Ломка

Пашка Клюев прославился на всю округу своим необычным хобби. Смысл этого увлечения заключался в повсеместном установлении всех и всяческих рекордов, как личных, так и общечеловеческих. Правда, рекорды он предпочитал ставить, мягко говоря, нетипичные: иногда зрелищные, иногда глупые, но абсолютно всегда бессмысленные и даже вредные для окружающих. Например, ещё в детстве, пойдя в первый класс, он на спор стянул из директорского кабинета именную немецкую перьевую ручку. Разумеется, он её потом вернул, но нагоняя не избежал. Правда, это не избавило его от своей пагубной страсти, и Пашка продолжал самоутверждаться. В третьем классе он пересёк все мосты своего города по перилам в обе стороны, за что имел несколько приводов в детскую комнату милиции. Ещё через год он, насмотревшись фильмов про Кевина Маккалистера, решил переплюнуть его подвиги. В результате Пашкиной деятельности его двоюродный дядя загремел в больницу, пострадав от многочисленных ловушек. Уже в старших классах парень прыгал с крыш многоэтажных домов в сугробы, но всегда отделывался лёгким испугом. А в первый день учёбы в универе он отличился тем, что пять часов просидел в коридоре, не шевелясь, пока его не выгнала уборщица. А после, ночью, раскрасил разными цветами памятник Пушкину. Или, например, семь раз подряд написал на спине своего педагога бранное слово. А то и вообще угнал машину развозчика пиццы и около часа катал на ней друзей, а потом опять поставил её перед входом в пиццерию. Разумеется, непоседливый парень никогда не стремился совершать поступки, несущие угрозу общественному благосостоянию. Например, он никогда не пытался поджечь пищевой склад. Однако все те проделки, которые ему всё таки удавалось "оттяпать", неизменно вредили кому угодно, только не ему. Судьба словно берегла его, оставляя безнаказанным и поощряя на очередные подвиги. Однако рано или поздно всему на этом свете приходит конец. Пашке не могло везти вечно, он просто обязан был зарваться, накликать на себя беду. И вот, в конце концов, и случилась с ним на исходе первого студенческого года эта история, из которой он вышел переродившимся, совсем другим человеком.

 - Безумец!
 - Что он делает?
 - Ох, и нарвётся Клюев на неприятности!
 - Ага. Если выживет.
 - Тьфу ты, типун тебе на язык!
У подножия университетского блока собралась внушительная толпа зевак. Они перешёптывались между собой и показывали пальцами вверх, где, цепляясь конечностями за сточную трубу, карабкалась фигурка Пашки Клюева. Он начал своё "восхождение" с самого низа и добрался уже почти до шестого этажа. Ему осталось преодолеть последний, седьмой, и он бы достиг крыши. Между тем сквозь толпу студентов продрался тучный ректор в сопровождении своей всегдашней свиты, состоящей из педагогов всех мастей и рангов. Лицо ректора было багровым от ярости.
 - Клюев! - рявкнул руководитель учебного заведения - Щенок, спустишься - шкуру спущу!
 - Я бы на вашем месте не стал бы разбрасываться подобными обещаниями. - прогнусавил педантичный декан филфака - Поблизости могут оказаться члены попечительского совета.
 - Клал я на совет... э, то есть, плевать, что они услышат. Нас всех на галстуках повесят, если этот гадёныш сорвётся!
 - Не сорвётся. - убеждённо заметил кто-то.
Досточтимый ректор обернулся и увидел дружка Клюева, Мишку по прозвищу Муха. Он и ещё несколько приятелей Пашки единственные смотрели на предприятие товарища без страха, скорее даже со скукой.
 - А тебе почём знать?! - прикрикнул на студента ректор.
 - Он к этому трюку неделю готовился.
Скептическое выражение лица декана филфака выразило степень его уверенности в этой информации. Тут, словно в подтверждение его скепсиса, виновник всеобщих треволнений оступился и сорвался вниз. Глазеющая толпа дружно ахнула. Однако тревога оказалась ложной  - Пашка схватился руками за крепёжный кронштейн и удержался на трубе. Люди с облегчением перевели дух. Больше никаких приключений не произошло: доморощенный скалолаз быстро преодолел последние метры, ухватился за карниз, подтянулся и перевалился на крышу. Многие ожидали, что хулиган скоренько смоется во избежание наказания, однако Пашка был не из таких. Немного отдышавшись, он посмотрел на зевак, собравшихся внизу, вскинул над головой руки и ликующе завопил. Толпа разразилась радостными выкриками и свистом.
 - Ух, я до тебя доберусь! Ух, ты у меня получишь! - солировал ректор под аккомпанемент аплодисментов.
Герой восхождения без страховки на здание университета ещё немного попаясничал, но ввиду прибывшей службы спасения вынужден был покинуть импровизированную авансцену. Ректор потрясал кулаками в бессильной злобе.

Пашка шёл по заднему двору университетского корпуса в окружении своих поклонников, состоявших в основном из студентов его курса, но были здесь и старшие ребята, и даже один аспирант, считающий забавными выходки непокорного студиозуса. Фанаты необычного экстримала наперебой делились друг с другом впечетлениями о последнем рекорде Клюева, обсуждали возможные санкции, которые мог к нему применить ректор, а так же протягивали рекордсмену блокноты для автографа. Пашка милостиво одаривал шумную компанию своими росписями и выслушивал бесконечные похвальбы в свой адрес. Несколько пронырливых мальчишек бежали чуть впереди, высматривая представителей местной власти.
 - Слушай, ты уже побил всё, что только можно, брат. Ты необычайно популярен. Ролики с твоими выступлениями идут в сети нарасхват, как разливное пиво. - сказал Мишка Клюеву, перекрикивая гомон поклонников приятеля.
 - Не прав ты, друг мой. - театрально ответил Пашка - Воистину, ещё остались в этом суетном мире вершины, непокорённые великим Павлом Клюевым.
 - А я считаю, что пора бросать эту затею. - сощурив глаза, сказала Наташа, симпатичная блондинка, подруга детства Пашки.
Стайка фанатов негодующе зашумела.
 - Ты только зря подвергаешь свою жизнь опасности, Клюев. Пора бы наконец стать взрослым. - упорствовала студентка - Не могу понять, чего ты этим добиваешься? Славы? Самоутверждения? Свёрнутой шеи?
 - Просто... мне это нравится. - улыбнулся экстримал Наташе.
Внезапно в группу ворвался Комар, местный наркоман и лоботряс, называющий себя провидцем, но на деле являющийся конченым человеком. Он схватил Пашку потными руками за шиворот и рванул к себе. Всё произошло так внезапно. что никто не успел ничего сделать. Комар уставился своими мутными зенками на самодовольного рекордсмена и прошипел:
 - Думаешь, самый крутой, да? Думаешь, тебё всё под силу, все моря по колено? Ничтожество! Позёр! Знал бы ты, сколь мучительна бывает ломка, если вовремя не принять дозы! Как весь мир разом превращается в ад! Знал бы ты, что никому не дано перетерпеть её! Ты вынужден принимать наркотик снова и снова, снова и снова, снова и снова...
 - И это говорит мне торчок. Какая ирония! - бросил Пашка, мягко высвобождаясь от хватки Комара.
 - Торчок?! Мы одинаковы, человек, одинаковы в одном - ни ты, ни я не сможем остановиться, пока конец нашим мученьям не положит одно - смерть!
Комар резко отпустил Клюева и нервным шагом отправился по своим делам, бормоча себе под нос неразборчивые реплики.
 - Мне его жаль. - картинно воскликнул Пашка, отряхиваясь - Совсем бедняга с катушек слетел. И как только он ещё на свободе разгуливает?
 - Мне его тоже жаль, очень, но он прав. - обратилась к другу Наташа - Брось свои шуточки, Клюев, ничем хорошим они не закончатся. Если не можешь подумать о себе, то подумай хотя бы о своих родителях.
 - Поверь мне, Наташенька, я всё время о них думаю. Вот даже сейчас. И сейчас. И в следующую секунду тоже.
 - Дурак. - констатировала Наташа, но её высказывание утонуло в хохоте Пашкиных подпевал.

