяла деньги и вышла из дома.
Крупные хлопья снега стараются засыпать весь город. Погода стала прямо таки невозможной. Вызвала такси, приехал черный "Ниссан" с номером, как сказала диспетчер.
Пока мы ехали в больницу, я пыталась краем глаза рассмотреть водителя - он совершенно не похож на таксиста. Выглядит интеллигентным, носит очки, черты лица какого-нибудь преподавателя. Да и машина шикарная, просторная. Пахнет приятно, никаких дурацких наклеек, бутылок или носков под сиденьем. Машина понесла нас по заснеженной дороге, поскрипывая слегка; дворники снимают мокрый снег с лобового стекла, печка урчит. Взрыв: интересно, почему я его не услышала. Он же, должно быть, был очень громким. Живу я не так далеко от моста, всего полторы остановки, но так и ничего не слышала.
Таксист довез быстро, остановился у самой двери и назвал цену – всего восемьдесят рублей. Поблагодарив его, побежала в больницу.
– Один из пострадавших в теракте сегодня днем - мой мужчина. Мне надо к нему, – дрожа всем телом, выпалила я в окошко регистратуры. Регистраторша отложила журнал и выгнулась вперед чтобы лучше осмотреть меня.
– Ждите.
– Чего ждать?
– Врача ждите. Я уже вызвала, значит, скоро спустится.
Ожидая это "скоро", я стала бродить по кругу в вестибюле, периодически присаживаясь то на одну, то на другую скамейку, поправляя куртку или шапку. Согревшись, шапку я сняла. Мужчина в белом халате до пояса спустился откуда-то сверху, спросил, точно ли я узнала кого-то из тех, что были на фото в новостях и повел за собой.
Для пострадавших в теракте отвели отдельную палату интенсивной терапии, благо таковая оказалась свободной. Возле двери дежурит милиционер, поставленный сюда для того, чтобы встретить тех, кто может опознать пострадавших.
Большая палата интенсивной терапии внутри разделена тремя гипсовыми перегородками, и перегородки образуют четыре небольшие комнатки, в каждой из которых стоит хирургический стол, огромная лампа, столики с аппаратами жизнеобеспечения и прочим, на правой стороне каждой комнаты стоит узкий шкафчик с медикаментами. Мне хотелось подойти сразу к Андрею, но милиционер настоял на том, чтобы осмотреть всех, на всякий случай. Андрей оказался самым последним. Он был в легкой коме и врач тут же меня прогнал, когда я подтвердила, что это он, и что я его знаю. Из палаты меня вывели, тогда же в коридоре показалась еще одна женщина, семенящая по коридору на своих толстых коротких ногах. Ее лицо должно быть похоже на мое – все в слезах, губы дрожат. Меня посадили на кушетку в коридоре и, попросив соблюдать тишину, дали на всякий случай понюхать нашатырного спирта. Милиционер приступил к допросу сразу же как мне полегчало. Он все спрашивал и спрашивал, а я отвечала что знаю, но вот, скоро я заметила, что дрожу и всхлипываю, хоть и не плачу. Через час он меня отпустил.
Уснуть не могла, и потому всю ночь ворочалась с одного бока на другой, вставала курить, пока пачка не кончилась. Как мне сообщить его матери, номера ее знаю ведь. По телефону я бы сейчас позвонила и успокоилась, и, наверно, было бы проще лишь позвонить.
Не поспав, я позвонила директору и сообщила ему об Андрее, взяла отгул доехать к Андрею домой. Меня и маму Андрея пустили лишь на несколько минут, он еще не приходил в сознание и по-прежнему в тяжелом состоянии. Когда мы уходили, нам даже не сообщили, что его собираются оперировать, и поэтому, когда я пришла на следующий день после работы, удивилась, что лицо его практически полностью перебинтовано. Сделали несколько косметических операций – подбородок восстановили, нос выпрямили, еще что-то, потом оказалось голова тоже повреждена, и на рану рядом с темечком наложили два шва, на правую руку гипс. Пока врач рассказывал мне все, что с ним делали, я боролась с тошнотой. В последнее время у меня стало шалить сердце, наверно из-за нервов. В больнице тоже прихватило, и пришлось просить валидол.
