Брамс и Бальмонт

                Пирамида Солнца. Мексика.         


                К 145-летию со дня рождения К. Бальмонта.
      

       

        Спасибо жизни за нетривиальное,- хочу сказать я, проживая второй день в своей жизни! Отвечая на пожелание - оставаться всегда самой собой, самодостаточной и талантливой,- отвечаю: это действительно самое главное!  Это - пожелание вчера, 13февраля 2012года, в мой день Рождения и день Ангела  от одного из моих талнтливых и умных друзей. Что-то может быть, а чего-то не быть... Но когда ты есть сама у себя,- это очень много!
Главное, не потерять себя и быть честным перед собой же, и в первую очередь. Так всё нахлынуло вдруг. Откуда что взялось! Цунами мыслей, чувств, желаний, надежд... Как перед Концом Света. Только ОДНО тревожит меня - неспешность некоторых проявлений /в широком смысле/, что может толкнуть на необдуманное, рассредоточить... А мне сейчас надо - наоборот! Концентрация самой высокой степени, чтобы не пропасть. Как-будто я пошла купаться в океан и заплыла дальше дозволенного... Потеряла из виду берег. И пока его искала, то доплыла до нового, НЕОБИТАЕМОГО. Господи, неужели такие ещё остались?!. Одним из моих любимейших фильмов всегда был и остаётся сейчас - "Человек-Амфибия".
Всегда поражал невыносимо грустный конец. Когда он уходит в океан. Навсегда. И ничего нельзя больше изменить... Уходил в Закат!
Вспомнила... и уже плачу...
       Сейчас, когда я это пишу, звучит музыка Иоганнеса Брамса, его скрипичный концерт. Когда-то, вечером мы сидели с мамой в полумраке, и вдруг по телевизору заиграли на скрипке. Не помню, кто играл, не помню и что играли... Но  вдруг сказала, что больше всего любит не фортепиано, а скрипку! А я в то время уже училась на первом курсе Латвийской Государственной Консерватории на исполнительском факультете по классу фортепиано у Заслуженного артиста Латвийской ССР, профессора фортепианной кафедры Раффи Хараджаняна. Запомнила. Голос скрипки - это действительно САМА ДУША! Одной любви музЫка уступает, как сказал Александр Пушкин. Необыкновенно тончайшие эмоции способен передавать этот инструмент. Внутренняя борьба души, её сладостные мгновенья, которые самым неожиданным образом переходят в взрыв, в отчаяние, в слёзы, в безнадежность, в сомнения. Правильно ли ДУША понимает? Не есть ли всё, что происходит со мной сейчас, только плод моего воображения и не более того?.. За-блуждение... Когда Она блуждает не во сне, а в реальном мире. Но как в сказках, должен быть счастливым конец! И как раз - прозвучали заключительные аккорды концерта.
        Я всё время ощущаю чьё-то пристальное внимание... Как-будто гениальный режиссёр снимает про меня фильм, в котором я участвую...
        Вчера встала рано утром. Половина апельсина фонаря светила мне прямо в глаз ярко-жёлтым светом. Оранж... Цвет Солнца. Если долго на него смотреть, а потом закрыть глаза, то видишь сквозь веки всеобъемлющий оранжевый свет, в котором возникает ощущение растворения полного.
Я смотрю в бездонное небо. Вчера оно было пепельно-серым, но не давящим, а - высоким, светлым... Сейчас звучит симфония Брамса. Не существует более великой музыки! Она надвигается на меня лавиной чувств, всего пережитого... С ней я могу говорить. Здесь - взаимопонимание. Видения... Зелёные поля Белоруссии, маминой Родины...
Где я бывала в детстве не раз. Аромат запечённой картофельной бабы, только что вытащенной из настоящей русской печи. Помню, забирались мы туда с сёстрами... Тепло, хорошо, таинственно. Помню, полезла я туда одна. Я вообще всё любила делать одна. А там лежали книги... Хемингуэй. "Старик и м о р е". Одно - из любимого... В студенческое время прочла всего Хемингуэя.