Всю ночь Пашка не мог уснуть, ворочался и раздумывал над словами, сказанными ему накануне Комаром. "Мы одинаковы, человек, одинаковы в одном - ни ты, ни я не сможем остановиться..." - звучал в голове голос наркомана. Пашка не мог в это поверить. До сих пор он полностью контролировал свои действия и считал, что в любой момент сможет сказать себе "Стоп!". Но слова Комара внесли ясность в положение вещей. Увлечение испытывать себя настолько сильно впаялось в его жизнь, что он уже не мыслит себя без непременного риска, ореола славы и приятного чуства всемогущества. А тут вдруг оказалось, что он вовсе не всемогущ, и не всё в мире подвластно ему. Эта мысль настолько разозлила гордеца, что он в ярости ударил кулаком в подушку. "Надо чем-то себя проверить! Доказать, что Комар не прав! Я могу все, и надо это доказать! Непремено!" - крутилось в мозгу у Пашки. И тут вдруг его осенило. Есть способ! Судя по всему, он самый трудный, но если удасться выполнить все его условия, то больше не потребуется ничего доказывать. Я разом покажу всем, что покорил все мыслимые вершины, и дальше покорять уже просто нечего. Если я всё выполню. то превзойду всех, кто был до меня! Пашка подумал так, но тут же испугался собственных крамольных мыслей. Он вспомнил всю речь Комара ещё раз. Однако её тут же заслонили перспективы будущей победы, и в его душе снова стала нарастать решимость.
Почти до самого утра Пашка колебался, пока, наконец, не пришёл к окончательному решению. Только после этого он смог таки заснуть.

Они шли с Мишкой по одной из окраинных улиц, грязных и запущенных. Возле обшарпанной автобусной остановки суетилась облезлая свора собак. Древние деревянные двухэтажные лачуги, давно отжившие свои лучшие времена, мрачно взирали на непрошенных гостей тёмными окнами. Прохладный апрельский дождь лил нудно и противно.
Возле исписанной граффити бетонной стены Мишка остановился.
 - Ты точно этого хочешь? - спросил он Пашку.
 - Давай, пойдём уже. - поторопил Клюев.
Парни пролезли через дыру в стене и оказались на заброшенной стройплощадке, заваленной всяким мусором и битым кирпичом. В дальнем её конце, за котлованом для фундамента, стояла давно покинутая будка прораба. Они прошли по раскисшей грязи прямо к ней. У будки Мишка остановился и негромко стукнул в её стену кулаком.
 - Сява, ты тут? - прошипел он.
Из будки никто не отозвался. Вместо этого из-за неё вышел худой долговязый парень с длинным носом, торчащим из-под капюшона. Он небрежно пожал руку Мишке и деловито спросил:
 - Этот?
 - Этот, этот. - заверил его Пашка
 - Лавэ вперёд.
Пашка оглянулся и извлёк из кармана пачку купюр. При виде такого колличества денег у Мишки челюсть отвисла.
 - Копил на тачку с десяти лет. - объяснил ему Клюев и усмехнулся - Ну ничего, родители всё равно на двадцатилетие подарят.
Сява воровато пересчитал наличность и сунул пачку за пазаху. Затем он достал чёрный целлофановый пакет, чем-то набитый, и протянул его Пашке. Тот, в свою очередь, стянул со спины спортивный ранец и затолкал пакет поглубже. Сделка была закончена. Перед тем, как уйти, Сява сплюнул на землю и сказал:
 - Не знаю, парень, зачем тебе всё это, но того колличества, что есть в пакете, многовато даже для самоубийства.
Пашка не ответил.

В пакете был героин. Месячный запас.
План Пашки был прост - "подсесть на иглу" и три недели "сидеть" на наркотиках. Этого срока было вполне достаточно, чтобы приобрести прочную зависимость от героиновых инъекций. По прошествии трёх недель, когда запас иссякнет, рекордсмен должен будет искуственно, посредством железной воли и самоконтроля, пережить ломку и избавиться от тяги к наркотикам. Так он докажет, что ничего невозможного нет, и ему под силу справиться даже с самым трудным испытанием своего характера.
В ближайшее воскресенье взрослые представители семейства Клюевых, успешные предприниматели, отправились в гости. Пашка под предлогом плохого самочувствия остался в квартире. Когда дверь за родителями закрылась, он переждал для верности пять минут, а потом извлёк из тайника под кроватью пакет с наркотиком и набор причиндалов для приготовления "галюциногенного зелья", как он называл про себя начинку для шприцов. Пашка выудил из чёрного пакета маленькую упаковку с несколькими граммами белого порошка.
 - Кто бы подумал, что этакая фиговина может ломать людям жизни. - произнёс экстримал, глядя на героин. Порошок, разумеется, ничего не ответил.
За окнами, под раскаты первого весеннего грома лил дождь. Пашка отнёс всё необходимое на кухню. Приготовление "зелья" заняло не более пяти минут - парень был достаточно продвинутым юзером Интернета и достаточно активным телезрителем, чтобы представлять, как порошёк превращается в жидкость. Героин быстро растворился в кипящей воде. Пашка дал раствору немного остынуть. Затем он осторожно набрал в шприц минимально необходимое колличество раствора и чуть выпрыснул его для проверки иглы. После этого начинающий наркоман отложил готовый шприц, закатал рукав и, по всем правилам искусства, проспиртованной ваткой смазал область предполагаемого укола. Он ещё постучал пальцем по руке и поразжимал кулак, чтобы вена яснее обозначилась. Когда синяя жилка проступила очень отчётливо, Пашка взял в свободную руку шприц и приставил его к вене. "Ты точно этого хочешь" - прозвучал потусторонний голос. Пашка недоумённо огляделся, но в квартире никого больше не было. Парень пожал плечами и, выдохнув, ввёл иглу в кровеносный сосуд. Героиновый раствор под напором шприцевого поршня медленно покинул пределы медицинского устройства и отправился путешествовать по просторам пашкиного организма. Клюев чуть прикусил губу и вынул иглу из вены.
 - Ну вот, дело сделано. - произнёс он, переведя дух - Теперь подождём результата.
Медленно потекли секунды. В квартире было абсолютно тихо, если не считать шума воды и раскатов грома, доносившихся с улицы. Пашке казалось, что даже настенные часы в кухне не тикают, а оглушительно грохочут. Где-то в стене булькала вода в трубах. Пашка усиленно прислушивался к своему организму, ожидая ощущения кайфа и эйфории. Однако последних не было. "Странно" - подумал Пашка - "По идее, пора бы уже торкнуть." Но не торкало. Вместо этого вдруг возникло лёгкое головокружение и тошнота.
 - Ничего себе! И это называется "кайф"?! - воскликнул начинающий наркоман и направился к раковине, чтобы набрать воды для питья.
Но до раковины он не дошёл. Головокружение вдруг сменилось острой мигренью, желудок скрутило так, что у парня померк свет в глазах. На подгибающихся ногах он добежал до кухонной раковины, куда его и вырвало. Рвало Пашку мучительно, но не очень долго. Когда потоки иссякли, он, вспотевший и обессиленный, но с очистившимися головой и желудком, опустился и сел прямо на пол. Чёрные пятна в глазах постепенно рассеивались. Пашка вытер рукавом джемпера лицо и с облегчением выдохнул.
 - Если так будет всегда - забью на рекорд ко всем чертям. - резюмировал он.

Но кайф всё таки пришёл. На третьей попытке. Это было... неописуемо! Сначала, когда Пашка вколол себе третью дозу, ничего не произошло. Затем наступило уже знакомое лёгкое головокружение, и начинающий наркоман уже приготовился блевать. Но вместо тошноты вдруг стало очень тепло. Пашка почувствовал невероятную лёгкость во всём теле. Головная боль отступила под напором нарастающего наслаждения. По венам словно растекался нектар, замешанный на амброзиях. Даже если бы парень был способен в те мгновенья описать свои ощущения, то не смог бы подобрать слов. Чувства невероятно обострились. Его одолевала сладкая истома, будоражащая и успокаювающая одновременно. Ему вдруг стало лень двигаться и даже дышать, думать. Пашка с блаженной улыбкой осматривал изменявшийся мир сквозь полуопустившиеся веки. Всё стало невероятно ярким и красивым - солнце стало похожим на жидкое золото, предметы мебели потеряли свои очертания и стали похожи на сказчных существ или растения, шерстяной плед вдруг приобрёл запах шоколада с ванилью. Гамма ярких красок постепенно затопила сознание Клюева, и он, подобно агнцу, внезапно осознавшему свою невинность, объял всю красоту вселенной. И он погрузился в океан сладостных грёз весь, без остатка.