–Вы понимаете, сейчас ваш друг у нас, мы его лечим, ухаживаем за ним и следим, так что нет поводов нервничать. Уже все произошло. Состояние стабильное, в ближайшее время он придет в себя, так что отправляйтесь домой и примите ванну, а потом поспите, зачем себя насиловать?
– Как это не переживать, если он лежит весь перебинтованный, несчастный, еле дышит. Вы видели его маму? Она вообще слегла и таблетки ест целый день. Ей страшно. Мать не хочет потерять сына. Вы не представляете себе, что это такое, особенно в таком возрасте, и слава богу. Но не надо просить меня или ее успокоиться, все равно это бесполезно. Знаете, а мне ведь тоже говорили «успокойтесь». Когда мой брат умер, на похоронах.
– Извините. Меня просто беспокоит ваше здоровье…
– А что беспокоиться о том, чего нет? Живу кое-как и ладно.
– Осторожней.
Через неделю Андрей впервые пришел в сознание. Однако это было недолго, и меня рядом не было. Передали врачи, когда я следующим вечером пришла. После этого я старалась как можно дольше оставаться возле него, и вскоре он очнулся еще раз. Говорить он почти не говорил, только поздоровался и сказал, что чувствует себя не очень – что и так понятно. Потом он пообщался с мамой, успокоил ее. Еще через полторы недели Андрей был в состоянии рассказать, как это было.
Я услышала его историю первой. Тогда я села на край кровати и разглядывала его. От меня еще веяло холодом с улицы, от этого, видимо, Андрей и проснулся. Увидев меня, он попытался улыбнуться. Было приятно, хоть улыбка его и претерпела изменения. А потом он и рассказал:
– Я вышел из дома и пошел на остановку, к тебе поехал. Ну подошел этот пазик и я сел. Обычная маршрутка, обычные люди внутри. Народу прилично набилось, но место возле дверей спереди я все же успел занять. Через какое-то время заметил странную коробку возле своих ног. До меня на этом месте никто не сидел, и все же у стенки стоит голубой пакет, а внутри приличных размеров картонная коробка, заклеенная скотчем. Странно, думаю. Похоже, что это коробка водителя. Еду дальше, снова замечаю коробку, но на этот раз я уже не думаю, что ее поставил тут водитель – ага, чтобы сперли еще. Значит, это кого-то из пассажиров. До тебя еще прилично ехать, но мне захотелось убраться подальше оттуда, и, как мне на счастье, выходит тетка, освобождая мне место в центре салона. Вместе с ней выходит и мужчина, который стоял. Я пересел туда и мы поехали дальше. Начали подниматься на мост. Не знаю почему, я стал пристально следить за коробкой. Еще перед тем, как машина прыгнула на кочке, я понял, что все, сейчас что-то будет. Предчувствие, понимаешь? Да, кстати, там, где стояла коробка, по идее должен был быть огнетушитель. Я видел как коробку разорвало. Это произошло меньше чем за секунду, потом оглушило и больше ничего не помню. Жив остался наверно из-за перегородки. Поправь подушку, пожалуйста.
Андрей пытался повернуть голову вбок, в итоге лишь смял подушку. Было нелегко заставить себя, но я приподняла его голову, стараясь не смотреть на нее, другой рукой взбила подушку, придав ей ее привычную форму, положила так, чтобы голова лежала точно. Сквозь волосы я чувствовала корку от ссадин. Хотелось плакать, но я держалась, нельзя же показывать ему, как переживаешь – он еще хуже волноваться будет. Говорить ему тяжело, на подбородке бинты, нижняя челюсть была сильно вывихнута. Желая не мешаться, я ушла. Пешком дошла до дома и легла спать.