Бредила им... Он сопровождал меня во всех прогулках по Юрмале. Любила ходить... И сейчас бы пошла по берегу! Но не могу оторваться от творчества. Вот если бы с ним... Тогда пошла бы. Оторвалась от писанины. Но не могу остановиться! Музыка и воспоминания не пускают меня. Бесконечно звучит бесконечный Брамс! Скрипичный концерт. И странно кружится голова... Нет, ничего не должно случиться со мной! Ещё надо дописать так много. Мне уже присылают /опять кружится.../ статьи о моём творчестве. Есть поэт, собирающийся изучить моё творчество досконально /не знаю, как ему это удастся. Слишком большое наследие получается. Уже сейчас - готовые 12 томов Собрания Сочинений. Первый и второй уже вышли. Живёт этот автор в Америке, где-то на границе с Мексикой! Ах, пути Господни! Насколько они неисповедимы!.. Ведь с Мексикой у меня  многое ... Позавчера только мне показали в одном фильме пирамиды Солнца и Луны. Полотна Сикейроса... За последнее время - неоднократно. А в одном старом журнале - "Латинская Америка" 1976 года (3 номер) - на втором курсе консерватории мне попалась статья о Константине Бальмонте. Журнал на удивление оказался рядом, среди всего книжного хаоса, который царствует у меня в спальне. Статья имеет два названия: "И Мексика возникла, виденье вдохновенное..." и
"К.Д. Бальмонт и поэзия индейцев" В.Б Земскова. А начинается так: "Если традицию перевода поэзии индейцев на русский язык нельзя назвать сложившейся, то, безусловно, её можно считать давней. С того времени, как впервые русский читатель мог познакомиться с высокими образцами поэтического искусства коренных жителей Америки, прошло почти уже сто лет." Поэзия кечуа... Как звучит! Это же умереть можно от таких звукосочетаний!..
В 1877 году был сделан Ф.Б.Миллером перевод известного памятника кечуанской литературы драмы "Апу Ольянтай". А во второй половине 10-х годов ХХ века поэзия кечуа привлекла внимание пользовавшегося тогда огромной популярностью поэта Константина Бальмонта. Он перевёл тогда два образца замечательной народной лирической поэзии - "Туйя" и "Две птички".
/Звучит фортепьянный Брамс. ГЛУБИНА!/
А так же один из наиболее древних мифопоэтических образцов, (у Бальмонта - "Владычица влаги") Представляешь?.. Названьице! Название более известное "Прекрасная принцесса", сохранившееся до наших дней благодаря Инке Гарсиласо де ла Веге. Имена!.. Он включил её в свою "Историю государства инков". /Л., 1974./ Бальмонт много и вольно импровизировал на кечуанские темы!..
      Вот до чего я всё время хотела добраться! И наконец... Константин написал /моего деда-белоруса со стороны мамы звали Константином, и прадеда-кубанского казака со стороны отца тоже Константином! Перекличка имён.../ книгу под названием "Зовы древности". Гимны, песни и замыслы древних. Египет. Мексика. . Перу. Халдея. Ассирия. Индия. Иран. Китай. Океания. Скандинавия. Эллада. Бретань. Спб., это так они писали Санкт-Петербург, 1908года!
      А сейчас звучит гениальный фортепианный концерт! Боже, что за день!.. Подарки - не прекращаются! Нормальненький фон, не так ли?.. Мало не покажется.
      Наиболее богатый по составу у Константина Бальмонта получился мексиканский раздел! Впервые в истории русской литературы прозвучали переводы древних ацтеков. Причём, если кечуанскую поэзию он переводил скорее всего используя как, впрочем, и Миллер такой "далёкий" немецкий язык, то переводя поэзию ацтеков, он воспользовался испанским языком, более близким к истории древних обитателей Мексики. Эта работа  явилась результатом непосредственного знакомства с культурой ацтеков.