Вскоре все окружающие стали замечать перемену в Пашке Клюеве. Он всё меньше стал походить на самого себя - некогда энергичного, неунывающего, заносчивого и самовлюблённого любимца публики. Парень появлялся теперь в двух ипостасях - то он был рассеянный, мечтательный, с вечной идиотской улыбкой на устах и странным блеском в слезящихся глазах; то он был угрюмым и измождённым, с затравленным выражением лица и синяками под глазами. Сначала эти два выражения были почти незаметны, однако с каждым днём они проступали всё явственнее. Причём и сами эти выражения изменялись. Улыбка счастливого идиота с каждым днём становилась всё более гротескной и драматичной и начинала походить на улыбку самобичующегося безумца. Другая сторона новой личности Клюева день ото дня всё более мрачнела: парень преврящался в угрюмого буку, шарахающегося от собственной тени. Он стал нервным и дёрганным. От былого бесстрашия не осталось и следа - Клюев гладел на каждого человека подозрительно и с плохо скрываемым страхом.
Родные и знакомые по разному воспринимали настораживающие изменения, происходившие с известным шутником-рекордсменом. Родители Пашки редко бывали дома - бизнес требовал их постоянного контроля. Однако они не были настолько слепы, чтобы не замечать странного поведения сына. Мама, женщина любящая и заботливая, но не очень то разбирающаяся в воспитании детей, озабоченно спрашивала у Пашки, не болен ли он, и даже собиралась везти его за границу на комплексное обследование. Наивная, она спрашивала причину внезапной перемены Пашки, объясняя про себя поведение сына несчастной любовью, так вероятной в его возрасте. Правда, у неё пару раз мелькнула мысль о наркотиках, но она тут же отбрасывала её, не подозревая, насколько верна была эта мысль. Отец отмахивался от её подозрений, считая всё происходящее следствием подросткового возраста. Он трепал сына по голове, не замечая его худого почерневшего лица, и уверял его, что всё пройдёт в своё время. В университете, однако, было всё не так гладко. Сердобольные педагоги были всерьёз обеспокоены состоянием студента, предлагали ему обратиться в медкомнату, отпускали с пар раньше и реже спрашивали лекции. Его высочество ректор, вопреки своим обещаниям, не стал спускать шкуру с нерадивого воспитанника и даже стал проявлять к нему некое отеческое сочуствие, полагая, что у бедняги проблемы в семье. Основная массы студентов была несказанно удивлена и разочарована странными трансформациями их кумира. И только узкий круг приятелей, посвящённых в тайну эксперимента, хранил секрет с мрачной торжественностью, снисходительно глядя на ничего не подозревающих простаков. Мишка Муха старательно вёл учёт всем дозам Клюева и следил за его состоянием, многозначительными взглядами отвечая на вопросы однокурскников.
Меж тем Клюев и сам замечал перемены в себе. Он с горечью отметил, что стал очень пугливым и подозрительным. Реальная угроза его раскрытия грозной тенью маячила за его спиной и сулила полный крах - наркодиспансер, вылет из универа, разочарованье поклонников, истерики и скандалы родителей, крест на карьере... Ночами парень не мог спать - его мучили кошмары, если он не принял перед сном дозы.  Вдобавок, его преследовало постоянное сосущее чуство, напоминающее о небходимости принимать наркотик. День ото дня потребность в порошке становилась всё сильнее и навязчивее, тагда как сила ощущений от дозы медленно - очень медленно - но неотвратимо ослабевала. У Пашки пропал аппетит. Постепенно все его мысли стал заполнять героин. Он не мог думать больше ни о чём другом. Временами ему казалось, что чёрного пакета больше нет. Тогда он в ужасе стремился скорее домой и ненадолго успокаивался, находя заветный тайник нетронутым. Клюев стал плохо следить за собой, забывая принять душ или причесаться. Он перестал блюсти моду, в его стиле одежды стала сквозить неопрятность. Пашка постоянно чувствовал себя усталым и выжатым, если вовремя не принимал дозу. Постепенно все радости жизни исчезали из его круга увлечений, заменяясь одним словом - героин. Воспалённый мозг несчастного отмечал все негативные перемены, но последняя частица воли, несокрушённая ещё зловредным наркотиком, упрямо твердила - завершить эксперимент! Ведь он затеял всё это только ради результата. Если бросить всё сейчас - он будет слабаком. Если не бросить вообще - ещё большим слабаком. Пашка понимал, что зашёл уже слишком далеко, чтобы отступить. И он продолжал идти по кругу ада, который сам для себя выстроил.

В деканате в тот день атмосфера была очень напряжённой, несмотря на ласковое майское солнце, так располагающее к релаксации. Всё дело было в том, что один из преподавателей затронул больную для многих его коллег тему:
 - Знаете, друзья, я серьёзно опасаюсь, что одному моему студенту не удасться успешно сдать сессию.
Эту реплику произнёс политолог, серьёзный мужчина с принципиальным подходом к образованию. Он, помешивая ложечкой свой кофе, продолжил:
 - Нет, серьёзно, поведение и, что самое главное, отношение к учёбе одного молодого человека меня сильно настораживает.
 - А что, собственно, происходит? - спросил ректор, заглянувший к подчинённым "на чай" - Насколько я знаю, большинство сдудентов не отличаются особым рвением и тягой к знаниям.
 - Да, но этот случай особый. - мягко возразил политолог - Этот студент и раньше не особо старался, зато хоть на пары не опаздывал, приходил всегда опрятным и собранным. Что касаеться учёбы, то он был достаточно одарён, чтобы без особых усилий не отставать от лидеров. Однако сейчас его способности необычайном образом исчезли!
 - А что вы хотели? - встрял тренер по физподготовке - Нету у студентов стимула! Стипендии маленькие, ну, то есть, они конечно больше зарплат некоторых преподавателей, - тренер покосился на ректора, тот поспешно отвёл глаза - но этого разве достаточно современной молодёжи?! У них только гулянки на уме. И потом, раньше бойкоты были, сатиры в газетех - это заставляло ребят учиться. Однако сейчас их разве этим проймёшь? Вот и у меня один парень - всегда был молодец молодцом, хоть и разгильдяй, а последнее время вовсе раскис.
 - Вот-вот, и у меня похожий случай! - подхватила "англичанка" - Один студент совсем перестал учиться! Мало того, он и на лекции ходить перестал!
 - И у меня! И у меня! - загалдели другие педагоги.
Декан филфака громко прокашлялся, обращая на себя внимание.
 - Уважаемые коллеги. - прогундосил он - Полагаю, вы все говорите об одном и том же студенте-первокурснике! Его зовут Павел Клюев.
Деканат наполнился возбуждёнными восклицаниями. Декану филфака вновь пришлось прокашляться, восстанавливая тишину.
 - Итак, господа, мы все заметили эти изменения, происходящие с определённым индивидом. Вопрос в том, пагубны ли эти изменения или нет, как для общества, так и для него самого.
 - О чём может быть речь! - воскликнул тренер по физподготовке - Разумеется, эти метаморфозы негативные. Раньше он в баскетбол лучше всех играл, теперь же как старая кляча бегает. 
 - Да, но зато он теперь безумства не творит. - возразил декан физмата, у которого Клюев не учился - Раньше парень всякими глупостями занимался, того гляди, голову себе бы разбил! А сейчас о его подвигах не слышно.
 - Просто сил у него нет, вот и не слышно. - неожиданно заступился за свою вечную "головную боль" ректор - Бедный мальчик, он так исхудал. Не спит ночами - родители, наверное, ссоряться.
 - Что-то вы раньше не были таким участливым по отношению к Клюеву. - накинулась на ректора англичанка - Всё время от вас только и было слышно, мол," Клюев то, Клюев сё, штаны спущу, уши надеру"!
 - Как непедагогично?! - поразился декан физмата.
 - Я считаю, что то, что происходит с Клюевым, негативно в первую очередь для него. - заметил политолог - Мы, как наставники, просто обязаны выяснить причину этих метаморфоз и попытаться помочь студенту.
 - Как же, поможешь ему. - проворчала англичанка.
 - Думаю, ничего выяснять не нужно. - Зловеще улыбнулся декан филфака - Я догадываюсь, что послужило катализатором для столь отрицательных перемен в характере Клюева. Скорее всего, он подсел на наркотики.
На несколько секунд повисла тишина. Её нарушила биологичка, пожилая скептическая женщина, всегда недолюбливавшая гнусавого педанта-карьериста:
 - Ваша практичность, дорогой коллега, давно стала притчей во языцех. Так почему вдруг вы стали доверять собственным домыслам, не проверив факты?
 - Эти домыслы подкреплены личными наблюдениями. - парировал декан филфака - У вас Клюев не учился, и вам не могли броситься в глаза те перемены, которые с ним произошли. Он несомненно, выражаясь по молодёжному, "подсел на иглу". Во всяком случае, все известные мне факты говорят об этом. И только то, что его родители не бедны, вероятно, ещё удерживает парня от преступления вроде кражи или ещё чего-нибудь в том-же духе.
 - Враньё! Клюев, конечно, оболтус, но до уровня бандитов он не опуститься! - крикнула англичанка.
 - А мы не о бандитах, а о наркотиках говорим. Хотя это, в сущности, рядом живёт.
 - Но ведь ещё ничего не говорит о том, что он наркоман. - поддержал биологичку и англичанку тренер по физподготовке - Он выглядит слегка нездоровым, но и только...
 - Значит, он недавно занялся этой пагубной страстишкой! - упорствовал декан филфака - Значит, ещё не всё потеряно, и мы тем более обязаны вмешаться.
Поднялись шум и гвалт - педагоги спорили о том, что следует предпринять, а чего следует опасаться. Ректору едва удалось перекрыть многоголосый хор:
 - Хорошо, хорошо, коллеги, успокойтесь! - унял он спонтанно вспыхнувший диспут - Вот что: я сам поговорю с Клюевым, постараюсь выяснить, что с ним происходит, а после уже и решим, как будем действовать наверняка.