Проснулась из-за воплей. На улице еще темно – значит, сейчас либо еще ночь, либо уже утро. Не понимая, что происходит, я отперла свою дверь и вышла в коридор. Хозяин квартиры развалился в коридоре, оперся левой рукой о стену и вопит. Понять, что он кричит невозможно. Наверно белая горячка. Я пытаюсь поднять его и вижу, что сидит он в красной луже. Объяснять мне, что это - не надо. Уже я бегу в комнату звонить, проклиная все вокруг – сколько можно неприятностей? Будто проклятье какое-то!
Реанимация приезжает в течение десяти минут, врачи поднимаются в квартиру, я иду открывать и замечаю, что дверь и так открыта нараспашку. Врач, прежде чем что-то делать, спрашивает что случилось, у старика видимо проблеск в сознании и он говорит что-то про собутыльника. Это хорошо, ведь следствие может заподозрить и меня. Мне этого уж никак не нужно.
У хозяина в боку какая-то железяка, его кладут на носилки на живот, меня просят держать его в определенном положении, чтобы из железки не шла кровь. Кроме меня держит сам врач, а два санитара несут. Спускаться пришлось по лестнице – четыре этажа. Бедные санитары взмокли, видно, что руки их чуть ли не отваливаются. Погрузили в машину, ремнями зафиксировали плечи и ноги и уехали. Я вернулась в квартиру, посмотрела на часы: без пятнадцати четыре. Вся в крови. Жить стало страшно, в любой день тоже могу взорваться или какой-нибудь пьяница проткнет меня как вилкой кусок курицы. Кто следующий – я, или кто-нибудь еще, кто принесет себя в жертву, ради нескольких дней моей жизни?
Где хозяин моей квартиры я не знаю, да и, честно говоря, не хочется знать. Номер мобильного телефона не спросили, только когда я вызывала, он сохранился. Пока что я живу одна. Каждый вечер ко мне ломятся алкаши – друзья хозяина. То, что они орут иногда стоит просто записывать и где-то печатать. Иногда страшно от угроз, а иногда я не могу вздохнуть, задыхаюсь со смеху. Ради интереса я повесила объявление на дверь, что хозяин заболел и его нет дома, он в больнице. Крики стояли такие, что аж соседи, казалось бы, привычные люди, вызвали милицию. Столько мата сразу мало кто слышал. Забавно, что хоть бумажка и висела на уровне глазка, но она оказалась вся в моче.
Новостей от хозяина никаких вторую неделю, я не знаю даже, выжил ли он. У него какие-то родственники есть в этом городе, значит, если он умер, то рано или поздно родственнички объявятся. Тогда я и уйду, а сейчас пока не собираюсь. В любом случае мне дадут знать когда съезжать. Если хозяин жив, то скоро вернется домой, как сможет ходить.
Мне некомфортно ходить по коридору мимо того места, где я нашла его. Правда, наутро я отмыла пол вместе с краской лезвием ножа и жесткой щеткой. Одно дело отмыть, а другое – забыть, что тут ничего не было.
Андрей пошел на поправку. Разрешили сидеть, некоторые бинты с головы сняли. Гипс снимут наверно на следующей неделе. Там после рентгена будет ясно. Его речь стала ясней как только подрассосались гематомы возле носа и на подбородке. Я пришла к нему в очередной раз и он обнял меня. Сказал, что ждал моего прихода.
– Хочется чего-нибудь тверденького. От каш уже тошнит, никогда больше не буду каши есть. Какой-нибудь хотя бы фруктик нежный, банан например.
– Я спрошу, но если не разрешат, я ничего не принесу. У тебя челюсть повреждена была, какой там. Потерпи, скоро выпишут.
Можно было и не спрашивать, конечно не разрешили. Но я все же спросила ради Андрея. Он расстроился. Чего я могу сделать, почему он расстраивается? Решила ему в следующий раз купить банан, даже если и нельзя будет, ничего страшного все равно не случится – у него уже почти все хорошо с челюстью.