         В Мексике Бальмонт побывал в 1905 году. Вынеся огромные впечатления, отзвуки которых "кругами" расходились по его творчеству в течение последующих почти двух десятилетий!..
         Мексика не случайно оказалась в поле внимания Бальмонта. Его неуёмное любопытство к великим цивилизациям древности, к их культурному достоянию тому причина. Диапазон его интересов перечислен уже в заголовке "Зовов древности". Во многих местах земного шара Бальмонт побывал лично! В своём горячем интересе к мировым культурам он типичен для поколения русских поэтов начала ХХ века. Каждый из них - и Александр Блок, и Валерий Брюсов, и Вячеслав Иванов - по-своему обнаружил, если использовать слово и сокровенную идею Достоевского, "всечеловечность" русской культуры., её исконную открытость всемирному богатству. Но Константин Бальмонт превзошёл всех своих современников в широте интересов! Он знал более полутора десятка языков! Занимался переводами грузинских, армянских, английских, американских, французских, бельгийских, немецких, итальянских, польских поэтов. Слова о "гуманистическом ощущении единства всей человеческой культуры" мной горячо любимого Сергея Аверинцева, сказанные о Вяч. Иванове, полностью относятся и к Бальмонту!
         К поездке в Мексику Константин был "разогрет" увлечением испанской поэзией, а в Испании он уже побывал до поездки в Мексику.Дело в том, что разъезжая, Бальмонт не просто накапливал впечатления, но постоянно и безостановочно работал! Вл. Орлов называет его "неутомимым тружеником". "Больше всего в жизни он любил и ценил учёные занятия".
Везде, где он останавливался, его мгновенно окружали груды книг на самые разнообразные темы. И тут же он овладевал языком любой местности, где он находился! В Мехико он прибыл из Парижа. Сделав короткую остановку в Гаване./не зря вспомнился мне Хемингуэй./ Главной целью, конечно, было посещение древних памятников. Он серьёзно готовился к каждой поездке, изучая специальную литературу. В "Змеиных цветах"/1910г./, где опубликованы его лирические заметки о Мексике, он пишет, что библиотеки посещает "неукоснительно... два раз в день"!! Каково?.. И сам же признаётся, что читает "быстро, слишком много". Однако не без удовлетворения замечая, что его, заваленного книгами и, как всегда, экстравагантного и в манерах, и в разговоре, принимают, кажется, за сумасшедшего."
"Стихийный гений" и не страшный рыжеволосый "демон" мелькает то в Национальной библиотеке, то в Национальном музее... Говорит на всех языках. Листает цветные "кодексы" ацтеков. Берёт консультации у знатоков. При этом неутомимо кокетничает с горячими мексиканками...
         Моё восхищение и любовь - такой всеядной страсти к знаниям, проникновениям, желаниям... Самая высокая планка для любого литератора, независимо от того, что он пишет,- стихи, прозу, критику... Любое. Но я всегда осознавала /с детства!/, что прежде надо знать! Нельзя писать о том, чего не знаешь. Ни в коем случае! У нас, например, целый батальон поэтов, пишущих о любви - НЕ ЗНАЯ ЕЁ! С чужих слов - любовь?!.
Ладно бы инструкция по посеву картошки. Но нашим поэтам - не до картошки! Им любовь подавай, да побыстрее, да всё-равно с кем... Лишь бы наутро стихи написать. Пекут как блины их "некоторые маститые авторы", да ещё озвучивают у непрофессиональных "горе-композиторов".
         Прозрачнейшая фортепианная игра гения... Слушаю не пластинку, а с компьютера. Поэтому не знаю, чья запись. Кто играет, но - гениально! Сегодня мне только такое удобоваримо! Потеряла последние остатки скромности.
/улыбаюсь.../ Звучат Вариации Брамса на тему Паганини! Сложнейшее в исполнительском отношении произведение, согласное покориться только высочайшего класса Мастеру.