 - Клюев, постой!
Пашка обернулся. Наташа держала его за рукав.
 - Ты, конечно, занятой человек, но можешь уделить мне пару минут! – в голосе девушки сквозила ирония.
 - Послушай, Тусь, я сейчас не в настроении. - устало бросил Пашка. Он выглядел ещё более измождённым, чем в последние дни.
 - Ничего, моего настроения хватит для нас обоих! - девушка оттащила парня в дальний угол коридора и вгляделась в тусклые глаза собеседника - Говори, что с тобой случилось! Нет, не отнекивайся, я же вижу, что ты изменился!
 - Ой, да брось. - выдохнул Пашка.
 - Не, не брошу! - голос Наташи задрожжал, и Клюев вдруг опешил. Её глаза были полны боли.
 - Не брошу. - повторила девушка - Паш, я за тебя очень сильно переживаю. Мы с детского сада дружим и всегда поддерживали друг друга. Ты заботился обо мне, я приглядывала за тобой. Мы не чужие люди. Но теперь, когда тебе плохо - я же вижу, что плохо - ты отворачиваешся от меня!
 - Наташ, нет, ты просто не понимаешь, ты не можешь мне помочь, я...
 - Ну да! - на ресницах девушки заблестели слёзы - Знаменитый Павел Клюев не нуждается в помощи, он сам себе голова! Да пойми ты, моё сердце разрывается при виде тебя такого, страдающего. Я очень дорожу тобой, как другом... а может, и не только... - она потупилась -  И, поверь, мне... нам очень дорог старый Паша Клюев. И мы все не хотим его потерять.
С этими словами Наташа развернулась на каблуках и, ослепив Пашку вихрем светлых волос, пошла прочь. Клюев остался стоять, словно громом поражённый.

Вечером семью Клюевых посетил уважаемый ректор. Он любезно принял приглашение родителей Пашки поужинать с ними, а так же изъявил желание поговорить с из отпрыском. На озабоченные вопросы четы Клюевых о том, что на этот раз приключилось с их непутёвым сыном, он ответил, что именно это он и хотел узнать у самого Павла. Родители вызвали отпрыска. Осунувшийся Пашка угрюмо взглянул на ректора и плюхнулся на тахту, прямо напротив импровизированного совета присяжных. Следующий час был потрачен на разговор с Клюевым-младшим. Венее, на подобие разговора. Пашка в осном молчал или отвечал односложно. Взрослым не помогали ни участие, ни увещевания, ни слёзы матери, ни сомнительные угрозы отца, ни даже вкрадчивые и мягкие, но настойчивые расспросы ректора. Подросток исподлобья глядел на взрослых и не шёл на контакт. В конце концов Пашку прогнали в его комнату, велев сидеть там, пока взрослые не закончат.
Парень сидел в комнате и мрачно смотрел в окно. Неприкрытая дверь не служила препятствием для звуков, и Пашка невольно слышал каждое слово. Да взрослые и не делали тайны из предмета их споров. На высоких тонах обсуждалась персона Клюева-младшего и его будущие перспективы. Последние вырисовывались довольно мрачные. Голоса его родителей на высоких тонах сопротивлялись взвешенным аргументам ректора. Иногда какой-нибудь особо громкий возглас заставлял парня вздрагивать, отрывая от размышлений. Пашка высчитал, что эксперимент на этой неделе подходит к концу, как и запас наркотика. Значит, его испытания закончатся. Но студент с содроганием думал о ломке. Она смутным фантомом ужаса маячила впереди. Парень где-то слышал, что ломку не выдерживал ни один наркоман. Утешало то, что его пребывание в статусе нарика ограничено тремя неделями. И всё- же... Пашка решительно не знал, что действительно скрывалось за словом "ломка", а незвестность страшила его больше всего.
В коридоре хлопнула дверь, заставив Пашку встрепенуться. В ту же секунду прозвучал голос отца:
 - Павел, немедленно иди сюда!
Пашка побрёл в кухню.
 - А что, добрый дядя ректор уже смылся? - осведомился он.
 - Не смей так называть ректора! - Клюев-старшый изо всех сил старался казаться строгим - И вообще, посторонний, занятой человек проявляет заботу, волнуется, обещает приглядывать за тобой, а тут такое неуважение...
 - Ага, а нужна-ли мне его забота, он спросить забыл. - хмыкнул Пашка - И охота ему было тащиться к нам? Просто я ему последнее время общую успеваемость порчу, вот он и трясётся.
Отец подростка от возмущения не знал, что сказать, и эстафету увещеваний подхватила мама:
 - Но, Пашенька, он же тоже видит, что у тебя проблемы, и хочет тебе помочь. Как и мы. Пойми, мы с отцом очень переживаем за тебя, и если ректору ты ничего не говоришь, то нам-то можешь доверится. Мы поймём и обязательно поможем! Не стесняйся, скажи: ты влюбился, да?
 - Послушайте, я...
 - Да ничего он не влюбился - просто зазнался вконец! - пришёл в себя Клюев-старший - Распустился совсем! Небось связался с какой-нито шпаной и ошивается по дворам, у мальцов деньги отбирает! Супермен!
 - А по моему он всё-таки влюбился.
 - Да при чём здесь любовь?! - начал злиться Пашка.
 - Я же говорил! - удовлетворённо воскликнул отец.
 - Тогда, значит, у него проблемы со сверстниками. - не сдавалась мать - Скажи, Паша, у тебя нет друзей? Тебя обижают?
 - Да он сам кого хочешь обидит!
 - ХВАТИТ! - заорал Пашка. Родители ошеломлённо притихли.
 - Меня что, здесь вообще никто не понимает?! Вы всё спрашиваете, но не хотите знать, хочу ли я отвечать! Я не могу до вас достучатся! А нужен ли вам мой ответ?!
 - Но...
 - Хорошо! - перебил сын свою маму - Если я дам слово, что через неделю всё закончится и станет на свои места, вы мне поверите?
Молчание.
 - Я обещаю!
 - Сынок, тебе точно не требуется помощь? - робко спросила мать.
 - Просто ответьте!
 - Ммм... хорошо. - неожиданно мягко сказал отец - Я готов тебе поверить при условии, что ты даёшь слово настоящего мужчины.
Пашка утвердительно кивнул.
 - Что ж. - Клюев-старший обнял супругу и потрелал сына по голове. - Ты становишся взрослым, сынок. Я верю, что, какими бы ни были твои проблемы, ты с ними справишься. Надеюсь, через неделю мы будем вспоминать о них, как о дурном сне. Эта история уже кое-чему нас научила. И, я уверен, ещё научит.
Пашка подошёл и обнял родителей.
Запаса героина оставалось ещё на три дня.

