Одиночный маршрут

 

        … Как проверить нового товарища?
        Что такое мужество и страх?
        Не случайно дружба наша варится
        На усталых, на ночных кострах…
        («Говорят, геологи романтики»,
                Сл. Л. Ошанина, муз. Я.Фенкеля)
       

Борис возвращался из одиночного маршрута. Шел налегке. В полупустом рюкзаке котелок, начатая пачка чая, мешочек с сахаром и с десяток штуфов (образцов горных пород).  Еще, разумеется, были: полевая сумка с картой и дневником, геологический молоток (торчал из рюкзака) и  «мелкашка»,  заменяющая в его опытных руках тяжелый карабин. На широком ремне висели  чехол с горным компасом и эвенский нож в ножнах из сыромятины.

Он был одним из тех немногих, кого ведомственная инструкция, запрещающая по одному работать  в «поле», как бы, не касалась. В начале каждого полевого сезона, проформы ради, Борис брал  с собой самого крепкого маршрутного рабочего из числа вновь принятых сезонщиков.  «Укатав» очередного романтика своим темпом передвижения по горной тайге, говорил ему: «Орелик, учись летать по бездорожью!», -  и оставлял подменным на базе партии. Начальству же экспедиции заявлял: «Опять отдел кадров одних хиляков набрал! Работать не с кем. Не таскать же мне рюкзак с образцами и маршрутника на буксире. Один побегаю». И бегал вот уже почти пятнадцать лет в одиночные маршруты. Любил он, не оглядываясь ни на кого, быть один на один с природой. Упрямый, честолюбивый умница, выносливый как сохатый, быстрый и сильный как медведь, порой безрассудно рискующий, Борис выше должности начальника поисково-съемочной партии не пошел, просто не захотел менять палатку на кабинет в конторе.  Таких спецов в экспедиции было -  раз-два и обчелся, поэтому ему прощалось то, за что другому давно бы уже дали по шее. Однажды, удали ради, доказывая что-то главному геологу экспедиции, что была с рабочим визитом у него в полевом лагере, притащил к таборному навесу за уши молодого медведя, вылизывающего каждый вечер консервные банки в яме за палатками. Четырехлетка настолько обвыкся к людям, что не убегал от громкого смеха и гомона вернувшихся из маршрутов геологов. Прижимая голову зверя за уши к земле, Борис, пятясь, тянул его от ямы к «майдану» в центре лагеря. Медведь, упираясь всеми четырьмя, вначале сопел и взвизгивал, потом забасил ревом и свалился на брюхо. «Прекратите цирк! Немедленно!» - закричала, никогда до этого не повышавшая голос, главная геологиня.  Борис, одновременно бросив медвежьи уши, дал ему хорошего пинка в область зада. «Побирушка» рванул из-под себя утоптанную землю и, смешно подкидывая задние лапы, поминутно оглядываясь, кинулся наутек в тайгу.  Больше он не приближался к лагерю геологов.

Скользящим широким шагом лыжника, слегка раскачиваясь, Борис безостановочно двигался к лагерю, ориентируясь в таежном  пространстве как горожанин, идущий кратчайшим путем через проходные дворы и переулки.

Этот полевой сезон для его партии оказался, на редкость, удачным на погоду: ни затяжных холодных дождей, ни иссушающей жары  с  все заволакивающей гарью от больших и малых пожаров, да и рельеф площади работы был без значительных перепадов высот.  Вот и сейчас длинные ноги несли его по слегка холмистому нагорью, поросшему по старой гари невысоким сосняком.  Деревья не теснились чащобой, а свободно и вольно разбегались по белому ягельнику. Тут и там на пушистой меховой перине виднелись изумрудные заплаты брусничника, сплошь усыпанные карминно-красными крупными ягодами и грибы, грибы с оранжевыми шляпками, куда ни посмотри – торчали, как новогодние игрушки на белой вате мха. Вся эта огромная сказочная плоскотина была пастбищем северного оленя, чьи большие и малые тропы петляли между соснами и упавшими наземь полусгнившими стволами уничтоженной когда-то беспощадным огнем горной тайги.

Время было ранних сентябрьских сумерек, а темнеет быстро, надо поторапливаться, до лагеря еще часа два хода, Борис прибавил шагу.  И тут, как всегда, неожиданно, поднялся выводок рябчиков. Не останавливаясь, лишь по привычке покрутив головой, отмечая места посадки рябцов, он принял влево, чтобы вновь не потревожить птиц, подумав: «Однако! Зима, видно, будет суровой, раз пеструны еще на ягодниках, а не забились на ночевку!»  Но не прошел  он и ста метров, как слева и справа поднялись,  шумно хлопая крыльями с тревожным пересвистом несколько десятков птиц.  И в этот раз Борис не стал стрелять, хотя азарт охотника погнал по жилам огонек. Он торопился до темноты выйти к стоянке в устье Хаира. Полевые работы подошли к концу и съемочные отряды, выйдя со своих участков, должны сегодня собраться в лагере, ну а на рябчиков можно будет послать сюда студентов дипломников, пусть разнообразят меню торжественного обеда буржуйским кушаньем.