Аплодисменты, крики "браво". Вот я и побывала сегодня на концерте, куда очень хотела пойти.. по берегу океана. И - обязательно с любимым. Только с ним. Надеюсь, что сбудется.
Всё у меня теперь сбывается. Страшно даже...
        Симфония жизни! Начало громоподобное!.. Бешенство чувств, Крещение Молнией, которое пережила в детстве, но об этом - потом. Великий Брамс... Тремоло струнных может довести до обморока! Сама стихия... ОСЯЗАЕМОЕ физически.
        Илья Эренбург сказал о Бальмонте следующее: "переплыв все моря и пройдя все дороги, он ничего в мире не заметил, кроме СВОЕЙ ДУШИ"
Это, конечно, не совсем так. Но главная мысль правильная.
        Бальмонт - был истинный поэт, поэт до кончиков пальцев. А руки у него были ухоженные... Утончённо-изысканный и в то же время открытый всем ветрам всех океанов Земли. В нём было всё, что необходимо для настоящего поэта.
        Его интерес к древности был современным тогдашнему кризисному состоянию христианско-буржуазной культуры. Желание уйти, спрятаться в вечное. Приближалась первая мировая война, нарастали революционные бури... Именно неприятием "пошлой" действительности объясняются экстравагантные, но не лишённые внутренней логики скачки Бальмонта от "солнцепоклонничества",- вспомните его призыв "Будем как солнце", которое потрясло всю тогдашнюю читающую публику. Его не страшное "ницшеанство", переходящее в резкие и острые политические стихи антиправительственного толка и одновременно открытость революции.
      Интересно, что противопоставление буржуазного, отождествляемого с "европейским" и языческого, отождествляемого с "индейским" присутствует в его мексиканских заметках. Правда и то, что современной Мексики, Мексики диктатора Порфирио Диаса, Бальмонт умудрился почти совершенно не заметить... Он жил одержим "своим" духовным миром, за пределами внешней стороны жизни. И понял там нечто очень существенное!
      Что же увидел Константин Бальмонт в Мексике?
      Его "Змеиные цветы"- /вспомнился змеиный камень... его у меня ещё нет! А уже пора бы. Кажется пришло то время./ это прежде всего лирические заметки, раздумья, вдумчивые думания, пропускаемые через себя впечатления от памятников истории и культуры, которые он там увидел.
      Отдельные штрихи позволяют уловить основную канву его душевного настроя.
      Всё истинное и прекрасное сосредоточено для этого поэта в прошлом, щедро бросающего отсветы своего величия на лики современности, в которой царит всё подавляющее буржуазное мещанство, которое сохранило в измельчённом виде все отвратительные черты разрушительной великой культуры.
        В письме к В.Брюсову, хранящемуся в Рукописном отделе Публичной библиотеки им. Салтыкова-Щедрина, он пишет: "Пыль Теночтитлана, превращённого в трамвайную Мексику: город притихших, прожорливых, белоликих, обнищавших ацтеков, пьющих свою пульке в вонючих кварталах. Рвань, нищета, голоножие, каких не увидишь и в Москве. Тень Кортеса, христианского мусульманина, уничтожившего изваянные сны ацтеков и тольтеков! Да будут прокляты завоеватели, не щадящие камни... Видеть мерзкий христианский собор на месте древнего храма, где молились Солнцу, но знать, что он стоит на зарытых памятниках таинственного искусства! Роя канавы для удаления нечистот, в поганых улицах находят обломки скульптурного мира. Так нашли на улице Св. Терезы гигантскую голову мексиканского Люцифера /звучит знаменитая тема Паганини!/, бога Утренней звезды и Вечерней звезды. Глядя на неё, нельзя не молиться".