Наступил день Икс. Последняя доза наркотика была принята вчера вечером, в пятницу. В субботу утром семейство Клюевых собиралось уехать в другой город, к бабушке, на все выходные. Пашка, сославшись на плохое самочуствие, попросился остаться дома. Отец было воспротивился, но мама, многозначительно кашлянув, вызвала супруга в коридор на пару слов. В результате их разговора Пашка таки был ставлен в квартире один. Захлопнув за родителями дверь, молодой наркоман встряхнулся и посмотрел на часы. Судя по данным, найденным в Интернете, первые симптомы ломки должны начать проявлять себя спустя двенадцать часов после последней дозы. Пока никаких признаков изменений не ощущалось, поэтому Пашка, чтобы убить время, произвёл некоторые приготовления. В частности, положил на стол в гостиной градусник, два чистых носовых платка, блюдо холодной воды и полотенце для компресса.
Прошло полчаса. Пашке надоело сидеть в кресле, он встал и прошёлся по комнате. Плазменная панель призывно мигнула индикатором питания, но парень не поддался искушению. Он хотел полностью сосредоточиться на ощущениях, дабы сохранить чистоту эксперимента. Однако маяться бездельем было невыносимо. Ходить по комнате быстро надело, Клюев-младший подошёлк окну, открыл его. Внизу, во дворе, группа дошколят затеяла весёлую возню. Не обращая внимания на увещевания бабушек, детки, радостно вопя, носились друг за другом. Какая-то девчёнка споткнулась и шлёпнулась в пыль. Салка, мальчишка в зелёной курточке, торжествующе крикнул и осалил бедняжку, игнорируя её слёзы и негодующие протесты. Одна из бабушек быстро подошла к плачущей девочке, помогла ей встать, утерла слёзы платочком. Спустя секунду новая салка вернулась к друзьям, и дети продолжили игру. Майское солнце светило мягко и ласково.
Пашка захлопнул окно. Почувствовав лёгкое головокружение, парень плюхнулся в кресло. Посидел с закрытыми глазами. Потом взял со стола журнал, лениво полистал. Однако сухой треск перелистываемых страниц раздражал, и Пашка отбросил журнал. Подумал, зачем-то замерил пульс. Тот был слегка учащён, но находился в пределах нормы.
Прошёл ещё час. Головокружение усилилось, перешло в боль. Боль не очень острую, но навязчивую, мешающую сосредоточиться. Пашка потрогал лоб. Он показался ему горячим. Тогда парень измерил температуру тела. Она выросла лишь на пол-градуса. Луч солнца упал на термометр, блик больно резанул по глазам. Пашка выругался, подавил вспыхнувшее желание разбить прибор. Спустя пару секунд в голову пришла запоздалая мысль - блик был слишком уж острым. Да и на раздражался раньше парень по таким пустякам. Пашка помассировал виски, сделал  себе холодный компресс.
Спустя ещё два часа его первый раз вырвало. Приступ рвоты был длительный и чертовски болезненный. От её позывов подкашивало ноги, закладывало уши. Когда приступ прекратился, Пашка, совершенно обессиленный, долго валялся в туалете, рядом с унитазом. Ему вдруг стало смешно, когда он представил себя со стороны. Парень ощупал себе лоб и шею. Их покрывал пот.
Когда силы немного вернулись, Клюев поднялся и на ватных ногах подошёл к раковине. Посмотрелся в зеркало. Да, он значительно отличался от себя месяцем ранее. Лицо стало худое, осунулось, кожа побледнела. Однако он ещё был далёк от тех людей-призраков, которыми становятся наркоманы с многомесячным стажем. Пашка ухмыльнулся, подбодрил себя. Затем умылся, прополоскал рот, насухо вытерся полотенцем, не забыв про шею. Снова посмотрелся в зеркало. А через секунду его вырвало повторно.
Перевалило за полдень. Пашка заметно ослаб, но аппетита не было совершенно. Компрессы больше не приносили облегчения. Напольные часы в прихожей тикали немилосердно громко. Вообще, обострились все чувства. Но это не было положительным фактом. Неподвижный воздух гостиной казался спёртым. В кислотно-жёлтых солнечных лучах парили пылинки. Они едва заметно перемещались и были похожи на звёзды, подвешенные в бескрайних просторах вселенной. Звёзды складывались в причудливые, ни на что не похожие созвездия, которые тут же распадались, рассыпались в пыль, из которых они состояли на самом деле. Пашка встряхнулся, отогнал наваждение. Заставил себя сходить на кухню, откуда принёс ведро - на тот случай, если приступ тошноты повторится. Последний не заставил себя ждать.
До трёх часов рвало ещё дважды. Этот факт невероятно удивил Пашку, поскольку он совершенно не понимал, откуда в его желудке ещё что-то берётся? Впрочем, в предпоследний раз его рвало желчью, последний же позыв был почти сухим и очень жестоким. Он окончательно подорвал силы юноши. Около часа Пашка в безвольной позе валялся на полу, апатично уставившись в потолок. Голова раскалывалась, но мозг сохранял ясность. Парень хотел-было заставить себя подняться, приготовить очередной компресс, но неожиданно передумал. "А, катись всё к чёрту!" - пронеслось в мозгу. Эта короткая мысль неожиданно развеселила Пашку, и он разразился гомерическим хохотом. Хохот постепенно перешёл в кашель, кашель стал хрипом. Раздражённое рвотой горло вспыхнуло, словно обожжённое. Пашка свернулся калачиком, стиснул зубы, чтобы перетерпеть внезапную боль. Из глаз брызнули слёзы. Сначала парень подумал, что это от боли. Но потом пришёл к выводу, что это не так. Он не плакал с четырёх лет. Но теперь не смог, не сдержался, дал волю слезам. Скорчившийся в позе эмбриона, рыдающий, Пашка выглядел таким жалким, что его вид тронул бы даже каменные сердца.
Шесть часов. Солнце скрылось за его домом, и в квартире сразу стало сумрачно. Пашка невероятным усилием воли заставил себя поесть, хотя кусок не лез в горло. Клюеву были нужны силы, и он через силу давился продуктами, которые раньше очень любил. Однако не прошло и десяти минут, как парня снова вывернуло наизнанку. В ведре разом оказалось всё, что не принял взбунтовавшийся желудок. Повторить попытку Пашка не пытался. Вместо этого он снова измерил температуру и пульс. Термометр объявил, что у парня жар, а пульс был быстрым и очень нервым. Пот стал липким, холодным и противным. Пашка нашёл в себе силы и снова смог привести себя в порядок. После чего без сил рухнул на постель в своей комнате.
Когда часы в прихожей пробили девять часов вечера, Пашка лежал на кровати, поджав ноги и закрыв лицо руками. Ныли зубы. Сердце колотилось, словно у испуганной серны. Из-за подскочившего давления в ушах стоял звон... Хотя, может, звон был всего лишь игрой воображения?! Пашка отнял руки от лица, осмотрелся. Ему показалось, что за ним кто-то наблюдает. Но нет, погружённая во мрак комната была пуста и казалась мёртвой. Картину не оживляли даже призрачные отсветы, проникавшие сквозь окно с улицы. Тишина угнетала. Звон никуда не делся, Пашка просто ощущал, что стоит тишина. Он снова закрыл лицо ладонями. Какое-то время взор застил успокаивающий мрак, населённый размытыми пятнами света. Ондако вскоре Пашка вновь ощутил присутствие кого-то постороннего. Вдобавок из прихожей послышались шаги. Мерный, тяжёный топот. Кто-то большой и страшный проник в квартиру! Пашка в страхе включил ночник, прислушался, вгляделся в неясные тени, заполнявшие комнату. Нет, никого, он по прежнему один. Никакого топота нет - это всего-лишь тикают часы в прихожей. Странно, что он раньше этого не понял. Ломит зубы...
...Примерно к полуночи ломота в зубах переросла в адскую боль во всём теле. Немилосердно рвало мышцы, словно через них был пропущен электрический ток. Суставы вели себя так, быдто были раздроблены на маленькие кусочки, но при этом оставались целыми. По сосудам разлился жидкий огонь. Пашка метался на смятой постели, извивался как червь, брошенный в кислоту и держался изо всех сил, чтобы не закричать.  При этом, словно по воле некоего садистского разума, мысли Клюева оставались в порядке. Насколько порядок вообще был возможен в данных обстоятельствах. Сдерживая стон, рвавшийся сквозь сведённые судорогой челюсти, Пашка прилагал все духовные усилия на то, чтобы убедить себя в эфемерности кошмарных ощущений. "Это фантомные боли, их не существует! - думал он одну и ту же мысль - Терпи!" Но терпеть получалось плохо, боль была невыносимой.
Так закончились первые сутки без наркотика.