IX
В начале марта Андрея выписали, оставив долечиваться дома. Хоть и немного, но оплачивают больничный, и на эти деньги можно купить лекарства. Хозяин квартиры умер. Врачи боролись за его жизнь пять дней. На какой-то день он очнулся и все рассказал, что случилось – была обычная пьяная разборка, виновного задержали уже. Я с ментами разговаривала, они и рассказали все. После смерти хозяина объявилась сестра и мне пришлось съехать. Сейчас я ночую у Андрея, ищу другое жилье, до сих пор безуспешно. Мойщицей стало тяжело работать. Народу много, посуды больше. Суставы на пальцах уже начинают побаливать и хрустят отменно, кожа, и особенно ногти, шелушатся. Я бы не отказалась от места получше, но найти все еще получается. Даже уборщиц ищут со средним специальным образованием, будто собираются о чем-то с ними беседовать или, наверно, уборщица должна знать что-то такое особое, не доступное простым смертным со школьным образованием. Вот читаю газету объявлений и охватывает полное отчаяние – я даже печатать не умею, вообще ничего не могу. Кажется, я ничтожество. Лишний человек в этой стране.
Сейчас я почти не курю, только иногда спрашиваю сигарету у прохожих. Это тоже оказалось целой наукой, но, к счастью, или может наоборот, постичь ее не трудно. Курю, я повторюсь, редко. Надо же когда-нибудь бросать. А сейчас, когда нужно экономить на чем можно, самое то.
Когда мне плохо, хочется мечтать. Я придумываю несложную грустную мелодию и без конца кручу ее в голове, каждую минуту всплывают, будто пузырики воздуха, короткие рифмы. «Все индевеет вокруг; Птицы завершают новый круг» «Я хочу лишь прижаться к тебе; Но боюсь – слишком долго искала правду в вине» Не помню уже насколько это давно. Помню, что еще в другом городе начала так делать, в другой жизни.
Стас…
Когда все позади, кажется не таким плохим. За исключением, пожалуй, самых жутких моментов. По поводу брата совесть меня уже почти не мучает и я могу вспоминать его спокойно. Своей вины мне никогда не искупить, но я знаю, он бы хотел, чтобы я добилась чего-то в жизни. Мы с ним оказались потерянными душами, все равно, что побывали на войне. Потеряли то, чего еще не приобрели. После той переделки нам не к чему было возвращаться, ведь мы даже учебу бросили. Сейчас иду и горько улыбаюсь: как можно быть такой дурой и мечтать, что всю жизнь за тобой будут ухаживать родители, муж. Почему казалось, что все что-то мне должны?
Жаль, что мои мысли так быстро сбиваются. Я хотела сказать, что то, чем я зарабатывала раньше кажется не таким страшным и позорным. Раньше я спала со всеми, лишь бы клиент был – так сильно нужны были деньги. А вообще, по идее, можно выбирать клиента. Только богатых, приличных на вид, не уродов в спортивных костюмах. Где-нибудь возле гостиниц.
А деньги сейчас нужны. Проехала иномарка мимо, водитель взглянул на меня и отвернулся. Вот именно такие клиенты и нужны были. Нет, на это я больше не пойду.
Мне нравится секс, очень. Безумно нравится – это удивительная штука, если, конечно, партнер способен на что-то, а я скажу по секрету, мало мужчин, представляющих собой интерес в постели. Меньше пятидесяти процентов точно. Не нравится еще пятиминутный перепихон. Ей-богу, мужик ворочается как червяк минут десять, ты, взглядом опытного венеролога, следишь за тем, как он пытается возбудиться, затем все-таки в тебя входит, побегает взад-вперед и всё. Готово дело. Сейчас главное работать, подниматься на ноги.