       Те же настроения и мотивы мы находим в "Змеиных цветах":"Низкое обирательство. Масса европейцев, приехавших и приезжающих сюда для наживы. Мир осквернён европейцами. (!) Европейцы - бессовестные варвары.(!) Их символ - тюрьма, магазин и трактир с бильярдом, сюртук и газетная философия". Такими же снующими дельцами забит центр Мехико. Окраины выглядят милее. Здесь в бедном люде и, конечно, в идеализированных индейцах видятся приметы великой истории. Буржуазные мексиканцы не интересуются своим прошлым. "Простые Indios, наоборот, постоянно посещают галереи национального музея, хотя бродят там беспомощно".(...)
        Стоит обратить внимание на этот характерный для записок Бальмонта мотив, потому что он объясняет, почему, например, эпиграфом к своему революционному сборнику "Песни мстителя"(1907г.), когда поэт подвергался травле из "своего" - декадентского лагеря, уже живя в эмиграции, он предпослал "шаманский" мало понятный эпиграф из иероглифики майя. Общий смысл состоит в том же противопоставлении гнетущим силам буржуазно-мещанской царской России - вольные языческие и грозные силы пробуждающегося народа. Таким образом тема революционной России пересекается с мексиканской темой. Вспомните, что Бальмонт побывал в Мексике в 1905 году! Когда в Москве полыхал "кровавый дым". С редчайшей проницательностью и напряжённостью подлинного чувства вдруг звучат слова о России: "Я  думал, что я буду способен всецело отдаться Древности. Нет, периодами я погружаюсь в чтение и созерцание, но вдруг снова боль, снова тоска. Мы, русские, проходим через такую школу, какая немногим выпадала на долю...". Между кровавыми дымами Москвы и памятниками великой старины, необычной природы, где всё пронизано мифологией ацтеков и майя,- блуждает и развивается мысль поэта.
        Основательно изучив наиболее авторитетные специальные труды учёных того времени, среди которых книги по культуре майя К.Ж. Дезире Шарне, О. Ле-Плонжона, У.Х.Холмса, работы мексиканского учёного А.Чаверо, который помог ему организовать поездку на полуостров Юкатан, ознакомившись с экспозициями Национального музея с помощью "одного из его кураторов" Николаса Леона, Бальмонт отправляется в путешествие. Он посещает Куэрнаваку, Пуэблу, Оахаку, Паленке, Митлу, юкатанские Ушмаль(!) и Чичен-Ицу и другие.
Впечатления были созерцательного характера, чисто поэтические, отозвавшиеся стихами на философские темы с интуитивным проникновением в глубины ощущений. Мексиканские мотивы вошли в его поэзию сразу же после возвращения в Европу. Вспыхивая яркими факелами-образами, проявляясь цельными стихотворениями и даже целыми циклами. Он расслабленно исписывался Мексикой. Одобрительно был встречен сборник "Фейные сказки"(1905), о котором не раз упоминала в разговорах со мной Надежда Александровна Павлович, хорошо знавшая не только Бальмонта, но и всё культурное общество аристократов от литературы и вообще искусства Серебряного века. Среди преобладающей темы России вдруг вспыхивает мексиканское...
               
                "На тяжёлом, чужом мексиканском седле,
                Я душою дремал - воздушно во мне расцвечаясь,
                Восставали родимые тени в серебряной мгле". /"Берёза"/

В стихотворении "Индийский тотем" из сборника "Злые чары" описывается майяская стела в "резной сложной колонне". К этому сборнику, как и к сборнику "Песням мстителя" он ставит эпиграфом туманные пророчества майя. В "Зовах древности" есть раздел "Майя".
А в 1907 году выходит сборник "Птицы в воздухе", один из циклов которого озаглавлен "Майя". Всё построено на переливах мифологических и исторических ассоциаций... Вслушайтесь в названия стихов: "Из страны Кветцалкоатла", "Изумрудная птица", "Мексиканский вечер".