Первые слабые лучи зарождающегося на востоке дня застали Пашку Клюева лежащим на боку, со сложенными перед собой руками и согнутыми в коленях ногами. Боль отступила несколько часов назад, спряталась, затаилась в ожидании, накапливая силы для нового удара. Пашка дышал неглубоко и редко. Простыня размётанной постели была мокрой от пота и очень холодной. Парня колотил озноб. Он неотрывно смотрел в одну точку, туда, где на прикроватном шкафчике стоял телефон. "Один звонок! - нашёптывал чей-то голос - Один звонок, и всё это закончиться! Один звонок может прекратить мучения! Один звонок!" Дважды Пашка был на волосок от того, чтобы протянуть к аппарату руку. Но оба раза какая-то частичка его "Я" останавливала порыв. "Помни! - шептал другой голос - Сдашься сейчас - проиграешь навсегда!" Пашка не понимал, почему он слышит посторонние голоса в абсолютно пустой комнате, и уже совершенно не представлял себе, что - и ради чего - он делает с собой.
Постепенно он накопил силы. Чудовищно медленными, очень экономными движениями Пашка перевернулся на живот, не сдержав при этом тяжкого вздоха. Прошла ещё вечность, прежде чем он смог встать на четвереньки. С черепашьей скоростью парень подполз к краю кровати. Неимоверными усилиями ему удалось встать на ноги. Но тут же закружилась голова, ноги подкосились, и Пашка снова рухнул на постель. Уже совсем рассвело, когда Клюеву удалось подняться окончательно. Измученный взгляд безразлично скользнул по циферблату будильника. Тот показывал без четверти десять. Цепляясь руками за стены и дверные косяки, Пашка добрёл до туалета. Где ещё неполный час, сидя на унитазе, мучился поносом.
После этого стало полегче. Пашка кое-как вымыл руки, умылся сам. Отрешённо глянул в зеркало. Оттуда на него смотрело кошманое, измученное лицо самого Пашки. Нос ещё больше побледнел и заострился. Под глазами залегли тени. Губы приобрели сизый оттенок. Взгляд был полубезумный. Пашка слабо лыбнулся. Отражение скривило губы в жуткой гримасе.
Было очень холодно. Крупная дрожь заставляла помимо воли стучать зубами. Клюев проверил показания комнатного термометра. Двадцать три градуса. Пашка закутался в шерстяной плед и некоторое время просто сидел в кресле, безучастно глядя в одну точку.
Близился обед. Воскресный полдень. Миновал новый приступ диареи. Аппетита по прежнему не было, но желудок скрутило спазмом. Пашка был обязан хоть что нибудь съесть. На автомате проделав нужные движения, парень поставил в микроволновую печь тарелку мясного бульона. Подождал, пока бульон нагреется. Вероятно, Пашка потерял на некоторое время ощущение времени и реальности, потому что, когда он спохватился и достал тарелку из микроволновки, бульон уже был остывшим. У Пашки не было желания греть пищу ещё раз. У него вообще не осталось каких-либо желаний. Он равнодушно поставил тарелку на стол, сел. Ложка, зажатая в кулаке, ходила ходуном. Каким-то чудом Клюеву удалось зачерпнуть немного содержимого тарелки, но непослушный столовый прибор тут-же расплескал бульон по столу. А ведь Пашка даже руку от тарелки отвести не успел. Тогда он решил зафиксировать кисть пальцами другой руки. Это оказалось плохим решением - левая рука дрожала ничуть не меньше правой. Немного поразмыслив, Клюев решил изменить тактику. Он заранее открыл рот и задумал сразу, как только зачерпнёт, максимально быстро отправить ложку по назначению. При таком раскладе хотя бы половина бульона в ложке должна уцелеть. Со всей возможной осторожностью, боясь даже вздохнуть, Пашка подчерпнул супа из тарелки и мгновенно сунул ложку в рот. Вот только в рот не попал, в результате чего зачерпнутый бульон просвистел мимо уха. Пару секунд Пашка молча сидел, сжимая ложку у лица. Внезапно он вскочил, с небывалой энергией отшвырнул ложку, опокинул тарелку с бульоном. Тарелка несколько раз перевернулась в полёте, грохнулась об пол и разлетелась на куски, окропив половину кухни питательной жидкостью. Пашка зарычал, заметался в приступе неконтролируемой ярости, переворачивая столы и стулья, разбрасывая недешёвую кухонную утварь, круша фарфоровые тарелки, миски и чашки. Перед его глазами мельтешили облака, горы, состоявшие из белого порошка. Он хотел их, ему так их не хватало! А-а-а! Пашка перерыл комод, вытряхнул несколько банок с мукой, солью, сахарной пудрой. Он лихорадочно вскрывал их одну за другой, опрокидывал себе в рот, обсыпаясь и давясь их содержимым. Ни в одной из банок не было того, чего он искал, но это его не останавливало. Когда все банки были вскрыты и опустошены, Пашка взвыл, подобно зверю, упал на пол и, пресмыкаясь, пополз к буфету. Распахнув двердцу и выпотрошив хлебницу, он схватил первый попавшийся батон и вгрызся в него зубами. Обезумевший наркоман отрывал от хлеба большие куски и глотал их, почти не пережевывая. И издавая при этом нечленораздельные звуки. Не успел Пашка доесть и половины батона, как его снова вырвало. В этот раз приступ был самым долгим и мучительным, беднягу выворачивало всем тем, что он успел в себя напихать. Выворачивало примо на пол, на одежду. От жутких звуков, сопровождавших процесс, дрожжали стёкла серванта... Когда приступ закончился, совершенно истощённый Клюев опомнился. Он обнаружил себя на заблёванном полу, посреди разгромленной кухни, перепечканной мукой и бульоном, заваленной осколками разбитой посуды. В этот раз у Пашки не нашлось сил даже поплакать.

Он сидел, скрючившись, в ванной, под струями тёплого душа. Вода должна была согреть, но ему было по прежнему очень холодно. Вдобавок, разразился жуткий насморк, и нос Пашки был постоянно мокрым, правда, не от воды. Озноб достал. Снова начали ныть зубы, предупреждая о скорой агонии. Адские, выворачивающие  тело боли порождались обленившимися клетками, которые разучились вырабатывать амфетамин. Пашка не ужаснулся перспективе ещё одной кошмарной ночи, просто отрешённо отметил факт. Он с самого начала знал, на что идёт. И вот теперь пожинал плоды собственного тщеславия.
За вечер нарушение работы кишечника загоняло парня на унитаз ещё несколько раз. Перемазанную крупами одежду не было сил ни стирать, ни убирать. Он просто бросил лежать её на полу перед ванной. После принятия душа хотел пройти на кухню, но передумал. Краем воспалённого сознания отметил, что мама очень, очень расстроиться. Мысль о том, что родителям могло стать плохо при виде мучающегося сына-наркомана, Пашка попросту отогнал. Совершенно нагой, мокрый после водных процедур, он сел на неубранную кровать. Веки горели так, словно за них насыпали песку. В суставах нарастало покалывание. Пашка протёр слезившиеся глаза, посмотрел на свои руки. Они сильно дрожжали. Тогда он взглянул в окно. Весёлое весеннее солнце скрылось за домами, спеша отдохнуть после трудового дня. Солнцу не было дела до Пашкиных страданий. Пашка сам виноват. Клюев бросил взгляд на телефон. Секунду смотрел, потом не выдержал, отвёл взгляд. Ещё оставшиеся крупицы самообладания не позволили взять верх здравому рассудку, гордыня снова настояла на своём. Пашку последний раз убедил себя идти до конца.
Когда опустилась темнота, Пашка уже корчился в агонии. Ломка была сильна, гораздо сильнее, чем прошлой ночью. Парень давился криком, выл и кусал губы, что бы хоть чем-то приглушить рвущийся наружу вопль. Дыхание было нервным и прерывистым. Конечности дёргались так, словно через них пропустили высокое напряжение, пальцы конвульсивно сжимались и разжимались. Каждая клетка тела кричала, просила о дозе. Мозг уже не воспринимал реальности, перед глазами проносились бесконечные шеренги шприцов. "ДОЗА! ДОЗА!" - пульсировало в голове отвратным паразитом. Организм изнывал от жажды по наркотику. Мир, превратившийся в геену огненную, сжался до размеров одного желания - найти дозу! Найти, чтобы прекратить мучения. Если бы Пашка был чуть слабее духом, он бы встал, подобно зомби, не отдавая себе отчёта в своих действиях, пошёл бы на улицу, совершил бы что угодно, смёл бы любые препятствия, чтобы найти ту панацею, дающую, пусть и временно, избавление от всех мучений и проблем. Но Пашка Клюев не был слабаком. И остатки своего духа он бросил на то, чтобы удержаться за последнюю соломинку, отделяющую его от падения в бездонную пропасть, из которой нет возврата. Поэтому Пашка, а вернее то, во что его превратила ломка, не встал, не отправился за дозой, а остался в пустой квартире, на разваленной постели, корчась в невыносимых муках и дико вопя. И его вопль, уже никак не сдерживаемый,  перестал походить на человеческий.
Возвращения родителей Пашка уже не помнил...

