НАШИ ДЕТИ

                Елена Пищулина-Волкова.
                Рассказ.
                НАШИ  ДЕТИ.
  Я устало поднималась по, казалось, бесконечной лестнице. И почему это в Ялте надо постоянно куда-то подниматься? Сил уже нет.
 Выдался тяжелый день, впрочем, не тяжелее, чем всегда.
« Четыре  работы  в  моём «пожилом»  возрасте  (  ещё в  молодые годы  я говорила  своим  детям, что человек  я «пожилой», так как  уже пожила на этом свете), - да, 4 работы - это вам не шутки.
 В конце рабочего дня сил уже не остаётся совсем, а ещё сын, его три школы, дом, заботы и…  продукты, которые надо покупать каждый день, а ближайший магазин «Кишеня» - на горе. Мысли устало плелись в такт шагам.
 Уф!  Слава Богу, основная лестница уже позади, ещё небольшой подъём и совсем рядом, впереди, его уже видно – магазин.
  Вдруг размеренный ритм моих шагов и монотонный ход мыслей что-то прервало, что-то зацепило извне.
Поднявшись на пригорок, я увидела впереди кучку подростков, -  оттуда доносился злобный крик . Что случилось? Чем вызвана эта дикая агрессия? Непонятно.
 Сделав несколько шагов, я, наконец-то, разглядела, что один подросток, лет 13-14, грязно ругаясь, с какой- то нечеловеческой злобой бьёт ногами кучу тряпья, валяющуюся у парапета, недалеко от магазина.
- Какой в этом смысл?,- мелькнуло в голове.
Рядом с беснующимся подростком, стояла ватага ребят, в странном  и страшном молчании, наблюдающих за развитием событий.
Хотя, нет, ребята не просто стояли, происходило какое-то странное «кружение» вокруг потерявшего человеческий облик подростка, который снова и снова кидался на валяющиеся   на земле лохмотья. Ребята именно кружили, то подходя ближе, то слегка отдаляясь от места событий, затравленно озираясь по сторонам, каким-то непостижимым образом, втянув головы в плечи – все как один. СТАЯ. Дикая стая. Стая зверей!
 Страшная догадка пронзила мой мозг – я вздрогнула – это не куча тряпья валяется на земле, это – такой же подросток, который уже не в состоянии подняться. Удары сыпались один за другим!
Внутри всё похолодело. От страха. От дикости происходящего. От осознания того, что сейчас, казалось бы, в мирное время, здесь, совсем рядом  может погибнуть человек. Ребёнок. Судьба жестоко испытывала меня всю жизнь: я видела смерь совсем близко,  проводив навсегда самых близких, родных и дорогих сердцу людей: дочь и отца. Оба моих деда погибли, защищая Родину; один – комиссар, другой – герой Советского Союза, погибли, давая возможность таким вот подросткам расти, ощущая полноту жизни. Жизни!
- Что вы делаете? – закричала я , ускоряя шаг,-- господи, как же страшно!
Я прекрасно осознавала, что эта стая может переключить своё внимание, а, главное, агрессию – на меня и тогда, боюсь даже  подумать, чем всё может закончиться, ведь порог дозволенного (дозволенного человеческими законами) уже перейдён, стая сформировалась, ЗЛО перешагнуло грань – предел. Начался беспредел.
 Но оставить всё так как есть, я уже не могла: не могла, ссылаясь на плохое зрение, сделать вид, что не разглядела, что за куча тряпья валяется на земле, не могла, просто чисто по-человечески, да просто, по-женски, испугавшись, пройти мимо, стараясь, чтобы меня не заметили – уже не могла. Не могла – и всё тут! - мог погибнуть ребёнок.
 - Что вы делаете? – снова закричала я, ускоряя шаг,- Прекратите немедленно!
 Ребята тупо развернулись в мою сторону, пытаясь определить, представляю ли я для них, хоть какую-то опасность.
 Сказать честно, всё было наоборот,- это они представляли для меня реальную угрозу: мои 50 лет помноженные на мои же 50 кг против перешагнувшей грань стаи, - силы  явно неравные.
  Но меня в жизни давно уже пугает только одно: потеря близких,- я упорно шла к подросткам, пусть озлобленным, страшным, озверевшим, но детям – моим детям.
Продолжая выкрикивать, уверенным «командирским» голосом без тени страха и сомнения, какие-то прописные истины, кажется, даже что-то насчет выехавшей милиции,
я уже «взлетала» по, ещё недавно казавшейся бесконечной,  лестнице – оставалось совсем немного, совсем  чуть-чуть…
   Не знаю, что, на кого и в какой момент произвело впечатление, но, по всей видимости, те, кто ещё был « в разуме», поняв, что всё может закончиться не так, как они планировали, стали оттаскивать от жертвы своего совсем озверевшего собрата. Он же, не видя ничего вокруг, упорно рвался у них из рук, стремясь нанести ещё один удар, и ещё, и ещё…
Я почти дошла до них, когда поняла, что опасность миновала и для подростка и для меня – все разбежались, и кто-то увёл жертву, то ли из жалости, то ли, что б, не выдал…
 И только тогда, я с удивлением, граничащим с  потрясением, увидела, что…КРУГОМ ЛЮДИ! Кто-то разгружал тележки, наполненные продуктами, кто-то шёл к магазину, спокойно переговариваясь, а навстречу мне по лестнице спускался крепкий мужичок, неся в руках упаковку замороженных куриных ножек ( по всей видимости, заказ жены), то есть он спокойно  прошёл мимо этой дикой сцены – расправы над собратом, и – ничего.
Совсем ничего. Никакой реакции: ни слова, ни движения, а ведь эта «куча тряпья», которую злобно пинают,  могла оказаться его сыном.
 Я долго не могла успокоиться и, выйдя из магазина, идя по тёмным, неосвещённым улицам, крепко задумалась над тем, за что отдали жизнь мои деды, почему уже нет на этой земле моей прекрасной талантливой дочери, которая могла принести людям много радости и счастья. Ведь Бог оставил для каких-то неведомых нам целей этих мальчиков, брошенных и никому не нужных. Нет войны, а они гибнут.
  Самым сильным потрясением в этот вечер для меня было то, что я с ужасом поняла – я  боюсь: боюсь, что  так бесчеловечно могли избить  и моего сына, но ещё страшнее была другая мысль… Всю дорогу я молила Бога, чтобы мой сын  никогда не оказался в числе   тех, кто бьёт  лежащего,  тех, кто  наблюдает за расправой  или спокойно проходит мимо. Избави Бог.
  Вернувшись  домой, я впервые  рассказала сыну о его героических дедах, не хочу, чтобы рос он Иваном, « родства не помнящим»,  хочу, чтобы знал, что есть в нашем роду мужчины, которыми стоит гордиться!
Елена Пищулина – Волкова.