          А первым из прозаических эссе, посвящённых Мексике, стал очерк "Страна красных цветов (Мексика), в котором он знакомит с некоторыми верховными божествами ацтекского пантеона. /журнал "Искусство", 1905, № 4) Здесь же был напечатан фрагмент перевода из "Пополь-Вуха". В 1908году выходит сборник прозаических эссе "Белые зарницы. Мысли и впечатления." Здесь размышления о древних цивилизациях и народном творчестве. Первая их часть - "Поэзия стихий" - посвящена Мексике. Можно представить недоумение читателей перед казалось бы странной прихотью авторской фантазии оперировать образами и реалиями малопонятными русскому читателю. Тем более Бальмонт не особенно утруждал себя их комментированием, либо комментировал недостаточно подробно. Образы в "Поэзии стихий" взяты из мексиканского обихода.
        Вспомнилось... из испанского фильма "Пусть говорят", когда-то гремевшем в советское время о земле необыкновенной красоты: "Они зовут её Бариоче. Это значит - за горами. Как далеко же мы заехали! За горы..."
        Поэт создаёт образ Мексики красочно-проникновенный на основе мифологических, легендарных и исторических сведениях о происхождении ацтекских племён и их государства, переработанных внутренне при помощи интуиции и проникающий в глубины времён. Его ацтеки - это народ воителей, мечтателей и поэтов. Странники, ведомые "птичкой-мушкой" колибри, пока не доходят до того места, где следуя известному знамению, /орёл на кактусе пожирает змею/ основали Теночтитлан - будущий Мехико. Речь идёт о богатой гимнической поэзии ацтеков. Далее воссоздаётся история, закончившаяся завоеванием ацтекских земель конкистадорами. Уничтожив государственность, они не смогли убить душу "народа-мечтателя". Она пока спит, но предстоит пробуждение.
        "Есть на земле страна вечной Весны, она называется Мексикой. Есть страна в человеческой душе, где царит вечная юность, её называют Мечтой". Секрет будущей Мексики в наследовании прошлого., "страны, которая "просыпается". Такой миг должен настать для сердца, знающего неисчерпаемую мощь Мечты". Образ Мексики, созданный Бальмонтом, "который ничего не заметил, кроме своей души" оказался проникнут историческими гуманистическими идеями скорого возрождения культуры, условия для которой создала мексиканская революция 1910-1917 годов.
        Для Бальмонта важна идея вечного живого наследия, проникающего и облагораживающего жизнь сегодняшнюю, сиюминутную, мгновенную, не помнящую о вековой предыстории ежеминутно. Но важно сознавать это! Категории прошлого, настоящего и будущего сливаются в одну Светящуюся Точку и светят как далёкая звезда, действующая на нас своим Светом и говорящая о том, что Смерти нет. Проникновение в суть чего бы то ни было происходит в мгновенье, подготовленное всей предыдущей жизнью. Наверно, когда человек испытал всё, что ему должно и дошёл до своей светящейся точки отсчёта, после которой, как он думает, уже нет ничего и наступает Конец,- происходит возрождение души. Остаётся только сожалеть, что не тела. Иначе мы не умирали бы вовсе, а жили бы в своём одном-единственном воплощении вечно. Но наверно даже Богу не под силу такое чудо. Приходится заново умирать и заново рождаться.
         Так же важна для него идея неповторимости, индивидуальности и творческого равноправия всех культур. "Великие народы, завершая свои полные или частичные циклы, превращаются как бы в великие горные вершины, с которых, от одной верховности к другой, доносятся возгласы... Глубоко заблуждаются те, которые говорят о круговращении и простой повторности циклов. Каждый народ - определённый актёр с неповторяющейся ролью на сцене Мирового Театра". Мысли Бальмонта противостоят положениям о замкнутости и обособленности мировых культур от Н.Я. Данилевского ("Россия и Европа") до того круга идей, итог которому подвёл О.Шпенглер ("Закат Европы"). Главное - это творческая преемственность, взаимодействие, а через них - возрождение! Эти идеи получили полное подтверждение не только в практике поэта, но и являются характерными для поколения русских символистов, являясь коренной чертой русской культуры.