Ректор поморщился, вытащил платок и протёр лысину. У него только-что состоялась беседа с Мишкой Мухиным, а до этого - с четой Клюевых. Первый разговор получился нервным и скомканным. Мать Пашки постоянно плакала, растерянный и подавленный Клюев-старший тоже не отличался красноречием. Разговор получился бы малоинформативным, если бы ректор загодя не связался с доктором, к которому попал измученный сухой ломкой Пашка. Доктор однозначно заявил, что организм больного вынес серьёзный шок и крайне истощён, поэтому потребуеться немало времени, чтобы выходить наркомана. Разумееться, при таком раскладе сессию Пашка пропускал, а за употребление ПАВ автоматически вылетал из университета. Родители искренне уверяли, что даже не предполагали о пристрастии мальчика. В свою очередь, ректор сообщил им о догадке декана филфака, о которой сам руководитель учебного заведения умолчал во время последнего разговора с Клюевыми. И родители Пашки, и ректор признали, что промедлили с решительными действиями. Однако судьба распорядилась так, как распорядилась, и с этим уже ничего не поделаешь. Клюев-старший не стал обвинять ректора в нерешительности. Мало того, он был ему безмерно благодарен за участие и сочуствие.Отец Пашки попросил не винить сына за его проступок - парню и так много досталось. И только на них лежит вина за то, каким человеком стал Пашка. После разговора с ректором Клюевы умчались в больницу, где их уже ждали врач Пашки и следователь по наркоконтролю.
А вот беседа с дружком Клюева-младшего многое прояснила. Когда Мишка неохотно, с заминками, рассказал об очередном способе самоутверждения Пашки(благоразумно умолчав о собственной роли в наркоприключении), ректор разозлился не на шутку. Размахивал руками, потел, кричал, грозил суровыми санкциями всем, кто хоть сколь-нибудь замешан в этом деле. Потом, успокоившись, ректор задал несколько на первый взгляд незначительных, но важных вопросов Мишке, после чего отпустил испуганного студента. И крепко призадумался. Выходило, что Пашка - не обычный наркоман. Он подсел на опасное зелье не в погоне за острыми ощущениями, как делал любой другой начинающий торчок, и как делал сам Пашка, когда творил очередное бессмысленное безумство. Вообще, все те "подвиги", которыми Клюев-младший прославился ещё с детства, давно не совершались им ради адреналина и славы. Эти свершения, выстраиваясь во времени в последовательную цепочку, стали своего рода жизненным кредо хулигана, неотъемлемой частью его "Я". Проанализровав известные ему данные о жизни и характере Клюева-младшего, ректор пришёл к выводу, что Пашка - не никчёмный пустышка, падкий на дешёвую славу, каким его считали многие. И не отъявленный хулиган без мозгов, как недавно считал он сам. Нет, на самом деле в характере рекордсмена есть многие черты, которым можно позавидовать - смелость и отвага, несгибаемая сила воли, умение сплачивать вокруг себя людей, склонность к самосовершенствованию. Просто изначально, с самой первой своей шалости, Пашка ступил не на ту дорожку, избрал не тот путь. Единственный сын небедных родителей, постоянно его баловавших, парень невольно лишился трудностей, к преодолению которых стремился его бунтарский характер. Его энергия нуждалась в выходе, но тратить её было некуда. По природе везучий, Пашка изнывал от скуки собственной гладкой жизни уже тогда, когда ещё не задумывался об этом. Поэтому, когда скрываемая в нём энергия неожиданно нашла выход в рискованных проделках, Пашка с радостью бросился открывать его вновь и вновь. Со временем эта потребность в глупостях отработалась до автоматизма, врасла в мальчишку. Именно она являлась первым наркотиком, который Клюев-младший неосознанно употреблял большую часть жизни. И именно она становилась всё сильней, вынуждая Пашку увеличивать дозу. И если вдруг, по какой-то причине, цепь самоутверждающих поступков Пашки прервалась бы, то не нашедшая выхода внутренняя энергия попросту обрушилась бы на своего обладателя изнутри. И тогда бы Клюева-младшего настигла ломка, во много раз более страшная и мучительная, чем чомка наркотическая. Ведь нет ничего более страшного для человека, чем потерять цель в жизни. Даже если эта цель была неправильная, ложная.
От размышлений ректора отвлёк стук в дверь.
 - Войдите. - устало бросил ректор.
В кабинет, многозначительно покашляв, протиснулся декан филфака. Следом за ним решительно вошли трое родителей, членов попечительского совета. Выражения лиц у всех трёх были довольно суровые. В ответ на вопросительный взгляд своего руководителя декан филфака гнусаво изрёк:
 - К вам из попечительского совета, касательно вопроса о бывшем студенте Павле Клюеве.
При этом декан филфака не сумел полностью скрыть мелькнувшую на губах торжествующую улыбку, являющуюся следствием доказанной правоты преподавателя о наркозависимости студента.
Между тем ректор и члены совета обменялись быстрыми приветствиями, и главный из прибывшей троицы без предисловий приступил к делу:
 - О происшествии с одним из студентов нашего учебного заведения нам стало известно вчера, уважаемый ректор. Оно настолько глубоко шокировало весь родительский комитет, что мы тут-же собрали экстренное совещание, главной темой которого... - член совета выдержал паузу - ...стал контроль за поведением студентов. А точнее его отсутствие.
 - Надо полагать, вы сделали этот вывот вследствие того, что ранее  благополучно обучавшийся студент вдруг угодил в наркодиспансер?
 - Не совсем. Признаюсь, мы предполагали сперва, что вышеупомянутый студент был наркоманом и ранее - просто при собеседовании, вступительных экзаменах и последующем обучении этот факт был либо упущен сотрудниками института, либо преднамеренно скрыт.
 - Это клевета, которую даже не нужно опровергать - достаточно ознакомиться с результатами медосмотра студентов. Клюев стал наркоманом совсем недавно. - любезно улыбнулся ректор.
 - Что касаеться упущения факта наркомании, - сухо вставил декан филфака - то позволю заметить, что нашим коллективом не без моей личной инициативы сей факт был вовремя выявлен, а по отношению к студенту Клюеву были приняты меры.
 - Как мы знаем, слишком поздно. - съехидничал член попечительского совета. Обычно бледный декан филфака слегка покраснел. - Так вот, на совете мы тоже быстро поняли, в чём дело. И после продолжительного диспута пришли к следующим решениям. Во первых, обеспокоенные родители просят усилить способы проверки поступающих абитуриентов, дабы в будущем избежать попадания в студенты настоящих наркоманов, а так же людей, имевших судимости или склонных к правонарушениям.
 - Это уже не в моей компетенции. - ректор протёр лысину платком - Вернее, не только в моей. В любом случае вам нужно обращаться в минобразования. Со своей стороны гарантирую сделать всё необходимое, чтобы впредь родители не опасались за своих детей, обучающихся у нас.
 - А это как раз вплотную подводит нас ко второму решению совета. - голос члена совета стал жёстче - Совет требует исключить возможность студента Клюева восстановиться в данном учебном заведении.
 - А вот этого я вам не позволю. - ответил ректор, опершись руками о столешницу - По законам нашей страны любой, находящийся в здравом уме, человек имеет право на попытку поступления и восстановления в статусе учащегося.
 - Поймите, даже если Клюев подлечиться и сможет продолжить учёбу, никто не даст гарантии, что он вновь не сорвётся и не вернётся к наркотикам. - елейным голосом прооворил член совета - А ведь вы знаете, как могут быть опасны наркоманы, и...
 - У вас ведь есть ребёнок. - неожиданно сказал ректор.
Член совета смутился и замолчал.
 - Представьте, что это он попал в эту историю. а вовсе не Клюев.
Член попечительского совете недоумённо переглянулся с другими визитёрами.
 - Жарко что-то... - бросил ректор, развязал галстук и расстегнул верхние пуговицы рубашки.
 - Послушайте... - постарался взять нить разговора в свои руки член совета.
 - Да нет, голубчик, это вы послушайте. Что бы вы - ВЫ - стали делать, если бы ваш ребёнок стал вдруг наркоманом? - ректор поднялся на ноги и через стол наклонился к собеседнику - Вы бы наверняка тоже стали бы изо всех сил защищать его в любом случае, даже не догадываясь о причинах, сподвигших сына или дочь на этот поступок. Так вот, любезный: я эти причины в случае с Клюевым знаю. В отличие от вас. И я приложу все усилия, чтобы студент Клюев закончил это учебное заведение, если хоть на секунду буду уверен, что он извлёк хоть какой-то урок из своего злоключения!
Член родительского совета со скрещенными на груди руками исподлобья смотрел на тучного ректора. За его спиной ускренным шёпотом совещались два других визитёра. Декан филфака со свойственной ему педантичностью поправил сползшие на нос очки. Взгляд декана выражал одобрение сказанной речью.
 - Всё, чего не хватает Клюеву, - негромко заключил ректор и вытер испарину на лбу - это путеводной звезды. Мечты. Цели в жизни. И я помогу ему её обрести.
 