На ноги… смотрю я сейчас на них – старые сапожки из кожзама. На внутренней стороне уже облезли даже, одна нога успела промокнуть. Когда? Я ведь стараюсь обходить лужи, неужели дырка? Дыра в подошве в такую раннюю весну – настоящая беда. Я подняла ногу и глянула – да вроде ничего не видно. Дошла до работы и встала на рабочее место.
Днем ко мне подошел директор:
– Когда повар сможет на работу выйдет? Мне уже надоело ему выплачивать больничный, второй повар с ног валится, помощь нужна. На следующей неделе может?
– Не знаю, вроде хорошо себя чувствует, но я не знаю. У врача надо спрашивать. Послезавтра, кажется, в больницу ему отметиться надо.
– Надеюсь все будет хорошо, иначе я буду вынужден его уволить.
– Но ведь нельзя так.
Он пожал плечами и ушел.
X
Апрель, опять апрель… Что же он мне принесет? Через два дня узнаю. Заметила, что будущее с каждым днем вызывает все больший интерес. Уже представляется не прямой линией, а дорогой минимум с двумя перекрестками. Андрюша взялся учить меня готовить кое-что. У нас новая посудомойщица, и теперь я могу отлучаться минут на десять. Некоторые блюда я даже сама готовлю – когда прихожу к Андрею в гости. Мама его даже и не против вроде бы, чтобы за нее готовили ужин. Надеюсь устроиться помощником повара в какое-нибудь замшелое кафе, наработать стаж и рискнуть работать самостоятельно. Для тех, кому, может, интересно, расскажу, что Андрей вышел на работу вовремя. Шеф пригрозил, что берет нового человека, и тут на следующий день объявляется Андрей. Правда, пока что ему приходится просить второго повара носить ему тяжелые вещи, но это ненадолго. Они вроде как дружат, так что все путем. Среди работников у нас вообще интересные отношения – про меня сплетни плодятся каждый день. И еще про одну девчонку – барменшу – тоже толкуют, только, если я якобы встречаюсь с Андреем, у нас с ним отношения и все такое, то она, оказывается, нюхает у себя дома клей и водит странных людей в гости. Скажите мне, откуда берутся такие слухи?
Когда я нашла себе новую комнату, начала записывать свои зачатки стихов. Целую тетрадь завела, и уже почти половина исписана. Сейчас открываю первые страницы и начинаю читать, аж плеваться хочется – такой ужас. Не умею я писать, что не говори. Думаю, когда допишу тетрадь до конца, я ее сожгу. Эти стихи никому не нужны и не представляют собой ничего ценного. Зато я тренируюсь писать, это и есть польза. За жилье отдаю больше, зато у меня сожительница-студентка, а не полоумный алкаш. Девчонка тихая, спокойная. Когда я прихожу с работы, она уже дома, свет включен в ее комнате, а дверь закрыта. На ее столе уже приготовленный ужин. Говорить нам с ней не о чем, по крайней мере, я не знаю такой темы. По-моему, она какая-то фанатичка. Случайно мельком увидела ее комнату: телевизор накрыт платком, сверху картина длинноволосого мужчины в белом балахоне, пасущего овец. На стенах иконы висят, кровать аккуратно заправлена, а на столике рядом с креслом огромная стопка книг и тетрадей. В ее восемнадцать-двадцать лет нормальные девочки такой ерундой не занимаются, да и вообще, дай бог раньше полуночи не приходят домой. Придут, походят немного и в койку.
Есть еще кое-что новое – я заинтересовалась в последнее время музыкой. На кухне нашла проигрыватель и взяла пару дисков у Андрея послушать. Кое-что понравилось, но далеко не все. На три дня этого хватило, потом надоело, потом захотелось что-то другое и я взяла еще несколько дисков. У него оказалось довольно много русского и иностранного рока, а по нему не скажешь, что увлекается. Послушав музыку неделю, поняла, какие мне песни нравятся: грустные, лирические, спокойные. Грохот барабанов отпугивает и удовольствия никакого. В начале новой недели купила газету объявлений поискать работу, в оглавлении увидела раздел с дисками и различными устройствами, нашла там объявление: продают дешево музыкальные диски. Вскоре соседка решилась сказать мне, что ей мешает музыка. Она готовила суп и часа два терпела, пока я занималась своим лицом возле зеркала. Я видела в зеркало как часто она на меня поглядывает и вздыхает, затем подняла голову вверх и что-то прошептала, подошла ко мне:
– Ваша музыка мне мешает, сделайте пожалуйста потише.