          Например, Сергей Аверинцев в упоминавшейся выше статье о Вяч. Иванове делает тончайшие наблюдения о стиле его поэтического мышления и чувствования, которое сложилось под воздействием романо-германской традиции, тем не менее считает, что поэт был не до конца явлением русской культуры! С чем позволю не согласиться! В принятии на себя "всечеловечности", далеко не всегда усвоенной и переплавленной в "свою",- заключена истинно русская черта, особенно характерная для ХIХ века. Но вполне осознавая себя в 2012году, смею утверждать, что и сегодня самоотверженно переплавляя в себе все течения и различия, скажем, этническо-политические, /осознанно не хочу употребить слово - национальные/ и многие другие, эта мысль не менее характерна и актуальна сегодня! Стремление одной нации духовно поработить другую, навязывая ей свой язык вопреки всякому здравому смыслу, как раз и заставляет вспомнить эти замечательные традиции русской культуры. Которая, кстати, не всегда бывает со знаком плюс. Вспомните фильм "Иван Васильевич меняет профессию", когда "икра заморская баклажанная" стоит дороже для русского человека, чем своя, и чёрная и красная, вместе взятые! До чего может дойти любовь к ближнему в отношении дальних и не всегда доброжелательных народов. Что ж, пожинаем плоды!
        В канун грандиозного революционного взрыва суммировался и "подытоживался" весь духовный опыт развития человечества. Константин Бальмонт был человеком крайностей, чрезвычайно эмоциональным в своих проявлениях, особенно когда дело касалось искусства! Отсюда его неистощимая правдивость вплоть до гротескности, иногда утрированности... Чрезмерная "открытость" провоцировала у него реакции яркие, подчас ошеломительные, но и правдивые с точки зрения личной. Все крайности русского декаданса он сочетал в себе в сгущённом виде, наглядном, присущем только ему! Он просто был отважен, чего не скажешь о многих... "Всемирность" его такова, что корнями он отрываясь от Земли,- отлетает, а точнее - ЛЕТИТ, растворяясь в пространстве мира и становясь всеядным к восприятию чего бы то ни было. Эти черты отразились, разумеется, не только в его оригинальных произведениях, но и в переводах. И даже с большей силой ИМЕННО в переводах!
           "Чужестранный переводчик эоловой арфы", по словам Иосифа Мандельштама. Ничего нелестного в этом определении я не нахожу. Напротив, бестелесность Бальмонта, его как бы "бледность кальки" говорит только о тончайшей организации души и слуха, способного улавливать неуловляемое и передавать непередаваемое. В своих импровизациях, подчас монотонно-напевных проявлялось парение души Бальмонта в тех сферах, куда нет доступа многим. Александр Блок достаточно сурово оценил цикл "Зовы древности", однако надо заметить, что психотип этих двух авторов весьма и весьма различен. Это совершенно разные люди по своему складу характера. Блок - суров, достаточно самовлюблён /он имел на это право!/, изыскан в меньшей степени, чем Бальмонт и менее позёр, чем он. Серьёзность Блока до сих пор ещё остаётся "за кадром", но что позволено Юпитеру...
           В своих стихах Бальмонт - импрессионист высочайшего класса! Его полутона заставляют нежиться и купаться в волнах полутонов и обертонов, в предыханиях и изгибах души. Чрезвычайная музыкальность порождала некоторые "божественные длинноты", присущие в том числе и Брамсу, и Шуберту, и Бетховену... И многим, многим другим. Конечно, поверхностная музыкальная облегчённость, позирующая напевность, некая жеманность, гладкопись были присущи Бальмонту. Но кто сказал, что перевод должен быть нейтральным по отношению к личности, типу мышления и чувствования переводчика, к его мироощущению, наконец? Невозможно переводить "без себя" или "через себя". этот спор не имеет решения!