Была середина июня, когда доктор разрешил пускать к Пашке посетителей. Разумееться, с первых дней пребывания в наркологическом стационаре его регулярно навещали родители. Но Клюев-младший порядком соскучился по общению со сверстниками. И был очень рад, когда в ответ на его приглашение в палату завалилась шумная ватага приятелей.
 - А вот и он!
 - Пашка! Как же ты так?!
 - Да перестаньте! Радоваться надо, что он жив!
 - Живее всех живых!
 - Не кричите! Он может быть ещё слаб.
 - И не нервируйте его!
 - Эй, я всё ещё здесь! - слабо улыбнулся Пашка, чем вызвал новую бурю эмоций и последовавших за ними объятий и рукопожатий. Когда эмоции поутихли, посетители плотным кольцом окружили больного:
 - Выкладывай, как ты? - спросила Марина, выкладывая на тумбочку фрукты.
 - Да! Точно! - поддержал её пашкин фанат из параллельного потока, имя которого больной запамятовал.
 - Тут в универе всякие слухи ходили. - пряча глаза, сообщил Муха - Мол, что ты отравился, что отрубился от передозы гериком. Да что там, некоторые поговаривали, что ты откинулся.
 - Ну, теперь вы хотя бы уверены, что последний слух был несостоятелен. - ответил Клюев.
 - Э, да ты, гляжу, не потерял чувства юмора. Что ж, это явно хороший признак.
 - Это, небось, декан филфака первый все слухи разнёс. - довавил Пашка.
 - Так что в самом деле произошло? - поинтересовался Вадим.
Пашка замялся. Марина кашлянула и выразительно посмотрела на Вадима.
 - Я думаю, ему пока неприятно об этом рассказывать! Да и волноваться больному противопоказано. - слегка повышенным тоном заявила Марина. Пашка с благодарностью посмотрел на неё - Возможно, когда он сам захочет, то всё вам расскажет.
Повиснувшее было неловкое молчание нарушил Мишка. Слегка смущённым голосом:
 - Хм, ну... Да! Так, ладно, вцелом... в общем, мы все очень рады, что, несмотря ни на что, ты чувствуешь себя лучше и выздоравливаешь. Правда, искренне рады. От лица всего коллектива желаю тебе скорейшей поправки. Вот!
 - Чует моё сердце, славы Цицерона ты не добьёшься никогда. - вздохнув, произнёс Пашка.
 - Э... что? - не понял Муха
 - Долго репетировал, спрашиваю?
Эта шутка разрядила обстановку. Беседа стала легкой и непринуждённой. Студенты шутили, рассказывали новости из института, перебивая и подкалывая друг друга. А Пашка с невыразимым удовольствием слушал их, подпускал собственные шпильки, добавлял комментарии и улыбался.
 - Так вот, значит, по итогам сессии, с нашего курса вылетели двое.  Во первых, Курочкин, но по нему, думаеться, скучать никто не будет. - доложил Вадим и вдруг запнулся - Ну, а во вторых...
 - Чего уж греха таить, говори прямо, что я тоже остался за бортом. - нисколько не расстроившись, докончил Клюев.
 - Нам очень жаль. - сказала Марина - Но ты пропустил конец семестра и, как следствие, не получил допуска к экзаменам.
 - Да ты бы и не смог их сдать, поскольку валялся здесь. - не совсем тактично вставил фанат из параллельного потока.
 - Ну, думаю, у меня хватит мозгов восстановиться в универе. - заверил друзей Пашка - Вот выпишусь через пару недель и сразу возьмусь за голову. Придёться, правда, начинать курс заново, но это даже к лучшему. Удасться прогулять лекции, которые не получилось прогулять в этом году.
 - Восстановишься, не сомневайся. - заверил Клюева Мишка. - Тем более после тех усилий, которые приложил ректор, чтобы реабелитировать тебя в глазах попечительского совета. Бедняга, он так старался, что даже забывал вовремя протереть лысину! - студенты негромко рассмеялись - Как бы то ни было, ты явно ему нравишься, так что можешь расчитывать на его поддержку. Что до нас, то мы с нетерпением будем ждать твоего возвращения. И новых свершений.
 - Знаешь, я вряд ли когда нибудь ещё стану звездой интернета. - негромко сказал Клюев.
Марина глянула на часы и снова кашлянула. Мишка тожа посмотрел на свои часы, смутился и скоренько засобирался уходить. Остальные студенты зашумели и последовали его примеру.
 - Уже уходите? - удивился Пашка - У меня ведь осталась ещё пара горшочков с мёдом.
 - Нам пора, дружище. - пояснил Муха - Твоя мать, что дежурит в приёмной, на вахте, запретила нам задерживаться надолго. Говорит, доктор настоятельно посоветовал всем посетителям не утомлять больного. Так что выздоравливай скорей.
Группа студентов потянулась к выходу. Пашка поудобнее устроился на подушке и приготовился вздремнуть. Покидавший кабинет последним, Мишка вдруг задержался в дверном проёме. Клюев удивлённо воззрился на товарища.
 - Тут это, кое-кто хочет побыть с тобой наедине. - неловко бросил Мишка, распахнул дверь и исчез. А через мгновенье в дверном проёме появилась Наташа. В синих джинсах и зелёной футболке с принтом. В белом медицинском халате на плечах. С букетом ромашек в руках. И робкой, счастливой улыбкой на лице.
 - Я уж было решил, что ты не придёшь. - пряча ответную улыбку, сварливо проговорил Пашка.
 - Мне показалось, что сюрприз тебе понравиться больше. - просто сказала Наташа. Её изумительной красоты волосы сияли в лучах июньского солнца. И как это раньше Пашка не замечал этого сияния?
Девушка подошла к кровати и присела возле больного.
 - Боже, как же ты... изменился! - с горечью сказала Наташа. Её ладошка гладила высохшую щёку Пашки. В глазах девушки жили нежность и боль.
 - Что, фигово выгляжу, да?
 - Что же ты с собой сделал, Клюев? Зачем? Почему?
 - Потому что я осёл. - ответил Пашка - Осёл, чёртов болван и дурак. Кретинский кретин. Я перепутал небо со звёздами. Неправильно расставил приоритеты. Я погнался за дешёвой славой. Понимаешь, я всегда хотел быть круче самого себя! А тот разговор с Комаром меня здорово зацепил. Вернее, не меня, а моё самолюбие. Я решил переплюнуть все мыслимые рамки, превзойти себя. Не подумав о последствиях.
 - Ты не любишь утруждать себя раздумьями, Клюев. - заметила Наташа и улыбнулась. Но по щеке её, сверкнув, скатилась слеза.
 - Смешно. - похвалил Пашка - Но это правда. А то, что я пережил, связавшись с наркотиками... Я ведь даже рад, что затеял этот эксперимент. И не ужасайся, пожалуйста! Это был жестокий урок, но я кое-что из него усвоил. Кое-что вынес из этой истории. Этот... Чёрт, какой-же термин употребил доктор?.. А, вспомнил! Этот абстинентный  синдром, во! Этот синдром, именуемый в народе ломкой, научил меня одной важной вещи. Мне бы хотелось, чтобы люди, которые ведут жизнь, подобную моей, и совершают те же ошибки - разумееться , я не имею в виду буквально - чтоб эти люди научились на моих ошибках. Поняли бы ту вешь, которую понял я, не испытывая мук, которые я испытал. И я не говорю только про ломку - вся моя жизнь была пустой, фальшивой. Многим моим близким она приносила муки, мне не приносила ничего. До сих пор. Но теперь...
Пашка взял в свою руку ладонь Наташи, закрыл её другой рукой.
 - Теперь я проведу переоценку ценностей. Расставлю приоритеты заново. И научусь ценить то, что имею.
Пашка мягко привлёк девушку к себе и поцеловал... А когда поцелуй был разомкнут, Наташа спросила:
 - Ты не сказал. Что это за вещь, что ты усвоил? Что это за мысль, которую ты понял?
Вопрос был риторическим. И ответа не требовал. Но Павел все же ответил:
 - Я понял, что жизнь слишком хороша, чтобы забивать её всякими глупостями.
 - Наконец-то до тебя дошло, Клюев. - вздохнула Наташа.
Он посмотрел на неё. Она - на него. И оба рассмеялись.