– А я не могу. Тут сломан переключатель громкости, ни убавить ни прибавить.
– Что же мне теперь делать?
– Расслабься и занимайся своими делами. Можешь по магазинам пройтись или пойти погулять.
– Не нравится мне такая музыка.
Сказала она это как-то резко и это мне не понравилось. Оглядев ее с ног до головы, я выдавила из себя:
– Извини, концертов гусляров и русской народной музыки тут нет.
Соседка кинула половник в кастрюлю и вышла, даже не сняв с огня свое варево. Специально, чтобы позлить ее, я выкурила сигарету и вышла, закрыв дверь в кухню. Она скоро вошла на кухню и я встала за углом в коридоре, чтобы не видно было – стала слушать о себе. Каждое слово она произносила шепотом, шипя, будто змея, даже некоторые звуки выходили у нее со свистом. Примерно так мы и враждовали все время, пока жили вместе. Она стала пускать среди соседей слухи, которые хозяин квартиры, естественно, узнавал каждый раз, когда приезжал, затем я начала замечать, что у меня еда то слишком перченая, то слишком соленая. Ну, подумала я, ты у меня доиграешься. Найду я такую управу на тебя, что запомнишь надолго. Я знаю, что она моется два раза в неделю – в среду и воскресенье, знаю так же, что в среду она на учебе а в воскресенье уходит куда-то в семь или шесть утра и приходит после полудня с продуктами. Ради интереса я даже встала как-то утром и проследила за ней. Оказалось – ничего интересного, просто в церковь ходит. Мне подошло воскресенье, так как в ту среду надо было на работу. А в воскресенье как раз вышел выходной. Я встала в одиннадцать часов и пошла прямиком в ванную комнату. Под ванной уже дожидался меня водопроводный ключ: я стащила его у Андрея, на нашей квартире такого нет. У нас кроме молотка и маленькой отвертки вообще ничего нет. Ключом я ослабила трубу в самой ванне так, чтобы вся вода потекла на пол. Сделав свое дело, я, на скорую руку позавтракав, убрала ключ в пакет и уехала вместе с ним к Андрею в гости. Весь день смотрели с ним фильмы и учились готовить, а поздно вечером я поехала на квартиру.
Соседка бегала по квартире с тряпками и посудой. Когда я вошла, она выбежала из кухни и побежала в ванную. Ни взгляда на меня, ни слова – будто и нет меня здесь. Слегка улыбнувшись, я сделала еще несколько шагов вперед, чтобы видеть все и тут заметила злого мужчину в коридоре. Он лишь стоял и смотрел на соседку, сложив руки на груди. В этот момент я вообще чуть не засмеялась – картина «хозяин и нашкодивший ребенок», одумалась я вовремя.
– Что такое, – спросила я, состроив невинную гримасу.
– А вы тоже здесь живете? – Поинтересовался мужчина.
– Да, снимаю вторую комнату.
– Ваша соседка затопила меня к чертям собачьим. Это еще ничего, сейчас наверно еще люди придут…
– Как затопила?
– А вот не знаю как. Это у нее надо спрашивать. Или у хозяина, что не починил.
Соседка выбежала с полным ведром в туалет и вернулась обратно, лишь глянув на нас. Она паникует. Пока что мне хорошо удается играть.
– Ну и как я теперь помоюсь? Мне на работу завтра.