Обходя корневище рухнувшего лесного великана, Борис спугнул двух каменных глухарей, те,  мощно хлопая крыльями, потянули чуть выше сосенок.  Инстинкт сработал самопроизвольно, сдернув с плеча «мелкашку»,  он послал пулю в угон одному из них.  Птица, подломив крыло, свалилась за деревья.  «Подранил!  Будь она нелегкая!  Ну вот, теперь побегаю!» - с досадой на себя, подумал он.  Перезарядив «тозовку», Борис кинулся в сторону падения глухаря, готовый каждую секунду вскинуть ее и добить подранка. Но только он выскочил на большую  елань, как стал подниматься на крыло весь глухариный выводок.  Второй глухарь, после прицельного выстрела круто спикировав, ткнулся в мох, широко распластав черные крылья. Азарт выплеснул солидную порцию адреналина, превратив Бориса в первобытного охотника, стреляя по одному, он видел краем глаза, где сели другие.  Еще два выстрела и три глухаря в рюкзаке. Затягивая шнур горловины, он ощутимо почувствовал прибавившуюся тяжесть, и это его отрезвило, ведь нужно было найти четвертого. Подранок явно где-то здесь поблизости забился под  какой-нибудь выворотень.

На бесплодные поиски ушли последние полчаса светлого времени. Стремительно сгущающиеся сумерки затягивали ночной мглой ближайшие деревья. На серо-черном куполе неба ни одной звезды.  Куда идти, в какой стороне база партии, Борис машинально сделал наугад десяток шагов, и в этот момент под ноги выкатилось что-то черное. Он тут же ударил по нему ногой. Шлепок прозвучал явно по перьям. Подранок!  Птица, распластавшись на светлом  ковре мха, недвижно замерла.   «Ну, вот он и четвертый!» - утверждающе подумал Борис. - «Теперь займемся костром, подождем, когда вызвездит, сориентируемся и потихоньку  двинемся. Час делов и дома!» - с оптимизмом продолжал размышлять тертый полевыми невзгодами геолог.   «А пока суть, да дело, сготовим на рожне птичку. Поужина..аа..ем!», - вполголоса  пропел он, предвкушая аппетитный ужин.

Через час, умяв половину молодого глухаря, Борис, вытянув усталые ноги, впитывал жар ровно горящего костра.  От сытного ужина, тепла и спокойного безделья его стало клонить в сон.  Подправив длинные швырки так, чтобы огонь пожирал их медленней, он улегся спиной к костру, вытянувшись всем своим большим телом и уснул.

Проснулся Борис неожиданно, как от толчка, но вставать не стал, а только перевернулся на  другой бок лицом к огню и  тут же  с него слетели остатки сна. На противоположной стороне сидела женщина, вся в лохмотьях,  со спутанными  черными волосами.  Глаза ее горели безумством.  Не моргая, она смотрела прямо на него.  Блики пламени то расширяли глазницы, и тогда глаза наливались кроваво-красным блеском, то топили их в чернильной пустоте, из которой, как показалось Борису, шел могильный холод.  Он, не знавший до этого страха, замер, скованный  ночным кошмаром, чувствуя, как все волосы на теле поднялись дыбом. Откуда в глухой тайге в двух сотнях верст от жилья, темной ночью появилось это существо!?  Кто это – человек, зверь или дух тайги!  Ему за многолетнюю полевую жизнь не раз приходилось сталкиваться  с разъяренным зверем, но безумный взгляд кошмарного создания не шел ни в какое сравнение. На неподвижном человеческом теле только живые глаза пылали  бешенством чужого мира. Холодный пот струился по спине Бориса.  Безотчетно повинуясь инстинкту, он встал, спокойно закинул лямки рюкзака, взял «мелкашку» и, круто развернувшись, зашагал от костра.  Глаза, привыкая к темноте, стали различать кроны деревьев, звездный небосвод и призрачные очертания оленьих троп.  Выбрав одну из них, ведущую в нужном ему направлении, Борис прибавил шагу.  За ним никто не шел.  Женщина осталась у костра. Недоеденный глухарь и тепло огня, вот и все, что было нужно несчастной.

Через час, чуть правее выбранного ориентиром гольца, затрепетал далекий огонек костра стоянки его партии.  Прошло еще полчаса, прежде чем он вошел в освещенный круг.

P.S.    События подлинные:  произошли в двухстах километрах от г. Алдана, из психбольницы которого убежала эвенка.  В минуты просветления разума она шла по тайге к себе на летнюю стоянку.  На нее утром, мирно спящую у прогоревшего костра, наткнулись оленеводы, перегонявшие стадо на зимние пастбища.  Что сталось с нею, не знаю, а Борис в конце семидесятых ушел на пенсию и уехал куда-то на юг России.

Автор.