Бальмонт всегда всё делает "через себя". Возможно, именно этим он мне так близок... Мы знаем гениальных поэтов этого типа, таких как Борис Пастернак, который сам как и символисты принадлежал к романтической традиции перевода Жуковского-Лермонтова.
           Сам Бальмонт отмечал "перуанский лиризм", который называл утончённым и нежным "как их гончарное искусство". Наиболее богатым, разумеется, был раздел "Мексика". Здесь помещено 13 (!) произведений. И он не отделил своих импровизаций "на темы" от переводов "безумных молитв" ацтеков, их "гимнической" поэзии. Именно Бальмонт первым оценил высокое искусство древнего народа. Вот как он писал о мифе, повествующем о рождении бога - воителя Уитцлипочтли, который перевёл под названием "Песнь Со-щитом рождённого и владычицы земных людей". "Эта легенда цветовыми и световыми своими эффектами напоминает златоцветную живопись Итальянских примитивов. Грозовой и облачный миф." Обратите внимание, сколько воздуха у Бальмонта!.. Авторитетный знаток культуры ацтеков Анхель Мария Гарибай К. выявил следующие тексты Бальмонта: "Песнь Витцтлипохтли", "Песнь облачных змей", "Песнь Богини Рождений", "Песнь Богини Маиса". В этих произведениях сохранена максимальная близость близость к оригиналу. Послушайте, как звучит в его интерпретации "Песнь Богини Маиса", смысл которого в призыве к весеннему возрождению природы:               
                "Богиня Семи Изумрудных змей,
                Богиня Семи Зернистых Стеблей,
                Поднимись, пробудись скорей.
                Ибо ты, наша мать, в свой уходишь дом,
                В Тлалокан, где всё скрыто дождём
                Возвращайся, мы ждём.
                Возвратись, Семизмейная, к радостям дней,
                Пробудись, наша матерь Семи Стеблей,
                Поднимись, пробудись скорей.
                Ибо вот ты уходишь - пока прощай -
                В Тлалокан, в свой родимый край,
                Снова к нам поспешай". ("Зовы древности")

Обратите внимание, что выше уже был упомянут змеиный камень!.. "Песнь Богини Земли", "Песнь Цветов и Любви", "Песнь Бога Обновлённых полей". Разумеется Бальмонта в этих произведениях двигала не научность, а увлечённость древними образами, которые дышат и сегодня. Правда, не каждому удаётся почувствовать это дыхание... Только самым чувствительным.
         "И Мексика возникла, виденье вдохновенное"... Он предвосхитил то, как впоследствии увидит Мексику Сергей Эйзенштейн, глубоко ощутивший  и показавший через древние развалины взаимопроникновение времён.
          Мистическое во всём этом для меня составляет то, что есть в "Змеиных цветах".
В Ушмале , в подземелье одного старинного дома, поэт обнаруживает статую древнего божества. Бальмонт целует в уста прекрасное лицо, ощущая на своих губах ответ через века! Это не просто красивая метафора. Если вспомнить рассказ Карлоса Фуэнтеса "Чак Моол" об ожившем древнем божестве, то... Бальмонт угадал возрождение и новую жизнь, прерванной в своём развитии, но не погибшей культуры.
           Есть в Латвии место под названием Усма... Ушма-ла в Мексике. Земля, которая должна была стать моей... Озеро, лес, поле...
           Безнадёжная любовь с детства в древнюю богиню помешала сделать это. Этот человек лишился рассудка. От любви. Требовавший ответного чувства, которое было невозможно! Это - реал. Мной написана поэма на эту тему. Её надо найти, и тогда повествование продолжится. А может я сделаю это в другой повести.
И снова звучит Скрипичный концерт Брамса... Лиричная божественная вторая часть, в которой бесконечность мелодии сродни бесконечности жизни. И принадлежащая к высшим достижениям мировой музыкальной культуры ХIХ века.


               
                13-15 февраля 2012года