Вместо ответа мужик попросил телефон хозяина, его он, естественно, от меня получил моментально и уже через несколько секунд звонил. Хозяин успел приехать только к тому времени, как моя горе-соседка убрала всю воду. Толпой мы отправились на два этажа ниже. Чудо, но там оказалось все в порядке. Пошли к затопленному соседу. Побелка в ванной пожелтела и уже, кажется, начала появляться плесень. Плитка до сих пор мокрая а зеркало покрылось испариной. Они стали разбираться между собой, моя подружка, понурившись, замолкла, вот я и отошла покурить. Порешили, кажется, на ремонте двух ванных комнат в исполнении моей любимой соседки. В итоге она, выложила кучу денег, пропахала три недели и съехала, я уехала позже. В отличие от соседки, комнату я уже успела найти в двухкомнатной квартире, очень узкой, с деревянными скрипучими полами. Положение было удобное, совсем недалеко от работы, но надолго не задержалась я там.
XI
Есть что-то, что я очень давно хочу рассказать. Поделиться хочется – ужас просто, но вот как это сделать – долго оставалось для меня проблемой. И сейчас не знаю. Но мне уже надоело терпеть и история подошла к концу, так что пора. Мы пошли с Андреем в театр на новую комедию о молоденькой девушке-инженере, дурящей мужчинам голову. К слову, в конце она сама себя надурила и попортила всю жизнь. После представления остались посидеть в кафе. Помню, Андрей заказал себе сначала пятьдесят водки, после этого только – два бокала шампанского. Я отпила лишь немного и смотрю на него.
Андрей прищурился, полез в карман и выдал:
– Катя, а выходи за меня замуж, – и положил со стуком золотое кольцо на тарелку.
А до этого мы даже не целовались, не то чтобы думать об отношениях. И я ответила сразу.
Ответила ему согласием. Уж кто близок ко мне, кого я должна любить, так это он.
Я взяла кольцо двумя пальцами:
– Тяжелое. Но для тебя оно будет еще тяжелей. Ты хорошо подумал?
– Да, конечно.
Размер мой. Смотрю – как влитое, будто и должно быть на моем пальце. Мы встали, сделали шаг вперед и уже оказались близко друг к другу, как никогда. Поцелуй, не похожий на всю мою предыдущую жизнь, особенный, потому что впервые не от отчаянья и не за деньги, он отчеркнул меня прежнюю от будущего глубоким рвом. Поцелуй любви, наверно так, ведь я иначе не объясню, отчего дрожит все мое тело. Кажется, люди вокруг смотрят на нас. Я слышу неодобрительный шепот женщины. Конечно женщины, кому же еще может быть до этого дело.
Мы поехали ко мне, я собрала вещи и – к Андрею. Вещи в угол, одежду на пол, сама под одеяло. Он утомил залезать. Лег и коснулся пальцами моего живота, погладил. Я поцеловала его.
«Боже, выхожу замуж, а это лишь второй поцелуй!»
А потом занятие любовью, до изнеможения, до четырнадцатого пота. И лишь потом – сон. Не выспавшись, вернулись на работу вместе и вместе ушли, держась за руки.
– Надо срочно сказать моим родителям! Напишу им.
– Может, съездим к ним? – Предложил Андрей.
– Кто нас на работе заменит?
– Кто-нибудь. Он обещал отпуск два раза в год, а мы с тобой еще ни разу не отдыхали. Повар второй есть, посуду тоже есть кому мыть. Не такие уж мы незаменимые.
– Да, наверно надо съездить.
Пошли утром насчет отпусков узнавать, разругались с шефом, выдал целую тираду, но все же уступил. Приступили к работе довольные, думая о предстоящем отпуске. Все бы хорошо, но надо было Андрею отвлечься и ошпарить себе руку, и так пострадавшую в аварии. Обварил не сильно, старые шрамы покрылись волдырями. Пока я поливала руку холодной водой, несколько ожогов лопнуло. Он заорал, сразу директор появился, хотя вроде куда-то уходил по делам.
– Вредители! Что опять случилось?
Андрей показал свою руку и улыбнулся. Глупо, обезоруживающе.
– Бинтом руку перевяжите. Работать можешь?
– Да.
– Ну хорошо. Ох, бедная твоя жена. То одно, то второе. Скоро еще что-нибудь себе сломает.
Приехали к родителям в деревню. Конечно, чувство было не такое волнующее, но я радовалась. Я плакала и улыбалась, рассказывая про Андрея. А он сидел, гладил свою руку, разглядывал маму исподлобья, пока та увлечена мной. Осматривался осторожно в комнате, стараясь не показывать любопытства. Кое-что рассказал о себе. А моей маме все нипочем, торт нарезала, чай поставила и болтает без умолку. Еще в поезде с женихом мы договорились приврать – мол, давно встречались, придумали истории на всякий случай. Иначе родители не поймут, не тех они порядков, надо чтобы все по правилам было. Андрей расслабился за чашкой чая, откинулся на спинку кресла и пошел вещать наши придуманные истории.
Мне стало душно и я пошла курить. Прошла в огород и встала. Справа и слева дома, а прямо лишь небольшое поле и лес. Я засмотрелась, как колышутся и шуршат деревья под легким ветерком. А ведь раньше это место было просто дачей, где летом жили бабушка и дедушка. Маленькими, мы с братом бегали в тот лесок за грибами и ягодами. Правда, находили лишь бруснику под осень. Чтобы что-то собрать, надо выходить к большой дороге, вокруг нее лес богатый. Справа лесок этот за домом врезается в неглубокую запруду реки. Там мы учились плавать. Сережа долго не мог научиться, очень боялся глубины. Отец брал его на руки и нес на середину запруды. На запруде, когда нам было тринадцать, мы сидели с другими ребятами ночью у костра. Один мальчик умел хорошо играть на гитаре и все вместе мы пели грустные песни. А в небольшом костре тлели угли. На палочках пеклась картошка, хлеб. Помню спичечные коробки с солью, еле добытую пол-литровую бутылку пива на десять человек. Сердце больно кольнуло.
Что же мы наделали?
Я вошла в дом, размышляя, как же давно я начала сама с собой разговаривать. Андрей советовал моей маме как лучше готовить старую говядину. Похоже, будущий зять ее очаровал.
– Знаешь, моя дочь совершенно не умеет готовить, так что ты для нее прекрасная находка.
– Я ее давно уже научил многому. Она тоже хочет работать поваром.
– Молодец мужчина. Исправляется девочка.
Поздно вечером мы разбрелись по комнатам. Мы с Андреем пошли в нашу детскую. По бокам кровати, между ними стол. Слегка затхлый запах. Темно-зеленые занавески, плотно закрывающие совсем небольшие окна. Тут мы с братом и спали в детстве. Легли на ту кровать, которая разбирается в двуспальную, Андрей одной рукой обхватил меня и прижал к себе. Надежно и крепко.
– А ты не говорила, что у тебя был брат-близнец.
Я молчу.
– Понимаю, неприятно об этом вспоминать. Мне твоя мама рассказала…
Чувствую, сердце проваливается: как рассказала?
А Андрей продолжает:
– Интересно, как это случилось.
– Потом расскажу тебе, не сейчас. Давай спать.
Мы несколько дней прожили и обратно поехали, не смогли больше. Любовью толком не займешься, да и у отца выходной начался, он много приставать начал, все пытался споить.
Родственники сложились нам на свадьбу, так что сыграли хорошо. С настоящим платьем, фатой и целым столом угощений. Испекли с Андреем сами огромный торт, пригласили всех его друзей, наших родителей, коллег с работы и директора даже. После свадьбы зажилось мне чудесно, лучше, чем когда-либо за последние жизни и я хотела бы того же тем, кто совершал ошибки в жизни!
Катенька - 2010 год
© Copyright: Данико, 2012
Свидетельство о публикации №212021401219
Свидетельство о публикации №212021401219
Рецензии